Тайна тёмной комнаты

Тайна тёмной комнаты

Игорь Александрович Богданович

Редактор Галина Петровна Маслобоева

Фотограф Эдуард Брониславович Утан

Корректор Галина Петровна Маслобоева

Дизайнер обложки Игорь Александрович Богданович

© Игорь Александрович Богданович, 2020

© Эдуард Брониславович Утан, фотографии, 2020

© Игорь Александрович Богданович, дизайн обложки, 2020

ISBN 978-5-4496-2890-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Об авторе

Игорь Александрович Богданович родился 28 мая 1976 года в городе Виляны (Латвия).

Корреспондент газеты «Резекненские Вести», соавтор литературного альманаха «Резекне», журналист портала «Рижский стиль».

Произведения автора печатались в изданиях: в буклете о музее Юрия Тынянова, в литературном издании «Окоём», в сборнике, посвященном городу Виляны, в альманахе «Поэтический вестник», в международных альманахах «Славянские колокола» и «Злато слово». С 2018 года автор – член Международной ассоциации писателей (МАП).

С 2017 года – кандидат в члены Интернационального Союза писателей России.

В 2017 и 2018 годах стал лауреатом в конкурсе «Мир без войны, нацизма и насилия» («Świat bez wojny, nazizmu i przemocy»), организованном Польско-Российским фондом «Общее дело» («Wspólna Sprawa»), в 2017 году печатался в Литературном русском альманахе «ЛИТЕРА-2017» (Литва). В 2018 году – соавтор двухтомника «Вехи времени» (2-й том).

В 2014 году автор выпустил сборник стихотворений «Во имя любви…» Избранная лирика 2000 – 2013 г.г.»».

Поклонники творчества раскиданы по всему миру: Латвия, Литва, Россия, Германия, Нидерланды, Польша, Болгария, Украина, Беларусь…

ЖИЗНЬ

Где-то далеко за городом всходило весеннее горячее солнце. У рельсов, на одной просёлочной станции, сидел мужичонка лет семидесяти пяти. Он курил смято-пожёванную сигарку, иногда хрипло, басовито закашливался, сплёвывая на землю. Дым – густой и сизый – струйками выплывал из ноздрей, мутным облачком вырывался из сморщенных от старости, потрескавшихся губ.

Дед Егор, станционный дворник-смотритель, вот так часто сидел и думал, вспоминал о прошедшей жизни, о молодых годах, которые уже не вернуть, которые убежали вместе с красотой и крепостью мышц, подарив взамен седину и дряхлость. Да, было о чем вспомнить, помечтать о будущем и не только своём (…) как там дети? Разъехались кто куда. Что же, такова жизнь – повзрослели и уехали, у них своя жизнь, свои проблемы, куда им ещё и мои?!

Дочь где-то в российской глубинке, сын совсем далеко отсюда – за границей. Сначала он просто подался на заработки, а затем и насовсем; нашёл, молодец, молодую деваху, да и женился. С одной стороны – хорошо это, у каждого свой путь в жизни, да с другой получается, что и забыл-то отца, родные просторы. Егору-то что, он стар, но ещё сам себя прокормить может, двигается потихонечку, работает, а вот соседи, они же свой нос везде сунут, всё думают, что поди поссорились, иль ещё какая беда.

Неспокойно отцовское сердце – как они там, мои дети, как внучата, отчего не пишут, уж и говорить не приходится о том, чтобы заглянули в гости на чаёк, на побывочку, хоть на пару деньков. Дед бы и баньку сразу справил, и стол накрыл, знал бы заранее, что гости будут, наварил бы хмельного солодового пива.

После смерти жены Матрёны время стало долго тянуться, да и здоровье пошло на спад. То сердце защемит, то кашель забьёт, а бывают и ноги гудят… Старость. Дед Егор последний раз затянулся и бросил окурок промеж рельс. Вдалеке слышался гудок приближающегося состава. Грузовой идёт. Уж за долгие годы работы, здесь, на станции, Егор научился отличать грузовой от пассажирского. Под грузовым рельсы так и ноют, плачут под тяжестью груза.

Пройдёт состав, оставив за собою лишь теплоту рельс и запах перевозимого добра – ароматной свежеспиленной древесины, чёрного блестящего угля или забивающего ноздри топлива. Вот так и жизнь – пройдёт незаметно, а к старости лишь воспоминания…

Состав с гулким грохотом и быстротой проносился мимо, а по перрону станции с метлой в руках, прихрамывая и кашляя, брёл сутулый старичок – дед Егор.

НОВОГОДНЯЯ ИСТОРИЯ

Осторожно, чуть притрагиваясь, покрывало белой сединой поля, леса, опушку… Зима тонким, но тёплым (нет, только не холодным) пушистым снежным одеялом покрывала матушку Землю. Красавицы ёлочки наряжались в зимний белоснежный наряд.

Откуда-то издалека попахивало дымом, нет, не костра, но свежих заготовленных еловых дровишек, что мирно потрескивают в русской печке. А на ней уж пристроился мохнатый, отъевшийся деревенской сметаной кот Филимон.

Дед Егор сидел за столом, пил сладкий малиновый чай с сушками. Вспоминал молодость, то, как бывало, вот так придёт Новый год – и оглянуться не успеешь. Весело бывало в ту пору, детвора лепила снежки, строила крепости, лепила снежных баб. Рождественские колядки и гадания сопровождали каждую зиму.

Сейчас не так. И куда делось то время? Неспокойно стало – хлопушки, фейерверки и цветные шумные огоньки волнуют зимнее предновогоднее небо. Нет больше того милого сердцу приветствия, открытости в душах людей. Что-то изменило их отношение к празднику, да и не только – ко всему прочему…

Но, тем не менее, в душе деда Егора сохранилось то необычайное чувство праздника, любовь к Богу и необычайное стремление к чему-то светлому.

Дровишки чуть потрескивали в печи, мохнатый кот посапывал, а в душе старичка рождались уже новые дела и заботы наступающего года.

И как всё-таки хорошо, что смена лет происходит зимой, в это упоительное, тихое, снежное время года. И пусть что-то изменилось с тех давних пор, когда вся деревня собиралась вместе около одного большого костра, водили хороводы, пели песни, а молодёжь (да и не только) парами гуляла по зимнему лесу.

Нам хочется встретить его, как обычно – весело или спокойно, в уютной семейной обстановке. Пусть же сбудутся все сокровенные желания под последний, 12-й удар часов.

ВСТРЕЧА

Мелкие густые клубы дыма летели в серое вечернее небо. Топилась печка, старая, круглая, дедовская. Хоть и стара печурка, но жару давала дай Бог. Оно и к лучшему – не так быстро поленница растаскается. Да и бабе Марусе в радость – принесёт стопочку, вытопит и тепло.

Тяжело стало ей, с тех пор как муж ушёл на покой: и за скотиной самой присматривать, и по дому, и по хозяйству, и в поле, всё одной. От детей подмоги не ждёт, выросли и в город подались. Пусть. Я уж сама…

Бывает, соседская детвора приходит на подмогу: то вот поленницу собрали, то воды принесли. Побаловать ребятню, отблагодарить опять же надо, не деньгами – молоком, да яблоками из сада.

Сад у бабы Маруси большой, прямо, можно сказать, элитный. Тут и белый налив, и малиновка, и борщик, антоновка, грушевка… Полным цветом весной цветут, прямо как в этом году – значит, к урожаю. Воровать никто не ворует, кому надо, тот спросит. Баба Маруся добрая, всех угостит – и своего, здешнего, и чужого, никому не откажет. Да и не привыкли воровать-то. Ещё когда дед Ефрем жив был при нём утвердились эти порядки, он построже был, просто так яблочек не даст. Не от жадности, такой у него устав был – или дров до хаты притянуть, или воды в субботнюю баньку.

Просто порядок должен быть, и всё тут, да ещё любовь к труду! – говаривал он, – мы вот как на свет вылуплялись, ползать начинали, уже работали.

Есть что вспомнить, но только хорошее – оттого, что люди они хорошие, таких сейчас мало, ещё и поискать надо.

Баба Маруся аккурат раз в месяц идёт на могилку к деду – прибраться, поговорить, оно и понятно, поболе пятидесяти десятков годков душа в душу отжили, детей воспитали, потом внуков. Дочка вот недавно из города приезжала, просила дом с землёй на неё переписать. Отказала ей баба Маруся, та недовольна осталась. Вот сядет бабка около могилки и говорит с дедом, рассказывает про свою жизнь, про то, как справляется без него, о печалях, о радостях, боле – о печалях. Какие тут радости, в девяносто два годика?

– Не дождался ты меня, дед Ефрем, рано ушёл, но скоро уж и я к тебе собираюсь, – причитает баба Маруся.

И сколько ей осталось? Один Бог ведает…

…Была вечерняя служба, баба Маруся не пришла, впервой. Не бывало такого, чтобы она службу церковную пропускала, даже, когда сенокос или жатва была, сходит, помолится – и снова в поле, а тут нет, не к добру это.

Забеспокоились соседушки, не случилось ли чего?! Случилось…

Зайдя в незапертую хатку, не запирала она никогда, доверяла людям, повеяло холодком, не затоплено. В комнатке под иконкою Богоматери, скрестив на груди сухенькие морщинистые ручки, лежала баба Маруся.

Вот и пришел её черёд, встретились они с Ефремом.

ЗЛОЙ РОЗЫГРЫШ

Эта история случилась, когда я учился в профессиональном колледже. С тех пор прошло более десяти лет, но я до сих пор помню ту злополучную историю, которая стала для меня хорошим жизненным уроком.

Кроме профессиональных предметов у нас были и простые школьно-образовательные: алгебра, геометрия, история и физкультура, только она называлась – спортивное обучение. Преподавал нам её мужичок лет сорока-сорока пяти, Кошкин Иван Дмитриевич. Мужик в целом был неплохой, понимающий, но как преподаватель был строг.

Случилась раз такая оказия, что я «заработал» подряд три «банана». Злость была неимоверная. И тут пришла мне в голову такая идея – будешь ты знать, как иметь со мной дело, в следующий раз неповадно будет. И «продавал» у меня Иван Дмитриевич теннисные и волейбольные мячи, газовую плиту «Ariston» и даже женские колготки. В то время многое из этого было в дефиците, объявления висели на досках объявлениях всего города.

На одном из занятий нашу группу собрала классный руководитель и сказала:

– Ребята, с Иваном Дмитриевичем случилась беда.

– А что случилось? Кто же теперь будет преподавать нам спорт? – наперебой посыпались вопросы ребят.

– Он с инфарктом попал в больницу. Годы дали о себе знать. Тем более, в последнее время он много нервничал, не спал ночами. Скорее, всего, возьмут другого учителя.

Я помню, как тогда, февральскими холодными вечерами бегал по городу и срывал расклеенные мною объявления. Мы всей группой приходили в больницу к учителю, рассказывали, какие у нас успехи в спорте. Мы тогда не пропускали ни одного занятия, несмотря на то, что спорт вел другой преподаватель. Хотели своими оценками подбодрить учителя.

– Иван Дмитриевич, я наконец-то пробежал стометровку и уложился в стандартное время, на троечку, но все-таки, – рассказывал не в меру полный Негеровский.

– А я подтянулся десять раз, с натяжечкой, конечно, но сделал, – говорил Бейнарович.

– Ну, вы просто молодцы! Я за вас рад!

Он и словом не обмолвился о тех объявлениях, да и на здоровье не жаловался, только всё повторял:

– Вот подлечусь, встану на лыжи – и мы с вами ещё повоюем!

Но этому суждено было сбыться не скоро. Сначала больница, потом реабилитация в санатории. Со своим учителем спорта мы встретились лишь на втором курсе.

Я до сих пор с тревогой в сердце вспоминаю тот свой гадкий поступок, тот злой розыгрыш. Иван Дмитриевич, может, и догадывался, кто же разместил эти объявления, но ни разу не заговорил со мной об этом, не упрекнул. Хотя в его глазах можно было прочесть – «За что же ты так со мной?!»

Я до сего момента не извинился перед ним…

Простите меня, Иван Дмитриевич, если сможете!

ПРОМЕЖУТОЧНЫЙ ПУНКТ

В жизни каждого человека есть что-то, что тревожит, беспокоит душу. Вот и у меня есть такая история. Случилось так, что я работал в одном из промежуточных пунктов между жизнью и смертью, в патологоанатомическом отделении. В морге.

Физически не так и тяжело – скорее, душевно. Посочувствовать всем невозможно, понять бывает сложно. Ситуация ситуации рознь. Коллектив живой, интересный, взаимоотношения хорошие. Но с одной девушкой в свободное от работы время я мог болтать часами, так, ни о чём, просто о жизни. Быть может, так получилось, что она оказалась родственной душой.

Была ли это любовь или просто симпатия – сказать сложно, возможно, просто увлечение, которое чуть сглаживало душевно суровые будни санитара морга. Признаться честно, я и сейчас вспоминаю о ней, быть может, не хватает этого общения, но это был мой выбор и только мой – сменить род деятельности.

Вспоминая рабочие будни, на ум приходят живые картинки, иногда они удивительны и смешны. К примеру, у нас в морге не во всех местах была зона для разговоров по мобильному телефону и где этой зоны не было, мы называли это место – Мёртвая зона.

Вспоминается как удивительно смешной сюжет, первое вскрытие.

Аутопсия, секция, вскрытие – назови, как хочешь, сложного и неприятного в этом ничего нет, только иногда непонятно – а зачем? Ну, умер, допустим, человек, всю жизнь жаловался на боли в сердце, перенёс два инфаркта, тут и так всё ясно, зачем же его резать ещё и после смерти? Ведь всё равно его не вернёшь. Но родственникам сложно объяснить, что вскрывать или нет – зависит не от тебя, над тобою есть начальство, которое всё решает.

Вот один из диалогов касаемо вскрытия:

– Зачем вскрывать моего мальчика, он и так всю жизнь мучился?!

– Идите в больницу, улаживайте этот вопрос там, – говорит доктор.

– Мы там уже были.

В час дня мать приезжает за сыном, и тут начинается конфликт уже со мною.

– Как, почему он ещё не одет?

– Извините, но никаких указаний от доктора я не получал, – отвечаю я.

– Да у вас тут сумасшедший дом! А где вообще доктор?

– Вы ошиблись, это не сумасшедший дом, это морг. Доктор ушёл в больницу по делам…

В таких диалогах с недовольными родственниками я принимал участие множество раз. Поймите, ведь мы же тоже люди, которые просто выполняют свою работу. Но многим этого не понять…

– Здравствуйте, мы по поводу Крымского.

– Да, проходите. Одежду можно оставить здесь, – отвечаю я.

– А где доктор? – следует вопрос родственников, не обращающих внимания на мои слова.

– Он обедает!

– Как обедает, почему?

– Вы что, считаете, что мы не должны обедать? Ведь мы всё-таки тоже люди!

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.