Слова в дни памяти особо чтимых святых. Книга вторая. Июнь

скачать книгу бесплатно


В чем же смысл подвига благоверного князя Димитрия Донского? С политико-экономической точки зрения итоги его правления кажутся крайне прискорбными: ордынский гнет ужесточился, военные силы были подорваны, страна разорена. Почему же слава благоверного Димитрия в памяти народной затмила славу первых собирателей Руси – Иоанна Калиты и Симеона Гордого, при которых страна наслаждалась покоем и относительным благоденствием? Почему русский народ Божий увидел князя-освободителя в святом Димитрии Донском, а не в Иоанне III, при котором страна действительно стала независимой от Орды?

Ордынским гнетом правосудный Господь врачевал застарелый смертный грех Древней Руси: братоубийственное разделение, позор нескончаемых междоусобиц, в которых лилась кровь православных людей. Ни у народа, ни у его правителей не хватило духовных сил, не хватило стойкости в вере Христовой, чтобы самим покончить с преступной игрой удельных властолюбцев, прийти к благому единению о Господе. Тогда попущенным от Бога жестким учителем пришла и воцарилась Орда. Далеко не сразу и не всеми был понят этот урок Промысла Божия, и только великие князья Московские начали останавливать безумие княжеских междоусобиц и смут, длившееся даже в порабощенной чужеземцами Руси.

Иоанн I Калита был гениальным политиком, объединявшим страну с помощью государственной мудрости. Симеон Гордый мог править Русской землей властно и самодержавно, потому что его любил и ему покровительствовал властитель могучей Орды хан Джанибек. Но ни государственный разум, ни подкрепленная силой власть не могли явиться прочной основой для объединения Руси, поэтому-то вновь начались раздоры и шатания при Иоанне II Добром. Только благоверному Димитрию Донскому удалось сплотить Родину на истинно крепком, духовном основании.

Свет души, чистота сердца, глубокое благочестие святого князя Димитрия озаряли его личность, и народ увидел и понял: этот правитель не ищет своего, но жертвует собою в тяжких государственных и воинских трудах ради блага Отчизны. Доверие к благоверному великому князю порождало веру в совершаемое им общерусское дело. Мать-Церковь благословляла его на подвиги, он был воспитанником святителя Алексия, с ним были молитвы преподобного Сергия, он звал людей за собой во имя Христово – и те, кто становился под великокняжескую хоругвь, чувствовали себя уже не суздальцами или ярославцами, а православным русским народом.

В Куликовской битве Русь преодолела застарелый страх, внушенный Батыевым нашествием (после Батыя еще долго не только мирное население, но и воинские дружины русичей бежали стремглав при одном слухе о приближении ордынского отряда). Мамаево побоище показало, что Русская земля способна противостоять всей собранной воедино мощи Орды. Но не в этом высший смысл Куликовской победы. То было величайшее свершение, общая победа Святой Руси, перед величием которой осознавались ничтожество и мерзостность удельных амбиций. После Куликовского подвига Русь научилась видеть в разрушителях единства предателей, богопротивников. Вот почему так быстро изживались косные удельно-местнические пристрастия и как бы сами собой потухли упрямые «патриотизмы» рязанский и тверской, уступая место священной любви к Православной Святой Руси.

Единый Господь вершит судьбы людей, народов, государств. Но каждое благое деяние, великое или малое, творится при встрече всесильной благодати Божией с доброй человеческой волей (в богословии эта таинственная встреча именуется «синергией» – содействием). Небесный Отец не насаждает добра насильно: Он ждет, когда человек сам всеми силами души устремится к Божественным дарам.

В человеческих силах положить начало, засвидетельствовать искренность своего порыва. Тогда Всещедрый Господь ниспосылает нам Свою всемогущую помощь, дарует Свою непобедимую победу. Совершитель – всегда и только Единый Бог, чтобы никакая плоть не хвалилась (1 Кор. 1, 29) своими делами перед Всевышним. Так совершается спасение человеческой души, так же вершится возрождение целых народов.

Трудами святого правителя Руси, благоверного Димитрия Донского, созидался единый порыв русского народа к небесной помощи. В этом – смысл жития, величайшая заслуга благоверного князя Димитрия. Но Создателем истинного единства и свободы Руси явился Господь Милующий, явился в зримых чудесах и знамениях. Благоверному Димитрию не пришлось хвалиться пред Господом славой князя-освободителя. Глубоко смирившись, святой Димитрий Донской высказал в своем завещании лишь робкую надежду: «А переменит Бог Орду, дети мои не имут давати выхода (дани)».

Бог переменил Орду вскоре после кончины благоверного Димитрия. Хан Тохтамыш вздумал противиться победоносному эмиру Тимуру Тамерлану – и был сломлен как тростинка. От этого удара Орда уже не оправилась, все глубже погрязая во внутренних смутах и расколах и все меньше имея сил для вмешательства в жизнь Руси.

Но сила, сломившая Орду, надвигалась и на Русь. Непобедимый эмир Тимур, у ног которого уже лежало двадцать держав Востока, вел свои войска к Москве. И хан Тохтамыш, и Мамаево полчище, и даже Батый не шли в сравнение с подобной грозой. А в Москве княжил молодой Василий Димитриевич, не обладавший великими государственными и полководческими талантами своего отца, благоверного Димитрия Донского. По человеческому разумению, спастись Руси на этот раз было невозможно. Однако всеспасающая помощь Господня явилась народу, отчаявшемуся в земной помощи и прибегшему к заступничеству Царицы Небесной.

Войска эмира уже перешли Дон, когда по велению святителя Киприана в Москву была перенесена Владимирская чудотворная икона Матери Божией. Все жители столицы, знатные и нищие, старики и дети, здоровые и больные, вышли за городские ворота встречать величайшую святыню Руси. «И яко узреша Пречудный образ Богоматери и на пречистых Ея дланех Пречистый образ Иисус Христов, и вси падоша на землю, со многосугубыми слезами из сердца вздыхающе и молящеся прилежно». Народ едиными устами и единым сердцем взывал: «Матерь Божия! Спаси землю Русскую!» И не силами человеческими, но Высшей Силою совершилось спасение.

Эмир Тимур был ревностный мусульманин, но и мусульмане почитают Деву Мариам – Матерь безгрешного пророка Исы (так ислам называет Иисуса Христа). В тот самый час, когда Русь молилась перед Владимирским образом, эмиру предстало грозное видение – небесное воинство во главе с Пресвятой Девой, повелевающей ему покинуть русские пределы. Эмир Тимур Тамерлан повиновался Высшей воле и увел свои войска.

Прошло почти сто лет – и так же молилась первопрестольная Москва перед Владимирским образом Богородицы, когда на реке Угре в 1480 году стояли друг против друга войска великого князя Иоанна III и ордынского хана Ахмата. Битвы не произошло. Ханские полки бежали прочь, гонимые непонятным ужасом. Так не земным оружием, а Божественной помощью по молитвам Царицы Небесной свершилось окончательное освобождение Руси от ордынского гнета. Так Всемилостивый Господь увенчал порыв, ради которого сплачивал русский народ благоверный князь Димитрий Донской.

Возлюбленные о Господе братья и сестры!

Злом, терзавшим Древнюю Русь: расколами и смутами, удельными властолюбием и братоненавистничеством, – чревато наше мятежное время. Десятилетия под игом богоборческого режима разрушили духовное единство народа. Распалась великая держава. Вновь разделены Русь Киевская и Русь Московская; на Украине льется кровь, усиливается церковный раскол, учиненный бывшим митрополитом Филаретом (Денисенко), развивается папистская уния – так спасение человеческих душ попирается ради националистических амбиций. Местнические интересы грозят разорвать в клочки всю Русскую землю.

Несравненно хуже ордынского было большевистское иго, обескровившее саму душу народа. Теперь страна из тоталитарного ледника брошена в омут разобщения. Никакие политико-экономические расчеты не помогут там, где царят жажда власти, корысть и вседозволенность. Никакой патриотизм не спасет Русь, пока русский народ не вспомнит основу основ своей жизни – Святое Православие. Вся русская история во все века свидетельствует: наше Отечество спасалось и крепло лишь прибегая под Покров Царицы Небесной, милостью Бога Вселюбящего.

В 1993 году, когда в Москве вспыхнул очаг гражданской войны, было явлено чудо Матери Божией, о котором молчала и поныне молчит «демократическая» пресса. Когда Патриарх Алексий II и народ молились перед Владимирским образом Богородицы, противоборствующие стороны внезапно прекратили военные действия. Но вот музейные работники вновь изъяли Владимирский образ из храма – и кровопролитие возобновилось. Политиканством и воплями о «культуре» был заглушен обращенный к народу небесный зов.

Страшнее Мамаева полчища орды демонов-разрушителей, которые идут на нашу землю под знаменами наживы, насилия, разврата, ереси, безбожия, оставляя за собою пепел сожженных человеческих душ, суля вырождение и конечную гибель Руси. Но еще возможно отвратить эту пагубу, если многогрешный народ опомнится, наконец, и осознает себя не безродной массой, а православным народом Божиим.

Будем же молиться Всевышнему: да просветит Он очи заблудших братьев и сестер наших, да ниспошлет Он вновь на русскую ниву Свою преподобных молитвенников и благоверных вождей – подобных святому Димитрию Донскому мужей силы и разума.

Богу же нашему слава всегда, ныне и присно и во веки веков.

Аминь.

Слово в день обретения мощей святителя Алексия, митрополита Московского и всея России, чудотворца

(20 мая / 2 июня)

Яко сокровище пребогатое, многолетно в земли сокровенное, честныя мощи твоя обретошася чудоточащыя, всеблаженне отче святителю Алексие: от нихже врачевство приемлюще обогащаемся.

    Тропарь на обретение мощей святителя Алексия Московского

Во имя Отца и Сына и Святого Духа!

Дорогие во Христе отцы, братья и сестры!

Сегодня Святая Православная Церковь празднует память обретения мощей святителя Алексия, митрополита Московского и всея России, чудотворца, – верного служителя Христова, защитника Православия, доброго пастыря, ревностного делателя на ниве церковной.

Будущий святитель Алексий, нареченный во святом Крещении Елевферием, происходил из знатного боярского рода. Родители его, Феодор и Мария Бяконты, были боярами Черниговского княжества. Святой Алексий родился около 1300 года в Москве, куда боярин Феодор Бяконт переселился из Чернигова оттого, что край Черниговский, опустошенный Батыем, не переставал терпеть нападения от татар. Под защитой же святого благоверного князя Московского Даниила Александровича нашел он мирную и спокойную жизнь, заняв одно из первых мест при княжеском дворе. Князь Даниил очень ценил мудрого боярина, заботящегося не столько о собственной выгоде, сколько об интересах народа и государства; немаловажным знаком княжеского благоволения стал и тот факт, что восприемником родившегося в Москве сына Бяконтов стал сын и наследник самого Даниила Александровича – князь Иоанн Даниилович (впоследствии великий князь Московский Иоанн Калита (1288–1340)).

Таким образом, с самых ранних лет перед юным Елевферием открывались поистине великолепные перспективы. Знатность, богатство и общественное положение его отца, прекрасное образование, которое Феодор Бяконт старался дать всем своим детям, собственные недюжинные таланты – а мальчик рос не по годам разумным, прилежно и с интересом учился – все это давало Елевферию все возможности для того, чтобы блестяще преуспеть на светском поприще. Он мог бы в будущем стать таким же видным и влиятельным государственным деятелем, как его отец, прожить жизнь в довольстве и достатке, радуясь не только многочисленным успехам по службе, но и спокойной, мирной жизни у домашнего очага, в окружении семьи…

Несомненно, такой же благополучной судьбы всей душой желали для Елевферия и его родители. Но у каждого человека свой собственный путь ко спасению – и Господь указал юному Елевферию Бяконту другую дорогу. Мальчик с ранних лет проникся горячей и искренней любовью к Богу, часто бывал на церковных богослужениях, учился молиться. Постепенно в душе его зародилось и крепло желание полностью, без остатка посвятить свою жизнь Господу – и в возрасте пятнадцати лет (что по тем временам считалось совершеннолетием) Елеферий сообщил родителям о своем твердом намерении стать монахом.

Другой человек на месте боярина Феодора воспротивился бы планам подающего такие надежды сына оставить мир, стал бы, возможно, принуждать его отказаться от подобных намерений…

Как много и сейчас мы видим подобных примеров вокруг нас – не только в отношении монашества, но и любых других случаев, когда желания детей не совпадают с планами или вкусами их родителей! Но боярин Феодор и боярыня Мария подали пример истинного христианского отцовства и материнства: убедившись, что намерения сына благочестивы, разумны и обдуманны, они без тени сомнения дали ему свое родительское благословение. Эти родители-христиане видели в сыне не продолжение себя, не глиняную куклу, которую они вольны лепить по своему усмотрению, но образ Божий, личность, такую же, как и они сами, – хотя, конечно, и менее зрелую, – с такой же свободой воли, дарованной Самим Господом. И это умение увидеть образ Божий в собственном ребенке и совместить родительское руководство и совет со свободой дали поистине чудесный плод – сын их на избранном монашеском пути достиг истинной святости, стал для своей страны и всей Православной Церкви светочем Христовым, ярко сияющим нам и теперь, по прошествии стольких лет и веков.

Как многому могут поучиться у Феодора и Марии Бяконтов современные православные родители! Не секрет, что многие отцы и матери, даже воцерковленные православные христиане, неверно (а точнее будет сказать, в угоду себе) толкуя пятую заповедь о почитании родителей, вместо почтения требуют от детей слепого, беспрекословного подчинения себе. Однако не будем обманываться: подобные требования – не исполнение заповеди Божией, а проявление греховной страсти любоначалия (властолюбия) со стороны родителей. Дорогие мои! Давайте беречься впадать в этот грех, страшный тем, что он, как волк в овечьей шкуре, маскируется под благочестие! Необходимо помнить, что, хотя наш жизненный опыт действительно превосходит опыт детей и нередко мы видим ситуацию правильнее и четче, чем они, все же мы – только люди и не можем претендовать на непогрешимость. Необходимо прислушиваться не только к себе, но и к детям и не стыдиться признавать их правоту, если их мнение, по здравом размышлении, оказывается вернее нашего. Не бойтесь подвигнуть этим детей на непослушание – напротив, за вашу христианскую родительскую мудрость они отплатят вам еще большим, чем прежде, почтением. Отцы, не раздражайте детей ваших, – говорит апостол Павел, – дабы они не унывали… но воспитывайте их в учении и наставлении Господнем (Кол. 3, 21; Еф. 6, 4).

Впрочем, предполагаю, как некоторые из вас, дорогие мои, помышляют в себе: «Неудивительно, что эти родители дали сыну благословение… Богатым и знатным везде ведь дорога: наверняка боярский сын Елевферий стал бы в монастыре не последним человеком, церковную карьеру сделал не хуже, чем в миру». Но отнюдь не таков был Елевферий Бяконт. Его желание служить Христу было искренним и неподдельным – и именно ради этого он избрал монашество. Елевферию было совершенно неважно, будет ли он первым или последним по своему положению среди монахов, – главным для него было идти за Христом.

Елевферий пришел в Богоявленский монастырь в Москве и был принят в число послушников наряду с прочими. Игуменом в Богоявленском монастыре был тогда преподобный Стефан, старший брат великого чудотворца Сергия Радонежского; он и постриг Елевферия в монахи с именем Алексий, после того как юноша успешно прошел надлежащий период искуса. Молодому иноку шел тогда двадцатый год от рождения.

После же пострига… Нет, монах Алексий не стал продвигаться вверх по «карьерной» лестнице. Мы не находим даже никаких упоминаний о его рукоположении в священный сан. Бывший молодой боярин, а теперь смиренный инок вел такую же жизнь, как и все остальные насельники монастыря: неустанно трудился вместе с братией на различных монастырских послушаниях, постился, молился каждую ночь и упражнялся в других иноческих подвигах. И так продолжалось не год, не два, даже не десять – а целых сорок долгих лет! Все, что мы знаем о жизни смиренного монаха Алексия в этот период, – что он «всяко благоизволение иноческаго жития исправле и всяко Писание Ветхаго и Новаго закона проиде». Ибо и в монастыре Алексий не оставлял своих ученых занятий, прилежно изучая Священное Писание и творения святых отцов Православной Церкви.

Однако Господу было угодно, чтобы светоч духовный не был скрыт под спудом от народа христианского, по евангельскому слову: Зажегши свечу, не ставят ее под сосудом, но на подсвечнике, и светит всем в доме; так да светит свет ваш пред людьми, чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли Отца вашего Небесного (Мф. 5, 15–16).

Многие, знавшие монаха Алексия, дивились его ревности по Богу, высоте его духа, мудрости и иноческим добродетелям. За эту богоугодную жизнь все почитали и уважали святого Алексия; и потому, когда престарелый митрополит Московский святитель Феогност пожелал найти себе достойного помощника в нелегких первосвятительских трудах, великий князь Московский Симеон Иоаннович (правил 1340–1353), сын Иоанна Калиты, с уверенностью указал святителю на крестника своего покойного отца.

Неизвестно, желал ли сам монах Алексий оставлять свою тихую келью и приниматься за многотрудные обязанности управления церковного. Но он был истинным монахом, пребывавшим в полном послушании у своего епископа, и потому безропотно покинул Богоявленский монастырь, в котором провел столько лет, и переселился на митрополичье подворье, где был назначен наместником митрополита Московского. Так на смиренном монахе Алексии, никогда не стремившемся к должностям и почестям, сбылись евангельские слова: Всякий возвышающий сам себя унижен будет, а унижающий себя возвысится (Лк. 14, 11).

В монахе Алексии святитель Феогност действительно обрел неоценимого помощника и истинного духовного сына. Старец-святитель не только пользовался помощью своего наместника, но и наставлял его в духовной жизни и различных науках; вероятно, именно под его руководством Алексий изучил родной для Феогноста греческий язык. Святитель Феогност желал иметь Алексия своим преемником на Московской кафедре и еще при жизни благословил своего помощника стать «в свое место Митрополитом».

Когда в 1353 году митрополит Феогност преставился, великий князь Московский Иоанн Иоаннович (1326–1359), принявший бразды правления после брата своего великого князя Симеона, по соборному постановлению избрал в митрополиты святого Алексия и послал его на посвящение в Константинополь. Патриарх Филофей поставил святого Алексия Митрополитом Киевским и всея Руси – в те времена Киевская митрополия еще оставалась формально главной в Русской Церкви, хотя на деле местопребыванием митрополитов Киевских была Москва. По возвращении из Константинополя святитель Алексий принял на себя управление Церковью Русской. При этом он не начал кичиться своим высоким положением и не оставил монашеских трудов и стал подвизаться еще усерднее, к одним подвигам прилагая другие, и был светильником для всех, подавая пример своей пастве словом, делом и жизнью, верой и чистотой, духом и любовью.

Слава о святителе Алексии распространилась не только среди христиан, но даже и среди не знавших Христа иноверцев-магометан. Так, в 1357 году вдова татарского хана Узбека и мать его сына, хана Джанибека, влиятельнейшая ханша Тайдула тяжело заболела, почти лишившись зрения; слыша, что Бог творит многие чудеса по молитвам святого Алексия, она уговорила своего сына послать к великому князю Московскому Димитрию Иоанновичу просьбу – прислать к ней этого человека Божия.

Когда это прошение Джанибека пришло в Москву, святой Алексий восскорбел сердцем, считая это делом выше своих сил: ведь он, по смирению своему, не считал себя достойным испрашивать у Господа чуда. Однако он понимал, что, если не выполнить просьбу хана, это может обернуться бедой для русской земли, которая тогда платила дань татарам; и потому святитель, возложив все упование свое на Господа, как привык делать всю свою жизнь, все-таки отправился к хану Джанибеку.

Прибыв в ставку Джанибека, святитель Алексий был с почетом встречен самим ханом и препровожден в покои вдовствующей ханши. После продолжительной молитвы святителя Тайдула прозрела. Хан со своими вельможами и все бывшие там весьма изумлялись этому дивному и славному чуду. Почтив Алексия и бывших с ним и щедро наградив их, Джанибек отпустил их с миром. Так было прославлено имя Господне среди неверных, а Русская земля избавлена от бедствий. На средства же, полученные от хана, святитель Алексий основал в Московском Кремле Чудов монастырь (к несчастью, разрушенный в 1929–1932 годы безбожной советской власти).

Возвратившись из Орды, святитель Алексий по прошествии некоторого времени принужден был снова отправиться в Орду. Хан Джанибек умер в 1357 году, и на ордынский престол вступил его жестокий и кровожадный сын Бердибек (правил 1357–1359). Убив своих двенадцать братьев, он хотел идти со своим войском на Русскую землю. Тогда, по просьбе великого князя Иоанна, святитель Алексий отправился в Орду к Бердибеку. Конечно, святитель понимал, что рискует жизнью, – не раз уже случалось не только духовным лицам, но и князьям не возвращаться из Орды… Но этот пастырь добрый не думал о себе – он беспокоился лишь о своей пастве, готовый, подобно Господу своему, положить душу свою за овец (Ин. 10, 15). И Господь не оставил Своего верного служителя: разумной беседой Алексий укротил ярость жестокого хана. Исходатайствовав пред грозным владыкой мир для христиан, святитель возвратился в Москву.

Когда скончался великий князь Иоанн, на плечи святителя пала опека над несовершеннолетним князем Московским Димитрием Иоанновичем. Он был душой советов и дел князя Димитрия; когда же пришло время Димитрию Иоанновичу на деле занять великокняжеский престол, святитель Алексий с радостью благословил питомца своего чудотворной Владимирской иконой Божией Матери. Трудами святителя росла и крепла власть великого князя Московского.

Не все князья, однако, желали признавать власть Москвы; и святителю Алексию пришлось немало потрудиться, дабы примирить строптивых властителей Русской земли и восстановить мир в родной стране. Мудрый святитель старался объединить все русские княжества в единый союз, который в будущем мог бы противостоять Орде и добиться независимости, – и это ему удалось. Можно с полным правом сказать, что именно святитель Московский Алексий, хотя и не призывавший никогда к «восстанию», «революции», стоял у истоков борьбы против татарского ига, переломным событием которой должна была стать битва на поле Куликовом в 1380 году, принесшая воспитаннику святителя, святому благоверному князю Димитрию, славу освободителя земли Русской и прозвище Донской.

Однако сам святитель не успел при земной жизни увидеть эту победу своего духовного сына. 12 февраля 1378 года, предузнав о своем скором отшествии к Господу, святитель совершил Божественную литургию и причастился Святых Христовых Таин. Затем, пожелав всем пребывать в мире, он воздал всем последнее целование и спокойно предал Господу свою праведную душу, будучи восьмидесяти пяти лет от роду, из которых двадцать четыре года он занимал первосвятительский престол. Тело его было с подобающею честью погребено в построенном им храме во имя Архистратига Михаила, в приделе Благовещения Пресвятой Богородицы.

И вновь, как некогда во дни земной жизни Московского святителя, Господь не пожелал, чтобы честные мощи Его угодника пребывали скрытыми от всех под спудом. После того как прошло около 60 лет со дня кончины святителя Алексия, в правление великого князя Василия Васильевича, дивный во святых Своих и прославляющий их всеблагой Бог открыл христианам это бесценное сокровище.

Так как первый храм, построенный самим святителем Алексием во имя Архистратига Михаила, был деревянный, то случилось, что крыша этого храма, пришедшая от долгого времени в ветхость, обрушилась прямо во время совершения Божественной литургии (по устроению Божию все бывшие в это время в храме остались невредимыми). Тогда великий князь повелел построить новый, каменный храм, и когда внутри прежнего деревянного храма стали копать рвы для фундамента нового храма, то нашли мощи великого святителя Алексия совершенно неповрежденными тлением. Даже ризы на почившем святителе были совершенно целы, как будто их надели накануне. Мощи святителя перенесли в новый каменный храм; тогда же митрополит Московский Алексий был торжественно прославлен в лике святых.

Впоследствии, при великом князе Московском Иоанне III Васильевиче, был выстроен особый храм в честь святителя Алексия Московского, и мощи его были перенесены туда. Рака с мощами святого пребывала в этом храме около двухсот лет, до 1686 года. Так как храм за это время обветшал, то в 1683 году, по повелению благочестивого царя и великого князя Феодора Алексеевича, был построен новый обширный храм, куда руками самих царей и великих князей Иоанна Алексиевича и Петра Алексиевича, в сопровождении Святейшего Всероссийского Патриарха Иоакима, епископов, всего духовенства и множества народа, мощи великого святителя Алексия были торжественно перенесены 20 мая 1686 года.

Ныне мощи Московского святителя покоятся в Богоявленском Патриаршем соборе Москвы. По молитвам святителя, как и в старину, совершается множество чудес.

Дорогие во Христе отцы, братья и сестры! Лучший способ почитания святых – подражать их жизни. Конечно, не каждый из нас призван к монашескому пути, не каждый может стать епископом и митрополитом, не каждый может и приобрести такой всенародный авторитет и сыграть такую роль к истории родной страны, как это сделал святитель Алексий Московский. Но главное – подражать не внешней, а внутренней сути подвига святых угодников. Чему можем мы, простые люди, поучиться у святителя Алексия? Конечно, его верности Господу и святой Православной вере, его желанию служить Богу и ближним, его мужеству и забвению собственных интересов в этом служении и в защите родной страны, его смирению и духовной мудрости. Все это нужно и важно как для государственного деятеля, так и для обычного человека. Будем же по мере сил подражать в этом святителю Алексию, будем просить у Господа укрепления на этом пути, восклицая вместе со всей Святой Православной Церковью:

«Апостольских преемников архиереев сопрестольниче, России всея пастырю и учителю, всеблаженне отче Алексие, Владыце всех молися мир пастве твоей даровати, и спасение душам, и велию милость».

Богу же нашему слава всегда, ныне и присно и во веки веков.

Аминь.

Слово в день памяти святых равноапостольных царя Константина и матери его, царицы Елены

(21 мая / 3 июня)

Нет в том, конечно, никакой гордости – хвалиться тому, кто знает, что благодеяния получил он от Существа Всевышнего. Мое служение Бог нашел и судил годным для исполнения Его воли. Начав от Британского моря, я при помощи какой-то Высочайшей Силы гнал перед собою все встречавшиеся ужасы, чтобы воспитываемый под моим влиянием род человеческий призвать на служение священнейшему закону и под руководством Высочайшего Существа взрастить блаженнейшую веру.

    Равноапостольный кесарь Константин Великий

Во имя Отца и Сына и Святого Духа!

Дорогие во Христе братья и сестры!

«Христиан – ко львам!» – в любой миг и в любом месте Римской империи мог раздаться этот вопль языческой толпы. В любой час в мирный дом христиан мог явиться имперский чиновник, чтобы именем закона увести их на лютые пытки и страшную казнь. Так первые три века по Рождеству Христову в постоянном душевном напряжении, в неотвязной тревоге за себя, родных и за ближних своих протекала жизнь последователей Спасителя. Преследовавшие их языческий фанатизм и иудейская ненависть подкреплялись мощью великолепно отлаженной римской государственной машины. Бежать, укрыться, найти покой было негде – Рим владел почти всем цивилизованным миром. Но вот, к неописуемому ликованию верных Христовых чад, от края до края гигантской империи прозвенели слова Медиоланского (Миланского) эдикта: «Итак, да будет известно и ведомо, что мы, невзирая на все указания, изданные доселе против христиан, желаем, чтобы им было дозволено отправление своей религии без малейшего препятствия».

Почти триста лет кровь славных мучеников Господних обагряла просторы империи. Уже сам вдохновитель палачей, диавол, захлебывался и задыхался в пламенной крови христиан, идущих на мучения и смерть за святую веру. Последняя адская бойня, последняя волна гонений была самой свирепой. Императоры Диоклетиан (правил 284–305) и Галерий (правил 293–311) жаждали истребить христиан поголовно, всех до единого. Для этого была приведена в действие вся железная имперская бюрократия: каждый (каждый!) подданный Рима обязывался представить «либелли» – справку о принесении жертв идолам. Отказавшихся поклониться кумирам ждали пытки неимоверной жестокости, сочетавшиеся с нравственными надругательствами, – так пытались сломить волю исповедников Христовых. Истязания длились месяцами, выживших и выстоявших предавали казни. Чтобы освободить место для христиан, из тюрем выпускали на волю уголовников – и все равно имперские застенки не вмещали исповедников Спасителя. По свидетельству современника, «железо притуплялось и ломалось; убийцы утомлялись и работали посменно, по очереди». Наконец адская машина начала давать сбои. Сами гонители стали понимать свое бессилие в борьбе с последователями Истинного Бога.

Свирепый император Галерий, продолжая называть верных Христовых безумной сектой, одновременно сквозь зубы заявил: «Пусть будут христиане, лишь бы не делали ничего незаконного». Последыш императоров-христоборцев, кесарь Максимин Дайя (правил 305–313), уже не убивал христиан, а «оказывал им милость»: выкалывал глаза, подрезал жилы на ногах и ссылал в рудники. С падением Максимина гонения кончились. Врата адовы не одолели Церковь Христа Спасителя (ср. Мф. 16, 18).

Прошу совершать молитвы… за царей и за всех начальствующих, дабы проводить нам жизнь тихую и безмятежную во всяком благочестии и чистоте (1 Тим. 2, 1–2), – заповедовал святой апостол Павел. За каких царей просил молиться великий апостол народов? В его времена римским императором был бесноватый Нерон (правил 54–68), начавший расправы над христианами, казнивший и самого апостола Павла. С тех пор последователи Бога Истинного не имели тишины и безмятежности. Но, верные завету апостольскому, триста лет христиане молились за своих палачей. То была пламенная молитва о вразумлении, просвещении, обращении земных владык. Вымолили! В Медиоланском эдикте повелители империи уже сами просили молитв христианских: «Даруем христианам и всем другим свободу исповедовать избранную ими религию, чтобы Небесный Бог, каким бы Он ни был, дал мир и процветание нам и всем, кто живет под нашей властью».

Медиоланский эдикт подписали два императора-соправителя – Константин и Лициний. Для Лициния подпись под эдиктом была политическим ходом: фанатичный язычник, он таил злобу на христиан и ждал момента, когда сможет обрушиться на них. Но в лице Константина воздвигал Господь освободителя Церкви Своей, апостола всей Римской империи.

На императора Константина христиане смотрели с особой надеждой. Он был сыном доброго кесаря Констанция Хлора.

Крест над солнцем

Когда повсюду свирепствовали, изощряясь в жестокостях, прислужники Диоклетиана и Галерия, все же была в империи область тихого христианского жития – Галлия и Британия, где правил кесарь Констанций Хлор (правил 293–306). Любимец войска, избранный на правление благодаря ратным подвигам, Констанций не желал проливать кровь мирных невинных людей. Более того, он чувствовал свое духовное родство с христианами, ибо сам всю жизнь искал Единого Бога. В этих поисках кесарь Констанций не сумел подняться выше культа «непобедимого солнца», так и не достиг света Христова. Но мерзость языческих капищ была противна Констанцию Хлору, а в христианах он видел чистоту, искренность, благочестие.

Коварный Диоклетиан начал гонения с чистки придворных кругов и армии: казнил сановников и воинов, отказавшихся принести жертвы идолам. Казалось, младший кесарь Констанций Хлор, получив христоборческие указы верховного императора, поступит точно так же. Действительно, кесарь Констанций собрал своих приближенных-христиан и под страхом изгнания приказал совершить языческие обряды. Однако затем произошло неожиданное. Сохранивших верность Христу кесарь не только не покарал, но еще больше приблизил к себе. А тем, кто готов был из-за его приказа изменить святой вере, Констанций Хлор заявил: «Вас я не могу терпеть при своем дворе: если вы не соблюдаете верность своему Богу, то как будете верны мне?» – и выгнал их вон. Христиане по-прежнему оставались под покровительством доброго кесаря. Однако же совершенно отказать в повиновении верховным императорам Констанций не мог – не проливая христианской крови, он все же разрушил несколько храмов.

Слабостью души Констанция Хлора являлось честолюбие. Ради царской власти он развелся со своей женою Еленой и заключил брак с сестрой одного из императоров. Елена оказалась не ко двору имперской знати: она происходила из простонародья – дочь мелкого чиновника, начальника конной станции, где ее увидел и полюбил молодой полководец Констанций. Всем сердцем преданная мужу, Елена делила с ним духовные искания – как и он, стремилась познать Единого Господа. Это постижение Бога Истинного, которого так и не достиг блистательный кесарь Констанций, стало уделом брошенной им жены. Проливая слезы поруганной любви, скорбя над разрушенным семейным очагом, Елена обратилась к Утешителю всех скорбящих – Распятому и Воскресшему Христу. В молитвах ко Господу Любящему, в размышлениях о великом крестном Его страдании утихало горе Елены, сменяясь высоким покоем и просветлением. А земным утешением ее был сын Константин, возраставший в чистоте, мужестве, мудрости.

Константину также довелось испытать немало горечи из-за распада семьи. Тиран Диоклетиан не доверял Констанцию Хлору, поэтому держал его старшего сына при своем дворе как заложника. Юноша тяжело переживал разлуку с отцом, которым восхищался, которому старался подражать во всем, в том числе и в религии «непобедимого солнца». Мать-христианка не дерзала вмешиваться в воспитание Константина, натуры сильной и самостоятельной, но Елена надеялась и молилась о том, чтобы Вселюбящий Господь Сам привлек ее сына к Себе.

Константин рос в душной атмосфере придворных интриг, видел коварство и разврат, пьяные оргии и чванливую роскошь языческих вельмож. Но окружавшая его грязь не запятнала его благородного сердца: словно росток от доброго корня, он оставался чужд всеобщей скверне. Отвращался Константин и от идольских капищ, где любая гнусность находила себе божка-покровителя. Он верил в «непобедимое солнце», ему хотелось чистого света. Молодой царевич помнил и о милостях, которые чтимый им отец оказывал христианам, и, становясь невольным свидетелем истязаний, которым Диоклетиановы палачи подвергали мучеников Христовых, восхищался их мужеством и непобедимой стойкостью в вере. Слова доблестных исповедников, подвиги страстотерпцев Господних запечатлевались в чуткой душе будущего апостола во царях, чтобы в урочный час озарить его светом Истины.

(Впоследствии Константин увидел и страшные небесные кары, постигшие гонителей христианства. Император Диоклетиан, преданный вельможами, проклинаемый народом, сошел с ума и уморил себя голодом. Император Галерий был поражен болезнью, от которой тело его стало издавать нестерпимое зловоние, так что ни друзья, ни врачи не могли приблизиться к нему, – среди этого смрада он и умер. Кесарь Максимин покончил самоубийством, приняв яд, в жуткой агонии вопил он о грозном Высшем Судие. Из всех властителей империи только отец Константина, покровитель христиан Констанций Хлор, окончил свои дни спокойно и мирно, окруженный всеобщей любовью. Высокий разумом, Константин не мог не задумываться над духовным смыслом этих событий).

Находясь в окружении Диоклетиана и Галерия, благородный Константин выбрал для себя не придворные заискивания, а воинскую славу. Он стал смелым и мудрым полководцем, подобно своему отцу заслужил любовь армии. Справедливостью, честностью, умом, добротой он привлекал к себе сердца достойных вельмож. Это возбудило зависть коварного Галерия. Когда Констанций Хлор стал императором всего Запада, он призвал к себе старшего сына как кесаря-соправителя. Но Галерий, бывший императором Востока, назначил на Запад своего кесаря, некого Севера, организовав против Константина заговор. Константин наконец-то ехал к любимому отцу, но на пути его поджидали высланные Севером убийцы. Спасаясь от погони, Константин подрезал жилы остававшимся за ним на конных станциях лошадям. Словно жалкий беглец, явился будущий император в свой удел. Но добром за зло отплатил он Северу, добровольно отдал ему в управление Африку.

Недолгой была радость встречи Константина с отцом после разлуки. Вскоре он проводил Констанция Хлора в последний путь. В наследство Константин получил преданность галльских легионов, провозгласивших его императором. Затем в империи началась смута. Сразу шесть кесарей враждовали и воевали друг с другом, деля между собою власть. Константин старался держаться в стороне от междоусобиц, довольствуясь своей Галлией. «Я отчуждался от бывших доселе правителей, потому что видел дикость их нравов», – говорил он.

В Риме воцарился Максенций (правил 306–312). Нет, он не был гонителем христиан – он был «просто тиран», ненасытный в разврате, грабеже и насилии. Константин признал его законным правителем и поначалу пытался относиться к Максенцию дружески. Но тот «был весьма тяжек для Рима по своей жестокости и скверной жизни»: похищал жен и дочерей у почтенных сенаторов, громил и расхищал богатые дома, убивал людей потехи ради, давил народ непосильными налогами. Римляне начали тайно посылать к Константину гонцов с мольбой о защите. Миролюбивый Константин ограничился письмом к Максенцию, посоветовав не раздражать население. Однако этот дружеский совет показался тирану оскорблением, и он начал готовить войну против Константина.

Максенций собирался в поход по-язычески обстоятельно. В идольских капищах были принесены кровавые жертвы, в том числе человеческие: закланы несколько детей (разумеется, из рабов, которых римляне приравнивали к домашней скотине). Жрецы колдовали над кишками животных и птиц. Был проведен самый жуткий вид гадания – на внутренностях беременной женщины. Все языческие предсказатели в один голос провозгласили: Максенция ждет блистательная победа! Так духи злобы, от которых сокрыто будущее, лживо подбадривали своего угодника. Тиран заранее торжествовал. Целые сонмы демонов, упившихся жертвенной кровью, стекались к нему на помощь.

Скоро Константин узнал о предстоящей войне. Положение его виделось крайне опасным, почти безнадежным. Дело было не в языческих чародействах. На стороне Максенция стояла знаменитая преторианская гвардия – цвет имперского войска, и по опыту, и по выучке, и по численности, наконец, несравненно превосходившая галльские легионы Константина. Единственным разумным поступком казалось собирать силы и пытаться противостоять неприятелю на своей территории. Но кесарь Константин двинул свое войско навстречу врагу.

Никто не верил в успех этого похода. Солдаты роптали, думая, что их полководец сошел с ума, – настолько грозны казались преторианцы Максенция. Среди войска бродили языческие жрецы, предвещая несчастья. Только железная имперская дисциплина заставляла армию идти за кесарем. Среди общей тревоги один Константин оставался спокоен. Его вдохновляли вера в правоту своего дела и непонятная для него самого уверенность в победе.

Стремительным броском Константин двинул свои легионы через Альпы, прошел по Италии и остановился в непосредственной близости от Рима – у Мильвийского моста через Тибр. Здесь должен был разрешиться его спор с тираном Максенцием. Чтобы осмотреть место будущего сражения, кесарь Константин со свитой выехал к мосту. Но не к земным расчетам, а к небесному видению оказались прикованы взоры Константина. «Император увидел в небе прямо над солнцем знак креста, окруженного светом и сопровождаемого надписью: “Сим побеждай’’». Не радость, а ужас был первым чувством кесаря и его спутников при этом знамении. Крест, знак позорной казни заговорщиков, убийц и рабов, считался в языческом мире самым страшным предзнаменованием.

В нелегких раздумьях о смысле виденного им чуда Константин удалился в свою палатку. Среди этих мыслей утомленный кесарь задремал. Во сне явился ему Сам Христос Искупитель, повелев на знамени утвердить знаки Креста и Божественного Своего имени, обещая Константину победу над супостатом.

Константин был не из числа безумных скептиков, которых никакие чудеса Господни не могут заставить уверовать. Чистым, ищущим Бога сердцем он возрадовался об открывшейся ему так явственно Истине Всевышнего. Воспевая святого царя Константина, Церковь сравнивает бывшие ему видения со светом Христовым, просветившим на пути в Дамаск великого апостола Павла. «Я твердо уверовал, что всю душу свою, все, чем дышу, все, что только существует в глубине моего ума, – все я обязан принести Великому Богу», – говорил равноапостольный император Константин.

Одновременно с видениями кесаря его воинству также было явлено небесное знамение – в форме, доступной общему пониманию. Ритор, язычник Назарий, сообщает, что впоследствии по всей Галлии разнеслась весть об этом чуде: на небе были видны полки со страшно сиявшими щитами, возглашавшие: «Мы идем на помощь Константину!»

Пробудившись после чудесного сна, Константин немедленно призвал к себе христианских епископов. Он жаждал не только сердцем, но и разумом постичь открывшуюся ему Высочайшую Истину. Так он узнал о Вселюбящем Боге, о Господе Иисусе Христе, Распятом и Воскресшем ради любви к людям. Так понял он смысл видения у Мильвийского моста: Крест, вознесшийся над тем самым солнцем, которое он прежде считал непобедимым, а на деле бывшим только одним из созданий Всемогущего Бога. Так кесарь Константин отверг поклонение творению ради поклонения Творцу, из солнцепоклонника соделался христианином. Так он вступил на свой поистине царский путь, ведущий к святости.

Константин не был человеком страстным, он имел удивительно гармоничный характер. Перенесенные в юности испытания не расшатали, а закалили его душу. Он научился в любых обстоятельствах сохранять глубокий душевный покой, каждый свой поступок выверять разумной осмотрительностью. Так, мудро и неторопливо, приступил он к сужденному ему апостольскому делу – просвещению Римской империи.

Перед битвой с Максенцием кесарь Константин вовсе не собирался сообщать всем и каждому о своем чудесном обращении ко Христу Господу. Такое известие могло бы вызвать бунт языческой части войска. Кесарь приказал художникам изготовить знамя с явленными ему Божественными знаками. Но символика этой хоругви была не демонстративно христианской, а как бы сокрытой от глаз непосвященных. Крестовидным было древко знамени, на котором утверждался золотой венок с монограммой имени Спасителя – переплетением букв Х и Р. К древку было прикреплено и шелковое полотнище с портретами кесаря и его сыновей. Константин ничего не объяснял солдатам, а просто сказал: «Это знамя принесет нам победу». Только воины-христиане поняли смысл священной хоругви и внутренне ликовали. А вся армия, еще и прежде воодушевленная видением небесной помощи, доверилась таинственному знамени своего вождя и устремилась в бой.

Ход битвы у Мильвийского моста необъясним земными понятиями. Преторианцы Максенция не посрамили своей славы: они дрались как львы, предпочитая смерть отступлению. Но отборная гвардия пала под напором слабейших числом и умением галльских легионов. Мильвийский мост, до того выдерживавший десятки повозок, конницу, поступь гвардейских полков, внезапно подломился под маленьким отрядом пытавшегося бежать Максенция, и тиран утонул в водах Тибра.

В лице кесаря Константина Рим чествовал своего освободителя от ненавистной тирании. Но в новом императоре римляне сразу заметили нечто непонятное, чуждое их языческим обычаям. Сооружая триумфальную арку, Сенат не решился приписать победу Константина воле Юпитера, как полагалось при прежних императорах. На арке значилось: «Константин освободил Рим по внушению Божества». Ритор Евмений, которому поручили говорить приветственную речь, выражался неопределенно: «Какой-то Бог побудил Константина отправиться в поход, как на победу, обещанную уже Богом». Недоумения по поводу того, какой религии придерживается император, развеялись после того, как Константин распорядился поместить в руке своей триумфальной статуи копье, имеющее форму креста. Он не делал никаких заявлений, все было ясно и без того. Впервые в истории в Рим вступил император-христианин.