скачать книгу бесплатно
Золотая Колыма. Воспоминания А. С. Яроцкого о Колыме в литературном контексте
Алексей Самойлович Яроцкий
Впервые «Золотая Колыма» А. С. Яроцкого печатается без сокращений по машинописи с авторской правкой из архива наследников мемуариста. Инженер-экономист центрального вагонного управления наркомата путей сообщения А. С. Яроцкий работал под непосредственным руководством Л. М. Кагановича и был арестован 10 ноября 1935 г. по сфальсифицированному делу «предельщиков». Пять месяцев содержался в одиночной камере внутренней тюрьмы Лубянки, был приговорен к пяти годам заключения в ИТЛ Колымы. Работал забойщиком на золотых приисках. В 1937 г. был вызван на повторное следствие в Москву, через год возвратился на Колыму, стал доходягой в период гаранинского произвола. Освободился в ноябре 1940 г., работал главным бухгалтером в больнице поселка Дебин на Колыме в одно время с В. Т. Шаламовым.
Книга адресована широкому кругу читателей.
В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.
Алексей Самойлович Яроцкий
Золотая Колыма. Воспоминания А. С. Яроцкого о Колыме в литературном контексте
© Н. М. Малыгина, вступительная статья, комментарии, 2021
© И. Е. Зайцева, Н.М. Малыгина, публикация и подготовка текста «Золотой Колымы» А. С. Яроцкого, 2021
© Издательство «Нестор-История», 2021
Благодарю наследников А. С. Яроцкого Т.А. Зайцеву (Яроцкую) и И.Е. Зайцеву за предоставление авторизованной машинописи «Золотой Колымы» и фотографий А. С. Яроцкого; Т. И. Исаеву – за материалы из личного архива; М. А. Добровольского – за фотографии из личного архива; Т. Б. Симонову за фотографии Б. Н. Лесняка из личного архива; Л. Н. Анпилову – за участие в подготовке текста «Золотой Колымы» А. С. Яроцкого.
Н. М. Малыгина
Н. М. Малыгина
Воспоминания А.С. Яроцкого о Колыме в литературном контексте[1 - Яроцкий Алексей Самойлович (1908–1983) – инженер Научно-исследовательского института эксплуатации железнодорожного транспорта, начальник сектора оперативного учета и планирования Центрального управления вагонного хозяйства НКПС. Родился в Санкт-Петербурге, в семье государственного служащего. С 1917 по 1923 г. Алексей Яроцкий с матерью и братьями жил на Украине у родственников, с 12 лет работал пастухом и сельскохозяйственным рабочим. В Петрограде закончил советскую трудовую школу № 192 на Петроградской стороне. В 1926 г. поступил на экономический факультет Петроградского политехнического института. В институте познакомился с Бреусом и Арнольдовым, которые предложили ему должность начальника сводно-аналитической группы отдела статистики в управлении Московской Белорусско-Балтийской железной дороги. В 1931 г. устроился старшим экономистом в управление Московско-Курской железной дороги, одновременно преподавал в Транспортно-экономическом институте, а после его слияния с Московским институтом инженеров транспорта продолжил работать и там. С 1933 г. трудился старшим инженером сектора оперативного учета центрального вагонного управления наркомата путей сообщения. Был арестован в ноябре 1935 г. Провел около полугода в одиночной камере внутренней тюрьмы Лубянки и после приговора еще месяц в Бутырской тюрьме, был приговорен Особым совещанием к пяти годам лагерей по статьям 58-7 и 58–11.С февраля 1937 г. работал старшим экономистом на прииске Нижне-Берзинский, а в апреле был вызван на повторное следствие. Вернулся обратно в лагерь на прииск Утиный в июне 1938 г. Освободился в 1940 г., когда находился в лагере на прииске Утиный на участке Дарьял.После освобождения работал вольнонаемным главным бухгалтер ом в больнице УСВИТЛ, жил с семьей в поселке Левый берег (Дебин). Реабилитирован в 1956 г. В 1958 г. перевез семью из Магадана в Кишинев, а сам переехал в Кишинев в 1959 г., поступил на должность корректора в Институт экономики АН МССР. В 1965 г. защитил кандидатскую диссертацию. Работал в институте до 1976 г. Последние годы жил в Симферополе.]
Во вступительной статье Н. М. Малыгиной книга А. С. Яроцкого «Золотая Колыма» рассматривается в контексте колымской лагерной прозы. Устанавливаются ее связи с русской литературой 1920–1930 гг.
Обнаружено, что воспоминания Яроцкого создавались в диалоге с книгой И. Е. Гехтмана «Золотая Колыма» (1937). Яроцкий полемизировал с автором очерков и показал, что официальный советский миф об освоении Колымы, умалчивающий о заключенных, был полуправдой.
В рецензии А. П. Платонова о «Золотой Колыме» И. Е. Гехтмана раскрыта причина обращения Платонова к книге магаданского журналиста: интерес к строительству социализма на Колыме. В год издания «Золотой Колымы» Гехтмана заключенными колымских лагерей были будущие авторы лагерной прозы А. С. Яроцкий, Б. Н. Лесняк, Г. А. Воронская и И. С. Исаев, они, находясь на Колыме, вошли в окружение В. Т. Шаламова. Яроцкого и Шаламова сближало отношение к репрессированным советским писателям Б. А. Пильняку, И. Э. Бабелю, А. К. Воронскому. А. С. Яроцкий, Б. Н. Лесняк, Г. А. Воронская и И. С. Исаев создавали колымский лагерный метатекст в диалоге с прозой Шаламова, известной его окружению до издания. В «Золотой Колыме» А. С. Яроцкого, воспоминаниях и письмах Лесняка, Воронской, Исаева выявлен общий сюжет, унаследованный у жанра путевого очерка; установлен их общий автобиографический герой – забойщик золотого прииска, генетически связанный с образом «артиста лопаты» Шаламова; предшественниками которого были образы землекопов из повести Платонова «Котлован». Отмечено, что мотив низведения человека в лагере до состояния животного возник в творчестве Платонова и был продолжен в прозе Шаламова, воспоминаниях Яроцкого, Исаева и Ямпольского. Установлена связь картины лагерного труда у авторов колымского метатекста с образом стройки символического «здания социализма» в «Котловане» Платонова.
Ключевые слова: А. К. Воронский, А. П. Платонов, В. Т. Шаламов, «Золотая Колыма» А. С. Яроцкого, «Золотая Колыма» И.Е. Гехтмана, Б.Н. Лесняк, Г. А. Воронская, И. С. Исаев, А. М. Бирюков, колымский лагерный метатекст.
Книга А. С. Яроцкого «Золотая Колыма» печаталась с сокращениями в журнале «Горизонт» в Кишиневе, где автора хорошо помнили и приняли предложение его дочери Т. А. Яроцкой (Зайцевой) опубликовать «Золотую Колыму».
Т. И. Исаева[2 - Исаева Татьяна Ивановна (р. 1951) – младшая дочь Г. А. Воронской и И. С. Исаева.] в 2003 г. издала «Золотую Колыму» Яроцкого тиражом 100 экземпляров[3 - Яроцкий А. С. Золотая Колыма / А. С. Яроцкий; подг. текста, прим. Т. И. Исаевой. Железнодорожный: РуПаб+, 2003. 168 с.; М.: РуПаб+, 2010. 268 с. Источником текста этого издания была журнальная публикация воспоминаний (Горизонт. 1989. № 1–4), в которой сделаны многочисленные сокращения авторской машинописи. Цитируется с указанием страниц в тексте в скобках – ЗК.]. Как и предвидел автор, книга появилась через 20 лет после его смерти.
Впервые для настоящего издания текст воспоминаний А.С. Яроцкого «Золотая Колыма» печатается по авторизованной машинописи, сохранившейся в семейном архиве наследников автора и предоставленной ими для публикации.
Ленинградский интеллигент на переломе истории
Алексей Самойлович Яроцкий написал «Золотую Колыму» и семейную хронику «Лицом к прошлому»[4 - Яроцкий А. С. Лицом к прошлому / Подг. текста Т. И. Исаевой; предисл. Я. Б. Шпунта; коммент. Т. И. Исаевой, Я. Б. Шпунта. М.: ОнтоПринт, 2018. Текст книги «Лицом к прошлому» сверен с авторизованной машинописью. Цитируется с указанием страниц в тексте в скобках – ЛП.]. При жизни автора его книги не были изданы.
Жизнь Яроцкого разделилась на три почти равные части: 27 лет до ареста, четверть века на Колыме и 24 года после возвращения с Севера.
Алексей Яроцкий родился в 1908 г. в Санкт-Петербурге в интеллигентной обеспеченной семье. Его отец и мать в молодости много времени проводили за границей. Любимым городом отца был Париж. Молодость матери прошла в Швейцарии, где молодые люди и познакомились. Венчались в Потсдаме в православной церкви. Сохранилась фотография, сделанная во время свадебного путешествия родителей в Швейцарии, в Монтре: на ней у отца «…интеллигентное и… доброе лицо» человека «…из другого, ушедшего мира… Это был мир, где верили в прогресс человечества, в наступление всеобщего мира и социализма (ЛП. С. 32).
Отец А. С. Яроцкого Самойло Иванович Яроцкий (1867–1911) родился в Санкт-Петербурге, закончил Введенскую мужскую гимназию на Петроградской стороне, увлекался яхтами и буерами, по своему проекту построил дом на Малой Разночинной улице Петербурга. После самоубийства сестры Маши он порвал с матерью, а когда женился, купил хутор Мотовиловка под Киевом, разводил породистых инкубаторских кур, но разорился.
А. С. Яроцкий считал своего отца «мятущимся интеллигентом» (ЛП. С. 33), так как он сочувствовал революции 1905 г., устроил на своем хуторе конспиративную квартиру, где скрывались революционеры разных партий. В родительской семье Яроцкого царил либерально-демократический дух.
Умер С. И. Яроцкий в возрасте 44 лет. Четверо его сыновей, которым было от 3 до 9 лет, остались на руках матери. Но бабушка Вера Андреевна Яроцкая предоставила внукам с их матерью бесплатную квартиру из четырех комнат в трехэтажном доме, построенном по проекту ее сына, давала на их содержание 300 рублей в месяц.
Бабушка была малограмотной купеческой дочерью, рано осталась богатой вдовой: в Петрограде, на Петроградской стороне ей принадлежал участок земли между Малой и Большой Разночинными улицами и построенные там два дома: двухэтажный на 8 квартир и трехэтажный на 14 квартир. Кроме того, у нее был большой дом в Чернышевом переулке.
Несмотря на ее щедрость, в памяти внука она осталась как «очень старая, но властная, строгая и скупая». Между тем ее участие в жизни А. С. Яроцкого обеспечило ему «золотое» детство.
Алексей Яроцкий за свое счастливое детство был благодарен матери. Елена Карловна Либих (1884–1942) происходила из богатой семьи поволжских немцев, получила традиционное для ее социального круга образование: играла на фортепьяно, рисовала и знала три языка. Яроцкий восхищался самоотречением матери, полностью посвятившей себя детям, ценил ее душевную щедрость и доброту: «В нашей семье не было принуждения, навязывания определенных моральных норм…, и в то же время не было распущенности и своеволия» (ЛП. С. 39).
До революции в семье были бонна и кухарка. Мать выбрала для детей дорогое частное реальное училище Кузьминой на Петроградской стороне, где уровень преподавания был значительно выше, чем в казенных гимназиях. В этом учебном заведении Алексей закончил два приготовительных класса.
А. С. Яроцкий гордился своим дядей Александром Ивановичем Яроцким[5 - Яроцкий Александр Иванович (1868–1944) – брат отца А. С. Яроцкого. Врач-терапевт. В 1889 г. окончил ВМА, работал земским врачом, с 1894 г. врач Обуховской городской больницы, затем Петропавловской больницы в Петербурге. В 1898 г. защитил докторскую диссертацию на тему: «Об изменениях величины и строения клеток поджелудочной железы при некоторых видах голодания». В 1899–1901 гг. ассистент клиники Женского медицинского института. В 1901–1902 гг. работал у И. И. Мечникова в Париже. В 1904–1918 гг. профессор Юрьевского университета, в 1919–1924 гг. профессор Крымского университета, с 1924 г. профессор терапии 1-го МГУ, затем профессор терапии Московского областного клинического института. В научной работе опирался на исследования И. П. Павлова. Занимался литературой, сотрудничал в журналах «Новое слово», «Начало», «Северный курьер» (Коммент. Т. И. Исаевой//ЛП. С.16–17).] – братом отца, который достиг выдающихся успехов в области медицины и был для Алексея образцом успешного человека. Александр Иванович поступил за казенный счет в Военно-медицинскую академию, жил на стипендию и давал уроки, написал докторскую диссертацию, работая земским врачом, в 1898 г. защитил свой труд, стал приват-доцентом Санкт-Петербургского университета, потом ординарным профессором, читал лекции в Юрьеве (Дерпте) и Петербурге. С 1924 г. был профессором 1-го МГУ.
История не имеет сослагательного наклонения, однако биография дяди в семейной хронике Яроцкого показывает, как могла сложиться его судьба при благоприятных обстоятельствах. Но жизнь А.С. Яроцкого пришлась на эпоху революций, Гражданской войны и массовых репрессий 1930-х гг. Алексей запомнил похороны жертв февральской революции на Марсовом поле в Петрограде, тогда он впервые услышал о Ленине от старшего брата.
А. С. Яроцкий унаследовал от дяди интерес к своей родословной. Бывая в Ленинграде, Александр Иванович разыскивал семейные реликвии. Главной его находкой была «царская грамота …за собственноручной подписью императрицы Елизаветы Петровны», где говорилось, что «…казак Миргородского полка Самойла Яроцкий» приглашен в Санкт-Петербург в императорскую певческую капеллу. А. С. Яроцкий гордился тем, что его фамилия «…фигурирует в истории реестрового казачества с XVII века» (ЛП. С. 12).
В ХIХ в. Яроцкие прижились в Северной столице, принадлежали к среднему чиновничеству, а в начале ХХ в. стали интеллигентами.
В мае 1917 г. Елена Карловна Яроцкая увезла сыновей на Украину, где в Лохвицком уезде Полтавской губернии жила ее сестра Эльза. Поездка отличалась от удобных путешествий дореволюционной поры: на вокзале толпились солдаты, вагоны были набиты битком, люди ехали на крышах.
Муж Эльзы Сергей Тихонович Никитин арендовал хутор Романиха, где создал фермерское хозяйство – «…процветающее капиталистическое предприятие, оборудованное по последнему слову тогдашней техники» (ЛП. С. 53). После прихода к власти большевиков хозяйство было разорено, а сам С. Т. Никитин скрылся. Он вернулся, когда Украину оккупировали немцы, отобрал свой скот и машины у тех, кто их присвоил, надеялся продать имущество и уехать в Австралию, но был убит.
В годы Гражданской войны продолжать учебу А. С. Яроцкому и его братьям удавалось урывками. Зимой 1917/1918 г. они учились в коммерческом училище, в 1919 г. семья сняла квартиру в городке Лохвицы, где была гимназия, но занятия там вскоре прекратились. Пришли белые, объявили о формировании добровольческой роты, и туда записался добровольцем Иван Яроцкий – старший брат Алексея. Несколько лет спустя семье сообщили, что Иван был ранен на Перекопе, эвакуирован в Варну, а потом оказался на шахтах Югославии. Больше сведений о нем не было, но Елена Карловна всегда помнила, что была матерью белогвардейца.
Став взрослым, Яроцкий пытался понять, почему офицеры, юнкера и студенты шли в добровольческую армию: интеллигенция надеялась после свержения самодержавия создать демократическую республику, летом 1917 г. состоялись свободные демократические выборы, но неожиданно большевики разогнали учредительное собрание и объявили диктатуру пролетариата.
В годы Гражданской войны мать Алексея и ее сестра с помощью своих пяти сыновей сумели создать на земле хозяйство, позволившее им не голодать. Помогло то, что С. Т. Никитин купил для семьи скромный дом с садом в городке Лубны. Землю для ведения сельского хозяйства разрешалось брать без ограничений, при условии обработки ее собственными силами. Здесь Алексей с 12 лет узнал, что такое каторжный крестьянский труд. Держали корову, которую он пас. Позже работал пастухом в совхозе, куда мать устроились поденщицей.
Осенью 1923 г. Яроцкие вернулись в полупустой после голода и эпидемии Петроград, Невский проспект поразил запустением: «…изредка проезжали обшарпанные извозчики, большинство витрин было заколочено, прохожих было мало…» (ЛП. С. 172).
Но возвращение в отчий дом было счастьем: сохранилась не только их квартира, но и мебель. Оглядываясь на прошлое, Яроцкий понял, что за годы Гражданской войны стал: «…одичавшим мальчишкой», растерял ростки культуры и знаний, полученных в годы учебы в реальном училище Кузьминой (ЛП. С. 174).
При отъезде на Украину мать сдала ценные вещи в ломбард, а вернувшись, узнала, что все было конфисковано. Ей с трудом удалось устроиться чернорабочей на бумагопрядильную фабрику имени Самойловой, до революции принадлежавшую ее дяде. Эта работа спасла семью от голодной смерти.
Алексей поступил в советскую трудовую школу № 192 на Петроградской стороне. Мать определила его в класс, созданный для детей из интеллигентных семей, сохранивших благополучие. Пятнадцатилетний Яроцкий не вписывался в этот коллектив, он «… имел довольно живописный для такого общества вид. На ногах чеботы, брюки заправлены в голенища, вышитая украинская рубашка…» (ЛП. С. 180). К тому же выяснилось, что Алексей испытывал классовую ненависть к благополучным сверстникам: годы тяжелого труда превратили его в пролетария. Однако слезы матери заставили подростка остаться в классе, он успешно закончил школу, несмотря на то что приходилось постоянно подрабатывать: пилить дрова учителям, носить их за 3 рубля в месяц по квартирам. Впервые смог купить себе френч за 10 рублей, когда получил 25 рублей за расчистку парка после наводнения 1924 г.
Алексей помнил составленный отцом список книг для обязательного чтения, где перечислялись Чернышевский, Писарев, Добролюбов. Но в школе ему встретился удивительный учитель литературы Иван Михайлович Андриевский – «классический тип дореволюционного русского интеллигента»: «…бледное лицо аскета, горящие глаза проповедника, длинный черный сюртук с университетским ромбом и полная отрешенность от мира сего» (ЛП. С. 184). Учителю было около 30 лет, он окончил в Сорбонне медицинский и философский факультеты, после 1917 г. в Петрограде получил звание профессора российской словесности. И. М. Андриевский привил ученикам вкус к творчеству Пушкина, Достоевского, Л. Андреева, символистов, Бунина, Гумилева, Есенина. Как теперь понятно, увлечение А. С. Яроцкого русской классикой объяснялось его литературной одаренностью.
Но при выборе профессии занятия литературой он не рассматривал: колебался, не поступить ли в Лесной институт. Предпочел экономический (хотел «изучить марксизм»), а в конце жизни сожалел, что не стал лесничим: мог бы оставить после себя посаженный лес.
Поскольку в школе Яроцкому лучше давалась гуманитарные предметы, ему пришлось заниматься математикой с репетитором, чтобы в 1926 г. поступить на экономический факультет Ленинградского политехнического института.
Алексей стал единственным из братьев, кто получил высшее образование. Материально ему помог выучиться брат Александр, который хорошо зарабатывал, так как работал литейщиком-формовщиком в литейных мастерских Мореходного техникума на Васильевском острове.
Сыграло роль упорство Алексея. Прожив год в общежитии (институт был далеко от дома), он понял, что там невозможно серьезно заниматься, и снял частную квартиру. Чтобы ее оплачивать, приходилось в каникулы, и зимой, и летом, подрабатывать на разных заводах. В 1927 г. – грузчиком в Ленинградском порту и чернорабочим на заводе имени Карла Маркса на Выборгской стороне.
Весной 1930 г. Яроцкий закончил институт. Его старший друг Николай Ефимович Бреус – выпускник того же факультета, был хорошо знаком с А. М. Арнольдовым[6 - Арнольдов Арон Маркович (настоящая фамилия Шейнфайн) (1894–1937) – в 1919 г. назначен комиссаром Управления военных сообщений республики, членом коллегии НКПС Украины и управделами Реввоенсовета западного фронта. В 1920–1921 гг. – заместитель председателя Курского губисполкома. С 1921 г. работал в системе железнодорожного транспорта, в 1922-м был переведен в Петроград на должность председателя правления Мурманской железной дороги.В 1923 г. назначен председателем правления Мурманского промышленно-транспортного колонизационного комбината, имевшего отделы: колонизационный, «Желлес», «Желрыба», Муркомпорт, «Желстрой», транспортный и «Желсиликат». Взялся отремонтировать и достроить дорогу, провести ее техническое переустройство, добиться увеличения объемов грузовых и пассажирских перевозок. Ставил задачу заселить Карело-Мурманский край. В 1923 г. МЖД приняла участие в первой советской сельскохозяйственной и кустарно-промышленной выставке в Москве.А. М. Арнольдов – автор книг: «Вторые Дарданеллы. Мурманский выход в Европу» (Петроград, 1922), «Колонизация Мурмана. Достижения и ближайшие перспективы» (Л., 1924), «Железнодорожная колонизация в Карело-Мурманском крае» и «Три года. К трехлетию деятельности Правления Мурманской железной дороги. 1922–1925 гг.» (Л., 1925).В феврале 1927 г. Арнольдов назначен председателем правления Московской Белорусско-Балтийской железной дороги. В 1930 г. он окончил (одновременно с Яроцким) экономический факультет Ленинградского политехнического института. В 1931–1933 гг. – директор Октябрьской железной дороги и председатель Северо-Западного управления по перевозкам. В 1933–1936 гг. – начальник Вагонного управления, заместитель и начальник Центрального управления эксплуатации НКПС. 8 января 1936 г. по приказу наркома Кагановича от 4 января отстранен от руководства Центральным управлением эксплуатации НКПС и назначен начальником ЮгоВосточной железной дороги. В статье «Еще о тяжеловесных поездах и “теоретиках” предела» (газета «Вперед» ЮВЖД) критиковали руководство ЮВЖД, не поддержавшее кривоносовцев. Их обвиняли за предостережения, что «тяжеловесники» расстроят работу железной дороги.Военная коллегия Верховного суда СССР 19 августа 1936 г. приступила к слушанию дела о «террористических троцкистско-зиновьевских группах». К одной из этих групп причислили… Арнольдова. 16 января 1937 г. он был арестован. На февральско-мартовском пленуме ЦК ВКП(б) в 1937 г. Каганович обвинил начальника ЮВЖД в занижении норм эксплуатации вагонов, увеличении количества крушений и аварий как участника троцкистской террористической и шпионско-диверсионной организации.В Архиве Правительства Российской Федерации Арон Арнольдов числится в списке обвиняемых («Москва-Центр»), 3 сентября он был осужден Военной коллегий Верховного суда СССР к ВМН. Реабилитирован в 1956 г.], который возглавлял управление Мурманской железной дороги, где использовал принудительный труд заключенных Соловецкого лагеря.
Арнольдов был назначен управляющим Московской Белорусско-Балтийской железной дороги и пригласил Бреуса на должность начальника отдела статистики, Яроцкому предложили должность начальника сводно-аналитической группы этого отдела.
Перед отъездом из Ленинграда в Москву в 1930 г. А. С. Яроцкий зашел на Смоленское кладбище, где стояли огороженные железной решеткой мраморные памятники Яроцких. Только могила бабушки, умершей от голода в Петрограде в 1919 г., была с простым деревянным крестом. В 1968 г. он снова побывал на Смоленском кладбище, но к тому времени от могил остались только фундаменты. Его мать умерла от голода в блокадном Ленинграде, вместе с ней на Серафимовском кладбище был похоронен брат Дмитрий, а умерший от ран брат Александр (1905–1943), который воевал, защищая город, похоронен на Чесменском кладбище.
А. С. Яроцкий видел разницу в положении инженера в советском обществе и царской России: «Что такое был инженер в дореволюционной России. Прежде всего, это был барин, это квартира на 6–7 комнат, кухарка, горничная, а в провинции и свой выезд, значит, и кучер, жена, занятая воспитанием детей и приемом гостей» (ЛП. С. 240).
В 1931 г. Яроцкий узнал, что арестовывают людей из его окружения. Ему пришлось обращаться за помощью в Политический красный крест, который возглавляла Е. П. Пешкова[7 - Пешкова Екатерина Павловна (26.07.1876 – 26.03.1965) – российский и советский общественный деятель, правозащитница. С 1922 г. возглавила организацию «Помощь политическим заключенным», единственную правозащитную организацию в СССР, которая просуществовала до 1937 г.].
В студенческие годы он был идейным комсомольцем. Но в начале 1930-х гг. его взгляды стали меняться. Его брат вступил в партию, был отправлен проводить коллективизацию в Паласовский район Республики немцев Поволжья и рассказывал, что там происходило. Сам А. С. Яроцкий видел на железной дороге эшелоны раскулаченных крестьян. Под влиянием этих событий он задумался о том, что страна свернула с ленинского пути.
Уволившись с предыдущего места работы, он устроился старшим экономистом в управление Московско-Курской железной дороги, начал заниматься исследованием учета себестоимости железнодорожных перевозок, сделал первый научный отчет и впервые напечатал научную статью. Одновременно А. С. Яроцкий преподавал в Транспортно-экономическом институте, а после его слияния с Московским институтом инженеров транспорта продолжил работать и там.
Научная и преподавательская деятельность А. С. Яроцкого складывалась успешно, он установил связи с НИИ эксплуатации железнодорожного транспорта, получил там тему исследования, опубликовал брошюру «Экономика товарного экспресса» и несколько статей, сотрудничал с престижным журналом «Плановое хозяйство», изучал эффективность работы новых паровозов марки ФД, себестоимость перевозок при электротяге. Начал писать диссертацию на тему «Экономика узкоколейного транспорта».
В начале 1933 г. А. М. Арнольдов был назначен начальником центрального вагонного управления наркомата путей сообщения. Н. И. Бреус возглавил там сектор оперативного учета и предложил А. С. Яроцкому должность старшего инженера этого сектора.
Работая в наркомате путей сообщения, Яроцкий стал свидетелем назначения Л. М. Кагановича наркомом НКПС. Поначалу А. С. Яроцкий считал его партийным функционером, который не знает железнодорожного дела. Но вскоре высоко оценил его деловые качества. По поручению Кагановича Яроцкий исследовал причины участившегося крушения поездов. Он обнаружил одну из них: поломки шейки оси грузовых вагонов: «Оказалось, что тридцать один процент всего колесного парка страны имел диаметр 90 мм и ниже, т. е. подлежал замене и угрожал безопасности движения. Эти данные через несколько дней оказались у Сталина, и было отпущено 8 миллионов рублей из золотого запаса для закупки осей за границей» (ЛП. С. 294).
В декабре 1931 г. А. С. Яроцкий женился на Марии Павловне Бариновой (1905–1984), работавшей в бюро машинописи того же управления. Она была из многодетной семьи кондуктора железной дороги.
10 ноября 1935 г. Яроцкий был арестован по делу «предельщиков», сфабрикованному по инициативе Кагановича.
Весной 1935 г. группа научных сотрудников Института эксплуатации железнодорожного транспорта поставила вопрос о том, что советский железнодорожный транспорт работал с перегрузками, из-за этого происходили крушения поездов. Ученые написали статью в «Правду», предлагая комплексную реконструкцию железнодорожного хозяйства.
Статью не напечатали, а переслали наркому Кагановичу, он собрал расширенную коллегию наркомата, и предложил выступить авторам статьи. Название дела «предельщиков» возникло на основании фразы из статьи: «Транспорт работает на пределе своих возможностей» (Курсив мой. – Н. М.).
Пока шло следствие, Яроцкий провел пять месяцев в одиночной камере внутренней тюрьмы на Лубянке, был приговорен к пяти годам заключения в исправительно-трудовых лагерях на Колыме, еще месяц отсидел в Бутырской тюрьме и отправился в дальний путь до Владивостока, а оттуда в Магадан.
Счастливая московская жизнь А. С. Яроцкого трагически оборвалась: «Упала на меня черная ночь, разрушила счастье, разумную человеческую жизнь, разлучила с любимой женой…» (ЛП. С. 319). После ареста мужа Марии Павловне пришлось пережить травлю на работе, ссылку в Енисейскую область, бездомные скитания без права проживания в столицах союзных республик, областных и промышленных центрах.
А. С. Яроцкому, как и многим его современникам, трудно было понять, по каким причинам в его судьбе произошел гибельный поворот, какими закономерностями в середине 1930-х гг. определялся выбор людей, подлежащих репрессиям. На Колыме Яроцкого ждал тяжелый труд забойщика на золотых приисках, не раз он доходил до полного истощения, но чудом уцелел благодаря переводу на работу в бухгалтерию. В 1938 г. это стало возможно, когда прекратился гаранинский произвол и закончилась эпоха Ежова.
Создается впечатление, что в его судьбу несколько раз вмешивалась удача и ему удавалось выжить в таких обстоятельствах, когда оставалось надеяться только на чудо.
Полемика А.С. Яроцкого с И. Е.Гехтманом
Алексей Самойлович Яроцкий писал книгу о лагерной Колыме в 1965–1976 гг. без надежды на издание. Позиция автора, внутренне готового к тому, что его воспоминания вероятнее всего останутся неопубликованными, имела принципиальное значение: он писал, не оглядываясь на требования советской цензуры.
Опасаясь за судьбу книги, А. С. Яроцкий передал авторизованную машинопись «Золотой Колымы» Е. Е. Ореховой[8 - Орехова Елена Евгеньевна (1922–2007) – вдова А. З. Добровольского, друга А. С. Яроцкого. Сведения сообщил М. А. Добровольский – сын Е. Е. Ореховой и А.З. Добровольского.]. Еще один экземпляр остался у дочери автора Т. А. Зайцевой (Яроцкой)[9 - Зайцева (Яроцкая) Татьяна Алексеевна (р. 1946) – младшая дочь М. П. Яроцкой и А. С. Яроцкого.]. По воспоминаниям дочери, А.С. Яроцкий оставлял экземпляр текста дочери своего друга И. С. Исаева[10 - Исаев Иван Степанович (1907–1990) – родился 25 октября (по ст. стилю) в селе Богато-Попасное Новомосковского уезда Екатеринославской губернии. В 1910 г. его отец уехал из деревни, нашел работу на железной дороге. Семья переехала в Новомосковск, Иван учился в Новомосковской мужской гимназии. В голодном 1921 г. умерла мать. С 1923 г. И. С. Исаев работал разнорабочим и проводником вагона на Мерефа-Херсонской железной дороге, с 1925 г. – слесарем паровозного депо. В 1928 г. И. С. Исаев поступил в Москве в Архитектурно-строительный институт, в 1929 г. по спецнабору был мобилизован в военное училище. В 1930 г. вступил в партию. Демобилизовался весной 1933 г., вернулся в Москву. Осенью 1933 г. поступил в только что открытый в Москве Литературный университет им. М. Горького, одновременно работал заместителем директора Управления по охране авторских прав Союза писателей СССР, был парторгом секции драматургов Союза писателей. Арестован в 1936 г. Освобожден в 1942 г. Реабилитирован в 1955 г. После реабилитации – член комиссии по литературному наследию А. К. Воронского.] Валентине Ивановне Исаевой[11 - Исаева Валентина Ивановна (1945–1991) – старшая дочь Г. А. Воронской и И. С. Исаева.].
Бывших заключенных мучил вопрос: стоит ли вспоминать о пережитом в лагерях, ведь «…нельзя без конца жить прошлым, тем более тем, которого надо стыдиться»[12 - Исаев И. С. Долгое прощание с Колымой / И. С. Исаев; подг. текста, сост. Т. И. Исаевой, Н. М. Малыгиной; предисл. Н. М. Малыгиной. СПб.: Издатель Мархотин П. Ю., 2017. С. 25.]. Яроцкий был готов к вопросу: за чем автор вызвал мрачные тени прошлого, что он хотел сказать людям? Но он верил, что его жизненный опыт имеет общественное значение, так как он разделил судьбу миллионов.
Ценность воспоминаний Яроцкого, по мнению Я. Б. Шпунта, написавшего предисловие и комментарии к его семейной хронике «Лицом к прошлому», определялась его удивительной наблюдательностью и вниманием к подробностям повседневной жизни: «…акцент сделан именно на описании повседневной жизни того времени, что многие по тем или иным причинам опускают. Кто-то из-за того, что не хотел снова переживать те трудности, с которым пришлось столкнуться. Кто-то посчитал их просто мелочью на фоне действительно великих событий, когда происходил слом эпох. Возможны и какие-то другие варианты, не всегда, даже, скорее, далеко не всегда связанные с волей авторов воспоминаний. Не исключено и все вышеперечисленное сразу. Но эти мелочи значат подчас не меньше, чем то, что сказано или сделано теми, кого назовут великими»[13 - Шпунт Я. Б. Обыкновенная биография в необыкновенное время // Яроцкий А. С. Лицом к прошлому / Предисл. Я. Б. Шпунта; коммент.: Т. И. Исаевой, Я. Б. Шпунта. М.: ОнтоПринт. 2018. С. 5.].
Яроцкий дал своей книге то название, под которым вышла в 1937 г. в Хабаровске книга дальневосточного журналиста И. Е. Гехтмана[14 - Гехтман Исаак Ефимович (1895–1938) – журналист. Работал заместителем редактора газеты «Советская Колыма». Побывал во многих уголках Колымы и Чукотки. Родился в г. Клинцы Брянской области. Образование высшее. В Москве проживал в Варсонофьевском переулке, д. 6, кв. 21. Был арестован 19 апреля 1938 г. Обвинен в шпионаже. 20 июня 1938 г. осужден Военной коллегией Верховного суда СССР. В тот же день расстрелян. Захоронен в Коммунарке. Реабилитирован в ноябре 1955 г.] «Золотая Колыма»[15 - Гехтман И. Е. Золотая Колыма. Хабаровск: Дальневосточное краевое издательство, 1937. 176 с.]. Он построил воспоминания о лагерном прошлом по модели очерков Гехтмана, но вступил в полемику с предшественником, чтобы по всем пунктам опровергнуть созданный им пропагандистский образ советского Дальнего Севера. Сотрудник газеты «Советская Колыма» Гехтман в очерках утверждал, что на Колыме трудились добровольно приехавшие туда комсомольцы – молодые романтики с комфортом добирались до Магадана на прекрасном пароходе, поселялись в уютных чистых гостиницах, ярко освещенных электричеством. Жизнь советских людей на Крайнем Севере изображалась как осуществленный социалистический рай.
Яроцкий писал о том, что у советского общества было два лица. Все знали про энтузиазм первых пятилеток, великие стройки, достижения в экономике, индустриализацию и коллективизацию. Но было запрещено упоминать о том, что «…как в без дну, провалились целые слои советского общества»; о том, откуда взялись лагеря, что происходило с теми, кто туда попадал.
После разоблачения культа личности Сталина на ХХ съезде КПСС сохранялся запрет на упоминание о заключенных концлагерей. Во время хрущевской оттепели, 25 декабря 1963 г., И. С. Исаев посмотрел киноочерк о Колыме «Земля без бога» – дипломную работу выпускницы ВГИКа. Этот фильм вызвал у него горькие чувства, он не мог смириться с тем, что общество не знает о людях, работавших на Крайнем Севере: «Но если уже нельзя говорить о нас, кто по-настоящему осваивал этот край, то не надо без конца говорить о пяти-шести свадебных генералах, которые якобы одни освоили Колыму»[16 - Исаев И. С. Долгое прощание с Колымой. С. 25.].
О лагерных тружениках знал и Гехтман, он не раз объехал территорию Колымы, но ему было хорошо известно, о чем запрещено писать на страницах советских газет. Книга Гехтмана привлекла внимание А. П. Платонова. Являясь постоянным автором «Литературного обозрения», писатель в редакции журнала сам выбирал книги для рецензирования.
Платонова заинтересовал очерк Гехтмана об ученом, который работал над проектом изменения климата Колымы. С начала 1920-х гг. Платонов был увлечен перспективами управления климатом. Герой его повести «Эфирный тракт» (1927) Михаил Еремеевич Кирпичников отправлялся в нижнеколымскую тундру проводить работы, которые дадут возможность человечеству «…продвигать культуру, промышленность и население к Ледовитому океану»[17 - Платонов А. Собрание сочинений: В 8 т. Т. 2: Эфирный тракт. Повести 1920-х – начала 1930-х годов / А. Платонов; науч. ред., коммент. Н. М. Малыгиной [и др.]. М.: Время, 2009. С. 28.].
В 1933 г. Платонов откликнулся на призыв Горького к писателям обратить внимание на «богатейший материал» – «тысячи разнообразных людей», работающих на лагерных стройках: «Вот сейчас под Москвой строятся бараки для тысяч рабочих по каналу Волга – Москва. Эти тысячи разнообразных людей – прекрасный материал для изучения»[18 - Горький М. О точке и кочке // Известия, Правда. 1933. 10 июля.].
13 июля 1933 г. Платонов написал Горькому о желании «…изучить Беломорстрой или Москва-Волгу и написать об этом книгу…». Он объяснял, почему хочет поехать на строительство канала: «…несколько лет тому назад я сам был зачинателем и исполнителем подобных дел (подобных – не по масштабу и не в педагогическом отношении, конечно»[19 - Платонов А. П. А. М. Горькому. 13 июля 1933 г. // Андрей Платонов «…я прожил жизнь»: Письма. 1920–1950 гг. / Сост. и коммент. Н. В. Корниенко, Е. В. Антоновой, М. В. Богомоловой [и др.]. М.: Астрель, 2013. С. 336.] (Курсив мой. – Н. М.).
Платонов надеялся продолжить инженерную деятельность, которой успешно занимался, осуществляя масштабный проект гидрофикации Воронежской губернии, разработанный им в 1921 г. В 1924–1926 гг. он был назначен губернским мелиоратором и под его руководством строились многочисленные плотины, колодцы, пруды; на возглавляемых им общественных мелиоративных работах трудились сотни тысяч голодающих крестьян. Под его руководством в деревнях возводились электростанции.
Письмо Платонова осталось без ответа, но он продолжал добиваться возможности участвовать в строительстве Беломорско-Балтийского канала. Осведомитель ОГПУ в доносе от 20 октября 1933 г. сообщал: «Л. АВЕРБАХ познакомил П<латонова> с ФИРИНЫМ и они ведут сейчас переговоры о работе П<латонова> на Бел<оморско>-Балт<ийском> Канале, где он хочет реализовать интересный проект электрификации водного транспорта»[20 - Андрей Платонов в документах ОГПУ – НКВД – НКГБ 1930–1945 / Публ. В. Гончарова и В. Нехотина // «Страна философов» Андрея Платонова: Проблемы творчества. Вып. 4. М.: ИМЛИ РАН, 2000. С. 853.].
В начале 1938 г. в «Литературном обозрении» под псевдонимом Ф. Человеков была опубликована рецензия Платонова на «Золотую Колыму» И. Е. Гехтмана[21 - Человеков Ф. «Золотая Колыма» И. Гехтмана // Литературное обозрение. 1938. № 2; Платонов А. Собрание сочинений: В 8 т. Т. 8: Фабрика литературы: Литературная критика, публицистика / Сост., коммент. Н. В. Корниенко. М.: Время, 2011. С. 175.]. Платонов заметил связь очерков о Колыме с книгой о Беломорстрое. Он указал, что очерк Гехтмана «Король» «…написан в литературном отношении очень хорошо, местами с блестящим остроумием…». Но при этом «ради справки» отметил, что подобного героя встречал у Зощенко: «…аналогичное по материалу и способу изложения произведение уже было написано несколько раньше («История одной жизни» М. Зощенко)»[22 - Платонов А. Собрание сочинений: В 8 т. Т. 8. С. 175.]. Очерк Зощенко входил в книгу[23 - Зощенко М. История одной перековки // Беломорско-Балтийский канал имени Сталина: История строительства / Под ред. М. Горького, Л. Авербаха, С. Фирина. М.: ОГИЗ. Государственное издательство «История фабрик и заводов». 1934. С. 493–524.], запрещенную ко времени публикации платоновской рецензии, так как ее главные герои заместитель председателя ОГПУ Ягода, руководивший строительством Беломорско-Балтийского канала, и Фирин, с которым Платонов успел познакомиться, уже были арестованы.
Рецензент использовал прием тайнописи, напоминая о герое очерка Зощенко, который был заключенным и «перековался» на строительстве Беломорско-Балтийского канала, он давал понять, что у Гехтмана тоже речь идет о заключенных.
Платонов процитировал в рецензии фрагмент из очерка Гехтмана, посвященный изобретениям бригадира стахановцев, строивших колымскую трассу: «В кабинет инженера входит бригадир стахановского звена Ахмеджанов, один из старейших и лучших ударников дороги. Он показывает инженеру обыкновенное дорожное кайло – примитивный инструмент, который с самых доисторических времен вряд ли, пожалуй, подвергался каким-либо изменениям. Трудно придумать что-либо новое для усовершенствования такого орудия. Однако Ахмеджанов – полуграмотный казанский татарин – придумал: он оттянул кайло, сделал его круглым и подобрал особенной формы ручку. В результате Ахмеджанов вместе со своим звеном ударников, работающих этим кайлом, изо дня в день дает 250 процентов нормы. Сейчас он опять пришел со своим кайлом. Ему кажется, что если ручку снова изменить, то из кайла можно выжать еще процентов 20 производительности… Ахмеджанов не одинок… Такие же, как он, рядовые рабочие придумали ледяные дорожки, на которых установили вместо тачек однополозные легкие санки, разработали механические клинья для разрыва скал, приделали крючья к валенкам, чтобы удобнее было взбираться на ледяные скаты» (Курсив мой. – Н. М.).
Гехтман наблюдал строительство колымской трассы, а Яроцкий увидел ее уже завершенной: «Из лагеря было видно начало знаменитого Колымского шоссе – трассы, как говорили на Колыме. Она поднималась из долины реки Магаданки и тянулась на северо-запад, переваливая через первую сопку, а за ней другую, и так тысячи километров» (ЗК. С. 200). О том, какой она стала, написал Иван Исаев: «Трасса идет по довольно ровному месту, вроде Донышка, петляет между сопок, взбирается по крутым серпантинам на высокие перевалы (Яблоновый хребет, Дедушкина Лысина), откуда хорошо обозревается пространство Колымы. На одном из перевалов стоит памятник строителю этой трассы.
…трасса начинается от Охотского моря, пересекает основную артерию края – реку Колыму, и потом идет дальше на Алдан и Якутию. От основной трассы идут ответвления на далекие, затерянные меж сопок прииски»[24 - Исаев И. С. Долгое прощание с Колымой. С. 24.].
Гехтман в очерке назвал главные орудия труда строителей колымской трассы – кайло и тачку, вызывая у читателя определенные ассоциации. О. Э. Мандельштам в статье «Литературная Москва. Рождение фабулы» (1922) задолго до появления лагерной прозы предсказал ее содержание как «…роман каторжника с тачкой»[25 - Мандельштам О. Сочинения в двух томах. Т. 2. М.: Худ. лит., 1990. С. 280.]. За пределами книги Гехтман оставил «каторжников», руками которых осуществлялось освоение Колымы.
Но, несмотря на соблюдение цензурных ограничений, Гехтман был арестован. Рецензия Платонова на «Золотую Колыму» Гехтмана чудом успела появиться в журнале до ареста автора. Но прикосновение к лагерной теме не осталось без последствий и для Платонова[26 - Малыгина Н. М. Интервью с Т. Г. Зайцевой-Платоновой 09.09.2009 г.: Он знает, что похож на деда // Литературная газета. 2009. № 47–48. С. 4.; Малыгина Н. Андрей Платонов и литературная Москва: А. К. Воронский, А. М. Горький, Б. А. Пильняк, Б. Л. Пастернак, С. Ф. Буданцев, Артем Веселый, В. С. Гроссман. М.; СПб.: Нестор-История. 2018. С. 493–498.]. 28 апреля 1938 г. в возрасте 15 лет был арестован его сын Платон[27 - Семейная трагедия Андрея Платонова: К истории следствия Платона Платонова / Ст. и публ. Л. Сурововой // Архив А. П. Платонова. Кн. 1. М.: ИМЛИ РАН, 2009. С. 637–636.].
В донесении уполномоченного НКВД от 12 марта 1939 г. сообщалось, что Платонов передал Шолохову адресованные Сталину письма, где просил об освобождении сына: «Писатель Андрей ПЛАТОНОВ, <…> говоря о судьбе своего сына, сказал, что он перестал верить Михаилу ШОЛОХОВУ, который в каждый свой приезд обещает помочь ему, берет у него письма для передачи тов. СТАЛИНУ. “Теперь он говорит, что передавал их не СТАЛИНУ, а непосредственно ЕЖОВУ, а ЕЖОВ все письма и заявления, не читая, бросал в корзину”…
“Я не понимаю, – говорит ПЛАТОНОВ, – …Ведь делать-то ШОЛОХОВ ничего не делает, зачем же он мне всё это говорит”…»[28 - Андрей Платонов в документах ОГПУ – НКВД – НКГБ 1930–1945. С. 864.]. Несмотря на хлопоты отца, Платона приговорили к заключению в исправительно-трудовой лагерь.
В то время среди заключенных колымских исправительно-трудовых лагерей находились будущие авторы лагерной прозы Алексей Яроцкий, Борис Лесняк[29 - Лесняк Борис Николаевич (1917–1990) – помощник хирурга в лагерной больнице (где лечился и работал Шаламов), автор воспоминаний о Колыме: Лесняк Б. Я к вам пришел; Савоева-Гокинаева Н. Я выбрала Колыму (архивы памяти). М.: Возвращение, 2016. 358 с.], Варлам Шаламов, Иван Исаев, Галина Воронская[30 - Воронская Галина Александровна (1914–1991) – дочь А. К. Воронского, литератор, с 1933 по 1937 г. училась в Литературном институте, арестована в марте 1937 г. Освобождена в 1944 г. Реабилитирована в 1957 г. Член комиссии по литературному наследию А. К. Воронского, автор воспоминаний о Воронском и писателях 1920-х гг., романа «Северянка» и рассказов.], арестованные в 1935–1937 годах.
Круг общения А. С. Яроцкого на Колыме
В конце 1940-х годов А. С. Яроцкий, Г.А. Воронская, И. С. Исаев познакомились с В. Т. Шаламовым, а потом до конца его жизни встречались и переписывались с ним. Книги с его дарственными надписями хранятся у дочерей Воронской, Яроцкого, Лесняка. Б. Н. Лесняк, Г. А. Воронская и И. С. Исаев написали воспоминания о Шаламове. Их личные отношения с автором «Колымских рассказов» складывались по-разному, но все они понимали масштабы его личности и таланта.
В годы войны многие заключенные стремились попасть на фронт. В. В. Есипов заметил, что Яроцкий не раз подавал «…заявление о досрочном освобождении с целью попасть на фронт, в штрафбат…»[31 - Есипов В. Шаламов. М.: Молодая гвардия, 2012. С. 176. Необходимо уточнить, что Яроцкий был освобожден из лагеря в 1940 году, т. е. не мог добиваться освобождения.].
Весной 1944 г. Шаламов работал на прииске «Спокойный». Об этом периоде жизни он написал в рассказах «Доктор Ямпольский», «Леша Чеканов, или однодельцы на Колыме», «Май». В 1944 г. Шаламов «… с диагнозом алиментарная дистрофия и полиавитаминоз» был доставлен в центральную больницу Севлага, в семи километрах от поселка Ягодное, центра Северного горнопромышленного района, где работала главным врачом Нина Владимировна Савоева, а фельдшером и помощником хирурга двух хирургических отделений был заключенный Борис Лесняк[32 - Лесняк Б. Я к вам пришел… С. 200.]. О своей работе в больнице Лесняк писал: «Прошло сравнительно мало времени с тех пор, как я вырвался из забоя, и был непомерно счастлив, обретя работу, которой собирался посвятить свою жизнь, а кроме того, обретал надежду эту жизнь сохранить»[33 - Там же.]. Борис Лесняк вспоминал: «С Шаламовым мы сразу нашли общий язык, мне он понравился»[34 - Там же. С. 201.].
В марте Шаламова выписали из больницы и вернули на прежнюю работу, непосильную для него. Летом Н. В. Савоева добилась его возвращения в больницу в поселке Беличья, где он работал культоргом и подсобным рабочим.
Зная, что Шаламов категорически отрицал возможность проявления человечности в условиях лагеря, Лесняк впоследствии писал, что такой вывод противоречил собственному опыту писателя, поскольку ему дали возможность задержаться в больнице в Беличьей, где писатель был освобожден от тяжелого физического труда и избавлен от голода. По воспоминаниям Лесняка, благодаря главврачу больницы Н. В. Савоевой Шаламов получил передышку и мог восстановить силы.
Со своей стороны Шаламов в рассказе «Спецзаказ» раскрыл фальшивый гуманизм лагерной медицины. По его наблюдениям, специальное улучшенное питание (о котором писал Лесняк), предоставляли умирающим людям, когда они уже были не в состоянии им воспользоваться.
Шаламов утверждал, что опыт, приобретенный человеком в лагере, является полностью отрицательным, а пребывание в лагере непоправимо калечит человека. Лесняк же думал, что именно благодаря лагерному опыту Шаламов стал большим писателем.
Поселившись в Москве, Шаламов встречался с Лесняком, когда он приезжал в столицу, переписывался с ним, так как он жил в Магадане до 1972 года.
