скачать книгу бесплатно
Ох, да я – красавица!
Ночь я провожу в гостинице (не знаю, как такие заведения называются здесь) – небольшой и очень шумной. На первом этаже до утра поют песни подвыпившие постояльцы, и хозяину даже в голову не приходит как-то их урезонить. Похоже, здесь это в порядке вещей. Так что засыпаю я только на рассвете, а выезжаю из города уже после полудня.
Всю дорогу до поместья де Ламарков я пребываю в задумчивости. Мэтр Доризо остался в городе, чтобы подписать какие-то документы, которые должен подготовить секретарь суда, и я еду в карете одна.
Мне нужно определиться, как вести себя в роли графини. Я не знаю о ней почти ничего. Не знаю ее привычек, ее манер. Не знаю, кого она любила, а кого – ненавидела.
А ведь сейчас, после выигранного дела, в поместье рекой потекут друзья и соседи – чтобы выразить почтение, восхищение и т.д. и т.п. И с ними нужно будет вести беседы, называя их по именам.
Допустим, с титулами я как-нибудь разберусь – зря, что ли, столько романов Дюма в детстве перечитала? Здесь, вроде, похожая система. К герцогу обращаются «его светлость», к графине – «ее сиятельство». Нужно еще выяснить, что там с баронами и маркизами. Но тут главное – слушать и запоминать.
А вот с именами сложнее. Предположим, в первый день после возвращения домой я еще могу сослаться на то, что судебная тяжба так сильно повлияла на меня, что я не хочу ни с кем разговаривать. Но рано или поздно мне придется общаться с людьми, которые окружали графиню. Конечно, вряд ли она знала имена всех слуг в своем поместье (в конце концов к какому-нибудь лакею хозяйка может просто обратиться «эй, ты!»), но неплохо бы выяснить, как зовут хотя бы ее горничную и управляющего. Если я не буду узнавать тех, кого графиня знала с детства, боюсь, меня примут за сумасшедшую.
Из окна кареты открывается вид на красивое двухэтажное здание с эркерами, стоящее на ровном зеленом лугу. Облегченно вздыхаю. Кажется, в поместье графини порядок. Надеюсь, я смогу ничего там не испортить.
Через пять минут карета останавливается перед крыльцом. Споро подбежавший лакей распахивает дверцу и помогает мне выйти. А по ступенькам уже спускается молодая женщина со светлыми (словно соломенными!) волосами, уложенными в простую прическу.
– Как я рада вашему возвращению, ваше сиятельство!
Интересно, кто она? Судя по тому, как почтительно она преклоняет голову, не подруга и не близкая родственница. Экономка? Компаньонка? Ох, как же всё сложно!
– Я тоже очень рада вернуться домой, – даже эти простые слова даются мне с трудом.
То, что я успела узнать о графине в зале суда, характеризует ее как человека весьма властного (вон, как ее боятся слуги!), решительного и не всегда соблюдающего закон. Но вот какой она была с близкими ей людьми? С теми людьми, которые как раз и смогут обнаружить подмену.
– Я взяла на себя смелость распорядиться об обеде, – сообщает блондинка и замирает, ожидая моего ответа.
Я только киваю. Обед – прекрасная идея. У меня уже урчит в желудке. Надеюсь, кормят тут прилично.
Я вхожу в здание, стараясь не выдать свое любопытство. Внутреннее убранство особняка вполне соответствует его внешнему облику. Всё здесь устроено стильно, разумно и выдает хороший вкус хозяйки. Никакой излишней помпезности или показной роскоши.
Окна столовой выходят на красивый парк, и прежде, чем подойти к заставленному яствами столу, я любуюсь открывшимися видами. Большой пруд с лебедями, уютная беседка на небольшом островке, ровные аллеи.
Блондинка подает знак выстроившимся с подносами возле дверей слугам.
– Я не знала, что ваше сиятельство захочет на обед, а потому велела повару приготовить несколько перемен блюд.
Мне кажется, что на столе уже достаточно всякой еды, но не ругать же девушку за услужливость?
Блондинка тоже садится за стол в некотором отдалении от меня. Значит, не экономка. Возможно, дальняя родственница из почтенной, но разорившейся семьи.
Сначала я пробую очень вкусный рыбный паштет с зеленью – такой нежный, что он просто тает во рту. Потом – заливное из рыбы.
Моя сотрапезница весьма умеренна в еде. Проще говоря – она клюет как птичка. То ли стесняется, то ли заботится о фигуре.
Подают уху из похожей на стерлядь рыбы. На горячее – запеченного карпа, тушеного в сметане угря и еще какую-то неизвестную мне жареную рыбу. Нет, всё это очень вкусно, но я всегда предпочитала мясо.
От десерта я решительно отказываюсь. Я уже так наелась, что не смогу проглотить ни кусочка.
– Что пожелаете на ужин, ваше сиятельство?
Я задумываюсь. Наверно, здесь у каждого блюда есть свои названия, и если я потребую гуляш или стейк из свинины, то могу попасть впросак.
– Даже не знаю, – бормочу я, – возможно – запеченную говядину.
Надеюсь, это достаточно нейтрально?
Но девушка почему-то смотрит на меня с изумлением:
– О, ваше сиятельство! Но вы же не едите мясо!
Вот ведь засада! И сколько еще таких капканов поджидают меня в поместье?
Конечно, можно сделать вид, что она не расслышала, и я имела в виду запеченную рыбу, но, боюсь, без мяса я тут долго не протяну. Поэтому я решительно подтверждаю:
– Теперь уже ем. Или вы думаете, что пока я находилась в городе под следствием, кто-то интересовался, что я хочу на обед? Я вынуждена была есть то, что мне приносили, и поняла, что много лишалась, отказываясь прежде от мяса.
– О, простите, ваше сиятельство! – девушка полна раскаяния. – Я не подумала об этом.
Я пытаюсь подбодрить ее улыбкой:
– Ничего, всё в порядке. А сейчас я хотела бы отдохнуть. Дорога меня немного утомила.
Но вместо того, чтобы отвести меня в спальню, девушка топчется на месте:
– Разве вы не зайдете к ее светлости?
Что? Какая еще светлость?
Блондинка торопливо добавляет:
– Ваша бабушка так беспокоилась о вас!
Нет, ну это уже чересчур! Только бабушки мне тут и не хватало!
6. Эжени. Моя почти бабушка
Должно быть, у меня после ее слов вытягивается лицо, потому что блондинка краснеет и принимается торопливо оправдываться:
– Простите, ваше сиятельство! Я понимаю, что и суд, и дорога были крайне утомительны, и вам просто необходимо отдохнуть. Но ее светлость…
Так, стоп! Она называет какую-то бабушку «ее светлость». Но ведь это значит, что та – герцогиня. А этот титул куда более высокий, чем графский. Как всё запутано!
Чем больше я думаю об этом, тем больше склоняюсь к мысли, что мне нужна сообщница. Та, которой я расскажу всю правду, и которая будет постепенно вводить меня в курс дела. Мне всё равно без этого не обойтись. Мне придется открыться хоть кому-то – чтобы сохранить тайну для всех остальных. И этот кто-то расскажет мне о графине и о поместье, будет называть мне имена прибывающих сюда гостей.
Да, это серьезный риск, но я вынуждена буду на него пойти. А иначе все узнают, что я – самозванка. Я ничего не знаю не только об Эжени де Ламарк, но и о стране, в которой оказалась. А было бы неплохо хоть немного ориентироваться в ситуации.
А эта блондинка кажется мне вполне подходящей кандидатурой на роль моей наперсницы. Если она поверит мне, если поддержит меня, то станет просто кладезем полезной информации. Нужно только объяснить ей, что я оказалась тут не по своей воле и ничуть не желала зла ее настоящей хозяйке.
Мое молчание девушка принимает за неодобрение и расстраивается еще больше.
– Я знаю, ваше сиятельство, что вы не любите ее. Но прошу вас – проявите капельку почтения к ее возрасту.
Значит, между графиней и ее бабушкой – отнюдь не идиллические отношения. Ну, что же, это даже к лучшему. Может быть, мне удастся хотя бы на время отложить этот визит. Одно дело – общаться с друзьями и знакомыми графини. И совсем другое – с близким ей человеком.
– И я понимаю – она вам не совсем бабушка…
Ох, да что же это такое? Как это – не совсем бабушка?
Девушка будто читает мои мысли (хотя, надеюсь, это не так):
– Она всего лишь сестра вашего дедушки. Но она – самая старая представительница рода де Ламарков, и я прошу вас…
Значит, сестра дедушки. Того самого дедушки, который когда-то влюбился в мою настоящую бабушку. Быть может, она даже сама была знакома с бабой Надей. От мысли об этом у меня начинает кружиться голова. Нет, ото всего этого я скоро чокнусь!
Я решаю отложить доверительный разговор с блондинкой хотя бы до вечера. А вот с этой «почти бабушкой» можно познакомиться прямо сейчас. Ей, наверно, уже лет восемьдесят, не меньше, что для прошлых веков (а я же не в будущем оказалась!) весьма почтенный возраст. И она наверняка плохо видит и плохо слышит.
– Вы, конечно, можете сказать, что она тоже не любит вас, и будете правы…
Ого, так нелюбовь взаимна! Это еще больше упрощает дело. Я загляну к ней на минуточку, засвидетельствую свое почтение, поблагодарю за беспокойство и займусь другими делами.
Интересно, чем же графиня так провинилась перед своей двоюродной бабушкой? Хотя зачем мне это знать? Пусть разбираются сами.
– Герцогиня – не самая приятная женщина, – продолжает лепетать девушка, когда мы идем по коридорам, направляясь, судя по всему, в другое крыло здания. – Но она так одинока, и мне так ее жаль!
Ну, что же – в этом мы с ней похожи. В Виларии трудно отыскать человека, более одинокого, чем я.
Мы останавливаемся перед двухстворчатой дверью, которую блондинка открывает почти бесшумно.
– Я вас оставлю, хорошо?
И удаляется прежде, чем я успеваю хоть что-то ответить. Кажется, она эту бабушку не только жалеет, но еще и боится.
– Ну, что ты встала у порога? – доносится до меня громкий и хриплый голос. – Входи!
Окно в большой, но несколько мрачноватой комнате распахнуто настежь, но это не спасает воздух от едкого табачного дыма, который плавает тут повсюду. Сама герцогиня сидит в кресле с высокой спинкой. Собственно, только спинка кресла мне и видна, потому что оно развернуто к окну, и ее светлость не считает нужным ни встать, ни хотя бы обернуться в мою сторону. Еще я вижу ее руку – тонкую, с обвисшей кожей. И эта рука держит мундштук с сигаретой.
– Значит, ты вернулась, – герцогиня не спрашивает, а констатирует факт. – Впрочем, я не сомневалась, что ты сумеешь выкрутиться – после той-то суммы, что запросил адвокат! Надеюсь, он отработал свой гонорар с блеском?
Я всё-таки переступаю через порог и притворяю дверь изнутри.
– Ты не голодна? А не то я велю принести обед на двоих. Хотя ты же не ешь мясо. Но, думаю, Дениз уже об этом позаботилась.
Кажется, блондинку зовут Дениз. Уже хоть что-то.
– Она неплохая девушка, но уж слишком суетлива. И покорна как овца. Терпеть не могу таких.
Не знаю, зачем она хотела, чтобы я навестила ее? Чтобы говорить, ей не требуется собеседник. Но это даже к лучшему. Кто знает, не вызовет ли у нее подозрения мой голос?
– А ты слишком строга к ней. Всё-таки она – не служанка, а родственница, пусть и дальняя. Бедняжка не виновата, что ее брат проиграл подчистую все средства, которыми они располагали, и не нашел лучшего выхода, как застрелиться. Впрочем, ты дурно обращаешься не только с ней. Но это я еще могу понять – чего же можно было ожидать от дочери Клэр Аренвиль? Но вот то, что ты стала не чиста на руку, не лезет ни в какие ворота. Скажи на милость, зачем ты стала продавать поддельные документы? Разве тебе не хватало тех денег, что приносило поместье? Како й позор для де Ламарков! Хорошо, что твой дедушка Рауль не дожил до этого дня.
Она затягивается и выпускает в воздух новые кольца дыма.
– И не оправдывайся, – строго говорит она, хотя я вовсе и не делаю этого. – Поступок графа де Версен, конечно, выбил тебя из колеи, но то, что тебя бросил жених перед свадьбой – не повод становиться преступницей.
Ну, вот – еще и подлец-жених на мою голову!
Она по-прежнему даже не смотрит на меня. И разговаривает сама с собой, хоть и обращается вроде бы ко мне. Но то, что ее светлость не жалует графиню де Ламарк, я поняла бы и без предупреждения Дениз.
– В тебе слишком много гордыни, дорогая! Не гордости, а именно гордыни. Да, я вполне понимаю твое уязвленное самолюбие. Но согласись – о том, что твой жених бесчестен, лучше узнать до свадьбы, а не после неё.
Я в ответ только киваю, хоть и понимаю, что она не увидит моего кивка.
– Да что ты топчешься у дверей? – сердится она. – Подойди поближе.
Когда я подхожу почти к самому ее креслу, она, наконец, снисходит до того, чтобы повернуться в мою сторону. Наши взгляды встречаются лишь на мгновение: мой – настороженный и ее – почти презрительный.
И мундштук вдруг выскальзывает из ее руки и падает на ковер.
Я торопливо наклоняюсь, подбираю его, убеждаясь, что ворс не пострадал. А когда снова принимаю вертикальное положение, то вздрагиваю, замечая, как переменилась герцогиня. Ее мутновато-зеленые глаза полны слёз, а руки дрожат так, что у нее не получается поднести к лицу платочек.
– Неужели, это оказалось возможным? – шепчет она. – Через столько-то лет?
Я почти уверена – она поняла, что я – не графиня. Но как она догадалась? Ведь я еще не произнесла ни слова. И если это настолько явно, то это поймут и другие.
Я замираю, готовясь к тому, что она схватит со стола колокольчик и вызовет на подмогу слуг. А потом обвинит меня в том, что я завладела телом ее внучатой племянницы, и я снова окажусь в тюрьме. Только теперь у меня не будет денег на адвоката.
Но старая женщина не предпринимает никаких действий, чтобы меня разоблачить. Она только смотрит на меня и плачет.
– Как ты оказалась здесь, дитя мое? – тон ее сейчас совсем другой, чем пять минут назад.
Я не уверена, что должна сказать правду. Может быть, лучше всё отрицать? Но я не думаю, что у меня получится. А герцогиня, кажется, отнюдь не негодует. Напротив, она нежно касается моей руки.
И я решаюсь рассказать всё, как есть. Мне надоело притворяться, бояться и врать. Да и без поддержки мне тут не обойтись.
– Я не знаю, ваша светлость, – бормочу я и по ее знаку опускаюсь на стоящий рядом низенький пуфик. – Всё, что произошло, – полная неожиданность для меня самой.
Пока я еще ни в чём не призналась. Я жду ее ответных слов. А она хочет конкретики.
– Когда ты попала в тело Эжени?
Я чувствую дрожь во всём теле. Я как будто снова попала в зал суда.
– Я оказалась прямо на скамье подсудимых, – слова даются мне с трудом.
Герцогиня вздыхает:
– Бедная девочка! Представляю, каким ужасом это для тебя стало! Но я надеюсь, тебя хотя бы предупреждали, что однажды это может случиться?
