Колька, Сенька, Ермошка и Змей Горыныч

скачать книгу бесплатно


– Не-а, старые я дома оставил. Вернемся, покажу. Да сам глянь, сверху еще смазка.

Порывшись в кармане, Ермолай вытащил на свет обгоревшую свечу зажигания, что снял в море с мотора, протянул Коле. Тот взял её, внимательно осмотрел и положил на коленку Есении. Принял от нее ковш со взваром, но пить не стал.

– Сень, а мороженое не горькое было? Животик не болел? Думаешь, я не заметил, что половину припасов уволокла к горюнам?

Сенька потупилась, пнула туфелькой головешку обратно в костер и, может быть, покраснела. Заметить это на смуглом личике в сумерки было делом невозможным.

– Мороженое было сладкое, особенно клубничное, пахучее.

Пауза, молчок, раздумье.

– Я извиняюсь, больше не буду. Коль, ты думаешь они плохие?

Колька не ответил, так как был занят в этот момент поглощением компота. Ковш большой и пить из него неудобно: часть пахучей жидкости неизбежно попадает на рубаху и за пазуху. Туда же попала и ягодка шиповника, проскочив мимо рта. К счастью, не горячая.

– Котыч считает, что купцы эти прикидываются и шипит на них, не доверяет. А братья в ответ его самого опасаются. После клуба особенно. Остерегаются, обходят и вроде как тоже шипят. Ермоша, свеча новая, но как бы ненастоящая. Легкая. Как понарошку. Так же, как и мороженое. Думаю, что наесться этим мороженым нельзя. Что скажешь, Сенька?

У Есении готового ответа не было, но, подумав, она неуверенно промолвила:

– Правда, братик, я могла есть и есть, хоть бочку: все мало, как я этого не заметила? Я яблоко-то одно от силы могу скушать и животик больше не хочет.

Усталость брала свое: голоса становились сонными, Ермоша, вздремнув на полуслове, чуть не рухнул с обгорелой чурки, на которой сидел сгорбившись, в костер. Все, спать! Костер на ночь тушить не стали, только заложили слегка камнями.

Ткань от мешков, когда просохла, стала колючей, но лучшего одеяла у них не было. В шалаше было сухо, после костра прохладно поначалу. Нырнули в сено, что разложили загодя поверх трех слоев лапника, уложенных аккуратно на сухую хвою. Укрылись мешковиной. И тут же дружно засопели.

Ночью ветер разгулялся не на шутку, дождь захлестал сильней. Старая ель заскрипела, зашумела колючими мохнатыми ветками. Море ухало прибоем. А ребята, пригревшись, спали, не слышали ничего аж до рассвета.

Колька проснулся от того, что ему на нос упала холодная капля. Правда, не сразу: пытался в полудреме осознать где он, откуда вода. Вторая капля шлепнулась на лоб. Все встало на свои места: шторм и все за ним. Сенька с Ермошкой тихо сопели рядом, свет тускло пробивался со входа в шалаш, закрытого лапником не так плотно, как крыша. Коля убрал в сторону от капели голову и стал слушать. Капало еще в двух местах и это было очень хорошо: всего в двух – шалаш не подвел. Вылезать наружу из влажного тепла не хотелось, да и было незачем. Снаружи гудел ветер, стучал дождь. Есть пока не хотелось, да и писать пока тоже. Так и лежал, закинув за голову руки, слушал шум непогоды. Думал: сейчас проснется брат, всех растормошит, раздаст указания. А что толку суетиться? Еда, вроде, есть, лодку пока чинить невозможно: пляж скорее всего захлестывает волнами. Костер в такой дождь и ветер ни разжечь, ни поддержать. Оставалось думать. В голову полезли мысли очень тревожные: что за дела со свечами? Просто жадность горюнов до дешевого, неладного товара? Или их хотели свести со света? «Когда вернемся надо будет потолковать с Котычем», – вертелось в рыжей лохматой голове.

То, что они вернутся, не вызывало никаких сомнений и у Ермака. Во всяком случае он их не проявил, энергично тряся за плечо давно уже не спавшего младшего брата.

– Подъем, за работу!

– Какую работу, – полюбопытствовал Колька.

– Дайте еще немного поспать, – пропищала из-под мешка Сенька.

– Пошли лодку посмотрим, надо же что-то делать.

– Ермоша, давай силы побережем, дай хоть дождю закончиться. Промокнем: где сушиться.

– Ну да, это правда, – было слышно как Ермак заскреб свои жесткие кудри. Скряб, скряб.

– Коль, ты свечи не потерял?

– Я как раз, братик об этом думаю. Беда, мне сдается, у нас в Дубраве. Я про горюнов. Подозреваю: вороги они. Увидишь, за свечи они извинятся, новые дадут. Будут приговаривать: «Ой, бяда, бяда». И пританцовывать. А делать все по-своему продолжат.

Ермак в темноте улыбнулся: так он и представлял будущий разговор. В голову ему пришло другое: «Сам заметил, что ребята трутся вокруг них, тащат из дома все напролет. Рыбу, икру. Сложно зиму-то прожить без рыбы. На овсе, да на картошке. Охотники, конечно, дичью поделятся, да я гляжу они уже и мясо копченое потащили в лабаз».

Ермак прервал себя на полуслове, откинул мешковину и выскочил из шалаша под дождь. Вернулся быстро, держа перед собой ковшик со вчерашними вареными креветками.

К обеду дождь лить перестал, ветер сменил направление с норда на ост (то есть с севера на восток, что всем рыбакам известно). Коля с Сенькой занялись костром, а Ермак рванул по тропе на берег.

Лодка была полузанесена песком, но беглый осмотр показал, что новых повреждений не появилось. Со сменой направления ветра волны хоть и накатывались, били в берег, но пляж водой больше не заливало. Ермак побрел вдоль берега, сам пока не зная зачем. Высокая вода очистила береговой песок и скалы, забросила валом водоросли, бревна, ветки, плававший мусор к береговому откосу. Ермак нашел неразбитое пластиковое ведро без ручки, подобрал, бросил в ведро несколько бутылок из-под кока-колы и только потом заметил под листами морской капусты торчащий наружу угол морского поддона. Полутораметровый «поднос» для укладки грузов в трюмах судов, сколоченный из двух деревянных щитов один над другим, был сбит из добротных досок и по виду не сильно пострадал. «Дело, – подумал Ермак, разгребая склизкие, сильно пахнущие морем, длинные листья капусты, – здесь тебе и доски, и гвозди». Он вытащил поддон на скалы, где повыше и посуше, вырезал несколько мясистых ломтей позеленей из капустной ленты, думая сварить на ужин, и заторопился обратно наверх, к шалашу.

Промокший и уставший, груженый добром, подобранным на полосе прибоя, он не сразу заметил на каменистой тропе следы. Рядом с его собственным следом на редких глиняных языках, сползших на скальную дорожку, отчетливо виднелись медвежьи когтистые отпечатки. Мальчишке стало плоховато: след вел к лагерю. Ермак рванул вверх по тропинке. Он что-то заорал, бросил все, что тащил и зачем-то раскрыл на бегу перочинный ножик. Это-то против медведя?

Над лагерем мирно клубились облачка дыма, плыл белковый запах вареного краба. Сенька с Колькой деловито суетились у костра. Запыхавшийся Ермолай быстро окинул взглядом поляну, заглянул под деревья. Никаких медведей. Сеня, увидев брата, радостно заулыбалась и вопросительно вздернула подбородок. «Все нормально», – успокоительно махнул рукой Ермак и побрел по тропе обратно за брошенным добром.

На следующий день, используя тяжелый разделочный нож и обкатанные морем увесистые куски скалы, ребята разобрали поддон на доски, вытащили пару десятков гвоздей, разогнули и выпрямили их как могли. Заострив концы двух досок, сделали из них подобие лопат. На то, чтобы освободить кунгас от песка, ушел весь день. К вечеру смогли определить ущерб: надо было установить на место и сколотить вместе разбитую центральную доску, укрепить места надломов, законопатить щели. Коля предложил также привязать по бревну с каждого борта лодки, чтоб увеличить плавучесть. Завтра с утра предстояло поставить лодку на ребро, подпереть ее – иначе работу не сделать. Задача для пацанов. Сенька не в счет: уж очень она непростая.

В сумерках усталые, но, как принято говорить, «довольные собой», Добряки побрели по тропке в лагерь. Ветер хоть и задувал, но дождя не было, и даже в разрывах кудлатых туч на горизонте проблескивали лучи заходящего солнышка. Повеселело. Ермак даже про медвежьи следы забыл.

Вернувшись поутру на берег, чтобы продолжить работу, едва ступив на береговой песок, все трое остановились как вкопанные, не доходя до лодки. Кунгас был вытащен из песка, перевернут и поставлен одним бортом на обрубки стволов деревьев. Доски днища были вправлены в свои места. Только не сколочены.

– Это Медведь, – вырвалось у Ермоши. Он осмотрелся вокруг, помог Кольке быстрым движением руки захлопнуть рот и подмигнул Сеньке.

– К-к-какой Медведь? – хором поинтересовались младшие.

– Сейчас понимаю, что не кусачий. Старший присел на бревно, что загадочным образом оказалось возле лодки, внимательно посмотрел на другое неподалеку, затем продолжил:

– Позавчера я видел следы вроде как медведя неподалеку.

– И нам не сказал, – с укором покачал головой Коля. Сеня восторженно улыбнулась.

– У нас мишка в гостях, вот здорово! У младшей одно счастье на лице. Сенькина улыбка во весь рот открыла отсутствие пары зубов: один сверху, другой снизу. Из загадочной черноокой чаровницы она сразу превратилась в задорного чертенка. Благо ее смолистые кудри торчали во все стороны.

Всем почему-то стало весело. Они переглянулись, разглядели чумазые лица друг друга и стали дружно хохотать, показывая пальцем то на одного, то на другого. Вообще-то показывать пальцем на кого-то не очень вежливо, заметим, но развеселившееся семейство так не считало.

Ермолай отрезал кусок лодочного каната и поручил Есении распустить его на пряди, годные для того, чтобы проконопатить лодку, а сам с братом отправился вверх по тропе к растущим порознь старым елям. Коля сразу сообразил зачем: надо было собрать древесную смолу-живицу, чтоб замазать щели – пазы между досками лодочного днища.

пазы, залили, замазали разогретой смолой, поверх разломанных досок для надежности приколотили несколько планок от поддона. Лодку перевалили на подготовленные заранее бревнышки, что в изрядном количестве валялись по всему берегу. Это чтоб можно было как на колесах столкнуть судно на воду. Осталось дождаться погоды, спустить кунгас на воду, привязать бревна-поплавки с бортов – и можно в путь. Домой.

Вот и долгожданное утро. После того, как Колька потянулся, протер кулачками глаза, почесал ломившую со вчерашней напряженной работы спину, он понял: что-то не так. Не так, но хорошо. И этим «хорошо» были веселые лучики солнца, что пробивались сквозь лапник шалаша прямо на рыжие Колькины ресницы. И потом: было тихо: ель не скрипела, шум прибоя еле слышен, капли дождя не стучат по крыше и не падают на нос.

– Домой! Хочу овсянки, долой мясо краба! Коля отпустил щелбана Ермаку, нашел сенькину босую пятку и пощекотал ее указательным пальцем.

– Че орешь-то? – больше для порядка спросил Ермолай и одним ловким движением выметнулся из шалаша наружу.

Солнца из-за скал видно не было, но оно присутствовало повсюду: на стволах елей, на глянцевых изломах скал, в лужах. В Сенькиных блестящих, как уголь антрацит, глазах. Воздух пронизывающий, по-осеннему хрустящий, но ребята поначалу холода не ощущали. Затем кинулись разводить костер.

Ко времени, когда солнышко начало прогревать воздух, семейство уже успело скатить по бревнам кунгас на воду, подрулить к нему бревна-поплавки как придумал Колька. Несмотря на старания законопатить, заткнуть все щели в днище, судно протекало. Не ручьем, но так, что Сеньке пришлось изрядно помахать ковшиком, чтоб убрать воду и не дать ей скапливаться. Снова вытащили лодку на песок, подвязали к ней вдоль бортов бревна. Помогая кольями, вновь спустили лодку на воду. Подождали. Вода набралась, закрыла даже дно, но выше подниматься не стала: привязанные бревна не давали кунгасу тонуть.

– Ну вот, можно и в дорогу, – забросил в лодку последнюю ловушку, затем весло Ермак.

– Рано, вглядываясь в волны, произнес Коля. Надо ждать прилива, иначе нам грести часов десять. А по приливу, с течением, авось часа за три и дойдем.

Все с ним согласились, пацаны уселись в лодку и стали ждать, вглядываясь в далекий берег. Сенька присела на чурбачок на берегу и окинула взглядом покидаемый остров. Почему-то стало грустно. Солнце по-доброму окрасило янтарный песок, могучие, зеленые с голубым ели, желтеющие заросли прибрежного шиповника. Вдруг взгляд Есении наткнулся на бурый выступ среди желтизны кустарника. Она всмотрелась и замерла: из кустов, скрытый по пояс, на нее глядел огромный медведь. Сенька, конечно, не испугалась: с чего бы это ей медведей бояться. Особенно, когда они улыбаются. Хоть и далековато было, но бесстрашная девчонка ясно разглядела, что у топтыгина на верхней челюсти не хватало зуба. «Как у меня», – улыбнулась навстречу Сенька и помахала рукой. Медведь весело помахал двумя лапами в ответ и исчез. Сколько Есения ни вглядывалась, никого больше на берегу она не увидела.

Подождав, когда через часок вода начала подниматься, мальчишки взялись за весла, сестренку усадили на корму рулить. Тронулись. Когда еще через час ребята начали уставать и сбавили темп, Сеня поднялась с банки-скамейки, приложила ладошку козырьком ко лбу и, всматриваясь в морскую даль, буднично произнесла: «А вот и наши летят навстречу».