Долгая здоровая жизнь

скачать книгу бесплатно


– Родственники, с ней все было в порядке, она…

– Было?

Я запнулся.

– Было? – переспросил Павел Гаврилов. – Ты сказал «было»?

Гаврилов поймал меня на неудачно произнесенном слове и я был вынужден надолго замяться.

– По правде сказать, я только в начале пути, – забормотал я, хаотично подбирая фразы. Мне, честное слово, очень не хотелось лгать и я почувствовал себя подлецом перед Павлом. – Я точно могу сказать, что девочку удочерили родственники по линии убитого отца, но дальше там какая-то мутная история, я еще не до конца разобрался. Впрочем, могу с уверенностью сказать, что в приемной семье у девочки все было отлично.

Произнося эти слова, я внутренне напрягся, готовя расплывчатые ответы на следующие вопросы, которые неминуемо последуют от Гаврилова. Во всяком случае, я бы на его месте так просто не угомонился бы. Но Павел лишь глубоко и печально вздохнул, из-под ладони посмотрел на «берег» обрыва и сказал:

– Как с тех пор живется тому уроду? Надеюсь, он сдох и черти жарят его во фритюре, раз уж люди его не нашли.

«Да нет, – подумал я про себя, кряхтя от усталости, – не сдох он. Он еще всех нас переживет».

Наконец, мы выкарабкались из оврага и Гаврилов повел меня куда-то дальше. Мы минули пустырь, вышли к первым частным домам, чьи дворики были огорожены жестяными заборами. Павел объяснил, что здесь начинается городская окраина Ведеска, что тут неподалеку находиться старая метеостанция и конечная остановка стразу четырех городских автобусных маршрутов. С метеостанции, по его словам, до сих пор пускают какие-то воздушные шарики. Мы пошли по переулку, где нас облаяла псина и ее лай подхватил еще чей-то дворовый пес, чей лай был схож с отрывистым ревом динозавра. Павел не обращал на лай ни малейшего внимания, назвал первую псину «местной дурой» и сказал, что раньше тут ни у кого не было собак, да и домов было вдвое меньше. Мы шагали не долго. Псина, налаявшись, отстала, а мы свернули в очередной проулок и внезапно вышли к небольшой церквушке без купола. Как она очутилась здесь среди частного сектора и почему построена именно в этом месте? Это был то-ли храмик, то-ли какой-то крошечный приход – я далек от христианской религии. Храм был обнесен забором, калитку которого венчал православный восьмиконечный крест и медная табличка: «Храм Христа-Милостивца». Я вопросительно взглянул на Гаврилова.

– Вот он, – заявил он, кивнув на храм, но я все еще не понимал о чем речь. – Это их дом.

– Чей?

– Как же? Зенитниковых. Вот здесь их и убили, царствие им небесное.

Павел Гаврилов осенил себя широким крестным знамением, а я готов был провалиться сквозь землю от стыда. Я бы последовал примеру Гаврилова, но по вероисповеданию я мусульманин.

Людмила Гройцвер

Мы договорились с Людмилой Андреевной, что для разговора я приду к ней в кабинет, только там она может меня принять, так как искомая мною информация ни при каких обстоятельствах не может покидать «этих стен». «Этими стенами» госпожа Гройцвер называла здание МВД города Ведеска, где она занимала должность главного инспектора по экономическим преступлениям.

– Денис, вы знаете какое было время? – Людмила Андреевна говорила импульсивно, было видно, что эта тема у нее давно наболела и ей психологически нужно выговориться. – Какое это было время, Денис! Это был девяносто пятый год! Девяносто пятый! Это была полная, прости за выражение, задница! Большая глубокая задница! Я устроилась в органы в девяносто втором, надеялась, что с приходом нового строя жизнь измениться, что вот-вот – и мы сравняемся с Европой. Хрена! С каждым месяцем становилось все хуже, а в том девяносто пятом лично я получала зарплату не двенадцать раз в году как положено, а только семь! Нам платили как придется. Зарплату задерживали на пять месяцев, потом выплачивали за три или четыре, а остальное – как-нибудь потом. А у меня, вообще-то, ребенок родился. Да что там говорить – мы всерьез планировали забастовку, да только другой работы в нашем городе не было и мы радовались тому, что хоть какие-то деньги платили. У меня брат бомжевал! Сдавал квартиру по часам и суткам, а сам ночевал с семьей на даче, или уезжал на «Жигулях», как он говорил, посмотреть места. С семьей из трех человек.

– Да уж, – прокомментировал я, вороша на языке историю про накаченные мочой арбузы, которыми мы с отцом торговали как раз в девяносто пятом году.

Людмила Андреевна нажала на кнопку селектора и приказным тоном велела секретарю принести чая с молоком. Лично я пью без молока, но моими предпочтениями пока никто не интересовался.

– Жить было страшно! – продолжала Людмила Андреевна. – А нам в управлении вдвойне жутко, потому, что мы знали то, о чем простой обыватель мог разве что прочитать в криминальном триллере. Людей убивали прямо на улицах Ведеска! Была самая натуральная война, бандиты делили город как шакалы мертвую корову. А если кому-то что-то не нравилось – его просто-напросто находили в лесу забитым до смерти или с простреленным затылком. Я помню случай, когда один предприниматель отказался платить тогдашнему криминальному авторитету Мише Забору дань со своего ларька с жвачками и сидел в своем ларьке с заряженным обрезом днем и ночью. Охранял. А ему просто швырнули в окошечко гранату РГД-5 и бедолагу размазало по стенкам вместе со своими жвачками. В одиннадцать часов утра! В двухстах метрах от детского сада! Хотите узнать, Денис, сколько наших сотрудников переметнулось к бандитам? А скольких застрелили, зарезали, взорвали, вышвырнули из окна, задавили или просто увезли в неизвестном направлении? Мой коллега, с которым я делила вешалку в кабинете был найден полуразложившимся в городском пруду через полгода после внезапного исчезновения прямо из собственной квартиры. А на шее ржавая жестянка – «Я залез не туда». Это был настоящий кошмар! Мне угрожали. И знаете кто, Денис? Нет, не бандиты, а мои же непосредственные начальники! Сколько дел было закрыто из-за того, что мои шефы то получали на лапу от криминала, то пускали в штаны от угроз!

Секретарь принес подносик с одной чашечкой чая с молоком и без слов скрылся из кабинета. Гройцвер порылась в одном из ящичков стола и накапала в чай чего-то из небольшого пузырька. Запахло валерианой. Признавшись, что в такие минуты ей трудно самостоятельно успокоиться и нормализовать сердцебиение, Людмила Андреевна выпила чай.

– В тот месяц когда мерзавец кончил трех членов семьи Зенитниковых у нас в отделе как назло был полный завал, – заговорила Людмила Андреевна более ровным голосом. – В то время я еще работала в убойном отделе. Незадолго до этого в Ведеске почти одновременно случилось два ЧП. Сперва пропал один депутат законодательного собрания. Граченко! Может слышали эту историю? Нет? Он обналичил все свои сбережения, а это было не мало, и исчез без следа. Граченко был крупной шишкой со связями в столице, поэтому на его поиски были брошены наши самые опытные следователи Ведеска, в том числе и я. Из столицы звонили трижды в день, требовали результатов поиска, мы задействовали все наши силы, землю рыли носами. – Людмила Андреевна помолчала минуту. – А через несколько дней в номере одной гостиницы зарезали звезду эстрады. Ну это уж вы должны помнить! Александр Облаков!

Я кивнул, смутно припоминая какую-то песню убитого артиста, время от времени случайно слышимую на радиоволнах. Его творчеством я никогда не интересовался, но его имя, в связи с трагическим убийством в девяносто пятом году, было на слуху у многих.

– И надо же было убить Облакова именно в Ведеске! – сетовала Людмила Андреевна. – Прямо после выступления на концертной площадке. Ножом в сердце! Потом мы установили, что его заказали хозяева его продюсера, потому что Облаков заимел компромат на кое-кого из высоких чинов. Шум поднялся на всю страну. Сами понимаете. А все наши оперативники уже были брошены на поиски депутата Граченко. У нас хронически не хватало людей, тем более опытных оперативников. Наша криминалистическая лаборатория нуждалась в оборудовании и реактивах, у нас не было толкового судмедэксперта! Сотрудники элементарно спивались! Про служебный транспорт я вообще молчу! Зимой ездили на летней резине, бензин мешали с дизелем, чтобы на дольше хватало. Теперь вы видите в каких условиях приходилось работать! О каких результатах можно было говорить, если за любым углом тебя могли поджидать люди в кепочках и спортивных костюмах, демонстративно оттягивать свою мошну и пускать дым в лицо, а на прощание тушить окурки о тыльную сторону твоей ладони. Мне так делали, Денис! А у меня, повторю – сын. И я женщина, вообще-то. – Людмила Андреевна замолчала. Мне оставалось только сидеть молча и жеманно хмурить брови, подавляя желание посоветовать вместо капель валерианы хряпнуть рюмку коньяка. – Граченко, Облаков! И тут на тебе! – почти выкрикнула Гройцвер и хлопнула ладонью по своему рабочему столу. – Убийство еще трех человек, включая ребенка! Мы и так работали в режиме форс-мажор, лично я приходила домой лишь на пять-шесть часов. Переночевать, подмыть кое-где и снова на автобусе до родного управления. Кому давать это расследование? Прокурор хватался за голову! Уже никого не осталось, все были брошены на другие дела. Нам хотели прислать кого-то из Ростова, но у нас вовремя освободилась одна следователь. Молодая, но, вроде как сообразительная. Ангелина Боговидова, царствие ей небесное… До майора дожила, умерла несколько лет назад. Она хоть и шустрая была, но многого она не могла сделать просто физически. В ее команде были малоопытные юнцы – Галатеев и Песков. Нет, я не скажу о них ничего плохого, но они были только из академии. Молодняк! Даже моложе меня. И вот этим троим предстояло разыскать убийцу Зенитниковых, при том, что экспертиза работала на них по остаточному принципу. Зенитниковых, конечно жалко, но кто они такие по сравнению с Облаковым или Граченко? Они звезды эстрады? Они слуги народа? Нет, они обычная семья обыкновенных торгашей, волею случая озолотившихся на продаже, кажется, акций финансовой пирамиды. Как говориться – становитесь в очередь, третьими будете. Сперва пропащий депутат, потом певец, а уж потом, если останутся реактивы и время, то может быть…

– Ну хоть что-нибудь Боговидовой удалось узнать? – спросил я.

– Недостаточно, – отрезала Гройцвер. Хозяйка кабинета обошла рабочий стол и, покопавшись в шкафу, достала несколько листов, заключенных в прозрачную папку с пометкой маркером – «Январеву». – Материалы дела составляют всего три тома, но все это пустая вода. Чтобы не тратить время впустую, я попросила своего помощника выписать только самое главное.

Я протянул руку, чтобы ознакомиться хотя бы с этими куцыми сведениями, но и на этот раз женщина решила держать все в своих крепких руках и, одев стильные очки, села на свое место за столом.

– Так… Вот что удалось узнать Боговидовой, царствие ей небесное… – Людмила Андреевна достала один лист и принялась читать: – Преступник вошел в частный дом Зенитниковых приблизительно с двадцати трех – десяти, до двадцати трех – сорока. Он просто позвонил в дверь и ему открыли… Так… В прихожей явственные следы борьбы, видимо между убийцей и главой семьи Еремеем Зенитниковым. Дальше неясно, но предположительно Еремей вбежал в спальню за своим оружием. Убийца произвел один выстрел из прихожей. Пуля вошла Еремею Зенитникову в левый бок, поразив легкое и сердце. Так, теперь мать… В это время она держала на руках годовалую дочь. Она сопротивлялась, под ее ногтями обнаружили частички джинсовой ткани, предположительно от брюк. Множественные гематомы… Может быть девушка вырвала пистолет или выбила его из рук убийцы. Нападавший колол ее столовым ножом. Две колото-резаные раны груди и глубокая рана шеи… Раны сами по себе не смертельные и девушку можно было бы спасти, если бы помощь была оказана вовремя. Женщина упала, но закрыла рану на шее обоими руками, это продлило ее жизнь почти до утра. Госпожа Зенитникова не сразу потеряла сознание и видела, как убийца подошел к ее годовалой дочери на полу. Но девочку он пощадил, так как понимал, что она не свидетель. На шум проснулся и прибежал старший сын Зенитниковых…

– Почему вы замолчали? – спросил я. Не отрываясь от бумаг госпожа Гройцвер взглянула на меня из-под очков.

– Скажите, Денис, а что вам известно о смерти старшего сына?

– Я читал в интернете, что убийца нанес ему три или четыре удара по голове глиняным цветочным горшком. А что, это не так?

– Это так, но причина смерти не в этом. На самом деле убийца придушил шестилетнего ребенка.

– Придушил? – я чуть не подскочил со стула.

– В отчете патологоанатомов сказано, что причиной смерти является асфиксия, вызванная передавливанием дыхательных путей. На шее ребенка нашли следы пальцев, что показало еще и то, что убийца работал в зимних вязанных перчатках.

– Так он что, задушил мальчика голыми руками? Вот же ублюдок!

– Не голыми, он был в перчатках. А уже потом убийца добил уже мертвого мальчика горшком. Наверное, он не был уверен в смерти.

– Скажите, ваш помощник выписал что-нибудь о том, что в течении всей ночи раненая мать прямо на полу кухни кормила малышку грудью?

– Да, именно так. Женщина могла шевелить только одной рукой, второй зажимала рану. Любое движение тела вызывало сильное кровотечение и девушка не могла ни пикнуть, ни тем более закричать. Она не могла рта раскрыть.

Я сидел бледный как мел, злость распирала меня изнутри и, если бы в эту минуту в кабинет к Гройцвер ввели мерзавца, я бы придушил его без всяких перчаток. А ведь я знаю где сейчас живет этот подонок! Знаю! Знаю, чем он занимается, как проводит время. Я попросил разрешения налить воды из кулера, налил себе похолоднее, опрокинул в рот как водку и постарался успокоится. Людмила Андреевна Гройцвер мудрая женщина, коли загодя приняла валериановые капли.

– Потом убийца проник в зал, – продолжила хозяйка кабинета, – совершил небольшой обыск и нашел наличку. Это было не трудно. Зенитниковы держали деньги в отделении для белья в шкафу. Он переложил их в свой рюкзак и покинул дом, оставив годовалую малышку фактически одну на полу на кухне.

Людмила Андреевна вздохнула, сняла очки и раздраженно швырнула из на стол. Первый лист она прочитала и ждала когда я переварю услышанное и проявлю интерес к следующей информации.

– Дальше преступник скрылся оврагами… – начала Гройцвер второй лист, но я ее вежливо прервал, потому, что предпочел не тратить время на уже знакомое мне продолжение. Меня больше всего интересует, что старший следователь Ангелина Боговидова смогла узнать о личности преступника.

– Мало, – разочарованно ответила хозяйка кабинета, вновь одев очки и отобрав из папки нужный лист. – Вот посмотрите сами. Перед смертью раненая девушка успела кое-что сообщить оперуполномоченому Пескову. Налетчиком был молодой мужчина, предположительно не достигший двадцати лет. Вероятно, студент или призывник. Крепкого спортивного телосложения, среднего роста. Волосы средней длины, светло-русый или рыжеватый. Сорок второй размер обуви… это уже установили эксперты. Был обут в спортивные кроссовки фирмы «Адидас». «Адидасы» поддельные, сшитые в подмосковье. Правша. Отпечатков не оставил, работал в перчатках. Что еще… Да вот, собственно, и все.

– Не удивлен, что его не нашли, – заключил я, пробегая глазами по нескольким строчкам. Кроме этой информации, помощник госпожи Гройцвер вкратце изложил, что старшим следователем Боговидовой после тщательной проверки не удалось установить причастность убийцы ни к одной из городских криминальных банд формирования. Я перелистал содержимое папки и остановился на информации, ранее мною не известной и вызвавшей любопытство. Это было краткое изложение допроса одного из свидетелей – продавца на рынке, предположительно продавшего преступнику поддельные кроссовки «Адидас» сорок второго размера. Следователь Боговидова опрашивала всех продавцов «Адидасов» в городе и один из них подтвердил, что за несколько дней до преступления у него был покупатель, взявший именно сорок второй размер кроссовок, подошва которых в точности совпала с отпечатками следов в доме Зенитниковых и в лесопосадках на окраине города. По иронии судьбы палатка со спортивной одеждой и обувью принадлежала братьям Зенитниковым. Продавец по фамилии Таплин описал покупателя как высокого юношу среднего телосложения, в очках, с темной щетиной и в летней фуражке с буквами «USA». По словам Таплина у покупателя не было мочки одного уха. Фамилия «Таплин» каждый раз была подчеркнута шариковой ручкой. Я многозначительно поднял листок так, чтобы Людмиле Андреевне было видно. Ей достаточно было лишь мельком взглянуть и ответить мне кивком и понимающей улыбкой.

– Это ведь он? – спросил я.

Таплин… Я хмыкнул. Вот тебе и Валера Таплин! Вот тебе и продавец спортивной одежды! Знал бы он тогда, когда давал ложные показания и путал следствие отсутствующей мочкой уха, что в последствии через много лет судьба преподнесет ему такой сюрприз, что…

– Денис, – заговорила Людмила Андреевна, вставая из-за стола, – изначально мы с вами договорились, что наш разговор будет идти о деле Зенитниковых. Я и приготовила информацию по Зенитниковым. О трагедии Таплиных, боюсь, сейчас я вам многого не скажу. Я, естественно, помню это дело, но могу ненароком наврать или ошибиться в чем-то важном. Я давно не работаю в убойном отделе.

– Но вы не отрицаете того факта, что эти два дела имело смысл объединить в одно, не смотря на то, что их разделяют… кажется больше двадцати лет?

– Пожалуй…

– Кто вел дело Таплиных?

– Боговидова.

– Нет-нет, не Зенитниковых. – поправил я. – Таплиных.

– Простите. Это дело ведет следователь «Е». Между прочим официально дело еще не закрыто.

– А правда ли, что «Е» является дальним родственником младшего брата Зенитниковых – Аксиния.

– Не знаю, – уклончиво ответила Людмила Андреевна, взглянув на меня так, что я сразу догадался, что наступил на сложную тропу с которой, чтобы меня не столкнули, я должен аккуратно сойти сам. Я и сам понял, что мои последние вопросы напоминают допрос, что я невольно включил в свою интонацию нотки недоверия, словно Гройцвер была в заговоре с преступником. Но Людмила Андреевна не могла не знать о родственных связях упомянутых лиц, а еще и о том, что «Е» помимо всего прочего являлся еще и крестным отцом выжившей девочки – Юлии Зенитниковой, впоследствии вышедшей замуж за Валерия Таплина. Хотя… Чтобы окончательно не скатиться с дружелюбно-доверительной волны, настроенной между нами с Людмилой Андреевной я поспешил сменить тему трагедии семьи Таплиных и задал еще несколько дополнительных вопросов о Зенитниковых, но госпожа Гройцвер обо всем догадалась еще на этапе первичных переговоров по телефону еще неделю назад и уже не скрывала мук раздумий перед дилеммой – говорить или не говорить. Я терпеливо ждал и полунамеками давал понять, что готов навострить уши на все что касается «трагедии Таплиных» и что эта история вызывает во мне интерес, пожалуй, не меньший чем дело Зенитниковых. Хозяйка кабинета долго и испытующе следила за мной, я буквально кожей чувствовал ее взгляд из-под опущенных на кончик носа очков и даже начинал терять самообладание. Я стал ерзать на стуле, трогать лицо, бессмысленно бегать глазами. В какой-то момент я решил, что с меня довольно и почти поддался возникшему желанию откланяться и покинуть кабинет, как вдруг, не сводя с меня взгляд, женщина спросила, много ли еще памяти на моем телефоне. Я не понял смысла вопроса, а Гройцвер, сняв очки и привычным размашистым жестом швырнув их на стол, спросила:

– Денис, скажите честно, ведь вы собираете информацию не только о Зенитниковых, но и о Таплиных, да? Ваша книга будет о… том, о что мы с вами оба держим в головах, но играем в «незнайку»?

– Вы правы, – прямо ответил я. – Именно об этом.

– Вы хороший писатель, вы должны изложить все как следует, – продолжила она.

– Благодарю.

– Пообещайте, что не опустите эти истории до уровня «криминального чтива».

Я не стал долго разводить болтовню о своем писательском благородстве, я лишь кивнул и проверил объем памяти на телефоне. Достаточно.

Людмила Андреевна по селектору приказала секретарю принести кофе, на этот раз на двоих, с чайником и сладкими штруделями. После этого она отдала приказание не соединять ее по телефону еще час. Потом госпожа Гройцвер раскрыла тот же самый ящик и извлекла еще одну пластиковую папку с несколькими листками.

– Читайте, – велела она, откинувшись на спинку стула, – это выписки из убойного отдела.

«Дело Таплиных» – прочитал я и с замиранием сердца достал первый лист, но о содержимом папки я считаю рассказывать еще преждевременно, чтобы не нарушать логическую хронологию этой трагической двойной истории, начавшейся почти четверть века назад и имевшей вторую серию спустя двадцатилетие.

Наталья Лоськина-Зенитникова

У Зенитниковых очень большой уютный дом в два этажа и участок земли на котором Наталья Ивановна Лоськина-Зенитникова проводит половину свободного времени и который старается поддерживать в таком же порядке как сам дом. С Натальей Ивановной мы провели пару часов, за которые она показала мне не только дом и засаженный декоративными розами участок, но и многие личные вещи Юли. Мы начали разговор в юлиной спальне, Наталья Ивановна поочередно доставала различные предметы и подробно рассказывала какое значение они имели в жизни ее приемной дочери. Я не могу очень подробно изложить весь разговор в этой книги, это заняло бы чересчур большой объём страниц и не всегда имело бы информативную ценность, но в тот день Наталья Ивановна рассказывала о юлиных детский игрушках, показала пару кукол, настольные игры, серого плюшевого кота, детские поделки и многое другое.

Помимо приемной дочери у Аксиния Николаевича и Натальи Ивановны есть старшая дочь Полина и сын Артем, теперь уже совсем взрослые люди, давно покинувшие отчий дом и живущие своей собственной отдельной жизнью. Теперь их комнаты пустуют и со временем превратились в некие музейные уголки, где ничего не менялось со дня их ухода, на стенах висят детские рисунки, на полках – игрушки и всякая симпатичная мелочь из прошлого. Со слов госпожи Лоськиной-Зенитниковой и Полина и Артем навещают родителей довольно-таки часто и привозят внуков.

При этом Юлю она не упомянула.

– Мы взяли Юленьку сразу, – рассказывала Наталья Ивановна, протягивая мне в руки первый из нескольких фотоальбомов, с титульной страницы которого на нас смотрело круглое личико крошечной девочки. – Да и как тут не взять? Бедняжка осталась совсем одна, кому кроме нас она была нужна? Ах, какая была трагедия! Это был настоящий ад, Денис. Аксиний потерял родного брата и почти всю его семью. А брат был основным компаньоном в бизнесе, без него весь бизнес подвис в воздухе. А второй товарищ – Петя Волчанский – был основным подозреваемым.

– Врагу не пожелаешь, – согласился я.

– Мы взяли Юленьку к себе, – продолжала Наталья Ивановна, – а она, бедненькая, совсем крохотной была, годик только. Ревела, ничего не ела. Не могла к нам привыкнуть, хорошо хоть у меня был опыт – я знала, что нужно таким крохам, но сами понимаете, каждый ребенок привыкает к определенному распорядку… А для нее вмиг все изменилось, она же не понимает… Где мама, папа? Мы ей не знакомы. Мы уж с ней и так и эдак, а она мамку искала. Подходила к входной двери и ревела, звала мамку. А мамки-то и нет. И титей нет… Папки нет, братика нет… – слушать это мне было невыносимо, я сидел на краю застеленной кровати, судорожно пыхтел и всматривался в детское личико с фотографий. Юля в младенчестве была очень симпатичной, внимательный взгляд карих глазок, круглое личико, пухленькие ручки. – А тут еще похороны. Мы взяли Юленьку-то с собой на кладбище, а она как мамку-то в гробу увидела – как принялась реветь! И ручки тянет свои маленькие… – Наталья Ивановна не могла сдержать слез. – Ругается, почему ее не пускают. Она так смешно ругалась… Мне с ней пришлось уехать. Муж не спал несколько недель, у него обострилась депрессия, мало того, что с его братом случилась такая трагедия, так он еще потерял очень большие деньги. Мы потеряли все деньги и с кого их спрашивать? С той сволочи, которую так и не смогли найти?

Вопрос повис в воздухе. Я счел нужным промолчать, хотя уловил в голосе женщины обиду и претензию, которую я невольно определил на свой счет.

Я перелистывал фотоальбом, на страницах которого крошечная девочка подрастала и обретала черты взрослеющего человечка. Фотографий было не так много, как делают сейчас – по сотни в день. В те годы пользовались пленочными фотоаппаратами. Вот девочка сидит на руках у молодого Аксиния Николаевича, вот в окружении своего сводного брата и сестры, вот играет в какую-то игру с колечками. Я переходил от одной фотографии к другой и впервые увидел, как фотокамера запечатлела детскую улыбку. Юля смеялась во весь ротик, у нее уже было несколько зубиков, а глаза светились счастьем, свойственным только непосредственным детишкам. Я задержался на этой фотографии, девочка мне нравилась, хотелось взять ее на руки и насколько раз подбросить и поймать как я делал это с подрастающими друг за другом сыновьями, старший из которых определенно достиг половой зрелости, и если я его подниму и подброшу – я надорву позвоночник.

– Со временем Юля прижилась, – продолжала Наталья Ивановна, – плакала она все еще много, часто ревела по ночам, ей снились кошмары, но она не могла ничего объяснить. Позже это прошло. Позже она перестала реагировать на фото своей мамы. Детский психолог объяснил нам, что в ее возрасте дети быстро забывают прошлое. Это называется инфантильная амнезия.

Я кивнул и попросил разрешения сфотографировать на мобильник некоторые фотографии девочки. Наталья Ивановна была не против и сейчас я имею счастье время от времени любоваться ангельским личиком девочки дважды в своей жизни столкнувшейся с кровавой трагедией. Дважды! Перелистывая страницы фотоальбомов, я прослеживал по ним не только как менялись фотоаппараты в семье Аксиния Зенитникова, но и как росла девочка Юля. Теперь я знаю ее в детском саду и на новогодних елках, в компании своего сводного братика и сестренки и в обществе неизвестных мне детишек и взрослых. Наталья Ивановна подробно знакомила меня с каждым – родственники, друзья, знакомые, одноклассники. На моих глазах Юля стала первоклассницей с двумя черными косичками с вплетенными в них белыми лентами и пышными бантами и мы с Натальей Ивановной углубились в школьный период девочкиной жизни. Госпожа Лоськина-Зенитникова призналась, что учеба давалась Юли не без труда, отличницей она не была даже в начальных классах, да и послушной ее нельзя было назвать.

– Но она не была озорницей, – сразу уточнила Наталья Ивановна, – она была послушной, но… ну не было в ней тяги к знаниям. Да мы и не настаивали, Артем с Полинкой тоже учебой не блистали, особенно в старших классах.

На очередной фотографии я наткнулся на одетую в костюм Снегурочки девочку лет двенадцати и не сразу определил в ней Юлю. Рядом стоял Дед Мороз ненамного старше малолетней внученьки и еще пара детишек, наряженных в вату, символизирующих снег. На следующем фото Юля была в образе белочки и что-то говорила мальчику-ежу с налепленными на плюшевые иголки картонными гроздьями рябины.

– Юленька ходила в театральный кружок, – поспешила объяснить мне Наталья Ивановна. – И еще в литературный. Она обожала читать, читала все и так жадно, будто искала в книгах ответы на мучавшие ее душевные вопросы. У нас неподалеку был книжный магазин, так вот Юля после уроков вместо того, чтобы домой идти, заворачивала в этот магазин. Однажды была такая история – у Артема, нашего старшего, был день рождения, мы накрыли стол, был торт, я наготовила салатов, пожарила рыбу. Артем любит рыбу. Артемка из школы пришел, Полинка пришла, а Юленьки нет. В то время ни у кого не было мобильников и мы сидели ждали. А ее все нет и нет. Наконец она пришла с вот таким портфелем, – Наталья Ивановна показала руками противоестественную толщину портфеля. – А в портфеле новые книжки. Оказывается, она забыла про Артемкин день рождения и после уроков пошла в книжный магазин, где набрала себе кучу книг. Она так увлеклась выбором книг, что потеряла счет времени. А в седьмом классе она написала пьессу для театрального кружка, сама ее поставила и сыграла главную роль. Вот фотографии, видите, этот она в Москве со своим коллективом. Постановка называлась «Взгляд», ее наградили дипломом. Второе место на конкурсе молодежных театров.

Я хотел спросить, о чем пьеса с названием «Взгляд», в которой, как видно из фото, Юля предстает перед публикой в образе сумасшедшей в ночной сорочке и с завязанными глазами, но Наталья Ивановна, опередив мой вопрос, объяснила, что это страшная история, о которой ей не хотелось бы вспоминать.