скачать книгу бесплатно
Зоя, или На перекрестках судьбы
Ирина Июльская
Этот роман, являясь самостоятельным законченным произведением, корнями развития сюжета переплетается с романом «Леночка, или Анна Каренина наших дней». В книге «Зоя. На перекрестках судьбы» подробно прописаны судьбы Зои, Виктора, Олега, Марины и др. персонажей, чьи имена упоминаются в первой книге «Леночка, или Анна Каренина наших дней». Захватывающий сюжет красавицы Зои Бурминой и неожиданных поворотов судьбы ее и близких ей людей.
Зоя, или На перекрестках судьбы
Ирина Июльская
© Ирина Июльская, 2020
ISBN 978-5-4496-9668-7
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Этот роман, являясь самостоятельным законченным произведением, корнями развития сюжета переплетается с первой книгой – «Леночка, или Анна Каренина наших дней». В книге « Зоя, или На перекрестках судьбы» подробно прописаны судьбы Зои, Виктора, Олега, Марины и др. персонажей, упоминающихся в первой книге. Захватывающий сюжет, запутанная линия жизни красавицы Зои Бурминой, неожиданные повороты ее судьбы и близких ей людей. В книге интереснейшая «боковая ветвь» – взаимоотношения четы Шестаковых и Олега с Мариной. Несмотря на увлекательность романа, все события достаточно достоверны и соответствуют духу времени описываемых событий. Всем, кто любит книги с романтикой и захватывающими эмоциями не останутся равнодушными. Быстро и легко читается со светлым, жизнеутверждающим концом романа.
ГЛАВА 1 Красота – дар Божий или Крест…
«Красота тоже дар Божий, один из редчайших и драгоценнейших. Мы должны быть благодарны, если удостоились его, а если нет, должны быть благодарны, что другие удостоились его, нам на радость.
С. Моэм
Скажите, вы были красивым ребенком? Настолько красивым, что где бы и с кем бы вы не появлялись, все внимание сразу переходило на вас. Везде: во дворе дома, где вы жили, в детском саду, куда ходили, в школе и далее по мере вашего взросления. Ты еще кроха, но очень рано начинаешь понимать, что с тобой что-то не так, что ты какой-то особенный. Красота, как и уродство привлекает внимание, выделяет тебя из толпы, и лишь немногие понимают, что быть по-настоящему красивым, если не крест, то ноша, и весьма обременительная. Красоте завидуют, от красивых людей постоянно ждут подвоха, измен, красивых часто считают глупыми и ленивыми. Дескать повезло, счастье самотеком должно плыть к избранникам судьбы, отмеченным печатью красоты и лишь немногие знают, как по-настоящему одиноки и несчастны бывают красивые люди, особенно если они наделены умом, добрым сердцем, совестью, скромностью и другими, казалось бы бесполезными и не нужными для красавцев и красавиц качествами.
И еще… родителям нужно хорошенько подумать прежде чем дать имя своему ребенку. Красивая девочка, с редким именем в СССР, в послевоенные времена 50-х… Эту чашу Зоя испила до дна, хорошо, что ее настоящее имя – Изольда, было только в метрике, так же, как и фамилия отца, обрусевшего немца Николая Дмитриевича Гольфштатд. Мать Зои-Изольды благоразумно дала ей свою фамилию – Бурмина, убедив мужа, что для девочки так будет лучше. И она оказалась очень права, а во всем остальном Зое-Изольде досталось от жизни по полной.
Родилась Зоя Бурмина в 1952 году в Сибири, городе Томске, куда волею судеб попали ее предки, хотя корни их рода шли из Санкт-Петербурга, тогда еще Российской Империи. Отца своего Зоя почти не помнила, он умер, когда ей было пять лет. От Бабушки Натальи Петровны Гольфштадт, 1900г.р. урожденной княжны Урсуловой сдержанной и немногословной выпускницы Смольного, последнего петроградского выпуска 1917 года, трудно было чего-то добиться. Она не любила говорить о своей жизни. Революция отняла у нее отца, царского генерала, павшего от рук пьяной солдатни, обезумевшей от беспредельной кровавой каши и вседозволенности, мать, умершую от тифа в железнодорожном вагоне по дороге в Сибирь к родственнице. Девятнадцатилетняя Наталья, полуживая добралась до тетки своей матери в Томск, где та жила в старом деревянном доме, вернее в части дома, когда-то принадлежавшем всей семье Надежды Илларионовны. Остальная часть была заселена чужими людьми в порядке уплотнения. Надежда Илларионовна, уже будучи в весьма преклонном возрасте, прожила еще около двух лет и умерла, оставив двадцатилетнюю Наташу одну одинешеньку в чужом сибирском городе. Свое великосветское, княжеское происхождение Наталье удалось скрыть, все девочки из ее семьи учились в Смольном институте, а ее бабушка окончила его с получением золотого шифра и стала фрейлиной при императорском дворе.
Закончив курсы машинописи и стенографии, Наталье удалось найти работу секретаря в Томском университете, старейшем в Сибири, где она и встретила своего мужа, преподавателя Дмитрия Петровича Гольфштадт из обрусевших немцев, несколько поколений которых проживало в России. В 1923 году у них родился сын Николай, который пошел по следам отца и накануне войны поступил в Томский университет, благополучно закончив его сразу после войны. На фронт его не взяли по нескольким причинам, главной их которых было наличие немецкой крови, хоть и обрусевший, но все же немец, да еще и сын врага народа. Его отца Дмитрия Петровича расстреляли по сфабрикованному делу все в том же 37-м году, когда Николаю было четырнадцать лет, но он уже был отмечен, как особо одаренный ученик по точным наукам. Николай с блеском сдал все экзамены и поступил на механико-математическое отделение в университет, после окончания которого был зачислен в инженерные войска. Родина нуждалась в научных кадрах на благо обороны страны. Сын вырос в крупного ученого благодаря отцу-ученому и матери-смолянки, которая была для него настоящей нравственной опорой в жизни во всем.
Помимо светских манер, знания языков, игре на музыкальных инструментах и основных познаний наук, смолянки обладали всеми навыками выживания в суровых, даже спартанских условиях. Наталья Петровна всю жизнь с утра обмывалась по пояс холодной водой, эту привычку, унаследованную ею еще с времен обучения в Смольном, она передала и внучке Зое, приучив ее с младых ногтей к чистоте тела в любых условиях существования. в Смольном ее научили вышивать гладью и ришелье, а так же основам кроя, что помогло ей в голодные и суровые годы не помереть от вечного недоедания, да и потом, когда она осталась одна с восьмилетней Зоей после безвременной смерти сына и невестки.
Для Зои, рано потерявшей родителей, бабушка была эталоном во всем, она умела и печь натопить, и обед приготовить практически из ничего, но стол всегда был накрыт накрахмаленной скатертью и сервирован по всем правилам этикета. Так, что пользоваться ножом с вилкой Зоя научилась рано. Бабушка, прекрасно умевшая вышивать и шить, обладала великолепным вкусом и сама обшивала внучку, Зоя была прелестна в ее нарядах, на улице не было ни одного из прохожих, кто б не оборачивался в след девчушке, а соседка Захаровна, как-то взяв Зою за подбородок и вглядываясь в ее лицо, произнесла: – Будешь сердцеедкой! —
Маленькая Зоя долго не могла понять смысл этой фразы. И зачем ей есть сердца? Она хотела спросить у бабушки, но постеснялась. Они любили долгими зимними вечерами заниматься рукоделием, у Натальи Петровны остались после смерти Надежды Илларионовны платья, которые, конечно, давно вышли из моды, но ткани, выписанные в свое время из Парижа, были самого высокого качества; натуральный шелк и бархат, настоящий английский твид, атлас, кружева, все это позволяло одевать маленькую Зою, как куколку на зависть окружающим. Бабушка шила из тонкого батиста и нижнее белье для внучки с кружевами и вышивкой, она рано приучила Зою стирать свои вещи и самостоятельно ухаживать за собой. Как-то Зоя постирала свои платьица и оставила их сушиться во дворе, так их тут же и украли с веревки…
Но главное их с бабушкой богатство было в сохранившейся и доставшейся по наследству от Надежды Илларионовны домашней библиотеке. Книг было много, многие из них были на иностранных языках, прекрасно владеющая ими Наталья Петровна, сама взялась обучать внучку. Так рано, с трех лет Зоя начала изучать и к пятнадцати годам освоила три европейских языка: английский, немецкий и французский. Она читала, бегло говорила на этих языках благодаря бабушке и книгам, многие из которых выучила наизусть на языке оригинала. Зоя с бабушкой занимали две небольшие комнаты в старом деревянном доме, когда-то принадлежавшем их родственникам, но главное преимущество было в том, что у них был отдельный вход-выход, а в бывших сенях они сделали маленькую кухоньку, изолированную от общей коммунальной кухни с их вечно выясняющими отношения соседками.
Окна выходили в палисадник, где росла сирень, которую бабушка очень берегла и укутывала на зиму мешковиной, чтобы кусты не вымерзли и каждое лето радовали своим цветущими ветвями, так напоминавшими ей цветение сирени в их бывшем поместье под Петербургом.
Отец Зои был инженером, но не тем инженером, которые работают на производствах, заводах и фабриках, он был инженером в погонах, работал в строго засекреченном КБ за колючей проволокой. Мать Зои была врачом и последовала за мужем из Томска с новорожденной Зоей в необжитый поселок на севере Казахстана, куда направили ее мужа и где Зоя постоянно болела. Матери ничего не оставалось, как отправить ее к своей свекрови Наталии Петровне, бабушке Зои. Она приезжала летом в Томск, проведать свекровь и забрать Зою, показать отцу. Зоя смутно помнила его высокую фигуру, он уже тогда начал кашлять, а затем туберкулез в открытой форме унес его в могилу в возрасте тридцати четырех лет.
Мать Зои Екатерина Андреевна, будучи врачом, всего на три года пережила мужа по той же причине, хотя были слухи, что дело вовсе не в указанном свидетельстве о смерти туберкулезе, косившем всех в поселке, а в каком-то особо токсичном топливе, используемом на полигоне, за колючей проволокой. Так в возрасте восьми лет Зоя осталась одна с бабушкой Натальей Петровной, которой к тому времени было шестьдесят и которая собой заменила Зое и мать, и отца.
В школе Зоя училась хорошо по всем предметам, но подруг не заводила по причине своего обособленного воспитания бабушкой, а еще и по причине утонченной красоты, выделявщей ее изо всех. Она была подобна… нет, не белой вороне, а скорее прекрасной птице, случайно залетевшей в чужие края, да так и оставшейся жить посреди неродной стаи. Но Зоя совершенно не страдала от одиночества, ей было интересно пребывать в своем мире, где много книг, рассказывающих ей о разных странах, о исторических событиях, которые происходили столетия и даже тысячелетия назад. В их небольших комнатах нашлось место и старинному фортепьяно, на котором бабушка учила ее играть по нотам, у Зои оказался абсолютный слух и голос, поражавший своей хрустальной чистотой. После школы Зоя старалась не задерживаться и спешила домой, многие одноклассники, да и учителя считали ее холодной и надменной, но это было, конечно, не так.
Были у Зои и люди искренне хорошо к ней относившиеся: школьная библиотекарша, снабжающая ее книгами, учительница русского языка и литературы, учительница пения, но были и недруги и что особенно неприятно, из среды учителей. Больше всех не любила Зою преподавательница иностранного языка, а по совместительству и домоводства, да еще к тому же супруга директора школы, которая ревновала Зою к знаниям, так как явно проигрывала ей. Зоя чувствовала шпильки в свой адрес, но никогда не говорила об этом бабушке, помня ее слова о выдержке и умении «сохранять лицо», а так как больше ей было не с кем поделиться, она рано научилась все держать в себе и не показывать, что ей больно или неприятно от чьих- то действий. Вот так и жила Зоя с бабушкой до пятнадцати лет.
Вся ее жизнь изменилось в один день, когда зимой, ранним темным утром Зоя обнаружила свою бабушку, скончавшуюся во сне, ей было всего шестьдесят семь лет и у нее остановилось сердце. Когда Зоя поняла, что бабушка мертва, она долго сидела около нее, держа ее холодную руку в своих руках. Слез не было, Зое было пятнадцать и она знала, что прощается с бабушкой и стоит ей выйти из комнаты и позвать кого-то, как ее бабушку унесут и она больше никогда не увидит ее, поэтому Зоя сидела, вглядываясь в черты ее последнего и единственного родного человека, чтобы запомнить ее навсегда.
Как круглую сироту Зою определили в детский дом. Пришли какие-то люди и сказали, что завтра утром она поедет в сопровождении воспитателя в интернат. Никаких вещей из дома брать не нужно, там ей все выдадут. От бабушки у Зои осталось кольцо с бриллиантом и чудом уцелевшая ложка из фамильного серебра. Кольцо на тонком кожаном шнурке Зоя надела на шею и спрятала под одеждой.
Всю ночь Зоя так и не сомкнула глаз, она знала, что оставляет в этих старых стенах свою прежнюю жизнь, эти стены помнили ее отца, ее мать и ее бабушку. Все они ушли в другой мир, оставив ее одну, а теперь и ей предстоит покинуть родные стены и пойти навстречу неведомому будущему. Но Зоя хорошо помнила заветы своей бабушки – при любых жизненных обстоятельствах нужно уметь держать спину прямо и не позволять себе пасть под ударами судьбы.
Утром пришла женщина из органов соц. опеки. Она закрыла ключом комнаты, положила ключ в сумку и они поехали на железнодорожную станцию, где сели на пригородную электричку. Через час, добравшись до нужной станции, они пересели на рейсовый автобус и еще через полчаса автобусной тряски по бездорожью Зоя стояла у ворот детского дома, где ей предстояло прожить два года, вплоть до окончания школы-десятилетки.
Здание было двухэтажное из серого силикатного кирпича, окруженное высоким глухим забором, за которым был небольшой парк с беседками и спортплощадкой. Ее проводили в медкабинет, где медсестра быстро осмотрела Зою, проверив нет ли на ней вшей, спросила когда она мылась в бане в последний раз и получив ответ, сочла, что Зоя может переодеться в казенные вещи, а вещи, в которых она прибыла в интернат, у нее заберут.
Сестра-хозяйка или завхоз, выдала ей платье, белье, туфли. Она проводила Зою в спальню для девочек и указала ей на ее кровать с прикроватной тумбочкой. Девочки еще не пришли с уроков и спальня, напоминавшая больше больничную палату на двенадцать коек, была пуста. Затем завхоз ушла, оставив Зою одну. Ей ничего не оставалось делать, как подчиниться и переодеться, только белье на теле она оставила свое, а казенное положила под подушку. Завхоз забрала Зоины вещи и сообщив ей, что скоро будет обед, повела Зою в столовую. Неожиданно тишину интерната прорезал громкий звонок, означавший, что уроки закончены и все строем пойдут в столовую обедать. Тишина, царившая до сих пор, сменилась шумом голосов воспитанников.
К Зое подошла невысокая, хрупкая женщина, преподаватель истории и классный руководитель 9 класса, в котором предстояло учиться Зое Бурминой. Нина Гавриловна, женщина сорока с небольшим, указала Зое на ее место за столом. На обед был салат из капусты с морковью, суп, макароны по-флотски и компот. За столом на четверых сидели девочки, как потом оказалось одноклассницы и соседки по спальне. Одна их них, Зина Тутырина сразу привязалась к сдержанной и немногословной Зое, решив взять ее под свое покровительство, она показала где и что у них находится, а главное, начала посвящать Зою в сплетни и интриги, происходящие в детдоме. Посплетничать Зина любила, она была старожил и практически выросла в стенах детдома при живых и здравствующих родителях, лишенных родительских прав за систематическое пьянство и антисанитарию в доме. Зина давно смирилась со своей участью и даже не горевала по поводу своих непутевых родителей. За все время к ней никто так ни разу и не приехал, говорили, что ее отец сгинул в тюрьме, а мать окончательно спилась. Поэтому Зина и не ждала их, и вообще, не ждала от жизни ничего хорошего с тех пор как стала осознавать себя. О ранних воспоминаниях своей голодной заброшенности в родительском доме в какой-то отдаленной от Томска деревне, Зина старалась не думать, стены детдома стали для нее единственными, в которых был и хлеб, и тепло. В отличии от Зои и еще нескольких девочек, ей не с чем было сравнивать, не по кому было скучать, это был хорошо укоренившийся росток, который несмотря ни на что пробил собой асфальт жизненных перипетий и пророс вопреки всему.
Слушать сплетни Зое было неинтересно, поэтому она все свободное время от уроков проводила за чтением книг интернатской библиотеки, но в основном это были книги героико-патриотической направленности и сильно идеологизированные, а Зоя не была комсомолкой и никогда туда не стремилась.
Она понимала, что ей нужно смириться с судьбой и жить здесь до окончания интерната, нужно получить аттестат, а вот что делать дальше Зоя не представляла, ей ее будущее казалось туманным, потеряв бабушку в один день, она осознала насколько бывает непредсказуема жизнь.
Глава 2 Первый рыцарь, или Ромео
А меж тем появление новенькой не осталось незамеченным и среди учеников, и среди воспитателей. Мальчики жили в правом крыле корпуса, а девочки в левом, но занятия и свободное время проводили совместно. В интернате были кружки по интересам, руководили которыми, как правило, те же учителя-воспитатели, все они проживали в поселке, находящемся по соседству. В Красном уголке стояло старое, раздолбанное руками воспитанников пианино. Однажды, когда там никого не было, Зоя подсела к нему и начала играть «Лунную сонату» Бетховена, которую очень любила. Дверь Красного уголка открылась и на пороге Зоя увидела высокую фигуру своего одноклассника Славки Чубарова, имевшего репутацию озорника и заводилы. Увидев его, Зоя прекратила играть, смущенно опустив глаза.
– Здорово играешь! А что еще можешь? – спросил Славка, уставившись на Зою.
– Пианино сильно расстроено. – ответила она и закрыв крышку инструмента, встала, а он продолжал стоять в дверях. Чтобы прекратить разговор Зоя подошла к Славке, но он не сдвинулся с места, закрывая собой проход, пристально разглядывал ее. Зоя, глядя ему в глаза твердым голосом произнесла:
– Дай пройти, пожалуйста… —
– Ну, раз пожалуйста… – произнес Славка и дал пройти Зое, та вышла из Красного уголка и пошла по длинному интернатскому коридору мимо ребят, смотрящих черно-белый телевизор.
Они спорили, старшим хотелось смотреть фильм, а младшим мультфильмы и из-за этого всегда возникали ссоры. Подошла воспитательница и сказала, что по воскресеньям с утра младшие дети смотрят мультфильмы, а после обеда телевизор смотрят старшие ребята. Распорядок дня и расписание во всем были неотъемлимой частью интернатской жизни: отход ко сну был в девять вечера – для всех и старших, и младших, а подъем был в семь тридцать утра, чтобы успеть убрать постели, умыться и позавтракать. Уроки начинались в восемь тридцать, как и у всех школьников страны.
Зоя вспоминала бабушкины рассказы про Смольный, как они, девочки из аристократических семей, среди которых были и принцессы крови из Балканских стран, не чурались и физического труда, а с аристократок, княжон и принцесс спрос был еще строже, ведь им предстояло выйти замуж за членов правящих династий, а может и самим стать у кормила власти. Поэтому пусть знают не понаслышке каково это стирать, убирать. Хотя, если быть уж совсем честными, все это носило скорее осведомительно-просветительский характер, но ее бабушке, княжне Урсуловой пригодилось смольное воспитание и навыки, приобретенные там. Поэтому и Зоя, не будучи неженкой, стоически воспринимала строгие, казенные условия жизни. Единственное, к чему она никак не могла привыкнуть, это отсутствие ножа, как столового прибора. В первый же день своего пребывания в интернате Зоя обратилась с просьбой выдать ей нож, без ножа ей было как-то неудобно и неловко есть, на что работница кухни заявила, что никаких ножей воспитанникам не положено, пусть ест ложкой и вилкой и как-то странно и подозрительно посмотрела на Зою, та отошла и больше ничего и ни у кого не просила.
Пожалуй еще, с чем ей было невмоготу смириться, было то, что все девочки носили одинаковые казенные платья. И дело даже не в том, что они были унылые и какие-то безликие. Платья переходили от одной к другой, т.к. все были одинакового стандартного размера и после прачечной их привозили и раздавали в комплекте с нижним бельем. Они не всегда были хорошо простираны, видимо в прачечной воровали стиральный порошок, Зою воротило от запаха пота, исходившего от плохо выстиранных платьев, она попросила в кружке рукоделия немного мулине и иголку и вышила на своем платье розу, которая оживила и расцветила это серое унылое изделие, но главное, что теперь Зоя пометила свое платье, за чистотой которого она следила и каждый вечер застирывала подмышки у рукавов, чего, к сожалению, никто из девочек не делал, поэтому запах пота от бурно развивающихся девушек исходил постоянно. Некоторые, глядя на Зою, последовали ее примеру. Поначалу им было странно видеть, как она, поборов свою стыдливость перед ними, мылась по пояс холодной водой над раковиной в туалетной комнате, так как банный день был даже не раз в неделю, а через десять дней и был связан со сменой постельного белья в спальнях. Зоя делилась с девчонками тальком и пастой Лассара, которой приходилось пользоваться за неимением других средств, с которыми в те времена было худо, ГДРовский «Одорекс» был редкостью в их краях.
Помогали Зои и ее любимые литературные герои. Она помнила английскую классику и жизнь юной Джейн Эйр в пансионе, вот той действительно было тяжело. Карцера в интернате не было, карательных мер она тоже пока не заметила, но было кое-чего и похуже, с чем пришлось столкнуться Зое после недолгого пребывания в интернате.
Воспитанники, согласно расписанию, дежурили по кухне, помогали убирать со столов, работали в детдомовской хлеборезке, где нарезали хлеб ножом, напоминавшим гильотину. В одно из таких дежурств повар, здоровый детина лет под тридцать, которого за глаза все называли Коком, незаметно пойдя к Зое сзади, обхватил ее со спины и стал ее жадно лапать своими огромными ручищами.
Вдруг откуда ни возьмись, как из-под земли вырос Славка Чубаров, ударом по ногам свалив Кока на кафельный пол хлеборезки, заломил ему руки за спину. И откуда у пятнадцатилетнего парня взялась сила, чтобы завалить отожравшегося на детдомовских пайках Кока… Зоя стояла не в силах сдвинуться с места, на что ей Славка, сидя верхом на Коке, прошипел сдавленным голосом:
– Иди, не женское это дело! —
Зоя ответила ему:
– Я сейчас ребят позову. —
– Не надо, сам разберусь. – ответил Славка.
Но тут дверь в хлеборезку открылась и в нее вошло несколько ребят из 9 и 10 классов, пришедших к Славке на подмогу. Один из них здоровяк по прозвищу Сан Саныч, подошел к Коку и поставив ему ногу на спину сказал, что если он еще хоть раз будет приставать к девчонкам, то получит сполна, достанется Коку от каждого из них. После этого случая Кок приутих и больше к девочкам не приставал.
С тех пор Зоя подружилась со Славкой, он стал ее верным другом и рыцарем. Как он оказался в детдоме никто не знал, кто-то говорил, что его отца зарезали в поезде и выбросили по дороге, но всех обстоятельств не знал никто. Из девочек подруг у Зои не было, Зина по-прежнему липла к ней, но ее назойливая болтовня и сплетни откровенно раздражали Зою и она как-то прямо ей об этом сказала. Хмыкнув, Зина ответила: – Хорошо быть такой красивой как ты, все мальчишки хотят дружить с тобой. – На что Зоя спросила:
– И с чего ты взяла, Зина? —
– Как же… скольких до тебя Кок перелапал, а заступились только за тебя.-
– Вам надо было сказать директору, что он пристает к вам… сами виноваты. – ответила Зоя.
– Много ты знаешь… Он, Кок директрисе сумки продуктами набивает. Каждую неделю по огромной сумке перед привозом новой партии продуктов. Да и девчонки сами некоторые помалкивали, он их тоже подкармливал… Ты новенькая, а я здесь давно и много чего знаю. – с этими словами Зина пошла прочь, оставив Зою одну.
Но все же было и хорошее. Именно в детдоме Зоя увлеклась театром, они с бабушкой ходили в Томске в местный театр и в кино, но по-настоящему, с миром театра Зоя соприкоснулась именно в интернате, что и послужило отправным моментом для принятия решения кем быть. Зоя решила, что она хочет стать актрисой и после окончания интерната поедет в Москву, поступать в театральный институт. А дело было так…
В их поселке рядом с интернатом поселился вышедший на пенсию актер томского драмтеатра, Константин Федорович Неверов, было ему уже за семьдесят и был он очень одинок, его жена, тоже актриса умерла, а детей у них не было. В наследство Константину Федоровичу достался крепкий теплый дом в поселке и как-то так произошло, что он пришел в интернат и предложил организовать для воспитанников драмкружок, а работать он готов и бесплатно. Директриса предложение приняла, а взамен предложила Константину Федоровичу прикрепиться к их интернатской столовой, на что он совсем не рассчитывал, но был, конечно, весьма обрадован, потому что готовить ему еду было совсем некому. Так вот, с появлением такого истинно культурного и высокообразованного человека в интернате произошли изменения в жизни по крайней мере двоих девочек – Зои и Зины. Запись в кружок была для всех желающих, кто-то приходил, затем бросал, переключившись на что-то другое, но среди всех воспитанников настоящими талантами выделялись только двое: Зина и Зоя. Беда была только с мальчишками, никто не хотел идти в драмкружок по причине зажатости и страха перед публикой, а если точнее, из робости и стеснения. Зина с Зоей тоже не сразу побороли в себе эти страхи, но увлечение театром захватило обеих с одинаковой силой; прекрасную и утонченную Зою и грубоватую дурнушку Зину. А без мальчишек, ну никак! Хотели поставить сцены из «Ромео и Джульетты», но без Ромео нет и Джульетты. Не играть же Зинке Ромео! Хотя, надо признать, что у нее и это получилось бы. Сценки из Чехова, поставленные Константином Федоровичем с участием Зины и Зои, собирали весь интернат и даже жителей из поселка. Люди, проживавшие вдали от культурного центра Томска, кроме фильмов в клубе по выходным ничего не видели. Так, что именно в драмкружке интерната открылись Звезды: Зоя Бурмина и Зина Тутырина. А с Ромео произошла такая история…
Зоя очень хотела сыграть Джульетту, она знала многие диалоги из этой гениальной пьесы Шекспира наизусть на языке оригинала, когда-то много раз перечитывала их бабушке, иногда поправлявшей ее. Но не было у них Ромео, только один мальчик был в драмкружке, но он был заметно младше, намного ниже Зои ростом и совсем не подходил на эту роль. И вот печальная и грустная Зоя поделилась своей печалью и грустью со Славкой:
– Ты все говоришь, что на все пойдешь для меня, а вот в драмкружок к нам не записываешься, а нам так нужен Ромео! К своему стыду Славка Шекспира не читал и о «Ромео и Джульетте» слышал что-то весьма отдаленное на уроке литературы. Он взял в библиотеке книгу Шекспира и прочел ее. После прочтения Славка подошел к Константину Федоровичу и попросил, чтобы тот взял его на роль Ромео.
– Так сразу и Ромео? Не рано ли замахнулись на Шекспира, молодой человек! – с иронией спросил видавший виды актер драмы, Константин Федорович.
На что, немного смутившийся Славка, ответил:
– У вас ведь нет никого на эту роль, а Зое хочется сыграть Джульетту! —
Константин Федорович решил рискнуть. Раз чувство влюбленности привело этого, с виду такого неотесанного парня, в драмкружок, значит все получится, так как нельзя сыграть любовь без влюбленности в героиню. И он оказался прав!
На репетициях скованный, долговязый, вечно незнающий куда девать руки Славка, долго не мог почувствовать себя молодым жителем Вероны, да еще и из аристократической семьи. Зоя была в полной растерянности, а присутствующая на репетициях Зинка, игравшая Кормилицу, буквально умирала со смеху, да так, что Константину Федоровичу пришлось ее серьезно урезонить и выпроводить из зала в коридор.
И все же премьера состоялась! Для платьев были пожертвованы шелковые гардины и тюль с окон, были изготовлены маски из бархатной бумаги. В сцене на балу, когда Ромео влюбляется в Джульетту и снимает перед ней свою маску, Зоя с длинными до пояса каштановыми волосами, перевитыми жемчужными бусами и глазами цвета изумруда была настолько хороша и ослепительна, что в зале буквально можно было услышать как за окном падают снежинки, а потом раздался гром аплодисментов. Надо было видеть лица людей, сидящих в зале!
Сцену на балконе решили не ставить, ее не утвердила директор, уж слишком она эротична и предполагает объятия и поцелуи, что совсем не соответствует их учебному заведению. С ней не стал спорить сам Константин Федорович, хотевший поначалу напомнить директорше, что Зоя старше Джульетты почти на два года, но он благоразумно промолчал. А сцену на балконе отрепетировал с Зоей и без участия Ромео… Она пригодится ей при поступлении в театральный ВУЗ, но это будет гораздо позднее.
Закончилась долгая сибирская зима, весна наступала нехотя, снег местами пролежал до самого мая и лишь после праздника Победы солнце начало припекать по-весеннему. Ребята работали на земельном участке, принадлежащем интернату, на котором выращивали овощи для столовой. Правда, неизвестно куда уходила большая часть выращенного урожая, на интернатском столе овощей-фруктов было негусто, да и зелени тоже.
А Славка нашел где-то поляну с пролесками и Зоя постоянно находила маленькие букетики цветов то у себя в парте, то на прикроватной тумбочке или на обеденном столе в столовой. Затем были ландыши, которые сменили сибирские жарки, но это уже ближе к середине лета…
Впереди последний выпускной класс. Зоя твердо решила ехать в Москву поступать в театральный, она начала серьезно готовиться к поступлению вместе с Константином Федоровичем, который верил в Зою. Ну, а следом за Зоей и Зина тоже потянулась туда же, в артистки. Константин Федорович хвалит ее и говорит, что из нее получится характерная комедийная актриса, а его похвалы дорого стоят. Только один человек не в восторге от поступления Зои в театральный, Славка. – Он-то за ней в актеры не пойдет, это уж точно. И права Зинка, уедут они и все, прощай дружба и любовь! А Зоя станет настоящей звездой сцены, он уверен в этом. А ему до нее, как до звезды на небе… – Славка все больше грустит, хотя старается и не показывать вида, особенно при Зое. А она вся в мечтах о сцене и ничто и никто не сможет ее от этой мечты заставить отказаться.
И все же у них есть еще один год совместного пребывания в интернате и этот год они будут вместе. Но, как уже было сказано, в жизни бывают и вещи непредсказуемые.
Как-то во время дежурства по столовой Зоя увидела в дверях кладовки кабанистую фигуру Кока. Внутри у нее все сжалось, она знала, что Славка с ребятами занят на разгрузке овощей на зиму и не может уследить за ней. Но Кок еще издалека начал:
– Да не бойся ты… я ж серьезно к тебе, я ж жениться на тебе хочу! Как исполнится тебе восемнадцать, так и распишемся! Я тебя как на сцене увидел, так спать с тех пор не могу, вот ты где у меня, он стукнул себя по своей мясистой груди под белым поварским фартуком. Зоя не сдержалась и может впервые в жизни расхохоталась так, как никогда раньше, настолько нелепым и смешным показался ей этот жест повара. А он рассвирепел:
– Брезгуешь, артистка! Мы одни, а ключик вот он! – и Кок показал ей связку ключей. Твой охранник далеко и не видит, как я тебя сейчас на этом столе разложу, – с этими словами Кок потянул к Зое свои ручищи, схватив ее, бросил на огромный разделочный стол в кладовке и стал задирать на ней юбку, так и не успев запереть дверь. В этот самый момент кто-то со всего маха огрел Кока огромной сковородой по голове. Кок обмяк и упал на кафельный пол, как подкошенный, а на поварской белой шапочке разрасталось ярко-красное пятно. Зоя в ужасе смотрела на Кока, потом перевела свой взгляд на Славку.
Славка стоял белее муки, рассыпанной на разделочном столе во время неравной борьбы Зои с Коком, в руках у Славки была большая сковорода. Тут в кладовку зашла уборщица и увидев на полу окровавленного повара закричала в голос. На ее крик прибежали работники кухни и схватив Славку, поволокли к директору интерната Марии Васильевне, которая проработала в этом учреждении больше двадцати лет. Мария Васильевна вызвала милицию, Славку посадили в милицейский УАЗик и увезли в отделение, а Зою стал допрашивать в присутствии директора интерната другой милиционер.
О том, что произошло во время ее дежурства по кухне в кладовке, Зоя рассказала все как было. Приехала скорая помощь и забрала Кока в больницу. Следователь составил протокол, который подписала Зоя, директор Мария Васильевна и кто-то из сотрудников интерната. Когда милиционер уехал и все стали расходиться, Мария Васильевна попросила Зою задержаться. Когда все вышли из директорского кабинета, она открыла окно и закурила в присутствии Зои. Закончив курить, Мария Васильевна тяжело глядя на Зою, произнесла:
– А все из-за тебя, артистка! Всех мужиков с ума свела! И никакая ты не Зоя Бурмина, а Изольда Гольфштадт, и комсомола тебе не видать, и в Москву ты поступать не поедешь, так и знай! Заварила кашу! – Директорша презрительно бросила на Зою взгляд, затем понизив голос продолжила:
– Но я тебе дам шанс, меняй показания пока не поздно, дескать шашни у тебя были с Чубаровым на кухне и Толе случайно из-за ревности досталось сковородой по голове. Тебе ничего не будет, да и Ромео твоему, вы несовершеннолетние, а меня затаскают теперь. Да и девчонкам скажи, чтобы они рот на замке держали про приставания на кухне, сами сучки виноваты, знаю я, повидала многое здесь за двадцать лет! От матерей-шалав шалавы и родятся. А тебе советую крепко подумать, иначе тебе Москвы не видать и денег на дорогу тоже, так и знай! Иди с глаз моих! – Директорша рукой указала Зое на дверь.
Зоя не пошла на обед, а просидела до тихого часа в отдаленном уголке парка, среди кустов шиповника. Вдруг она услышала голоса девчонок, которые искали ее и нашли здесь, в заброшенной беседке посреди колючих зарослей. Их было трое: Зинка, Лена Иванова и Нина Кравцова, все они – ее соседки по столу и спальной комнате. Девчонки стали расспрашивать Зою, что все же произошло на кухне сегодня во время дежурства, но она молчала. Зинка протянула Зое котлету с хлебом, которую ей удалось спрятать и вынести из столовой. Зоя была голодна и поборов брезгливость, молча съела ее. Затем они увели Зою с собой, так как нарушение распорядка и неявка на дневной сон, обязательный во время каникул, являлись тяжелыми проступками, а Зое и так досталось по полной.
В тихий час Зоя лежала на кровати, свернувшись калачиком и зажав в кулаке бабушкино кольцо. Она все же собралась с душевными силами и не позволила страху и растерянности заползти внутрь себя, вспомнив бабушку и историю их семьи. Она твердо решила, что показания менять не будет, несмотря ни на что… Ну, а девчонки… пусть каждая за себя решает.
Состоялся суд, где обвиняемым был Славка Чубаров и ему реально грозила колония для несовершеннолетних. После выступления потерпевшего Кока или Анатолия Петлицына, от которого судья долго не могла добиться чего-то вразумительного, свидетельствовала директор интерната Мария Васильевна, из ее показаний следовало, что во всем виновата Изольда Бурмина, именно она своим неподобающим поведением и даже распущенностью, затеяла ссору между обвиняемым и потерпевшим, недаром ее не приняли в комсомол, что было неправдой. Судья, молча выслушав показания директора, задал вопрос Зое:
– Что Вы можете сказать в свое оправдание? – На это Зоя ответила, что лучше спросить у воспитанников интерната. —
Судья выписала нескольким воспитанникам повестки для дачи показаний, а также Нине Гавриловне Минаевой, классному руководителю Зои. На следующее заседание суда явилось четверо воспитанников: двое парней и две девушки, к которым Кок приставал. Девушки дали показания против Кока, а парни подтвердили их, напомнив Коку в глаза, как они не раз ловили его за руки, когда он приставал к девчонкам. О Зое все говорили только хорошее и Мария Васильевна сидела пунцовая, опустив в пол глаза. Короче, Славку оправдали по всем статьям, а вот Марию Васильевну вместе с Коком уволили из интерната. Ее место заняла Нина Гавриловна, классный руководитель Зои, которая выступила в ее защиту. Эта история попала в местные газеты, в общественной жизни Томска и области произошел резонанс, дошедший до властей города. И вот, в один из дней в интернат приехал мужчина в военной форме, друг, погибшего при задержании преступников отца Славки, и увез его с собой. Как потом выяснилось, он помог устроить Славку на учебу в военное училище. Так они и расстались, Зоя Бурмина и Славка Чубаров. Их пути разошлись по разным жизненным дорогам, что часто бывает в ранней юности.
Жизнь в интернате потихоньку наладилась и все старались не вспоминать о случившемся. Несколько дней спустя, новый директор интерната Нина Гавриловна подошла к Зое и протянув ей лист бумаги сказала:
– Пиши заявление о принятии тебя в комсомол. —
Зоя подняла на нее удивленные глаза.
– Уверена, ты достойна. Ты стойкий, верный друг и товарищ. Комсомол только выиграет от таких, как ты, пиши! – Она сказала так твердо и уверенно, что Зоя тут же написала заявление и отдала его в руки Нине Гавриловне. На собрании Зою утвердили единогласно, так она и стала комсомолкой.
Сибирское лето короткое, пролетело быстро, наступил новый учебный год. Весь 10-й выпускной класс Зоя готовилась вместе с Константином Федоровичем к поступлению в театральный, вместе с ней готовилась и Зина, воодушевленная успехами и похвалами в свой адрес. Успех был очевиден и ребята потянулись на занятия драмкружка, теперь все ждали новых постановок, а люди из поселка приходили вместе со своими детьми посмотреть спектакли. Приезжал из газеты корреспондент и написал статью о драмкружке в интернате, там же была опубликована большая фотография Зои с Зиной и остальных участников самодеятельности. Завязалась творческая дружба с Томским драмтеатром, который стал приглашать воспитанников детдома на свои спектакли, да и сами приезжали к ним с выступлениями и преподнесли в дар интернату костюмы, кое-какие декорации и предметы бутафории. Константин Федорович был горд и счастлив за своих воспитанников, ребята жадно потянулись к искусству. После репетиций он часто рассказывал, как ездил с бригадой артистов на фронт выступать перед красноармейцами и как несколько раз чуть не попал в плен к немцам. Послушать приходили все сотрудники интерната, приводили своих детей, а Нина Гавриловна распорядилась, чтобы на «театральных вечерах» всегда был чай с баранками и карамелью, ей искренне хотелось, чтобы интернат стал для ребят пусть общим, но родным домом.
Зоя получила письмо от Славки, он писал, что поступил в военное училище, ему нравится. Ну, а так ничего нового, много занимает времени физподготовка. Короткое мальчишеское письмо, написанное торопливым острым почерком. Были и другие от него письма, тоже короткие и по-военному четкие. Зоя всегда быстро ему отвечала и была обрадована, получив от него фото в курсантской форме. Своей фотографии у нее не было, поэтому она отослала Славке вырезанную из газеты, где они вдвоем с Зинкой. Так незаметно и подошел к концу последний год обучения Зои в интернате. В аттестате у нее были одни пятерки, характеристика тоже была отличная, а у Зины, в основном тройки, но она была окрылена успехами в драмкружке и похвалами Константина Федоровича, поэтому ничто не могло остановить Зину от поездки в Москву поступать учиться на артистку, тем более они едут вместе с Зоей!
Томск от Москвы далеко, билеты на самолет не достали, поэтому пришлось ехать поездом почти трое суток. Спасибо Константину Федоровичу, позвонил своей старой знакомой в Москву с просьбой приютить у себя двух девушек на время поступления в институт. Не ночевать же им на вокзале.
Нина Гавриловна выдала девчонкам деньги, чтобы им было на что жить первое время. На вокзал провожать их пришли ребята из интерната и Константин Федорович, который успел незаметно сунуть в руку Зои деньги и прежде чем она опомнилась, заторопился к выходу вагона.
Поезд, качнувшись, тронулся. Впереди долгий путь по огромной стране. Девчонки припали к окну, чтобы в последний раз помахать рукой, провожавшим их ребятам и старому учителю-наставнику Константину Федоровичу.
Вот и Томск позади, впереди новая взрослая жизнь недавних воспитанниц детдома, а сейчас абитуриенток, жаждущих поступить и никуда-нибудь, а в театральный институт в далекой неведанной столице.
глава 3 Испытание на прочность
И вот они в Москве, после трех суток пути, вышли на перрон Ярославского вокзала. Багаж у них невелик, в детдоме выдали обоим по походному рюкзаку, а также по алюминиевой ложке с эмалированной кружкой и сухому пайку на несколько дней. Зоина семейная реликвия, серебряная ложка пропала сразу по прибытии ее в детдом, кто-то украл ее из прикроватной тумбочки. Хорошо, что цело бабушкино кольцо, с которым Зоя никогда не расставалась. Как-то на медосмотре врачиха посмотрела на висящий на шее Зои шнурок и спросила: – Ты что крест носишь? – затем взяв в руки кольцо на шнурке, крепко завязанном на шее Зои и приняв его за стекляшку, отпустила. А вот ложка пропала. Жаловаться Зоя не стала, понимая, что в бытность директорства Марии Васильевны, это бесполезно. А платье, сшитое руками бабушки и в котором Зоя поступила в детдом ей вернули. Платье ей было немного коротковато, так как за два года Зоя подросла, но можно было его удлинить за счет подпушки. Это платье из шотландки с большим воротником Зоя любила как память о доме и бабушке. В рюкзаке были и зимние вещи: пальто и обувь, так на первое время можно будет обойтись тем, что им выдали в детдоме.
Поступать решили в ГИТИС, конкурс туда огромный, казалось, что все красавцы и красавицы страны съехались сюда и если выразиться научным языком, то плотность или количество красивых людей на один квадратный метр старинного особняка, в котором располагался ГИТИС, просто зашкаливала! Поэтому карт-бланш был Зине обеспечен, лишь она и еще одна дурнушка были замечены на экзаменах. Сначала Зинка расстроилась, но поговорив с одной из красивых абитуриенток узнала, что красота как раз и является причиной многих отказов в поступлении и на одной красоте выехать невозможно, тут надо поразить именно талантом и яркой индивидуальностью, так что Зина скорее в выигрыше, а при ее уморительной мордахе считай, что поступила, успокоила ее красивая абитуриентка!
Зинка пошла первой, а Зоя ожидала вызова в коридоре. Народу было много, просто встать некуда, поэтому отбор происходил быстро. Иногда и одной минуты для экзаменаторов – театральных метров было достаточно, чтобы сказать – Спасибо, Вы свободны! – Но Зине на просмотре удалось удержать на себе внимание комиссии и ее допустили к следующему туру.
Когда Зоя предстала перед приемной комиссией, ей показалось, как кто-то прошептал: – Вот и еще одна красавица, и куда нам столько… —
Зоя внутренне собралась и прочитала монолог Джульетты на балконе. И опять, то ли шепот, то ли показалось…
– Еще одна Джульетта… – Зоя вышла из приемной комиссии в коридор уверенная, что ее не допустят к следующему туру. Но, к ее удивлению, это оказалось не так и она все же прошла все положенные этапы поступления, остался один, последний и самый решающий, на нем ей предложили сыграть хромую и больную старушку. Зоя сделала все что могла, импровизировала на ходу, но чувствовалось, что комиссию своей игрой она не убедила. Зоя кожей почувствовала, что это провал. Однако, слово взял председатель комиссии, известный на всю страну актер, его голос был решающим:
– Давайте честно скажем, коллеги! – обратился он к членам комиссии, – Перед нами красавица, настоящая героиня классических образов и я первый дам отрубить себе руку, если ей придется играть старух и уродин! И потом, – сказал он, понизив голос – девочка только что из детдома, жила среди молодых людей и детей, она и старух-то, наверно, не видела. —
