скачать книгу бесплатно
Заклинание бабочек
Ия
В романе реальные люди, земные события на рубеже XX и XXI веков невероятным образом переплетаются с пространствами других времен – от античных до наших дней, с пространствами разных измерений – духа, души и тела. Как и почему люди и события античных времен влияют на главная героиню – нашего современника, которая, остро ощущая эту связь времен и пространств, смело идет навстречу новым испытаниям. Что дает ей силы преодолевать «тяготение» земли и прошлого, чтобы в неразрывном потоке жизни идти к лучшему будущему самой и помогать идти другим. Будущее рождается твоей мыслью, твоим устремлением. Этот роман – откровение для тех, кто стремится к истине.
Ия
Заклинание бабочек
Предисловие
Нам, людям, свойственно мечтать, глядя на звездное небо, и загадывать желания на падающие звезды…
Я думаю, мы сами подобны этим звездам, летящим в пространстве и во времени в неизвестность. Мгновение полета – это наша проявленность в мире, заявление о своем существовании. Увлеченные собственным сиянием, мы забываем, кем были до падения, и не ведаем, кем станем, померкнув на небосводе жизни. Мы не думаем о том, что все происходящее с нами в настоящем – лишь отсвет прошлого, ведь «сорвались» мы многие тысячелетия тому назад.
Так случилось, что я вспомнила прошлое и будущее падающих звезд. Ко мне вернулась память, и тогда я стала сталкером звездного неба, пройдя путь от вопрошания «Кто я?» к утверждению «Я есмь!»
Мы, звездами срываясь в неизвестность,
Через века оставим след…
Им прочертив свой путь из Вечности
Туда, где завершенья нет.
Эту книгу я посвящаю тем, о ком тоскует Земля, когда они возвращаются на Небо, тем, кому «звезды дарят свою нежность».
Ия
Бабочки – это души усопших, ожидающие, пока их пропустят через чистилище.
Ирландское поверье
Сожженый путь
В этом было что-то ужасающее: огромная, бесформенная стая ворон заполнила пространство за окном, где небо разделилось на темную и освещенную солнцем половины. Казалось, вороны переносили на своих крыльях мрак на светлую сторону неба. Темноволосая женщина передернула плечами. Ей стало тревожно. Всегда, когда она видела ворон и слышала их карканье, ей становилось не по себе. Для нее эта стая олицетворяла темные силы. Это был образ опасности. Небо за окном затянула мгла. Женщина зябко поежилась и, кутаясь в шаль, свернулась клубком в кресле.
«Что со мной?» – спрашивала она себя, глядя в нависшую тьму. Она взяла со стола ручку и лист бумаги, но все мысли ее вдруг в один миг куда-то улетучились, будто их сорвал порыв ветра, как срывает листья за окном, оставляя голые ветви. То было самое противное из всех ее состояний. «Нужно что-то делать, так нельзя! Эта ненавистная пустота завладевает мной, потому что я выбилась из своего ритма. Что ж, разберемся!» – она заставила себя сесть за стол и написать на листе крупными буквами свое имя – ИРИС, а ниже вопрос: «Кто я?»
Ирис начала привычную работу над ошибками, используя ассоциативное письмо. Она в столбик выписывала ключевые слова-образы, высвобождая таким образом из своего ментала загрузившую ее тонкие планы информацию. Так она обычно «обнулялась». Исписав несколько страниц, Ирис остановилась на слове «будущее». Дальше выписываться ей не хотелось, да и к тому же произошло узнавание образа. Все ее тело завибрировало. «Причина моего состояния кроется здесь», – заключила она для себя. На слово «будущее» у нее была одна ассоциация – «боль», которая вызвала внутренний монолог ее Сути. Накопившиеся чувства, невысказанные слова об общечеловеческом будущем рвались из нее…
«Да, я больна, безнадежно больна тоской по будущему, потому что мне известно, каким оно должно быть. Но если случиться непоправимое, и чья-то преступная рука убьет его в зародыше, лучше бы мне тогда не родиться. Это будет не смерть, нет, смерть – всего лишь пауза в вечной жизни. А это все, что никогда не будет, это – небытие. Я знаю, какое оно, будущее. Я бывала там в своих видениях. Оно – легкое и светлое, оно – просто счастье! Но, возвращаясь оттуда и пролетая над однообразными серыми крышами домов, я понимала, что еще далеко нам до жизни в гармонии. Далеко до воздушных, пронизанных солнечными лучами зданий, которые так органично вписывались бы в ландшафт, что казались бы просто нематериальными. Почему мне так тоскливо от реальности сегодняшней? От чувства неправильности того, что вокруг. Я знаю, что будущее существует само по себе, независимо от нашего желания. Мы только приближаемся к нему или удаляемся в сторону от него».
У Ирис по щекам потекли слезы.
«О Всевышний! Дай будущему состояться, сохрани его черты в наших душах, сердцах, умах! Я знаю, что оно в нас, но над ним нависла угроза. Я чувствую дыхание небытия. Отчаяние и безысходность подступают ко мне, потому что я ощущаю предельность своей силы, когда вижу гибель родственных душ. Я готова броситься на край земли по первому зову погибающей души, готова отдать часть собственной души лишь бы жили те, в ком заложены черты будущего. Дай мне, Всевышний, силу, чтобы помочь моим собратьям выжить и приблизить мир к его подлинной судьбе, разрушив иллюзии!»
Ирис вышла из-за стола, опустилась на колени перед иконами и, сдерживая рыдания, стала молиться. Но молитва не принесла ей облегчения. Ей нужно было с кем-то поделиться наболевшим, и она решилась… Порывшись среди своих бумаг, она извлекла чистую тетрадь и на первом листе написала: «Изменить мир, значит, спасти его». И после некоторого раздумья продолжила, обращаясь к своему невидимому собеседнику.
«Нужна ли была твоя смерть, Дан, чтобы эти строки появились на свет, не знаю. Может, достаточно было бы только твоей «лебединой песни»? Вряд ли… Кто-то должен пробудить спящих и призвать их к действию, пусть даже ценой собственной жизни. Мы встретились с тобой, взглянув друг другу в глаза, когда я увидела тебя на фотографии через месяц после твоей смерти. Я тебя узнала. Ты был в моем предрассветном видении. Там ты был вожаком лебединой стаи, которого убили выстрелом. Видение это было мне незадолго до твоей смерти. После него я стала ждать несчастья, зная, что погибнет кто-то из наших. Я перебирала в уме образы всех родных по духу, ожидая с замиранием сердца того мига, когда вибрация смерти совпадет с образом дорогого мне человека. Но этого не происходило, потому что мы с тобой до этого не были знакомы.
Когда я взяла из рук твоего отца фотографию юноши с красивым, открытым лицом – твою фотографию, на меня с нее в самую душу смотрели твои глаза… Я тебя узнала. Узнал ли ты себя и о себе то, что должен был знать, собрат мой, не знаю. Но ты был близок к этому. Я поняла это, когда прочитала написанные тобой перед смертью строки.
Звездная ночь и жизни мрак
Мне перечат…
Делай все так или не так.
Булка хлеба, дымящий «бычок»
И недопитый чай –
Вот причина, по которой хочу
Я сейчас кричать:
«Измените этот мир!»
Я знаю, почему ты ушел, Дан – ты не знал, как изменить этот мир. Наше знание не достигло твоего разума и сердца, а душа твоя изнывала от тоски по будущему. Мы все этим больны. Мы все – всплески генофонда человечества, на нас легла самая ответственная задача – выжить духовно и помочь выжить тем, в ком есть зародыш будущего – трансген, привитый нам небесными силами во имя выживания человечества.
У всего сущего имеется два начала, две программы – развития и вырождения. Мы в плену у тел, которым предками передана программа вырождения, но в своих душах несем программу вечной жизни. Мы – сути, способные существовать одновременно в нескольких измерениях. Мы чутко узнаем своих, потому что нас мало, но мы едины.
Знаем ли мы, как изменить этот мир? Да, знаем. Но мы знаем столько, сколько должны знать, чтобы не навредить этому миру. Поэтому я узнала только то, что мне положено, и должна вернуть данное мне в свои сроки. Каждый из нас необходим в этом знании миру, но каждый должен быть предельно честным. Воссоздать целостную картину по силам лишь гению. А все, кто лишь по одному кусочку домысливают остальную часть картины, – лжецы. Только у гения, рожденного как завершение всего замысла, есть код всей мозаики памяти. А остальные проецируют на все изображение свой кусочек памяти, дорисовывая воображением недостающее.
Генетическая память – это кусочки мозаики, воссоздать цельный образ из которых предстоит человеку в ходе эволюции. Но только трансген знает всю картину. Он знает весь замысел и образ в целом. Трансген – это та часть цельного мозаичного образа, которая отображает и то, что на ней изображено, и весь образ. Мы отличаемся от всех остальных людей тем, что в основе наших метател лежат поглощаемые нами из космоса излучения. Эти излучения и вызывают квантование вещества, в результате чего возникают изменения, трансмутации. Мы выделяемся из общей массы, так как среда обитания основной массы людей – инфразвуковая, слишком плотная для нас, и мы ее разрежаем гиперзвуком. Частота инфразвука – это голос прошлого планеты, голос жизни материи. Мы живем в частоте «Z» – в точке перехода, где умирает старое и рождается нечто новое. Это точка иного измерения, которое постепенно сворачивает вокруг себя все, что было прежде и дает ему продолжение в ином качестве.
Точка «Z» – это начало и конец, здесь выстраиваются координаты будущего нашей планеты. Мы, собратья по сути, являемся иовами – носителями координат точки «Z», мы ее проводники в земном мире, своего рода трансформаторы. Некоторые из нас стали «невозвращенцами», составной частью среды инфразвука, где обитают маовы – мутанты. Необратимые процессы затронули их метатела, и они уже не в состоянии вырваться из плотных частот, как из болота. Но те из нас, кто еще звучат своим знаком, то есть трансмутируют свой генетический код, остаются на поверхности, не тонут в серости этого мира.
Люди живут на границе двух миров – видимого и невидимого. Наш путь маовам не виден, потому что это «сожженный путь», путь, который невиден в солнечном свете, как свет звезды, которая находится слишком близко к Солнцу. Ее свет тонет в солнечных лучах. «Сожженный путь» виден только нам, потому что мы, иовы, – дети Солнца и Земли. Они же – дети Земли. И когда их жизнь начинается, этого пути еще не видно, когда же их жизнь заканчивается, то этого пути уже не видно. Путь во времени и пространстве лежит через точку «Z», и всем нам известны ее координаты на уровне метател, на уровне трансгенной памяти.
Но «вспомнить» и осознать материальным разумом дано не каждому. Я тоже делала несколько попыток извлечь из собственной Сути знания о том, как нам всем выжить. Однако это всего лишь жалкие фрагменты. Мне нужна сила, моя сила, которой я еще не овладела, чтобы сделать то, что я обязана сделать: помочь родиться в этот мир гениям – поэтам, музыкантам, художникам, и сохранить жизнь тем, кто уже здесь, потому что у кого-то из них даты рождения совпадают с датами смерти. У них есть только даты нерождения. Право на рождение и жизнь у них и таких, как ты, отбирает Мрак. Поэтому я должна успеть что-то сделать, мы все должны успеть.
За несколько дней до своей смерти ты сказал отцу: «Как жаль, что я ничего не успел». Ты успел, Дан. Поверь мне, ты призвал своим стихом меня к бою, и я найду в себе нужную силу, обязательно найду, клянусь тебе!»
Ирис взяла в руки тетрадный листок в клетку, на котором был записан стих Дана.
Из чащи времени в никуда
Не вернутся эти года
Уже никогда.
Все дороги уходят из дома,
Ведут в тот же дом,
Я мечтаю научиться
Летать и думать о том,
Что изменится этот мир,
Изменится этот мир,
Изменится этот мир.
Измените этот мир!
– Мы изменим его вместе, Дан, – сказала вслух Ирис и записала: «Мы пойдем с тобой вместе по невидимому пути, который приведет нас домой. Мы обязательно вернемся туда, я верю в это».
Ирис успокоилась. На душе у нее стало легко, слезы высохли, и ничто более не мешало ей продолжать работу над ошибками.
«С чего начать?» – спросила она саму себя. И сама ответила: «Если я хочу быть сильной, то должна избавиться от слабости. Не стонать, а действовать!»
Она решительно встала, собрала исписанные листы бумаги и бросила их в камин. Языки пламени стали лизать строчки, и у нее дрогнуло сердце.
«Нет, Дан, я не прощаюсь с тобой, мы теперь будем неразлучны, я поклялась тебе и помогу найти дорогу домой. Твоя и моя сути – родные, и это навечно. А то, что на бумаге, – это временное существование в материальном мире моих эмоций, это всего лишь иллюзия!» – думала Ирис.
«Иллюзия, иллюзия!» – застучало у нее в висках. Резкий звонок телефона прервал эти толчки. Она взяла трубку.
– Чем Вы занимаетесь? – раздался в трубке воркующий голос Атана.
– Выполняю работу над ошибками, – выпалила Ирис, недовольная тем, что Атан помешал ей.
– Какую работу?
– Тебе приходилось в школе выполнять работу над ошибками, потом переписывать все на чистовик?
– Н-н-ну, приходилось… – Атан явно не понимал, к чему она клонит.
– Так вот, я пытаюсь разобраться в своей работе, найти там ошибки и переписать все набело. Понял меня?
Ирис особенно выделила слово «набело».
– Кажется, понял. А, может, не надо? Вы ведь у нас пример для всех и пишите без помарок, – включился в игру слов Атан.
– Не льсти мне, я знаю цену своему чистописанию. Когда-то в детстве я сумела исправила свой почерк. Теперь хочу быть «грамотной» в жизни, мне это необходимо.
Атан молчал, смутившись оттого, что сказал опять невпопад.
– Ты чего звонишь? – уже приветливее спросила она.
– Хотел узнать, как дела, какие планы на будущее…
– Какое будущее? – Ирис словно током ударило. – О каком будущем ты говоришь?
– О вашем… Планируете ли Вы приехать в М…
Ирис его не слышала. Будущее планировать пытается генная инженерия. Планированием по своему усмотрению человек способен разрушить зародыш этого будущего.
– Алло, Вы меня слышите? – прокричал в трубку Атан. – Я сейчас перезвоню…
И в трубке раздались короткие гудки. Ирис оставила трубку лежать рядом с телефоном, прерывистое ровное попискивание, доносившееся из трубки, поставило барьер между Ирис и внешним миром. Теперь она была один на один со своими мыслями. Ирис села в кресло-качалку напротив камина и стала, медленно раскачиваясь, всматриваться в мирно танцующее пламя.
«На чем же это я остановилась? – пыталась она припомнить. – Подлинное будущее от ложного, спланированного в лаборатории человеческим разумом, отличается тем, что ложное будущее – продукт иллюзий. Для того, чтобы иметь право создавать будущее, нужно знать, какое оно… какое оно…»
Мысли потекли вяло и стали путаться. Погрузившись в дремоту, Ирис увидела огромный белый город, залитый солнечным светом, ладью у берега, с которой на берег сходили люди в ритуальных одеждах. Они несли носилки, в которых полулежало женское тело, накрытое покрывалом. Люди прошествовали в сторону храма. Неожиданно светило стало меркнуть, погружаясь в тень луны. Море, город, люди – все вдруг перестало существовать. Казалось, умерла сама жизнь. Только слышался надрывный, пронизанный отчаянием женский голос: «Ты лгала мне, Исида, лгала мне – твоему отражению на земле. Нет другого царства теней, и не было никогда. Оно здесь… Мы все – тени, и весь этот мир лишь тень, слепок того мира, где ты… И умереть означает начать жить! Жить там, где нет страха и боли, где твои любимые, и ты их никогда уже не потеряешь. Я ухожу отсюда, из царства теней, в твой реальный мир. Я отделяю от себя эту иллюзию силой яда…»
«Опять я вторглась в свою эволюционную память», – погружаясь в видение, поняла Ирис. С ней такое случалось: провалы, вернее, погружение в свою эволюционную память. И каждый раз она видела яркие, словно реальные, картины прошлого. Эта виртуальная реальность жила в ней в тесной связи с именем Клеопатры.
Она помнила… помнила песчаные бури: звук движущегося песка, упругую силу ветра, которая так восхищала ее.
Она стояла на башне, наблюдая поглощающую все на своем пути бушующую стихию. Ветер вздымал волны суши и моря, постоянно меняя их облик. Не был ли он той силой, которая ей нехватало, чтобы все разрушить…
«Здесь место Вечного заняли люди. Я не хочу жить во лжи. Здесь нет любви, а значит, нет Вечности. Я хочу туда, где есть Он. Только когда человек честен как дитя, в нем есть Вечное. Можно обвешаться амулетами и, шепча молитвы, бесконечно бить поклоны перед созданными человеческим воображением образами, но никогда не познать Вездесущего живого. Никогда! Это ложь, ложь! Все во лживой любви к богам и друг к другу. Ложь вокруг отравляет души людей.
А если сказать всю правду, тогда почти все умрут! Мало кто выдержит истинное знание, таких единицы. Так что же делать? Что делать? – Душа ее кричала. – Ждать своего часа, часа истины, часа великого пришествия? Есть боль и ненависть, а любви нет…Есть только ложь… Что же будет? Пусть лучше смерть в любви, чем жизнь во лжи!
Я не хочу быть соучастницей обмана. Моя правда тонет во мгле, и я становлюсь частью мглы, а значит, ложью. Я должна нести правду души, красоты и тем самым сопротивляться лжи. Мой враг – ложь. Она рядится в одежды добродетели. Она – боль и нелюбовь под маской добродетели. Ложь опутала этот мир. Ее яд парализует ум, сердце, совесть. Мы все отравлены этим ядом. Ложь правит всем. Мы ищем Всевышнего друг в друге, ищем любовь и наталкиваемся на нелюбовь под маской добродетели. Лживые чувства…»
– Но чтобы различать, нужно знать истинное лицо Вечного. В чем оно? В совершенстве, в любом проявлении совершенства в нас и во вне. – Спокойный ровный голос Оата-о остановил ее стенания, и тень жреца появилась из-за колонны. – Результатом страданий могут стать мудрость или страх, чистота или нечистота. Чего ты хочешь?
– Я хочу забвения!
– Забыть можно, если из памяти сотрутся мысли, действия, ощущения. А мысль, слово, действие, ощущение должны являть собой единое таинство. Все играет свою роль: цвет, запах, форма, звуки, время. Порой действо происходит при полном, казалось бы, бездействии. Каждая мерность требует своего атрибута, и в этом момент истины.
Люди умирают раньше смерти плоти. Агония длится порой долго – годами. Момент смерти тела – это уже последняя точка свернутого пространства. Гибнут одна мерность за другой, рушатся идеи, мысли, чувства, ощущения, и желание возродить их рождает порочные фантазии. Твой порок рожден не ложью, а бесчувствием.
– Мой выбор сделан, я мертва, – обреченно произнесла Клеопатра.
Река жизни, впадающая в океан Вечности, берега которой – рождение и смерть, омываются водами времени, уносящими с собой вдаль все, что пережито и прочувствовано. На дне остаются руины чьих-то желаний, неосуществленных деяний и мечтаний.
Переправиться на другой берег, испить воды, зачерпнутой из самых мутных глубин реки забвения, и вернуться обратно к берегу рождения – такой путь лежал между Клеопатрой и Ирис. Нужно было вступить один на один в схватку со стихией времени, царствовавшей над бездной забвения. Там, на том берегу, ей предстояло постичь тайну смерти, чтобы найти ключ к жизни. Без жезла власти, лишь со знаком судьбы, отправилась она в путь навстречу Смерти. Мертвые не лгут. Власть жизни там, где есть свет, а там, где его нет, там царство мертвых, царство безмолвия.
– Мой верный Оата-о, мой Учитель, прости меня. Наверное, я была плохой ученицей, но это мир не для меня, – голос обессиленной женщины стихал.
– Это твой выбор. Мы умерли бы, если бы не умирали. А ты всегда была и остаешься возлюбленной Вечного, дитя Неба. До встречи в ином времени…
Жрец исчез за колонной храма так же незаметно, как и появился. Клеопатра осталась одна в полумраке, ей некуда было идти, она уже пришла и хотела только забвения.
Последняя встреча царицы с верховным жрецом и первая встреча учителя с ученицей случились так давно…
– Ты не похожа на других! И знаешь об этом. – Слова жреца совпали с ее мыслью: «Я знаю, что я не такая как все: я – будущая царица».
– Но не только потому, что ты царской крови, Клеопатра! Твоя суть, твое Ка – особенное.
Девочка кивнула головой, обрамленной жестким париком, с чувством гордости за себя. Хотя то, что говорил ей этот старик, для нее не было новостью. «И скорей бы он закончил свои хвалебные речи», – думала он. Ей хотелось в сад, к воде, к подругам, таким же, как и она, девочкам-подросткам.
– Ты – воплощение любви, и пока ты еще молода и неопытна, я посвящу тебя в ее тайны, сама Исида назначила меня твоим учителем и хранителем твоего Ка.
