скачать книгу бесплатно
– Wer?
– Archivarr.
– Das ist gut!
Ю Ган ко.
1.
Лем очнулся, сидя на жестких нарах. Голова его раскалывалась, а в глазах двоилось. Мерзкое чувство тошноты подкатывало комом к горлу.
Оглядываясь по сторонам, бродяга понял, что он находился в небольшой сырой камере. Вместо стены была тяжелая металлическая решетка. Напротив его нар, находились еще одни такие же, слева от которых располагался ямный сартир. Темный сырой казимат.
На против Лема сидел, низкорослый кореец, который постоянно рыдал. Слова, которые он повторял, звучали словно молитва: «бедные мои детки, бедная моя матушка, бедная моя Ханыль! Что с ними будет?» Его слова крутились подобно унылому реверсу, как заевшая пластинка на граммофоне, распространяя ужас безнадежности сложившейся ситуации.
Возле решетки стоял другой арестант. Держась за перекладину, он провожал, своим хитрым, раскосым взглядом, шагающего из стороны в сторону, военного вертухая.
Охранник, что курсировал рядом с клеткой, был довольно молодым, возможно лет девятнадцати, одетый в форму армии корейской народно-демократической республики, вооруженный винтовкой. Паренек, вероятно, проходил срочную службу.
Мужчина что сидел на нарах, продолжал бубнить.
Арестант, стоявший возле решетки, не выдержал и крикнул на него:
– Заткнись, Ро Ен хак, заткнись к чертовой матери!
– Бедные мои дети!– продолжал скулить, как раненый пес, другой.
– Бедные детки! Что их ждет?– свирепел его сосед.– Их ждет трудовой лагерь, как и твою жену, а твою мать ждет голодная смерть! А тебя ждет расстрел на площади, на глазах у твоих родных! А знаешь почему? Знаешь почему, Ро Ен хак? Потому что ты предатель и изменник, Ро Ен хак! Такой же, как и все в этой камере!
Бедный Ро , упал лицом в нары и закатился горючим плачем.
– Не будь грехом ввергать в уныние и без того уже унылых…– процитировал Лем, массируя указательными пальцами виски. – Что ты пристал к бедняге, душнило?
– Что ты там промямлил, убогий? – обратился к нему арестант.
– Убогий – здесь один. И это ты.
– Ты кем себя возомнил?– негодовал молодой мужчина.– Знаешь кто я такой? Я – Пак Хволь вон!
– Слушай, Хон Гель дон, – спокойно обратился Лем. – Посиди тихо, а я обещаю тебя не калечить.
– Я – Пак Хволь вон! – выдавил из себя крик молодой мужчина и кинулся в сторону бродяги.
Легким движением туловища, Лем перебросил его через бедро, схватив на удушающий. Пак потерял сознание. Лем приподнял и свалил его под нары, приговаривая: «нервы его погубят».
На шум отреагировал вертухай. Постучав деревянной дубинкой по решетке, он спросил:
– Что у вас происходит?
– Хон Гель дон подскользнулся.
–Тихо себя ведите, – приказал охранник.– Полковник То, шума не любит.
– Полковник кто?
Ответа не последовало.
Около получаса сидели в полном безмолвии. Лем пытался собрать картину воедино, представляя, куда его занесло на этот раз. Но выкрикнутые фамилии и антураж окружающей обстановки долго размышлять о ситуации ему не позволили.
«Да, подкололо, так подкололо. Когда я мечтал попасть за границу, я представлял Чехию, или Египет, но ни как не северную Корею, эпохи правления Ким Ир сена. Но ладно бы еще начало, так нет же! Под закат его блистательной карьеры. Как я обожаю страны с военной диктатурой. И в каждой я попадаю: то в тюрьму, то на виселицу, то в трудовой лагерь. Ладно, попробую разбудить беднягу Ро, может он объяснит ,что происходит».
Легким покачиванием плеча, Лем привел в чувства Ро Ен хака. Тот встрепенулся от страха, приподнялся и, вжавшись в нары, съежился. Он дрожал от страха.
Дрожащим голосом он проскрипел:
– Пожалуйста, не бей меня.
– Я и не собирался. Скажи мне, уважаемый Ро Ен хак, что здесь вообще, черт побери, твориться?
– Не знаю, я не знаю. Я ни в чем не виноват.
– Ох, это будет сложно.Пожалуйста, успокойся, и расскажи мне, что происходит, почему тебя, меня и его, до сих пор не грохнули и держат в камере временного содержания?
– Я ни чего не знаю. Ни в чем не виноват.
– Так, давай с самого начала. Меня зовут Лем. Если ты мне расскажешь, что здесь твориться, возможно, я смогу помочь тебе и твоей семье. Давай еще раз, я Лем.
– Лим?
– Да по херу, пусть будет Лим,– согласился бродяга. – Ты расскажешь, что происходит?
– Теракты, взрывы, диверсии!– затрещал Ен хак.
– По подробнее можно? Давно началось?
– Месяц, два, не знаю, – дрожащим голосом продолжал Ро.– Вначале электрик молодой погиб. Сгорел заживо в трансформаторной будке. Потом начали в полях обугленные кости овец находить. Значения никто не предал. Пару овец, что о них думать? А потом страшное начало твориться: В начале, монтеры пропали, человек шесть, наверное, уходили к той будке трансформаторной и не возвращались. Отряд милиции пошел их искать, нашли всех шестерых, возле будки, всех током убило. Они трансформатор снять хотели, чтобы в другую деревню перевезти.
– Интересно девки пляшут.Что дальше было?
–Дальше?– продолжил Ро. – Дальше, трупы крестьян на хлопковых полях начали находить, по два в неделю. Если задержится, кто из них в поле до заката, домой уже не возвращался. Двое так задержались: Гван себ и Дол дин. А утром их обугленные скелеты на просеке нашли . Земля вокруг них, до того накалилась, что в стекло превратилась. Но хуже стало, когда солдаты начали останки своих патрульных находить. Тут застава рядом пограничная, как раз железнодорожной развязки. Тут наши беды и начались.
– А скажи мне, Ро, ты случаем не деревенский староста?
–Да,
–Дальше-то что было? Как вояки отреагировали?
–Военные? – дрожал староста.– Военные себя ждать не заставили. Главный у них на заставе, полковник То. Очень серьезный и страшный человек. Начались массовые задержания и допросы. Много мужчин и женщин пропало без вести, кого военные на улицах хватали. Якобы на дознание. Вроде как капиталисты гнилые, диверсанта прислали, и теперь он мирных граждан в страхе держит.
– Теракты прекратились?
–Нет,– продолжил Ен хак.– Только хуже стало, по ночам стрельба , взрывы, словно театр боевых действий. Солдаты своих хоронить начали, заставы по ночам горят. Полковник злой как собака ходит, местных без разбора хватает, арестовывает. Уже две показательные казни на площади были и все за измену Родине.
– А ты как попал под раздел? – интересовался Лем.
– А меня полковник на допрос вызвал,– сокрушался Ро Ен хак. – Вначале, расспрашивал, все хорошо было. А потом говорит, что я изменник и покрываю диверсанта. Вот так я в камере и оказался.
– А этот чудо-богатырь?– спросил Лем, кивая в сторону мирно лежащего у параши арестанта.
– А этот? Не знаю, – ответил староста.– Его после меня привели.
– А я?
– А ты тут уже был, когда меня привели. Без сознания лежал, – ответил староста.
– Как думаешь, почему они нас до сих пор не расстреляли?– спросил Лем.
– Полковник сказал,– бубнил староста. – Следователя из Пхеньяна ждем.
– Ну, значит, давайте будем подождать следователя, – подытожил Лем. – Ложись спать, завтра ситуация станет ярче. Гляди, как Хон Гель дон нежно сопит. Как младенец.
В углу у отхожего места, мирно посапывал агрессивный заключенный. Время тянулось подобно плавленному сахару. Ро Ен хак, прекратив стенать и всхлипывать, свернулся на нарах в позе эмбриона. Охранник продолжал курсировать от стены к стене, в ожидании смены караула.
Лем вытянулся на нарах, свернув свой свитер и подложив его себе под голову. Как не раз бывало, он укрылся своим бизоньим пальто, сняв свои сапоги, поставив их под нары.
В полудреме наш герой думал о происходящем в этой тихой фермерской деревушке. «Разве бедные жители этой когда-то великой страны мало настрадались? Разве им мало предстоит настрадаться в будущем?– думал он. – Почему за грехи цепных псов кровавого режима, должны гибнуть простые люди, такие как Ро Ен хак, его матушка, его дети и его дорогая супруга Ханыль. Даже такие молодые, глупые обалдуи как этот Хон Гель дон, или как его там – Пак Хволь вон, не заслуживают такой участи».
Способа выбраться из камеры не было. Оставалось ждать ,когда приедет следователь из столицы, ну или же полковнику То станет скучно, и он решить развлечь себя допросом с пристрастием. Хотя скорее это буднт импровизированная пытка, в виде отбивания кончиков пальцев деревянной дубинкой.
Информация, которую выведал Лем у старосты Ро, не могла дать абсолютной картины происходящего. Нельзя было однозначно сказать, что это компетенция знаний Лема, или же, правда подрывная деятельность носителей демократии, которые прислали своих миссионеров плаща и кинжала, дабы насадить правильный образ политической мысли, коммунистическим дикарям. Ад каннибалов, не иначе как.
Уставшее, засыпающее подсознание Лема, решило перевести ход мыслей, в более тяжелое русло. Разум напоследок устроил ему пытку угрызениями совести. Лем вспомнил о бесследно пропавшем во фрактуре старике Архипе. Смог ли он пережить этот взрыв, а даже если и смог, сможет ли он выжить в тех условиях, куда его занесло.
2.
Лема разбудил скрип открывающейся решетки. На ее пороге стоял мужчина среднего роста в офицерской форме. Его лицо не выражало никаких эмоций, словно это была восковая посмертная маска. Это был уже известный нам полковник То Ен сон, начальник пограничной заставы. Кивком головы, он указал в сторону спящего старосты Ро. Солдаты, сопровождавшие его, тут же стянули сонного Ен хака с койки, схватили его под мышки и потащили в неизвестном направлении.
Страх сковал бедного старосту на столько, что он не смог сопротивляться происходящему. Он повис в руках своих палачей, словно соломенное пугало в старом тряпье, которое крестьяне тащили в поле, чтобы распять на кресте. Он уже не причитал и не звал на помощь. Ро осознал, что это прогулка в один конец. Взгляд полковника То, жидким азотом выжег всю надежду в душе у несчастного. Уголок рта военного застыл в едва заметной ухмылке. Полковник предвкушал допрос, словно это для него была какая-то извращенная, садистская забава.
Очнувшись под нарами, заключенный Пак выдал фразу: «Туда ему и дорога, жалкому трусу».
Он выполз на свет Божий и расположился на лежанке сверху, не снимая обуви. Растянувшись на ней словно удав, он завел разговор с сокамерником:
– Тебе очень повезёт, бродяга,– накалял обстановку Пак.– Если военные разделаются с тобой раньше. В противном случае, я задушу тебя, пока ты будешь спать.
Лем сидел, молча, не реагируя на его провокации.
Пак продолжал свои нападки:
– Не прикидывайся глухим, бродяга, – продолжал он.
Лем сидел непоколебимо, разглядывая с ухмылкой соседа по камере. Таких персонажей, как этот Пак, он уже повидал на своем веку неисчислимое множество. Жалкий, тщедушный человек, сожранный изнутри комплексами неполноценности. Его попытки проявить себя как сильную, даже пугающую личность, вызывали у Лема только приступы испанского стыда. Ситуация была похожа на лаянье пинчера в сторону, вышагивающего аллюром по мостовой, датского дога, который смотрел на это недоразумение с нескрываемым собачьим изумлением, вперемешку со снисходительностью и снобизмом.
– Ты бы захлопнул варежку,– попросил Лем. – А то можешь заболеть.
– Это чем же я могу заболеть? – переспросил Пак.
– Да чем угодно,– начал перечислять Лем. – Сотрясением мозга, переломом ребер, частыми обмороками, недержанием мочи и кала.
– Ты мне опять угрожаешь? –возмутился он.
– Я тебя предупреждаю, – перебил Лем.– Просто сиди тихо и не мешай мне сосредоточиться, если не умеешь разговаривать спокойно.
– О чем мне разговаривать с предателями? – усмехнулся заключенный.
– А ты здесь очутился по ошибке? – спросил Лем.– Ты не предатель?
–Я – Пак Хволь вон, – набирал он обороты.– Я не предатель. Я верен коммунистической партии и нашему вождю Ким Ир сену. Я председатель комсомола.
–А! Так ты гадкий соглядатай,– говорил Лем. – Шавка кровавого режима! Так это ты начал закладывать своих?
– Я не закладывал своих! – с агрессией в голосе, отвечал Пак.– Я исполнял свой священный гражданский долг перед Родиной, партией и вождем.
– То есть, – подводил итог Лем. – Ты, мелкая гадина, пытался выслужиться. Но по итогу тебя тоже поставят к стенке.
– Не поставят, как только приедет следователь с Пхеньяна, – воодушевился Пак. – Все выясниться, меня отпустят, еще и наградят.
– Наградят, наградят,– иронизировал Лем. – орденом сутулого третьей степени. Лучшее что тебя ожидает, это расстрел. Худшее твои же земляки с тебя живого кожу сдерут.
– Такому не бывать,– возмутился комсомолец. – полковник То справедливый человек, он не даст в обиду невиновного.
–Твой полковник, – продолжал Лем. – Натуральный психопат и садист, единственное, что он сделает, для твоего блага, так это сам тебя застрелит во время допроса.
–Замолчи! Бродяга! – нервничал Пак.
– Что? – давил Лем.– Страшно стало, падла! Когда закладывал своих товарищей, страшно не было? Ты упырь, Хон Гель дон, гадкий трупоед. Вот из-за таких как ты, страдает большинство живых существ во вселенной. Знаешь, как называют тебе подобных? Паразиты. А теперь заткнитесь, пожалуйста, уважаемый председатель комсомола и дай поспать.
Пак Хволь вон, последовав совету Лема и встал возле решетки.
Лем продолжил свои размышления: « Этот дурак ожидает благополучного исхода. Но какой может быть исход у мухи, попавшей в паутину, даже если паутина старая и хозяин ее давно издох. Шанса выбраться нет как такого. Есть, конечно, надежда на постороннюю помощь, но где гарантия, что спасителем не станет более крупный и опасный хищник. Крышка западни захлопнулась. Ладно, ждем паука. Как обычно, попробую встать у него поперек глотки».
Лем снова провалился в полудрему.
Его разбудил скрежет открывающейся решетки. В камеру вошли двое солдат, велели Лему встать. Скрутив руки у него за спиной, они отвели его в комнату для допросов.
За столом сидела молодая, миловидная кореянка в полицейской форме. Девушка была не высокого роста, но довольно спортивного телосложения. Ее ухоженные, черные волосы были аккуратно собраны на затылке. На груди ее кителя висели несколько орденов отличия.
Лема посадили на шаткий табурет напротив нее. Настольная лампа светила ему в лицо.
