Надежда не умирает никогда

скачать книгу бесплатно


Для Катьки учеба не составляла труда. Уже на первых занятиях она поняла, что не ошиблась с выбором пути – медицина была ее призванием. Много часов учебы находились в больнице, в поликлинике, работали с пациентами, общались с медперсоналом. Для Катьки больница стала вторым домом, она жадно вникала в правила и организацию жизни в медучреждении, все понимала с лету. Что-то не нравилось, но она мало обращала на это внимания, так как в основном учеба доставляла истинное удовольствие, и усталости от занятий не чувствовалось абсолютно.

В группе Ф-11, куда ее определили учиться, находились только девочки. Это был фельдшерский курс, отсюда и «Ф», курс – 1, группа – 1. Была еще одна группа – Ф – 12. Вот и все, всего 60 человек, по 30 в каждой группе. Девчонки из Катькиной группы были больше из прилегающих к г. Серому деревень и таких же маленьких городков. Костяк определился сразу, он состоял из голосистых, не лезущих за словом в карман, умеющих защищать свои интересы девах, которые тут же определили свое отношение к себе, заткнув рты тем, кто меньше владел словом и голосом. Катька в этот костяк не попадала. Ее положение в коллективе также усугубило то, что в стенах училища работала мама, и поэтому вся группа считала ее «стукачкой».

А самое непонятное для них было то, что она любила учиться и готовилась после училища поступать в институт. Они в сторону Катьки покрутили у виска и махнули на нее рукой, так как интереса она для них не представляла. Сразу повелось так, что Катька не имела слова голоса в этом коллективе и сама в этом была виновата. Она не стала доказывать свою точку зрения, а просто находилась всегда в сторонке, как бы пережидая время нахождения в училище для того дальнейшего, что было для нее более важным в жизни – стать врачом.

Но в свои пятнадцать лет Катька видела вокруг себя все же больше радости. Она познакомилась с девочками из Бордовой Горы, городка в 40 км от г. Серого. Лучшая подруга определилась сразу – по интересам, а также по своей жизненной уже взрослой позиции, от которой Катя была умом далека. Поэтому Галина ее притянула к себе уже в первые дни учебы. Они сидели за одной партой, и на общение было времени достаточно.

В выходные дни Галя приглашала ее к себе в гости, на что Катька соглашалась с большим удовольствием, так как подруга была единственной девушкой на всю деревню. Не имея опыта общения с ребятами (Валерка с Украины не в счет, встречались они вместе с компанией и никогда не оставались наедине), Катьке нравилось, как лихо Галка щелкала языком, ставя по местам своих многочисленных кавалеров. Те заглядывали ей в глаза, уважая и подчиняясь всему, что бы та ни сказала. Галя была неприступной девочкой и в то же время кокетливой. Зажатой и скованной Катьке нравилось поведение подруги с мальчишками, но в то же время она понимала, что у нее так не получится никогда. Галя для нее была даже неким пособием по обучению в общении с ребятами. Симпатичная Катька сразу понравилась местным мальчикам и имела определенный успех, но Галя следила за каждым кавалером, с детства зная, кто на что из них способен, оберегая подругу от навязчивых ухаживаний. У них появилось много секретов, и девочки не скрывали их друг от друга.

X

Учеба шла своим чередом. Пригодилось также умение танцевать. Все праздники и конкурсы не проходили без танцевальных номеров. У нее, уже наученной многим позициям, определился, прямо скажем, талант. Она сама ставила в то время модные современные танцы и сама же их показывала, вызывая затаенное восхищение у однокурсниц. Сшитые от профсоюза костюмы для выступлений были под ее строгим контролем, особенно два длинных атласных платья – черное и белое, с глубокими разрезами по бокам. В них она чувствовала себя балериной. На репетициях собирались преподаватели, которые в основном были врачи, и по их просьбе Катька показывала, на что она способна еще, кроме учебы. Педагоги знали о том, что Екатерина готовилась поступать в институт, но относились к этому по-разному. Кто-то был уверен в ее способностях, ну, а кто-то крутил носом, зная, что конкурс туда огромный и что девушка особым умом не блещет, да и денег откуда ей взять – безотцовщина, еле на зарплату и стипендию живут.

Мама определила сразу, как только Катька поступила в училище: если дочь захочет иметь карманные расходы, то она должна учиться на повышенную стипендию. В то время учащимся полагалось 20 рублей – обычная и 24 рубля 50 копеек – повышенная стипендии, и то только тем, кто получал хорошие и отличные оценки. Вот как раз эта разница в 4 р. 50 коп. и составляла чистый Катькин заработок, а остальное, без всякого сожаления – в семью. Но эта сумма для нее была достаточной: привыкшая довольствоваться малым, она позволяла себе растянуть эти деньги на месяц, да еще и ни в чем себе не отказывать. Шутка, конечно, но доля правды здесь есть.

Учителя сыграли в жизни Екатерины чуть ли не ключевую роль. Мама работала в медучилище заместителем директора по хозяйственной части, иначе – завхозом. Работала грамотно, с отдачей. Все, начиная от коврика перед дверью и заканчивая дорогостоящими материальными ценностями, было под ее зорким контролем. Мама любила порядок. Не имея высшего образования, она умела быстро и правильно считать, что в то время удавалось далеко не каждому гражданину огромной страны, так как все было общее: то есть достоянием народа. А большинство выходцев из, так называемого, народа понимали эту фразу буквально, ну и, естественно, пользовались кто чем мог и кто где успел. Мама была коммунистом, а это звучало угрожающе для всех тех, кто коммунистами не был. Но, как и везде считается, что сапожник сапожнику рознь, так и в этой организации получилось, что и большевик большевику не всегда был другом и товарищем. Мама в КПСС вступила по убеждениям, уж очень ловко партийцы нарисовали программу в светлое будущее для каждого бедняка. Вот только не учли одно, что понятие о чести у всех разное; и в так называемую, самую честную и беспрекословно чистую партию потянулись люди, желающие поживиться под прикрытием коммунистических лозунгов и призывов. И, представьте, сколько похотливого до «общего достояния государства» дерьма поползло в эту законоутверждающую и всегда во всем «правую» Коммунистическую Партию Советского Союза.

Так и в этой маленькой партийной организации все отношения между коммунистами складывались по обычной схеме – кто у власти, тот и прав. Только мать Кати не была согласна с этакими правилами, так как твердо верила, что в их социалистической стране достается каждому по труду! А трудилась она много и никому не позволяла «базарить» народное добро, за что и снискала с одной стороны педагогического коллектива хвалу и уважение, а с другой – ненависть и презрение. Мама была человеком сильным, вторая сторона ее мало интересовала, и она всегда находила методы борьбы с их идеологией, вплоть до выступлений на общих городских собраниях членов коммунистической партии и обличения их при всем народе. И за это с ней старались лучше не связываться.

XI

Вот так и жили. Катька несла учебную вахту на своем медицинском поприще, ездила летом в популярные в восьмидесятые годы прошлого столетия строительные отряды или колхозы на уборку урожая, зарабатывая, таким образом, деньги и «весело» проживая студенческую жизнь. Бывали даже в Краснодарском крае, где всегда с радостью принимали новую рабочую силу. Воспоминаний потом хватало на весь год.

Да, а еще жизнь молодых девчонок медицинского училища разбавляли дискотеки в пригородной воинской части. Для Катьки это было скорее забавой, чем желанием познакомиться с молодым человеком, вернее солдатом. Серьезно об этих отношениях она никогда не задумывалась, в контакт входила тяжело и неохотно.

Худенькая, стройная, большеглазая, с красивыми тонкими чертами лица и пышными вьющимися русыми волосами ниже плеч, некокетливая и всегда замкнутая Катька привлекала внимание многих ребят с воинской части, но отношения продолжать не желала, никому ничего не обещала и даже не была влюблена. Умом понимала, что ребята попадались хорошие, с серьезными намерениями, но цели встречаться и строить в дальнейшем семью у нее не было. Она хотела только идти к своей мечте – быть врачом, а все остальное ей мешало. А может быть, судьба оберегала ее от преждевременных отношений, готовя к чему-то более большому и более нужному для нее?

Самым настойчивым из всех ребят оказался демобилизованный солдат Вадим. Он был художником, рисовал Катькины портретики и любыми путями – по почте или через ее однокурсниц – передавал ей письма и эти рисунки. Катьку трогало отношение молодого человека до глубины души, но она хотела, чтобы все было по-честному, по любви. А любви-то как раз с ее стороны и не проявлялось. Общительный и веселый Вадим не унывал. Он, находясь в воинской части, был при штабе. Художники в армии, как и везде, в почете, особенно они нужны заместителям командира по политической части, конечно же, для проведения агитационной работы с солдатами, ну и еще может быть для других малярных работ в квартирах командирского состава. Служить надо красиво, а нужный солдат всегда имеет поблажки в службе. Так вот этому нужному человеку разрешалось проводить незапланированные танцевальные вечера с так называемым подшефным медучилищем. И для Катьки всегда было неожиданностью появление Вадима в стенах училища с очередной своей программой.

«Доброжелательные» однокурсницы на одном из собраний выбрали ее заведующей культурно-массовым сектором. В те годы так назывались комсомольские должности. Теперь ей приходилось встречаться с Вадимом чуть ли не каждую неделю, якобы по комсомольской работе. Сначала ей это не понравилось, а потом она смирилась. Не давая повода для дальнейшего развития отношений и держа себя строго и неприступно, она определила между ними невидимую, но ощутимую грань в их встречах, которая всегда давала понять молодому человеку то, что он ни на что не имеет права.

Внутренне Катька была довольна собой, ведь раньше она, решая свои проблемы кулаками, не замечала, что в ней, оказывается, присутствует этакая не развитая сила, заставляющая человека держаться от нее на расстоянии. Да еще, при всем при этом, оставаться с ним в дружеских отношениях. Ощутив в себе такую особенность, она стала ее применять и на других людях, ловко обходя некоторые конфликты, но только некоторые, так как ей предстояло еще многому научиться, главное – отношениям с людьми, в которых она всегда чувствовала себя неуверенной, не умея вести себя в сложных неопределенных и «щекотливых» ситуациях.

Вадим явно не до конца был знаком с внутренним миром Екатерины и продолжал настойчиво привлекать ее внимание, заволакивая в свои «любовные проблемы» все большее количество людей. На Катьку стали «влиять» ее однокурсницы, но они как раз относились к «костяку» группы и не вызывали у нее уважения. И здесь их план с треском провалился.

Весной Катьке исполнилось 17 лет. Казалось бы, какие необыкновенные годы! Должна быть уже первая влюбленность, поцелуи, встречи при луне, а может, в худшем случае куча подруг с друзьями – ребятами, дискотеками, вечерами, песнями. Ничего подобного у нее не было. Конечно, тоска уже появлялась, так как она продолжала быть практически одна среди всех ее окружающих людей со своими особенными мыслями, идеями, убеждениями, при высказывании которых у «здравомыслящих» начинали широко раскрываться глаза, и они никак не могли понять: зачем семнадцатилетней девочке такое «планов громадье».

Мама впервые позволила дочери в день ее рождения выпить шампанского. В семье дни рождения не отмечались. Подарки, конечно, дарились, в зависимости от наличия денег в кошельке, но никто не заморачивался приглашением гостей, накрытием праздничного стола и весельем, как это было принято в других семьях. На этот раз сделали для Катьки исключение и позвали великовозрастную, старше Екатерины на шесть или семь лет, соседку по коммунальной квартире Галку. С ней– то впервые они и оказались официальными, с разрешения мамы, собутыльницами.

Звонок в дверь также был неожиданным. На пороге в гражданской форме с букетом цветов стоял Вадим. Он демобилизовался и, чтобы не тратить время зря, сразу пришел сделать два важных для него дела – поздравить любимую девушку с днем рождения, а также сделать ей предложение руки и сердца.

Его предложение испугало и ошарашило Катьку, она не знала, как себя вести. «Что там обычно говорят девушки в подобных ситуациях?» – она настойчиво стала отрывать в мозгу фразы из ее любимых старых кинофильмов. «Но героини, как правило, все соглашаются. О, боже, за что мне это? Что ему сказать? Если откажу, как же ему будет стыдно и обидно! – влезла она в его шкуру. – А что еще остается в таких случаях? Соглашаться. Сдурела, что ли?» – Катька вспыхнула всем своим бордовым огнем, она не знала, как же отказать, чтобы не обидеть.

– Зачем тебе нужна жена-студентка? – выпалила она.

– Появятся дети, ты про свой институт мигом забудешь, – «утешил» ее Вадим.

А вот и ответ. Спасибо, Небо!

– Никогда! – твердо и уверенно отчеканила уже пришедшая в себя Катька.

Они расстались, он уехал к себе на родину, но ненадолго. Через пару месяцев Вадим вернулся назад уже со своим отцом, официально просить руки и сердца, но Катька была непреклонна. Все однокурсницы вздыхали о такой любви, одна из них даже побывала у него на родине. По его просьбе, без Катькиного разрешения, отвезла ему ее фотографию и долго потом рассказывала вcем и «этой дурочке» о том, как Вадим талантлив и какой огромный, на всю стену, Катькин портрет он написал в своем доме.

Все дни и вечера были посвящены одному священному делу – учебе. Катька была не просто недотрогой, но еще и «прибабахнутой своей мечтой учиться дальше». «Вот если бы сразу встретился человек, которого бы я полюбила, – думала Катька. – Я бы смогла ему отдать все на свете, даже жизнь свою, если придется. И сделала бы его самым счастливым человеком, только бы он разрешил мне учиться и стать врачом. Но кто будет ждать шесть лет – никому это не нужно. Поэтому и мне никто не нужен».

XII

Он ворвался в ее жизнь стремительно. Открылась дверь, и в класс на их первое занятие по психиатрии влетел «герой-любовник» многих советских фильмов – рослый, мускулистый, с огненным взором и мужественным лицом. Она мельком от кого-то уже слышала о талантливом главном враче психиатрической клиники, о том, что многие женщины их города были в него влюблены, о том, что он был женат и что его жена, врач-невропатолог, у многих вызывала даже раздражение – якобы она ему не пара и такой «красавец» не для нее. Но эти разговоры были для Катьки не интересны, и она не придавала им никакого значения.

Виктор Васильевич Бурков – так звали их преподавателя по новому предмету психиатрии имел в свои 34 года не только высшее медицинское образование, но и увлечение тяжелой атлетикой с многочисленными медалями и кубками за победы и достижения. Накаченные мышцы всего тела, стремительные движения, серьезные глаза, а также квадратный подбородок с брутальной ямочкой посередине подтверждали напористый характер и уверенность в своей неотразимости. Первое занятие он начал необычно…. с анекдотов. Анекдоты были в своем большинстве пошлые и неприличные.

Тридцать девчонок третьего курса, не отрываясь, смотрели на него в упор, умирая со смеха, закатывая глаза и быстро переходя в состояние эйфории. Только одна Катя сидела, опустив голову вниз, вся бардовая от стыда, что слышит всю эту гадость и ничего не может сделать. Не помня себя и не спрашивая разрешения, она встала и выбежала из класса. Ей было все равно, что о ней подумают ее однокурсницы, все равно, как отнесется к ней на следующем занятии этот горе-педагог – она не хотела и не могла принимать участия в этом параде пошлых анекдотов. Тридцать ядреных девок не унимались в течение всего дня, вспоминая с наслаждением предыдущий урок, и уже практически все до одной были влюблены в этого «секс-символа».

– Ну ты и дура, Катька! Еще умом не вышла. Тебе бы в куклы играть, – говорили некоторые из группы. А остальные, привыкшие к ее чудачествам, даже не обратили на это внимания.

На следующее занятие Виктор Васильевич явился небритым, небрежно одетым, уставшим и очень расстроенным. Вся группа опять застыла в ожидании чего-то необычного. Кто-то из самых смелых и раскрепощенных пару раз вякнул по поводу анекдотов, но не тут-то было! Он заставил открыть всех учебники, и пошел разговор о психиатрии. Катька не поднимала глаз в его сторону, тщательно записывая каждое сказанное им слово, вникая в тему и удивляясь охватившему ее интересу. Она успевала заглядывать в книжные страницы и не находила там выданной им информации! В учебнике было написано сухо и непонятно, а то, как рассказывал Виктор Васильевич, ее увлекало все больше и больше. Двухчасовое занятие пролетело незаметно. Звонок, все встали. Катя не поднимала глаз. Все разочарованно выдохнули, и опять начались девичьи разговоры о том, как обаять и как вернуть его расположение. Дома Екатерина вновь открыла тетрадь по психиатрии и еще раз для себя поняла, что от медицины ей никуда не деться – это ее призвание. В течение недели в расписание поставили два занятия Буркова. Свой следующий урок Виктор Васильевич начал с опроса по заданной теме.

– Книги закрыть, конспекты открыть и принимать участие в разговоре на заданную тему, – рявкнул он. И этаким тоном не вызвал ни у кого сомнения в том, что все они должны сделать.

Вызванные к доске девчонки отвечали выученные темы в учебнике, но по каждой из них задавалось такое количество вопросов, на которые не было в книжках ответов, что все тут же засуетились после нескольких полученных двоек. Тревога и переполох прокатились по классу. Преподаватель негодовал, девчонки дрожали. От прежнего красавца не осталось и следа. Перед ними сидел разъяренный могучий бык и громовым голосом озвучивал двойки и колы всем опрашиваемым. Единственный конспект предыдущего занятия раскрытым лежал у Катьки на столе, сердце ее ликовало – все до единого ответы были записаны ею на прошлом занятии. Но попытки подсказать однокурсницам оказывались неудачными.

– Ну, кто-нибудь знает ответ хотя бы на один вопрос? – раздосадованно и устало прорычал Бурков.

Все посмотрели на Катьку – надо спасать положение. И она подняла руку. Она смело смотрела ему прямо в глаза, отвечая четко на поставленные вопросы, ничего лишнего, без эмоций, без ужимок и лишних слов. Он оглядывал ее восторженно и задумчиво, смягчаясь и меняя рычание на более нежный и вкрадчивый тон.

Одна – единственная пятерка за весь урок! Но радости у Катьки почему-то не было. В последующий час все тяжело дышали, стараясь успеть записать за преподавателем, но он словно играл с ними, ускоряя и ускоряя темп донесения научной информации. Многие не выдерживали скорости, бросали ручки и откидывались на спинки стула. Катька вошла в азарт и успела опять записать все от начала до конца.

***

Она стала блистать знаниями на каждом занятии по психиатрии, не забывая при этом делиться со всеми желающими, а если еще и повезет, то подсказать на уроке.

– Опять только Бондарь знает? – багровел «секс-символ» на следующем занятии, опросив уже нескольких человек. – Ну скажи им всем, раз они с первого раза не запоминают.

«Всезнающая» Катька охотно вставала и отвечала даже на самые сложные вопросы. Началась практика, всей группой девчонки ходили в психиатрическую больницу. Бурков сам им показывал и рассказывал про пациентов, про работу больницы. Катю он выделял среди всех учащихся. Он уже от кого-то узнал о ее желании учиться в институте и всячески поощрял это похвалами в ее адрес. Для Катьки такое отношение было непривычно. Многие преподаватели знали об этом ее желании, но были сдержанны в своих предположениях. Она заметила, что Бурков не только стал часто ее хвалить, но и как будто невзначай при всех брал ее за руку и обнимал сзади за плечи. Ее это смущало, и она отходила от него в угол. Девчонки завистливо косились в ее сторону, но никто здесь не мог сказать ей обидное слово, потому что Бурков тут же вставал на ее защиту и жестко высмеивал обидчицу, доводя остальных до хохота. А для Кати это еще больше было непонятно.

Небрежный раньше Виктор Васильевич стал приходить на занятия подтянутым, выбритым, в модной и дорогой одежде – в той, которую никогда не купишь в магазинах, потому что это был ДЕФИЦИТ. И советские люди точно знали, что на ком одето по блату, а что из магазинов. Вся группа вздыхала по нему и восхищалась его «мужским началом». Далее как-то Катька стала замечать Буркова беседующим с ее мамой, которая очаровательно смеялась, заглядывая ему в глаза.

А однажды вечером раздался звонок в их коммунальную квартиру! На пороге стоял, благоухающий дорогим парфюмом, сам «секс-символ». У Кати внутри все ахнуло. Мама торопливо, чтобы не видели соседи, завела его в их комнаты. Но куда там! Соседи уже через минуту знали о визите такой городской величины почему-то в семью брошенной с детьми женщины, да еще и старше его лет на пятнадцать. Из соседней комнаты Катька слышала разговор о лечении мамы, о каких-то нужных для нее лекарствах. Мама рассказывала ему о своих болезнях, о судьбе, которую Катька уже выучила наизусть, так как часто слышала хронику маминой жизни. В перерывах они звали ее к себе, но она так и не вышла до тех пор, пока не ушел преподаватель.

Мама начала издалека. Как трудно, мол, жить без поддержки. Неплохо было бы Катерине задуматься о личной жизни, что институт никуда не убежит и что бывают на свете этакие «сверхмужчины», которые и содержать смогут жену, и выучить. Екатерина, по своей «жирафьей натуре», пропускала эти слова без эмоций мимо ушей, но все же попыталась узнать у мамы, зачем он приходил. Мама расплывчато сказала, что Катя ему очень нравится, он хочет поближе познакомиться с ее семьей и помочь поступить ей в институт.

– «Что значит нравится..? Как это понимать…? – думала она. – У него есть жена, и Катька ее очень уважала. Мама тоже была в курсе. Тогда опять непонятно зачем нужны его посещения и к чему они приведут? Это ведь, в конце концов, неприлично! Неужели эти взрослые не понимают? И, наверняка, жене его все это не может нравиться. Замкнутый круг какой-то! – размышляла Екатерина. Маме она уже явно сказала, что никаких отношений с Бурковым не допустит. Радовало то, что ее никто не трогал, и если что-то и решалось, то на уровне самой мамы, которая, как была уверена Катя, зла ей не желает и поможет выбраться из этой ситуации».

Виктор Васильевич оказался очень настойчивым и целеустремленным, сумел войти в доверие ко всей семье, подружился со старшим братом, дарил подарки, читал стихи, был обаятелен во всех отношениях. Только Катька была непреклонна. Чем дальше развивались события, тем больше она закрепощалась и отодвигалась от него.

Их маленький город гудел слухами, бурлил ненавистью к «безмозглой нищей девчонке», которая хотела разлучить семью. В таких городках ничего нельзя было утаить. Событие такого рода развивалось как многосерийный фильм, в котором хотели принимать участие все жители. Началась практика перед государственными экзаменами. Катьке приходилось работать в больнице, где Бурков неотступно следовал за нею из кабинета в кабинет, привлекая внимание к себе всего коллектива, завораживая женщин своим могучим торсом и обаянием. После каждого его визита медсестры и женщины-врачи, издавая вздохи, восхищались им и шепотом ненавидели Катьку. Жизнь превратилась в кошмар. Недобрые взгляды, презрительные усмешки, язвительные слова в ее адрес она сносила молча, выполняя свою работу и стараясь спрятаться от обольстителя в других кабинетах, но это не помогало. Домой Катька возвращалась выжатая как лимон.

– Мама, я не хочу больше ходить на практику. Я не хочу встречаться с этими злыми людьми. Они ненавидят и унижают меня. Помоги мне уехать в другое место, хоть в деревню, мне там будет лучше! Он мне не нужен, он мне противен! – рыдала Катька.

– Что ты из себя представляешь? Ты ничего еще не добилась в жизни, – слышала она в ответ. – Ты ничто, запомни. Козявка! Еще рассуждать о людях берешься, – чеканила мать.

Катя через слезы смотрела на свою когда-то маму-подругу и не верила в происходящее. Что она говорит? Это не могут быть мамины слова! Зачем так жестоко?

– Мама, они сегодня заставили меня стоять в раздевалке принимать пальто у пациентов, и все смеялись надо мной. Я фельдшер или кто? Они уничтожают меня, я не хочу никого видеть! Я не стала этого делать и ушла совсем. Я же не мертвая, мама, я все вижу, во мне убивают личность!

– Да ты понимаешь, что ты творишь? Ты подчиненный человек и будешь делать то, что тебе будут говорить. Какая ты личность? Дерьмо ты собачье, вот кто ты. Личность она! Видели вы эту личность, которая ничего не умеет, но уже выбирает, что будет делать, а что нет. Завтра пойдешь назад, извинишься за свою дурь и работай там, где поставят.

– Но почему они меня все ненавидят? За что? Я ведь ни в чем не виновата, – продолжала рыдать Катя. – Я его не хочу видеть. Я ничего от него не хочу. Зачем я ему?

– Другая бы радовалась! А эта принцессу из себя корчит, – шипела мать. – У него серьезные намерения. Жениться он на тебе хочет, а ты все хвостом вертишь! Такие женихи на дороге не валяются!

– Мне он не нужен. У него есть жена….

– Да, он уже всем объявил. Честно сказал, что разводится, и вы женитесь. Дура ты, безмозглая!

– А как же я? Почему без меня все решили? – задохнулась Екатерина. – Мама, я думала ты со мной, а ты….

Она вышла из комнаты и прислонилась к стене.

«Нет, я никуда больше не пойду», – решила Катька. И не пошла.

На помощь пришел Игорь, старший брат. Только одним мужчинам известен тот способ договора между собой, если причиной его является женщина. Но «жених» как-то быстро пропал. От брата она узнала, что Бурков, оказывается, сам разносил слухи о том, что Катька уже с ним живет и скоро станет официальной женой, что вызвало гнев даже у маменьки.

XIII

До государственных экзаменов оставалась неделя. Визиты Виктора Васильевича в дом прекратились, как оказалось вскоре, ненадолго. Зато Катька была полностью поглощена процессом завершения учебы и мечтами о желанном отъезде из городка Серого. Она не была круглой отличницей, но знала, что шла на красный диплом. Экзамены для нее были не сложные – терапия, хирургия, детские болезни. Екатерина была уверена в себе и шла получать диплом о среднем медицинском образовании с радостью и надеждой, что, наконец-то, все закончится – уже через несколько месяцев она поступит в медицинский институт. Она обязательно поступит, ведь по-другому быть не может. И уедет из этого злого города, подальше от Буркова.

Дрожь, волнение, суета, слезы, закатывание глаз перед входом в экзаменационной класс – все это, глядя на однокурсниц, у Катьки вызывало раздражение. «Разве это испытание?» – думала она, чувствуя какую-то неподдельную радость, выплеск адреналина и желание быстрее попасть в кабинет. Первый экзамен – терапия. Ей подготовки не надо. Она взяла билет, прочитала его, улыбнулась, быстро набросала план ответа и уже через три минуты была готова отвечать.

– У Бондарь какая оценка? Да кто бы сомневался, «отлично», конечно же, – ответила на вопрос секретарь экзаменационной комиссии. И, даже не дожидаясь окончания экзаменов, довольная успехом Катька мчалась домой. На улице была ранняя весна. Она любила это время года. Но сейчас ей было все равно – весна пройдет, наступит лето, лето 1984 года. Какой переломный год у нее – куча экзаменов и перемены в жизни. Катька даже зажмурилась от удовольствия.

Второй экзамен, по хирургии, наводил не меньший ужас на выпускников училища, но только не на Катьку. Она в душе всегда мечтала быть хирургом, чувствовала тягу именно к этой серьезной специальности. На экзамен шла, как в фильме про Шурика – как на праздник. Три вопроса! Как всегда, она знала их от начала до конца.

В кабинет заглянул директор училища, по совместительству хирург, вернее горе-хирург. Оперировать как-то не сложилось, работал «потихоньку» в больнице, в кабинете, где хранилась кровь для переливания. Невысокого роста, кругленький, с повышенной массой тела, розовыми щечками и улыбающимся ртом, больше похож на Колобка из одноименной сказки. Профессии директора медучилища он явно отдавал предпочтение. Ему нравилось отдыхать у себя в директорском кабинете, вести разговоры с «угодными» ему людьми, теми, кто легко заменяет свои обязанности на чаепитие и пустую болтовню в течение рабочего дня. У него было два работоспособных заместителя: первая – по учебной части, которая занималась всем учебным процессом в стенах училища, и вторая – по хозяйственной части, а попросту завхоз, коей была незабвенная Валентина Викторовна – маменька целеустремленной Катьки. С двумя своими заместителями он периодически конфликтовал, так как на задушевные беседы с руководителем у них никогда не хватало времени, а все остальное свободное время на работе съедала сама работа. Поэтому закулисные беседы до них доходили в самую последнюю очередь и любые эмоции уже были запоздалые. Так вышло и на этот раз.

Вошедший в экзаменационный класс директор не вызвал у Катьки никакого опасения, вид его забавлял и оживлял экзамен. Он сел за стол экзаменаторов и стал принимать активное участие в приеме хирургической информации у вспотевших от ответственности выпускников. А вот и Катина очередь. Быстро подошла к столу, села перед комиссией и смело посмотрела на всех врачей и присутствующих представителей из администрации города. Четко, как из пулемета, чеканила ответы на все вопросы в билете, делая паузы только на переход к новой теме и на ожидание дополнительных вопросов. Дополнительных вопросов не было. Экзаменационная комиссия с восторгом смотрела на Катьку, кивая головами, и одобрительно шепотом переговариваясь друг с другом. Ответ был закончен. Счастливая Катька смотрела на экзаменаторов с улыбкой. Преподаватель по хирургии начал говорить о ее способностях, его высказывание прервал вопрос директора училища:

– А скажите нам, Бондарь, как вы можете выписать эфир на рецепте?

Катька взяла рецептурный бланк и выписала рецепт на 200,0 мл.

– А вот и неправильно. Эфир выписывается в дозе 400,0 мл. Что вы на это скажете?

– Да, эфир может находиться в двух дозировках: по 200,0 и по 400,0 мл, – недоуменно ответила Катька.

– Но такого количества явно не хватит для операции!

– Так ведь у нас не стоял вопрос о количестве препарата на операцию, – улыбнулась она.

– Нет, это ошибка, и одна из серьезных ошибок, – промямлил Николай Васильевич, медленно поднимаясь и направляясь к выходу. – Здесь только четыре балла, – через плечо крикнул он и вышел из кабинета.

Комиссия замерла, все смотрели на хирургов, присутствующих на экзамене. Катька почему-то не восприняла всерьез окрик директора. Ведь это такой пустяк, а еще и глупость, и ведь не смогут они испортить оценку! Девочка доверчиво смотрела на экзаменаторов. Они попросили выйти ее из класса. Катька почувствовала, как ее быстро засунули в печь, и сразу стало невыносимо жарко, тяжело дышать, глаза ничего не видели. Вся красная и ошеломленная, она вышла в коридор. Там набросились с вопросами однокурсницы, но она ничего не могла им ответить. В голове сковала мозг и тяжестью легла мысль о том, что не может быть такой наглой несправедливости. За что они могут снизить ей оценку? За то, что она не угадала любимую у директора дозировку эфира? И кто бы мог знать, если бы она, сказав другую, не получила бы то же самое. Где логика? Зачем ему нужно это было делать?

Видя неуравновешенное состояние подруги, Галка схватила ее за плечи, уговаривая, чтобы та выбросила все из головы, потащила ее силой от дверей класса на верхние этажи в общежитие. Втащила ее в свою комнату, посадила за стол и быстро налила ей чая. В комнату стали заходить девчонки, находившиеся на экзамене вместе с Катькой, и, перебивая друг друга, рассказывали о конфликте между экзаменаторами по поводу происшедшего события. Катька силилась, но никак не могла настроить себя на восприятие, она ощущала себя придавленной тяжелой плитой и изо всех сил сейчас старалась, чтобы эта плита ее не раздавила. В комнату вбежала мама, Катька не верила своим глазам. Зачем здесь мама?

– Ты понимаешь, что они поставили тебе четыре балла? Что ты могла там не ответить, дурная ты этакая? Ты понимаешь, что красного диплома у тебя уже нет? Девчонки потихоньку удалялись из комнаты.

– И у тебя нет и не будет в этом году разрешения поступать в институт, – продолжала маменька, – а вот когда ты отработаешь три года государству, только тогда ты сможешь идти в институт, но сдавать уже будешь четыре экзамена со своим восьмилетним образованием. Понимаешь, что теперь произошло? Идиотка ты или нет?

– Мама, пожалуйста, оставь меня. Не нужно ничего. Давай все дома, не здесь. Я не верю, что они могут так сделать.

– Да, они уже сделали! Ты дура, что ли?

Катька спустилась вниз, к экзаменационному классу, где уже оглашались оценки за государственный экзамен по хирургии.

– Бондарь Екатерина – четыре балла, – услышала она и почувствовала, как упавшая с нее плита превратила ее в пустоту. Пустота была везде – в ней самой, вокруг нее, и было очень-очень легко, как в невесомости. В этой вот невесомости Катька и пребывала до конца дня, ни единой мысли, ни одного решения, никого не слыша и не видя.

Мама вернулась с работы к вечеру, обняла дочь и заплакала.

– Не вини себя, ты ни в чем не виновата. Видишь ли, дочка, жизнь может приносить удары и посильней. Ты уже знаешь, что такое подлость, теперь ты будешь знать, что такое сверхподлость. Я не буду от тебя ничего скрывать, ты должна знать все и будешь уже поступать дальше, как считаешь нужным.

Катька недоверчиво посмотрела на мать, что же еще сегодня можно услышать более шокирующего, чем то, что было.

– Наш директор, Николай Васильевич, недаром посетил экзамен. Ты ведь, наверное, заметила, что он присутствовал только при твоем ответе, а потом ушел и не возвратился.

Катька даже не подумала, почему именно ее персона могла заинтересовать его.

– Мам, я могу предположить, что через меня он решает ваши с ним конфликты. Но это настолько недостойно взрослого человека, что я даже развивать эту мысль не хочу.

– Нет, дочка, здесь все намного «веселее», чем кажется на самом деле. Тебе знакома наша новая библиотекарь Алина Павловна?

– Мам, она-то тут при чем, не смеши, – улыбнулась Катька и вспомнила несуразную толстую словоохотливую женщину, которая со всеми была в хороших отношениях, доброжелательно встречала выпускниц в библиотеке, называя их своими будущими лечащими врачами.

– При чем, может, и не при чем, но она сейчас лучшая подруга и доверительное лицо нашего директора. И за бесконечными чашками чая в течение дня они, так сказать, обсуждают проблемы училища. И как бы это ни смешно было слушать, библиотекарь у нас сейчас главный советчик в хозяйственных и учебных делах училища.

– Ну, а моя проблема тут при чем? – Катька решила закончить разговор, чувствуя, что речь не о ней.

– Не торопи меня. Недавно перед государственными экзаменами у них состоялся спор. Они говорили о тебе. О том, как ты стремишься учиться дальше, и что у тебя из этого выйдет. Директор говорил, что ничего у тебя не получится: даже если ты поступишь, то денег на питание и жилье у нас все равно нет, и долго на голодном пайке ты не протянешь. На что Алина Павловна ему отвечала, что ты сможешь найти работу, а там целеустремленность и ум свое возьмут – ведь девочка, то есть ты, не зря идет на красный диплом. Николай Васильевич начал спорить о твоих умственных способностях, говоря, что особо блистать нечем, ум этот заурядный, и сотни таких же, как ты, могут учиться дальше. Ну, а если она такая целеустремленная, сказал наш директор, то почему бы ей не попробовать поступить без красного диплома. На что Алина Павловна расхохоталась и сказала, что поезд ушел, у тебя по всем предметам «отлично», и сделать уже ничего невозможно. На что директор рассердился и сказал, что пока он директор училища и только ему решать, кому выпускаться с красным дипломом. И ничего-то у вас не получится, отвечала ему библиотекарь, я готова спорить на что угодно, что у Бондарь будет красный диплом, тем более вы не захотите лишнего конфликта с Валентиной Викторовной. И они, дочка, поспорили. И теперь ты знаешь, кто выиграл этот спор.