Колька, Сенька, Ермошка и Шестое Царство

скачать книгу бесплатно


– Ну с утра, значит с утра, – покладисто согласился Колька и вскинул вопросительно подбородок в сторону Кайдана: – С утра. Будить?

– Не, я сам, я рано будюсь. Весной всегда. – Получилось не очень убедительно, поэтому Кайдан, запнувшись, добавил: – Однако, ты забегай, если что.

Колька с Сенькой постарались сдержать улыбки и со всей возможной серьёзностью закивали головами: добряк мог не только рассвет проспать, но и в борозде средь белого дня закемарить. Кайдан внимательно проследил за выражением лица приятеля – напарник выглядел серьёзным, и для этого у него были веские причины. Главной была та, что Держи Кардан, хоть и был обидчивым засоней, но и трудиться мог не покладая рук и без продыху. Иной раз Ермошка силком сдергивал его с трактора или забирал гаечный ключ, видя, что добряк может выпасть из кабины или уронить железяку себе на голову от усталости.

Так что приятели расставались как всегда по-дружески и в добром настрое. На предложение добрячки забежать на ужин Кайдан отрицательно замахал руками: у самого-де дома еды навалом, как бы не попортилась. На этом и разбежались.

Колька всегда считал, что нет большей радости, чем затихариться с новым сборником задач на полатях за печкой и отвлекаться только на глоток ежевичного взвара из большой глиняной кружки. Почему тогда так будоражит предвкушение счастья, когда весенним утром, только солнышко глянуло из-за леса, усаживаешься за рычаги трактора, а за лобовым стеклом не тронутое пока плугом буро-зелёное море. Рядом друг Кайдаша, вдали краснеет платьишко сестры – кудри встрёпаны ветерком. Мотор урчит, всё готово – вперёд!

Вороны и чайки слетаются на парящую живым теплом борозду, каркают и галдят, взлетают заполошно, садятся снова, бранятся за поживу в виде жирных червяков и личинок. Радуются тоже: весна ведь для всех. Перевёрнутая плугом земля местами блестит матово как уголь антрацит, местами сереет песком, а пахнет терпко и сладко так, что в кабине перебивает жаркий запах солярки и моторного масла.

Колька с Кайданом заработались так, что и заход солнышка проморгали. Очухались они, так будет правильно сказать, когда обнаружили, что пашни уж и не видать стало. Только тогда Коля заглушил мотор, огляделся. Прихватив ветошь, ступил на замершую тихо гусеницу трактора, а с неё соскочил на пашню. Кайдан следом. Колька солидно обтер промасленной тряпкой руки, вытер вспотевшие лоб и щёки. И сразу вся солидность пропала: вместо озабоченного механизатора на перевёрнутом пласте земли стоял чумазый мальчонка. Точнее, два, так как Кайдан оказался не менее чумазым, что не трудно было обнаружить и в сумерки. Оба добряка притомились отчаянно, поэтому просто стояли, молчали, оглядывали широкое, не охватить всего взглядом, поле. Готовое к посеву. Тихо. Хорошо! Колька заулыбался счастливо. Кайдан расплылся в улыбке тоже. На небо выплыл месяц.

Внезапно над краем леса полыхнуло, затем раздался резкий, свистящий звук… Гул быстро ширился, сполохи превратились в оранжевое зарево.

«Ёшкин клёш!», – непонятно, но выразительно и громко вскрикнул Колька и заскочил в кабину трактора. Кайдан – за ним. Прямо с поднятым культиватором на сцепке, машина с неприличной для себя прытью развернулась на месте и рванула в направлении Дубравы. Ребята напряженно вглядывались в едва освещенный фарами просёлок и, лишь обменявшись разок встревоженными взглядами, сосредоточенно молчали. Да и то, о чем говорить, когда и так всё ясно: на Дубраву неслась стая ведьм. То, что это была именно стая, а не одна баба-яга, ребята сообразили сразу. Они никогда не видели, чтоб яга моталась по лесу с кем-нибудь, кроме гиены, но мысль про целую свору яг пришла им в головы одновременно. Как не прийти, когда гул десятков реактивных моторов и пламя выхлопов, казалось, заполонили собой весь небосвод, а не рвались из одного места.

Даже в слабом свете тракторных фар были хорошо видны подсвеченные вспышками сполохов верхушки деревьев и крыши домиков. Дым тянуло поверху, оттуда же были слышны треск ружейных выстрелов и гул ветродуев. Большого пожара пока не видно было – Колька смекнул, что из-за весенней промозглости воздуха.

Над клубом несколько раз полыхнуло, что-то взвыло, на крышу то наваливался, то отлетал от нее противный истошный визг. Колька подкатил к избе-читальне и, не выключая фар и двигателя, вывалился из кабины. Кайдан кубарем за ним.

В бликах света, среди лоскутов едкого сизого дыма мелькнуло знакомое красное платье. Сенька, знамо дело. Она отчаянно дергала скобу перекошенной двери подсобки, и Колька знал зачем: в подсобке неделю тому назад он установил водяные краны пожарных труб. Он даже догадывался, кого сейчас сестра крепко костерит, дергая изо всех сил за дверную скобу и упираясь одновременно красной кроссовкой в дверную коробку. Откуда бы ей знать, что всего-то и надо было сначала дверь приподнять, потянув ручку наверх, а потом только дергать. Колька отодвинул плечом сестру, ухватился двумя руками за металлическую загогулину и подтянул дверь вверх. Сенька рванула дверную скобу на себя – дверь резко распахнулась. Девочка отпрянула, при этом на лету сшибла стоящего позади Кайдана. Водилкин, не раздумывая, впотьмах и на ощупь добрался до водяных вентилей, крутанул барашки кранов, и славная троица с восторгом встретила ударившие в стены и по крыше клуба струи воды. Вовремя. Змейки дыма на раскаленной крыше сменились шипящим водяным паром. Коля еще не успел вынырнуть из темной подсобки, а Сеньки уж и след простыл. Кайдан с приятелем, разинув рты, с минуту восторженно наблюдали за победой воды над жаром и хищными язычками пламени на бревенчатых стенах клуба. Затем разом встрепенулись и обернулись вслед убежавшим в сторону своей избушки красным кроссовкам. В неровном свете луны, скачущих бликов огня с разных сторон уверенно разглядеть домик было невозможно. Пожара, однако, не видать, и это добрый знак. Бежать всего-ничего, через поляну – и вот она, Сенька, громыхает ведром, черпая из лужи воду.

Добро хоть домик спрятан среди веток, а над ним еще мощные стволы дубов, толстые ответвления и густая крона с едва распустившимися листочками. Крона дымится, струйки сизого дыма спускаются вниз, не понятно, что с домиком. Колька на всякий случай кинулся за садовым ведром, что хранилось под избушкой вместе с другим садовым хозяйством, Кайдан – на помощь Есении. Он выхватил из рук добрячки полное ведро и, кряхтя, поволок его вслед за уже скакавшей вверх по лестнице хозяйкой. Когда Водилкин допыхтел, волоча за собой ржавую лейку с водой – ведра он не нашел – до террасы, то обнаружил, что с домиком все в порядке, а сестра плещет воду на ствол их домашнего дуба. По стволу вниз сползала серая, слепая пелена.

Колька опустил на пол лейку, засунул руки в карманы и, задрав голову, стал разглядывать ствол и крону дуба. Одного, затем другого. Кайдан сделал тоже самое. Сенька забросила руки за спину, сцепила пальцы и сосредоточенно разглядывала доски пола, одновременно постукивая носком кроссовки по дереву.

– Ты б к себе домой сбегал глянуть, как там. – Коля, не переставая вглядываться в небо, обратился к другу. – Если что, кричи. А то прибегай: не слыхать ничего. Грохот.

– Ладно, я сейчас, быстро. Туда быстро, – Кайдан приумолк, подумал и добавил: – И обратно быстро. Вот. Коль, а воевать?

– Ты беги сейчас. Ладно? И, если что, обратно, – рассеянно глянул на друга Колька и перевел взгляд на сестру.

Тем временем реактивный гул и пламя начали удалятся, смолкли ружейные выстрелы, стихли ветродуи. Светила невозмутимо тусклая в дымке луна, сквозь ночные ветви деревьев отсвечивали оранжевым возгорания.

«Как зуб выдернули», – подумалось Кольке. О чем подумалось Сеньке сказать было трудно: она молча, плотно прижав подбородок к пуговицам на платье, сверлила взглядом доски под ногами. Кольке Биномычу ничего толкового в голову не приходило – и это его беспокоило. Страх прошел, когда еще в клубе воду открывал, беспокоил странный вязкий дым на стволах деревьев, тревога, разлитая в воздухе. Сестра к тому ж как-то странно застыла. Понятно, что все непонятно, но вот почему идей не было, кроме как схватить лопату и бежать навстречу супостату, сердито крича у-у-у-у-у-у! Странно очень: пирожков с черникой-ежевикой иногда не хватало – было дело, но чтоб идей! У Кольки?

Издалека, со стороны гор, послышался нарастающий гул, сквозь сетку веток забагрилось небо, раздались тревожные возгласы лесовиков. Есения оторвала наконец взгляд от пола и повернула голову в сторону наплывающей угрозы.

– Бери лопату и беги куда собрался, – произнесла она ровным голосом и глянула на брата. Глаза у нее светились зеленым светом.

Колька оробел: он всегда робел, когда обычно теплый взгляд сестренки вот так менялся. А глаза не только изменили цвет, они стали холодными. Как далекие звезды. Водилкин начал суетливо крутить головой, отыскивая взглядом лопату.

Еще не понимая, зачем ему нужен садовый инструмент, Колька тем не менее его под лестницей отыскал и кинулся прочь от избушки. Лопата хоть и придавала уверенности, но бежать мешала. Держать ее наперевес, как в кино про войну, не зная, где враг, было смешно. Под мышкой или просто перед собой – неудобно, поэтому он просто волочил ее за собой. Бежал он между тем к клубу – там же штаб и его рабочее место. Мимо штаба он возможно пронесся бы, так как ему показалось, что вдалеке, в кронах деревьев слышится голос Ермошки. Но не дали. Кто-то поймал его за лопату, от неожиданности Колька растянулся, удачно промахнувшись мимо лужи.

– Куда собрался? – голос Ядвиги звучал скорее озабоченно, чем насмешливо, но Колька тем не менее мысленно оценил картинку, героем которой оказался. Остался недоволен. Неторопливо вставал, молча отряхивался и лихорадочно придумывал достойный ответ.

– О! Привет, Ядя, а что ты тут делаешь? Гуляешь, да? А я только с поля, забыл вот лопату дома оставить.

– Ну вот, пока в клубе и оставишь, – покладисто предложила Ядвига.

Колька метнул взгляд в сторону добрячки: она не улыбалась. Глаз, правда, было не видать. Не придумав, что бы сказать еще, Колька начал яростно сбивать грязь с колен. Ядвига подняла лопату, оперлась на черенок двумя руками, опустила на руки подбородок. Добрая такая, терпеливая девчонка – добрячка, одним словом.

– Помочь?

– С-с-ам! – липкая грязь не шибко поддавалась очистке, и Кольку это здорово сердило. – Зачем хватала-то? Окликнуть что ли нельзя?

– Стирать надо, оставь, не до того сейчас, – Ядвига выпрямилась, оставив вопрос без ответа. Протянула лопату приятелю и, не дожидаясь пока Водилкин подхватит падающий инструмент, развернулась и зашагала к исходящему паром клубу. Колька подхватил лопату и кинулся следом.

Догнав Большую Книгу, Коля засеменил рядом. Лопату он не бросил – как без нее, если в бой. Усилился леденящий душу гул со стороны моря, небо забагрилось, красноватый дрожащий свет уже начал застилать сияние луны. Коля забыл про грязные штаны, только крепче вцепился в деревянную ручку лопаты.

Ядвига, не колеблясь, шагнула сквозь струи водяной завесы под навес крыльца избы-читальни и даже не отряхнулась. Колька, не оставляя лопаты, следом. Подумав, оставил все-таки оружие у входной двери, и, пока девочка отпирала дверь, зачем-то снова стал бешено стряхивать с себя брызги воды и грязь с колен. Скоро оценив, что делает бесполезную работу, бросил. Ядвига уже приглашающе махала рукой из сумрака помещения.

Прыгающих снаружи отблесков вполне хватало, чтоб не спотыкаясь добраться до стола раздумий на подмостках, нащупать стулья и вытащить их из под стола. Деревянные ножки дробно пробарабанили по доскам пола. Ядвига, не присаживаясь, лишь оперлась на спинку стула, встревоженно обратилась в темноту:

– Что творится, мамочки! Коль, что делать-то? Их там целая стая!

Неприкрытая тревога в голосе девочки Кольку, честно говоря, удивила: он не помнил, чтоб Большая Книга когда-нибудь дрейфила. Скорее наоборот – никому не позволяла запаниковать. Он подивился и, неожиданно для себя, успокоился и собрался с мыслями. На него надеялись: теряться было нельзя, да и некогда. Вот так всегда с ним: испугаться выскочившего из кустов зайца и застрелить в последнюю секунду свирепого кабана-секача на охоте.

– Ты видела, они уже раз атаковали, – Коля без дрожи в голосе, так ему показалось, стал размышлять вслух. – Больших пожаров пока не видать. Или видать?

– Не видать, – послушно откликнулся из полумрака голос собеседницы.

– Потому как весна, сырость, а избы наши спрятаны между влажными стволами и ветками деревьев. Изба-читальня под водяной завесой – тоже не просто поджечь. – Коля замолчал. С околицы раздались хлопки выстрелов. Над клубом взвыло, в окна полыхнуло пламя, пыхнуло жаром. Колька еле сдержался, чтоб не рвануть прочь из избы, но застывшая напротив тень Ядвиги удержала его на месте. Как бы ни в чем не бывало, он продолжил: – Нас трудно взять, надо гораздо больше огня. – Задумался на миг и продолжил: – Если только все вместе не наваляться. Сколько их, как думаешь?

– Не сосчитать: все время мечутся. Может с полсотни, – Ядвига неотрывно смотрела в окно, голос у нее уже не дрожал, но былой уверенности в нем пока не чувствовалось. – Читальня не загорится, Коль?

Коля прислушался, в разных концах селения завывали ведьмины ракеты, гудели ветродуи, слышны голоса ребят и девчонок, звенели ведра.

В избе-читальне было душно, но ни запаха дыма, ни гари не чувствовалось. Надо было сказать что-нибудь успокоительное, но Биномыч не знал что. Осталось размышлять. И делать это, он понял, надо было вслух: так он мог успокоить девчонку, да и себя заодно.

– Сильный дождик бы сейчас. Очень сильный. Ливень, – Коля говорил с нажимом, но сам-то думал о другом, о чем и поведал: – Даже мокрый дуб можно поджечь, если приложить к нему столько огня, чтоб высушить сначала. – Ядвига в сумраке зашевелилась. Коля подождал, затем продолжил: – В преисподней огня много. Если ведьмучек заряжать и заряжать, то рано или поздно… – добряк приумолк на чуток, затем продолжил: – Поздно или рано. Как правильно?

– Все равно, – бесцветным голосом отозвалась из темноты собеседница.

– Это точно, – вздохнул тяжело Коля и добавил: – Они все здесь пожгут.

– И что делать? – Ядвига встала со стула – ее стало хорошо видно на фоне желтеющего окна.

– Побеждать! – сердито произнес Коля: он ждал поддержки, и его рассердило, что обычно решительная подруга по штабу оробела. – Сбить как можно больше, у них же есть конец по числу! До утра продержаться! – мальчик ударил кулаком по столу и неожиданно завершил: – Не могу я здесь сидеть – пошли на подмогу!

Он решительно поднялся, оттолкнул ногой стул и произнес в темноту то, что на самом деле держал до поры у себя в голове: «С нами Есения, и она, мне кажется, распсиховалась». С этими словами Коля двинулся к выходу. Он осторожно держал руки перед собой, чтоб не натолкнуться впотьмах на какое-нибудь препятствие. Ядвига следовала за ним.

Едва они вышли на крыльцо, как сверху засвистело-загудело, и на избу-читальню спикировали две кометы с черными, зыбкими тенями поверх струй пламени. Едва Ядвига затащила, схватив за шиворот, приятеля обратно под крышу, как их обдало нестерпимым жаром, горячей водой, запахом серы и выхлопных газов. Избу на время окутало паром, вместо струй, стучавших по крыше, раздалось шипенье вскипевшей воды. Это длилось несколько секунд, затем водяное орошение вновь застучало каплями воды по черепице и стенам. «Устояли!», – одна и та же мысль пришла в головы обоим напуганным героям одновременно.

Вернувшиеся в помещение Коля с Ядвигой дверь таки оставили приоткрытой. Подождали, прислушались. Коля высунул голову за дверь, огляделся. Пожара нет, звук реактивного мотора удалился в сторону дальнего леса. Грохот битвы над Дубравой не стих, но, Коле показалось, что звуки над селением как-то изменились. «Поломанные какие-то», – так добряк обозвал их про себя, подумав.

Подумал, оглянулся на застывшую за его спиной подружку. Ядвига вопросительно захлопала ресницами. Колька шмыгнул носом, утер лицо рукавом, подмигнул, изобразил на лице улыбку и кивнул головой в сторону боя: «Пошли».

Побежали не сговариваясь к огромному дубу на краю селенья, где по боевому расписанию должен был сидеть Ермак. С ветродуем и двумя лесовиками в помощь. И, конечно, Матюша-Солены Уши обретается неподалеку. Так оно и оказалось: Матвей, на которого они наткнулись, едва отбежав от читальни, волок на себе огромный куль в сторону дуба-крепости. Одной рукой он цепко держал мешок с высушенными в пыль цветами, а другой прижимал к боку мешочек поменьше, все время его роняя. Друзей он заметил только тогда, когда Ядвига подхватила с земли упавшую полотняную торбу, а Колька попытался помочь удержать поклажу побольше. От неожиданности Матюша заметно струхнул поначалу, но, разглядев сквозь дымку ребят, облегченно улыбнулся:

– Да мне не тяжело, неудобно только. А вы почему не в штабе?

– Ермак здесь? – Коля вопрос приятеля пропустил мимо ушей, лишь кивнул вопросительно головой вверх, выглядывая из-за мешка.

– А где ж еще? – Матвей размазал ладошкой влажную копоть по лицу. – Где ему быть?

Так оно и оказалось: Ермака встретили у подножия дуба. Он торопливо подхватил мешок, что уронили на землю друзья, забросил легко на плечо, затем разглядел брата. Нахмурился как мог.

– А кто-то в штабе должен быть? Цела хоть читальня-то?

– Цела, я воду включил. И наша избушка цела.

– Сенька где? Не видел ее с девчонками.

– На дереве была. На нашем. Рассердилась, кажись, сильно, – раздумчиво протянул Колька и добавил: – Не слышишь разве разброд пошел у гнилых? Потому мы здесь. Рекогнисцировка называется.

– Чего!? – хором удивились и Ермошка, и Матюшка.

Ядвига лишь улыбнулась и пояснила:

– Выяснение обстановки на месте сражения, вроде разведки.

– Что-то вокруг изменилось, нет у врага слаженности. А поначалу была. Вы же не нашли какое-нибудь тайное оружие? – Коля ответа не ждал, продолжил: – Потому как его нет. Остается Есенька или что-то еще, о чем только она и может знать.

Продолжить беседу друзьям не удалось по причине знакомого пронзительного воя над головами. Ермошка, не мешкая, стал карабкаться вверх на свой боевой пост у ветродуя. Колька не отставал, головой подпирая куль с цветочными запахами, что волок кряхтя наверх старший брат. Матюша следовал за братьями. Ядвига осталась стоять внизу, задрав голову и озабоченно следя за передвижениями мальчишек по сложным лестницам и трапам между толстыми ветвями. Она ахнула, когда ночное небо над головой внезапно вспыхнуло ярким – красное с желтым – пламенем.

Глава 3

Возвращение горюнов. И не только

Все, раскрыв рты, застыли на тех местах, где их застало загадочное огненное зарево: Ядвига не смогла закрыть рот, стоя у подножия, на ветвях древнего дуба сверкали в отблесках огня зубы мальчишек. Несколько ослепительных желто-оранжевых потоков пропахали ночное небо поверх верхушек. С оглушительным треском, разбрасывая в разные стороны снопы искр и волны удушливого смрада, разлетелись осколки сразу от нескольких пикирующих на поселок адских аппаратов вместе с их злобными пилотами. Одно ревущее, самое жуткое, помело с черным горбоносым седоком исхитрилось увернуться от огненного смерча и развернулось, чтоб атаковать зеленеющую крону с Ермошкой и друзьями в чаще веток. Ядвига, сглотнув комок, мигом затворила рот и мячом заскочила за толстенный ствол, притаившись среди узловатых корней. Добрякам, застрявшим на высоте с их грузом цветочных боеприпасов, прятаться было некуда. Разве что прижаться к шершавой коре, прикрывшись ветками, и зажмурить глаза. Лесовики на верхушке отчаянно крутили ветродуй, но без цветочных ароматов струя воздуха мало чем могла уязвить бабу-ягу. Да и сам воздух был пропитан едким дымом – отрадой дыхалам нечистых.

И вдруг! Едва черное помело с жутким, гнетущим воем изготовилось обрушиться на защитников векового леса, как откуда-то сверху, звонко чирикая, на него обрушилась большая птица-тень. Тонкий ослепительный лучик вонзился в злую мерцающую чернь. Клубы белого дыма, безмолвный свет бурого пламени и – яркая вспышка, за ней громовой раскат. И все. Оглушительная тишина, едкий запах затухающего пожарища и струйки-змейки серного зловония.

Немного погодя за околицей раздался заливистый лай. Барбоскин тявкал и повизгивал как бы радостно, но, прикинул Колька, и с удивлением. «Гости», – догадался он и стал вглядываться в сторону, откуда заливался восторгом пес. В проблесках рассвета слои дыма быстро рассеивались утренним ветерком. На дороге, бегущей от залива сквозь лес к Центральной Поляне, проявились три расплывчатые фигуры. Нет, четыре! Три фигуры показались Кольке знакомыми, а четвертая – нет. Это могла быть и Сенька, если бы она подпрыгивала поочередно на левой-правой ноге. Но нет – незнакомый силуэт не прыгал, а скорее плавно перетекал вдоль наезженной колеи. У ног выплывающих из дымки гостей подтявкивал, вертел головой, хвостом и всем самим собой Барбоскин. «Как-то несерьезно», – подумалось Кольке, 35 а ноги уже стремительно несли его навстречу плывущим из тумана фигурам.

Тем временем в Дубраве становилось оживленно. Спускались со своих боевых постов, скрытых в кронах деревьев, лесовики, приглушенно переговаривались. У читальни загадочно мяукнул Кот Котыч, там-сям постреливали угли пожарищ. Звонко окликали друг друга девчонки. К Ермаку, только спустившемуся с дерева, подбежал радостный Барбоскин, встал на задние лапы и лизнул друга в лицо. На закопченных круглых щеках и носу осталась светлая полоса, посреди нее удивленно моргали большие и счастливые карие глаза. Звонко рассмеялась, выйдя из-за дерева Ядвига – ей зрелище показалось забавным. И тут тишина взорвалась ребячьими голосами, засеребрилась смехом, лаем, мяуканьем, выстрелами в воздух, неудержимым весельем.

Ермошка разрешил Барбоскину полностью себя облизать, дружески потрепал его по холке и пожал лапу. Точнее обе, потому что пес по запарке сначала протянул ему левую. Все это добряк проделывал настороженно поглядывая в сторону плывущих сквозь дымку фигур. Потихоньку гам на поляне начал стихать. Все вокруг, кто разглядев что-то самостоятельно, кто, проследив направление взгляда Ермака, застыли в ожидании. Ермак отыскал взглядом Котыча. Кот выглядел невозмутимым, только провел тыльной стороной лапы по своим мохнатым бровям. Как будто очки поправил. Уселся столбиком, выставив перед собой передние лапы. Обернул себя хвостом, морда безмятежная. Точно домашняя киска на кухне после сметаны. Ермолай улыбнулся и окончательно успокоился: Котыч гостей или знает, или не видит причин опасаться.

Тем временем чужаки приблизились настолько, что даже сквозь дым недавнего сражения их можно было рассмотреть. Трое были одинакового роста, плотного сложения, одеты в рубахи навыпуск, темные пышные штаны заправлены в сапоги несовременного покроя. И, что бросалось в глаза даже сквозь молочную кисею редеющего тумана, все трое носили одинаковые, ярко-рыжие шевелюры. И эта причина, а не только причудливая одежда, мигом превратили чужаков в нечужаков, а точнее – в Горюнов собственными персонами. Уже можно было разглядеть их белозубые улыбки, которые можно было б назвать и открытыми, и приветливыми, если бы не наличие великоватых клыков. Что, имея ввиду клыки, абсолютно не смогло удержать всех собравшихся на поляне добряков от расплывания в ответных восторженных, приветливых и других столь же хороших улыбках. Ермошка почувствовал, что чего-то кричит и несется навстречу гостям только когда разглядел мелькающие перед ним подошвы недетского размера сапог Юрки-бондаря.

Добежав до Горюнов – это были они, – Ермолай притормозил растерянно: он не знал к которому из троих обратиться. Горюн Трес уже был занят, его дружески обрабатывал мощный бондарь: энергично тряс правую руку, а левой лупил по плечу. Горюн, если и испытывал неудобства, то виду не подавал, лишь счастливо и немного смущенно улыбался. Горюна-2 обступили девчонки, а Горюн-1 о чем-то озабоченно беседовал с Сенькой. «Откуда взялась?» – привычно удивился появлению из ниоткуда сестры Ермак. Потоптался на месте и нерешительно направился к четвертому гостю. Незнакомому. Точнее к гостье, так как это была девочка. Выцветшее зеленое платьице, вытертые на коленях джинсы, красные кроссовки. Это одежда. С Есенией ее роднили цвет обуви, рост и то, что Колька называл «худобищей». И все. Девочка была огненно-рыжая, круглолицая, с большими глазами. Из прически у нее были торчащие в разные стороны косички, а глаза, присмотрелся Ермак, были зелеными. При том, что взгляд каждого из глаз был направлен в разные стороны, по направлению косичек, Ермак понял, что девочка смотрит именно на него. Дружелюбно и, чуток, изучающе.

– Горя, – девочка протянула руку и улыбнулась. Небольшие клыки, которые обнажились при этом, рыбака почему-то не испугали. Даже не насторожили, так как он начал о чем-то догадываться. Его догадка оказалась верной, так как из-за плеча Юрки на него глянули серьезные глаза Горюна-3:

– Горюха – племяшка наша драгоценная. День добрый, Ермолай-рыбак, – сдержанно улыбнулся третий. Ермошка улыбнулся девочке и вежливо произнес: «Добро пожаловать в Дубраву.»

Гостью тут же окружили добрячки, и Ермак переместился к Горюну Тресу, отодрал от него Юрку-Ура-Ура, схватил протянутую руку и начал ее жать, трясти, затем стал было хлопать гостя по плечу. Поймав себя на том, что тому и так досталось от бондаря, руку убрал и засунул в карман. Подумав правда, что так будет невежливо, из кармана ладонь вытащил и долго не знал, что с нею делать.

Только когда окруженные радостной гурьбой добряков Горюны тронулись в сторону клуба, Ермак хватился Есении. Он окликнул брата – тот шагал вслед за занятым беседой с Ядвигой Горюном Уаном. Коля молча показал ладошкой куда-то за Ермолаеву спину. Обернувшись, Ермак с удивлением обнаружил сестренку беседующей оживленно с Горей. Сенька немедленно поймала его встревоженный взгляд, улыбнулась успокаивающе и подмигнула. «Ну да, – усмехнулся про себя Ермак, – а куда ей деваться в лесу-то. Это, чай, не город». Постоял, пригладил без успеха всклоченные кудри, развернулся и зашагал вслед за остальными.

Внезапное появление Горюнов на поле, точнее, в небе битвы никого из добряков не оставило равнодушным. А правду сказать – заставило всех сгорать от нетерпения услышать историю их исчезновения несколько лет тому назад. Ермолай шагал за односельчанами – праздник в душе, счастье на лице, – рядом оживленные лица земляков, впереди бодрые застиранные портки брата, позади добрые глаза сестренки. Незнакомая пока, забавная конопатая девчонка рядом с сестрой тоже была частью праздника – так показалось Ермоше.

Добряки впереди вместе с Горюнами, Колькой и Ядвигой уже поднимались по ступеням крыльца избы-читальни, теплое солнце пробралось меж деревьев и разогнало туман. Утренний бриз развеял смрад дымного сражения. Лесовики загасили возгорания, с веток спустился Марк с клюшкой. Запели птицы, заблеяла где-то ободряюще коза – ей ответили подруги. Смеялись добряки у клуба. Мир, понял Ермак, и ему захотелось смеяться, прыгать, взъерошить рыжую шевелюру брата и даже заблеять глупо и счастливо. Но что-то останавливало. Поначалу едва проклюнулась, а затем резко, как желание почесать спину, ворвалась мысль о том, что что нигде не слышно басовитых раскатов голоса Охотника. Так не может быть!

Ермолай вспомнил, что последний раз Охотник появлялся в самом начале весны. Приехал на санях, запряженных Амуницией, завез соль, сахар, муку, книги. Поговорили о зимней охоте, рыбалке, обменялись впечатлениями от прочитанных книг. Попели в клубе. Ну, как всегда. Потом Жека вернулся в тайгу. Обычное дело, думалось Ермолаю, только не обычно для Охотника отсутствовать в Дубраве, когда добряки в радости, а пуще того – в беде. Почему-то зачесалось плечо. Ермак рассеянно почесал его подбородком, не переставая тревожиться. Все вокруг между тем веселились.

Кто-то хлопал Ермака по плечу, кто-то тянул за рукав, светло и озорно смеялись девчонки, подшучивали над его озабоченным лицом. Обернувшись, вопросительно вздернул вверх рыжие брови Трес. Ермак успокоительно улыбнулся и махнул рукой в сторону клуба: иду мол, все нормально. Сам шел и мысленно успокаивал себя: а что с Охотником может произойти, ведь никто иной, как он сам, Знатный Охотник Жека, и есть хозяин леса. Не медведь какой, не Яга – Синий Огурец. Именно Жеку и уважали, и опасались в таежной стороне. А кто любил еще крепко – так это добряки, Барбоскин, Кот Котыч. Амуниция еще.

Шагал Ермоша да все пытался себя успокоить. И так до самого клубного крыльца. А в клубе уже все рассаживались по лавкам. Ядвига вытащила Горюнов на подмостки, где за столом раздумий торжественно светилась рыжим светом Колькина шевелюра. Ее владелец старательно притворялся серьезным. Сенька вытащила на сцену упирающуюся Горю, усадила ее за стол рядом с Ядвигой. Та мигом пересадила дракощку к братьям, затем легко поднялась с лавки. Уперлась ладонями в столешницу и стала терпеливо ждать, когда ребятня угомонится. Кто-то уже опустился на лавку и с нетерпеливым любопытством глядел на сцену, кто-то еще бурно общался с приятелями. От входной двери тянулись опаздавшие, рассаживались, искали взглядом близких друзей.

Первым не выдержал Держи-Кардан: не встал, подпрыгнул с лавки и звонко осведомился у Горюнов, где были так долго, что делали.

– Как про налетчиц-то разузнали? – ломким баском осведомился от дверей Марк.

– Как долетели? Издалека, чай, махали? – это перекрыл шум в зале пронзительный голосок Бибики.

Все снова повскакивали с сидений, пытаясь вставить свой вопрос, потихоньку гурьбой подвигаясь к сцене. У Ермака был свой ворох вопросов, но он только сидел и молча улыбался: Ядвига сейчас все устаканит, организует, и его пора задать вопрос обязательно наступит.

Так оно и оказалось. Ядвига пристукнула кулачком по столу, звякнул стакан на подносе. Вика-Бибика юрко скользнула на свое место, степенно приземлился на ближайшую лавку Марк, сноровисто расселись по лавкам добряки. Притихли.