скачать книгу бесплатно
– Молодец! Прикрыть огнем Федина!
Снова застрочил другой немецкий пулемет. Федин, пробежав еще немного, снова упал и скрылся из виду. Именно там была небольшая ложбинка. Все замерли и ждут, как будет Федин нести замполита. Медленно тянутся минуты. И вдруг, словно из под земли вынырнул Федин, и снова побежал по полю. Немцы обрушили на него огонь. Два танка выскочили из леса и открыли по стрельбу по немцам. Было видно Илье в бинокль, как Федин подполз к подбитому танку, положил тело Петра Семеновича на брезент и потащил его к лесу. Федин снова упал. Танк Климова сорвался с опушки и на полной скорости помчался по полю к Федину. Приблизившись к нему, он развернулся и остановился. Климов выскочил из башни, положил тело Петра Семеновича, а сам встал на носовой части машины, одной рукой держась за ствол пушки. Другой рукой он обхватил Федина. Танк Климова понесся обратно к лесу. Вот он совсем близко к опушке, взрыв снаряда – недолет, другой взрыв снаряда – перелет. Еще выстрел, танк качнулся и замер. Из него повалил густой, черный дым.
В глубину леса несли замполита и Федина. Санитар, который осмотрел Петра Семеновича, тихо сказал:
– Пуля в голову, пуля в сердце.
Кто- то вынул из наружного кармана Петра Семеновича партбилет и передал Илье. Он раскрыл его, на него с фотографии глядел совсем молодой замполит.
– Федин жив! Очнулся!
– Всего изрешетили, а жив, дышит, – сказал санитар, осторожно снимая с него комбинезон. Лицо Федина исказилось болью, он с трудом повернул голову на стук лопат. Поодаль рыли широкую, на двоих, могилу. Глаза у него заискрились, он понял, что это не для него пока.
– Спасибо тебе, Федин, от всех нас спасибо, – нагнувшись, Илья поцеловал его.
– Повоюем еще, – ответил Федин.
За спиной Ильи послышался знакомый голос:
– Товарищ капитан, старшина Михайлик прибыл!
Илья повернулся и увидел осунувшееся, давно небритое лицо Михайлика. Он шагнул к нему и крепко обнял.
– Жив?– вырвалось у него.
– Добрался, нашел? А как же наши, как Оксана и Семочка?
Михайлик посмотрел на Петра Семеновича.
Все сняли шлемы, танкисты в суровом молчании стояли полукругом у могилы. В центре, в земле, лежал покрытый красным полотнищем Петр Семенович. С трудом сдерживая волнение, Илья произнес:
– Мы хороним человека, которого все любили. В самые тяжелые минуты он всегда поддерживал в нас веру в то, что русский народ выстоит, победит. Мы никогда его не забудем. Прощай, наш дорогой друг и соратник.
Осторожно опустили тело в могилу. Посыпались комки земли, они издавали глухие звуки. Вдруг зазвучала скорбная музыка. Она приближалась и усиливалась. Илья оглянулся и увидел командира танка Крылова. Он шел медленно, играя на баяне любимую песню Петра Семеновича – « На сопках Маньчжурии». Вот он уже у могилы, и остановившись, запел протяжно и печально. Другие танкисты хором подхватили песню:
Тихо вокруг,
Лишь ветер на сопках рыдает.
Порой из-за туч выплывает луна,
Могилы бойцов озаряет…
Песня звенела все громче, заполняя весь лес. На опушке разорвалась мина, за ней вторая, но танкисты продолжали петь. Все ниже опускал Илья голову, и глаза заволокло пеленой слез.
8.
Илья сидел под лохматой сосной и в руках держал партбилет Петра Семеновича. У него самого такая же книжечка. На него нахлынули воспоминания, как его принимали в партию.
« Сейчас война. Где сейчас наши войска? Надо пробиваться к своим войскам. Не все же так потрепаны, как батальон и полк наш?»– так думал Илья и гладил ящичек из полированного дерева. Под рукояткой торчит записочка и рукой Петра Семеновича написано: « Илья Петрович, на память тебе». И подпись замполита. А в шкатулке толстая тетрадь с его записями. Подошел старшина Михайлик и что-то ломает пальцами. Михайлик небольшого роста, а силы у него много.
– Вот оно как получилось, – заговорил он, – и отошли то куда, еле отыскал вас. Мыкался, мыкался по дорогам и всюду немцы. Утром слышу грохот боя, стреляют наши танки. Нашел вас. Полк-то наш где?
– Все здесь, Михайлик.
– Как же так?
– Расскажи лучше, как там наши.
– Я писал с дороги вам. Всего насмотрелся. В первый же день нас обстрелял « мессершмитт» из пулемета.
– Много сирот появилось. Женщину одну убило, осталась маленькая девочка. Когда хоронили мать, она кричала: «Не надо! Мама возьми меня с собой!» Едва ее от ямы оттащили. Потом она забилась в угол машины и сидела. Самолеты бомбят, а она не уходит. Все дороги были забиты такими детьми. Оксана Дмитриевна осунулась, не узнать ее. Сына из рук не выпускает. В городе, я посадил ее в эшелон. Но вдруг налетели три «хенкеля», начали бомбить эшелон. Посыпались люди из вагонов, а немцам только это и надо – из пулеметов по ним стреляли. Крики и плач кругом. Бросился я искать своих, вижу Оксана Дмитриевна на рельсах лежит, Сему собой закрыла, а Ольга ее тянет за руку. Отвел я их под стену, закрыл от пуль. Семка показывает на свою руку, кровь на ней. Ольга побежала за водой, а он кричит: «Мама, мама!». Я смотрю, царапина небольшая, пуля видно задела руку. Снова посадил в вагон. Переживаю я за Оксану Дмитриевну, Ольге сказал, чтобы до самого места проводила».
Михайлик замолчал, а Илья думал о том, что услышал: « Досталось моим родным и где они теперь? Когда вновь увидимся?»
Глава 3
1.
Горстка людей брела вдоль дороги. Дождь кончился, и высыпали звезды на темном небе. Эту горстку обгоняют немецкие машины, транспортеры, мотоциклы. Люди шарахаются в сторону, остерегаются света фар от машин. С одного грузовика по группе пальнули трассирующими пулями. Все залегла в кустах и стали стрелять из наганов, другого оружия ни у кого не было. А немцы все шли и шли, ярко освещая дорогу фарами.
– Много их, – сказал Михайлик,– да что сделаешь с одними наганами?
На рассвете солдаты залегли в кустарнике, а когда солнце пригрело, снова тронулись в путь. Шли то полем, то лесом, держа путь на восток. Со стороны дороги были слышны треск мотоциклов и шум немецких машин. Над головами пролетали немецкие самолеты.
К обеду группа добралась до какого-то села. Решили осторожно войти и попросить еды. Из крайнего дома выглянул мальчишка и Михайлик попросил его дать еды:
– Второй день без еды мальчуган, если есть, то неси.
Мальчик вынес кувшин молока и каравай ржаного хлеба. Здесь же у дома, танкисты разделили каравай на ломти и торопливо стали есть. Вдруг послышался шум мотора. Танкисты вытащили наганы, и зашли за дом, а Михайлик вытащил гранату. Было еще не ясно, свои это или немцы. Из-за поворота выскочил броневичок.
– Свои! – обрадовался Михайлик и побежал к броневичку.
Из башни броневичка показался капитан. Он окинул группу настороженным взглядом, и стал расспрашивать, кто такие, где служим и почему очутились здесь в деревне.
– Идите все в лес, там наши, – капитан показал рукой, куда идти и скрылся в башне. Броневичок укатил. У всех в группе ночной усталости в ногах как не бывало. На ходу стали строить догадки, кого они встретят? На опушке леса их окликнул часовой и вызвал командира. И снова допрос: откуда, из какой части и как сюда попали.
– Кто ваш командир? – спросил Илья под конец расспросов.
– Полковник Гордиевский!
– Так это же…,– вырвалось у Ильи.
И в памяти Ильи появился Константин Николаевич, такой, каким он его видел в последний раз, перед арестом. Это было задолго до войны.
Поздно вернулись из театра они с Ксенией, а дверь им открыл Константин Николаевич.
– Тебе Ксения не холодно в таком легком платье? – спросил он дочку.
– Нет, папа, – весело ответила она.
А у самой лицо бледное, большие черные глаза блестят. Закашлялась и отвернулась, закрыв рот платком. Худенькие плечи Ксении вздрагивали. Прижав ее к себе, Константин Николаевич ласково сказал: « Эх ты, обманщица!»
« Да, он совсем не такой, как на службе», – подумал тогда Илья.
Он вспомнил, что Константин Николаевич оставил его ужинать и назвал просто Ильей. Тогда Гордиевский рассказывал, как брали Перекоп, за который он получил орден. Как шли по грудь в воде через Сиваш. Рассказывал, как взвод, которым он командовал, батарею захватил. Как отбил атаку белогвардейской конницы и держался до прихода Красной Армии. Ксения кашляла, но старалась его подавить. На платочке приложенного к губам, была видна кровь. Константин Николаевич заботливо прикрыл плечи дочери теплой шалью. Ушел тогда Илья с чувством глубокого уважения к этому человеку. А утром он узнал, что Константина Николаевича арестовали.
Теперь он шел к нему и думал, узнает ли его Гордиевский?
Полковник стоял у дерева. Его взгляд остановился на Илье. Комдив нахмурил брови, но вот складки на лбу разгладились, и на лице появилась улыбка.
Константин Николаевич подошел к Илье и положил на плечи руки.
– Ну, здравствуй, Илья! – он окинул Шевчука взглядом с ног до головы.
– Три года я не видел тебя, как ты возмужал, раздался в плечах! Илья стоял перед ним и с тревогой думал о том, как доложит ему о батальоне, который перестал существовать.
– Ты не рад встрече? Ну, рассказывай.
У Ильи как будь-то что-то, оборвалось внутри. Он начал все рассказывать. Комдив слушал не перебивая. Илья осмелел, поднял голову и взглянул ему в глаза. Изменился Константин Николаевич, постарел. Виски у него побелели, глаза запали, морщины на лбу резко выделились.
– Ну, идем, пообедаем, проголодался, наверное. Константин Николаевич взял Илью под руку и повел на «кухню».
– Побриться тебе надо, ишь, какую бороду отрастил. Сейчас дам свой прибор.
Илья оглянулся назад
– О людях своих не беспокойся, их тоже покормят.
На «кухне» вместо стола ящик, а на нем две тарелки. Два ящика поменьше заменили стулья. Ели молча. Первым заговорил Константин Николаевич:
– Илюша, за то, что Ксению в трудный час не оставил, спасибо тебе. В последний час, как она?
– Я видел ее в больнице. Говорила, что чувствует себя хорошо. А у самой кашель был. С другом своим Семеном, договорился в санаторий ее отправить. На второй день пошел ее порадовать, а ее уж нет.
Константин Николаевич согнулся, поник и стал задыхаться. Илья подал ему кружку воды.
– А потом, что было потом?
– На следующий день похоронили ее.
– Как она хотела выздороветь! На курорт я хотел ее отправить! И не успел…
Комдив поднялся и сказал:
– Ну, иди, принимай танки, мало их, но что поделаешь.
Илья пошел к танкистам. И вдруг увидел капитана Сапегина. С ним учился Илья вместе в военной школе.
– Илья! – обрадовался он, – Вот так встреча!
Они отошли в сторонку, и он начал рассказывать:
– Три раза пытались пробиться к вам на выручку, но не удалось. Первая атака была успешной, немцы побежали. А потом подошли их свежие части, навалились с трех сторон. Нам пришлось отойти. А три дня назад немцы оказались в тылу. Дважды прорывались с боями. Последний раз комдив взял винтовку и сам пошел в атаку. Пуля ему задела руку.
– А как сейчас обстановка?
– Немцы опять впереди. Думаю, что ночью будем пробиваться.
– Людей много?
– Полтысячи наберется. Подбираем по пути, теряем и снова подбираем.
– А машины есть?
– Всего три броневичка и два танка, – Сапегин кивнул в сторону полянки, – там стоят.
2.
Возле бронемашин и танков копошились люди в комбинезонах. Немного поодаль горел костер, а около него суетился повар. Он помешивал в котле какое-то варево. Навстречу Илье шел быстрым шагом Михайлик. Он уже успел привести себя в порядок. Он вымылся, побрился и почистил одежду. На похудевшем его лице резче обозначились скулы и подбородок заострился.
– С техникой живут душевно, варят кашу. Добра гэта. Порядок воинский соблюдается тут, – доложил он, когда подошел к Илье.
Илья Шевчук собрал людей и сообщил, что назначен к ним командиром. Затем, он стал расспрашивать о состоянии боевых машин. Его обрадовало, что машины все исправны. Есть горючее и боеприпасы.
– Нельзя нам, – сказал Илья, – ронять честь бронетанковых сил. На нас надежду большую имеет комдив.
– Да разве ж мы замараем? – ответил кряжистый танкист.
– Когда пойдем, товарищ капитан?
– Этого я не знаю, скажут потом, – ответил Илья.
– Готово! – громко объявил повар, продолжая облизывать ложку.
– Эх, и каша, други мои, давно такой не едали! С лучком!
Загремели котелки и кружки. Кряжистый парень подсунул консервную банку. Михайлик достал где-то кусок жести, согнул ее и тоже подошел к кашевару.
– На двоих с командиром, – сказал он повару.
– Так нельзя, – возразил тот и пошел к танку, принес оттуда алюминиевую тарелку и ложку, – Это неприкосновенный запас.
– Он у нас, Петрищев-то, по совместительству кашеварит, – сказал кряжистый танкист, – отменно машину водит и кашу варит, – Добавь-ка еще.
– Сколько умял и еще просишь?
– Ничего, справлюсь! Уж больно хороша каша! Коли без добавки, словно и не обедал. Накладывай мне, не стесняйся!