Таёжник

скачать книгу бесплатно

Таёжник
Игорь Миник

Приключения молодого лесника-практиканта во время экспедиции в тайге. О взаимовыручке, товариществе, человечности и нормах поведения в суровых таёжных условиях.

Игорь Миник

Таёжник

Ближе к обеду четвёртого дня дождь понемногу начал уставать. Трое суток он летел непрерывной стеной и, многократно промокшая, земля уже не успевала впитывать льющуюся с небес влагу. Весьма часто люди встречают дождь с радостью хотя бы потому, что даже самим своим инстинктом понимают необходимость очистительного омовения. Подавляющим большинством людей, дождь воспринимается как неизбежность, на которую невозможно повлиять, то есть без каких-либо особенных переживаний. Ворчат по поводу дождя гораздо реже – это удел одиноких путников и экзальтированных дамочек, путешествующих по магазинам в поисках неизвестно чего. Относиться же к дождю с сильными негативными эмоциями и вовсе не принято если, конечно, он не является причиной наводнений или селей.

В этот раз, хоть дождь и не был причиной наводнения, были четыре человека, искренне ненавидящие его. Затерянные в глухом уголке Восточной Сибири, в старых брезентовых палатках, эти четверо за три предыдущих дня успели изменить своё отношение к дождю самым коренным образом.

Троим из них было по восемнадцать лет от роду и были они студентами лесохозяйственного среднего учебного заведения, которым на свою преддипломную практику повезло попасть в лесоустроительную экспедицию, по причине повышенного юношеского романтизма и желания как можно скорее увидеть давно воспетое “зелёное море тайги”. Четвёртый же – Владимир Соболев, будучи таким же практикантом-романтиком, только из лесохозяйственной академии, был старше них всего лет на пять и являлся их начальником.

Уже более двух с половиной месяцев бродили они вдоль Ангары, спиливая в разных её местах по тридцать заветных деревьев, с последующим их тщательным осмотром и наиподробнейшим описанием. За это время романтические представления о таёжной палаточной жизни сменились настоящей действительностью, в которой хвалёное “зелёное море тайги” безвозвратно уступило место проплешинам из искорёженных лесосек, а жизненный интерес значительно сместился в сторону зарплатной ведомости. Парни считали себя опытными таёжниками, уподобляясь в этом молодым водителям, начинающим лихачить после нескольких месяцев вождения, именно по этой причине попадающим в аварии чаще других.

В этот раз им повезло в том, что Соболев выбрал для лагеря место у старой полуразрушенной избушки со следами пожара. Частично сохранившаяся половина крыши служила хоть какой-то защитой, когда насквозь промокшие тенты перестали выполнять хоть какую-то защитную функцию к обеду второго дня и, несмотря на проливной дождь, продукты и имущество было перенесено под её убогую защиту.

После потери тентов, туго натянутые палатки тоже стали поникать, и к концу второго дня начались протечки. Первые капли, попадающие во внутрь палатки, вызывали весёлый смех и ребята даже стали играть в своеобразную игру-загадку “на кого упадёт следующая”, но протечек становилось всё больше, капельки начали превращаться в ручейки, и парни поняли, что “весёлая игра” может иметь весьма неприятные последствия. Поздним вечером оказалось, что их ватные спальники тоже весьма неплохо впитывают воду, после чего спать в них совершенно невозможно. Попытка спать на хвойных ветках без спальника тоже не увенчалась особым успехом и вторую половину ночи парни были заняты тем, что безуспешно пытались просушивать на костре хотя-бы что-то. Занятие это было более чем бесполезным, так как тепло огня просушивало одну сторону, а дождь в это время мочил другую, но это было хоть какое-то занятие.

Именно эта бесполезность была самым главным раздражителем, который гораздо сильнее влаги пробирал до самого основания, постепенно и неуклонно наполняя все клетки человеческого тела ненавистью к дождю. Не вода была им страшна. За два с половиной месяца жизни в тайге, в палатках, приучившиеся всё своё имущество переносить на себе, вынужденные свято соблюдать режим светового дня и ежедневную физическую работу, молодые люди пришли в самое наилучшее своё состояние. Несколько исхудавшие, лёгкие на подъём и в движении, с загорелыми и слегка обветренными лицами, дышащие молодостью и здоровьем, они не боялись никаких трудностей. Ни голод, ни холод, никакая тяжелая работа, да и вообще – никакой чёрт на свете не мог испугать их. Тем более не могли испугать какие-то капли воды, льющиеся с неба! Их угнетала бесполезность существования! Уже три дня они сидели тут посреди тайги без дела, будто запертые дождём в тюремную камеру, все больше раздражаясь друг на друга, как бывают вынуждены раздражаться друг-другом всякие невольники, лишённые возможности свободного передвижения.

Утром четвёртого дня стали заметны первые признаки скорого окончания дождя. Капли становились всё меньше, летели несколько реже, и у невольных затворников стали появляться некоторые надежды на возможность нормального сухого существования. К обеду, когда сквозь облака стали пробиваться первые несмелые лучики солнца, лица лесоустроителей совсем просветлели и они с новыми силами принялись суетиться вокруг костра с очередными потугами высушить промокшее.

– Здорово, таёжники! – раздался вдруг откуда ни возьмись неизвестный ранее голос. Приятный баритон с лёгким бархатистым тембром, напрочь отметал какие-либо опасения, невольно располагая слушателя, несмотря на внезапность своего звучания. Из зарослей густого подроста вышел человек лет сорока – сорока пяти, в добротном непромокаемом дождевике, на правом плече которого небрежно болталась охотничья двустволка. Его кирзовые сапоги в самой верхней их части были изрядно испачканы остатками глины, что свидетельствовало о том, что путник где-то барахтался в грязи, после чего прошёл весьма неблизкий путь до лагеря лесоустроителей, в процессе которого сапоги очищались от грязи таёжным мхом, ветками и травой.

– Знал я, что найду вас здесь. – заявил пришедший, улыбаясь широкой улыбкой, по всей видимости от того, что не ошибся в своих расчетах, хотя было в этой улыбке что-то непривычно-дежурное и совсем не соответствующее встрече совершенно незнакомых людей.

– Это какая же сорока на хвосте разнесла? – не удержался от язвительного вопроса самый молодой из лесоустроителей. Звали его Семёном, и из всего коллектива он был, пожалуй, самым неопытным человеком. Ему ещё и восемнадцати не стукнуло и то-ли по причине возраста, то-ли по причине слишком большого любопытства, он отличался самым несдержанным характером. Самый маленький из всех ростом, он постоянно стремился доказать окружающим своё бесстрашие, несмотря на врождённую рассудительность, и всегда был если и не инициатором, но активным участником любых событий.

Соболев неодобрительно зыркнул на Семёна, что было равносильно приказу заткнуться и неспешно подошёл к незнакомцу.

– Владимир. – представился Соболев, деловито протягивая правую руку.

– Михаил. То есть Миша. – поправился пришедший, несмотря на то что был почти в два раза старше Соболева. Он пытался сгладить разницу в возрасте, демонстративно пренебрегая какой бы то ни было официальностью.

– Так всё-таки, откуда известно место нашего лагеря? – никак не унимался Семён. – Что за сорока?

– Тайга всё знает. И людям в тайге всё про всех известно. – веско произнёс Миша. Сказаны эти слова были столь многозначительно, что молодые люди внезапно ощутили себя слепыми щенками и поняли, что весь их хвалёный таёжный опыт есть только лишь первые неуверенные шаги, которыми так гордится ребёнок, не знающий о существовании марафонцев.

– И какими судьбами к нам? – спросил сообразительный Соболев.

– Трактор у меня застрял. Дай думаю, раз погода нелётная, проверю силки на медведя. Но дождя уж слишком много выпало. Завяз трактор по самые уши. Надо бы одного человека в помощь. Вытащим трактор – я его завтра и привезу к вам обратно.

Наступила неловкая пауза. Лесоустроители уже немного привыкли к неписанному таёжному закону, согласно которому никому нельзя было отказывать в помощи. Часто, проходя по тракту, они сами пользовались помощью проезжающих по пути следования водителей. Просить об этом никого было не нужно. Водители сами останавливались, если машина следовала в их направлении, и сами предлагали подвести. На чём они только не ездили! Даже в машинах с полностью дырявым кузовом. Ехать, конечно, было не всегда удобно, но лучше плохо ехать, чем хорошо идти, и парни никогда не отказывались.

Трактористы порой довозили их на трелёвочном тракторе до самого лагеря, пробивая дорогу в таёжных зарослях. Тут уж основной задачей было не вылететь со щита, когда трактор перекатываясь через очередное бревно взбрыкивал подобно норовистой лошади, стремящейся сбросить надоедливого седока. Почти каждый из них, зазевавшись, хоть разочек, но летел параллельно гусеницам в кустарник, лишь каким-то чудом, не повреждаясь и не попадая под трак, после чего впредь приучался цепко держаться за верёвки привязывающие их нехитрые пожитки. Доводилось ездить даже на грейдере, тащившемся как черепаха, выравнивая небольшие выбоины. Пешком наверняка было бы быстрее, но лучше ехать 5-7 километров на полчаса дольше, чем сбивать ноги о пыльную дорогу. Всё равно усталость заставит минут 15-20 отдыхать после прихода. А так едешь себе спокойненько на подножке грейдера, любуешься тайгой, и силы не уходят – красота!

Так что были наши парни в неписанном долгу перед транспортными средствами, и отказать представителю сей славной плеяды не могли ни коим образом. Но и идти куда-то с ночевкой, тем более одному вытаскивать трактор хотелось далеко не каждому, несмотря на всю тоску их мокрого существования. Пришедший терпеливо ждал, не торопя события.

– Помочь, конечно, надо. – начал было осторожный Соболев. – Но я приказать не имею права. И сам бросить лагерь не могу. Мы, кстати, если сегодня дождь не возобновиться, то завтра обсушимся, подготовимся и послезавтра переезжаем отсюда. Здесь свою работу мы уже сделали. Хотя помочь, конечно, надо.

Оставшиеся стали переглядываться меж собой, будто бы совещаясь в немую, при помощи одних только взглядов. Опять наступила неловкая длинная пауза. Всё это время пришедший с нескрываемым любопытством наблюдал за молодыми людьми, теперь уже с присоединившимся к нему Соболевым, как будто пытаясь предугадать дальнейшее развитие событий и определить того добровольца, который готов прийти на помощь. Наконец не сдержался тот, кто как правило, не сдерживался никогда – разумеется Семён.

– Трактор-то хоть какой? И смогу ли я его вытащить? – спросил он, втайне надеясь что его кандидатура не будет одобрена по причине физических данных. Двое оставшихся его товарищей были почти на две головы выше него и гораздо больше подходили для выполнения этой задачи, но их неготовность к такому делу была более чем очевидной.