скачать книгу бесплатно
«Для этого заявления ты ведешь себя не очень последовательно», – съехидничал Максим.
«Я просто расстроилась из-за Антона! – возмутилась Инга. – И напилась! И Илья полез, а потом все произошло так быстро, что я даже не успела подумать».
«Как скажешь».
Инга надулась и погасила экран телефона. На что бы там ни намекал Максим, она точно знала, что вовсе не хочет сближаться с Ильей. Во-первых, это действительно осложнило бы ей работу, а во-вторых, сам Илья по-прежнему не тянул на роль возлюбленного. Надо просто пережить эту стыдную историю, а для этого – постараться сделать вид, будто ничего не произошло. В понедельник она намеревалась вести себя как ни в чем не бывало. Повторяя это про себя, как мантру, Инга села дальше смотреть сериал.
Впрочем, до понедельника ее настроение успело не раз измениться. К концу субботы Инга неожиданно ощутила обиду, что Илья ей за весь день ни разу не написал. Он никогда раньше не писал ей по выходным, совершенно точно не обещал написать на этих, и саму Ингу еще утром ужаснула бы подобная перспектива – тем не менее к вечеру она обнаружила, что недовольна. В воскресенье ее недовольство сменилось раздражением, а потом – уже привычной тревогой. Молчание, которое она еще недавно считала естественным, вдруг показалось Инге зловещим. Она по-прежнему не нуждалась в ухаживаниях Ильи, но вежливое «как дела?», рассуждала она, было бы вполне уместно! Все же нельзя отрицать, что их отношения с пятницы изменились и нуждаются в прояснении. Он молчит, потому что стыдится? Потому что считает ее виноватой? Потому что собирается уволить? Потому что ему все равно? Инга переживала и вздрагивала каждый раз, когда ей приходило новое сообщение. Однако, несмотря на переживания, сама она тоже не писала Илье. Она боялась выглядеть глупо.
Утром в понедельник ее настроение совершило еще один кульбит. Проснувшись, Инга вдруг почувствовала неожиданный прилив сил. После двух дней, которые она провела, мучаясь то совестью, то страхом, это было приятное разнообразие. Собираясь на работу, Инга испытывала веселое предвкушение, словно там ее ждало что-то интересное. Свою неожиданную бодрость она объяснила тем, что знание лучше незнания. Инга так устала фантазировать о тех ужасах, которые ее ждут, что уже почти мечтала столкнуться с ними вживую. К тому же сегодня у нее было хорошее предчувствие.
Инга приехала в офис за десять минут до начала рабочего дня. Там было почти пусто. Из их отдела только Мирошина уже сидела на своем рабочем месте и вертелась на стуле в ожидании, когда включится ее компьютер. Она махнула Инге и, когда та поздоровалась, спросила:
– Как выходные?
– Хорошо. Как твои?
– Тиша заболел. Возила его к ветеринару. Жаль, что ты не пошла с нами в пятницу.
У Инги бухнуло сердце.
– Хорошо посидели? – спросила она, делая вид, что собирает бумажки, с прошлой недели раскиданные на столе.
– Ага. Тебя вспоминали.
Сердце застучало громче.
– Что говорили?
– Да ничего особенного. Мне показалось, Бурматов прямо расстроился, что ты не с нами.
– Я думаю, ты преувеличиваешь, – пробормотала Инга, старательно и явно дольше необходимого постукивая стопкой листов по столу.
Работы оказалось много, и Инга пропустила момент, когда Илья пришел. Повернувшись к Алевтине с каким-то вопросом, она увидела из-за ее плеча, что он уже сидит в кабинете. Ингино сердце опять забилось, и она почувствовала, как щеки горят. Ей вмиг стало так стыдно, как будто ее уже поймали с поличным. Однако к этому стыду примешивалось и другое, неожиданное чувство – Инга вдруг ощутила к Илье симпатию, почти нежность, оттого что они были связаны общим секретом. Это делало его особенным и более близким человеком, чем все остальные. В смятении Инга отвернулась к своему компьютеру и уставилась на открытый имейл. Курсор мигал на недописанной строчке. Инга смотрела на него как зачарованная, но слов не видела. Нужно успокоиться, сказала она себе. Ты не можешь так бурно реагировать каждый раз.
Ее волнение постепенно улеглось, а потом вновь сменилось нетерпением – Инга жаждала действий. Она ждала, что Илья позовет ее поговорить – конечно, по рабочему вопросу – или хотя бы напишет и по его тону она сможет понять, что он думает. Однако он не звал и не писал. После обеда он куда-то ушел, собрав рюкзак и кивнув им на прощание. Инга жадно следила за ним глазами и готова была поклясться, что на нее он даже не посмотрел.
То же самое повторилось на следующий день и на следующий. Инге казалось, что Илья намеренно избегает общения с ней, – она не могла вспомнить, чтобы раньше у них три дня не находилось повода поговорить. На планерке в среду они, конечно, перебросились словами: Инга отчиталась о работе за неделю, Илья задал уточняющий вопрос. Голос его при этом звучал равнодушно, и сам он опять едва на нее взглянул.
Максим советовал думать позитивно. «Ты ведь хотела как можно скорее забыть обо всем, – увещевал он Ингу. – Чем ты теперь недовольна?» Инга сама толком не понимала. Страх, что о случившемся станет известно, сменился недоумением: неужели они будут делать вид, что ничего не произошло? Раньше Инга фантазировала о всевозможных исходах: Илья ее уволит, Илья извинится, он будет несправедливо ее третировать или, наоборот, начнет за ней ухлестывать, но единственное, что никак не укладывалось в голове, – что все останется по-прежнему. Пока, однако, происходило именно это, и Инга, осмелев, даже почувствовала себя оскорбленной.
Поэтому, получив поздно вечером в среду сообщение от Ильи, она не сразу открыла его, а поначалу просто созерцала уведомление на экране, чувствуя, как внутри закипает азартное предвкушение. Вот оно, развитие, наконец-то! Инга смаковала это чувство. Ее не волновало, что именно она прочтет, намного важнее был сам факт написанного сообщения. Это было признанием, подтверждением того, что между ними случилось. Оказывается, Инга не столько боялась возможной кары, сколько того, что Илья забыл о произошедшем. Сделав глубокий вдох, она стукнула по экрану.
«Занята завтра вечером?» – написал Илья.
На Ингу снизошло одновременно торжество при виде такого ослепительного доказательства собственной правоты и разочарование – настолько это было пошло, предсказуемо и банально. Конечно, Илья просто делал вид, что не замечает ее. Конечно, он ни о чем не забыл. С чего она вообще сомневалась? Инга даже усмехнулась при виде такой красноречивой иллюстрации своей власти над мужчинами.
Однако, хоть внимание Ильи ей и льстило, она не собиралась его поощрять. Во-первых, все ее переживания были еще слишком свежи и Инга боялась окунуться в них снова. Во-вторых, Илья просто не стоил этих переживаний.
Требовалось сформулировать деликатный отказ. Угораздило же его очароваться! Теперь к прежним трудностям прибавилась новая. А вдруг Илья обидится и решит проучить ее в отместку? Все-таки он начальник, и отказывать ему, как утверждалось в фейсбучных страшилках, чревато проблемами.
Эти мысли всплыли в Ингином мозгу, как пузыри на поверхности воды, и, тут же лопнув, растворились бесследно. Удивительно: она, еще пару дней назад с ума сходившая от страха, теперь вдруг почувствовала себя абсолютно неуязвимой. Ощущение собственной привлекательности как по волшебству придало Инге сил. Мстительные начальники существовали только в фейсбуке. В реальности были два взрослых человека, один из которых понравился другому – увы, без взаимности. Бывает. Инга не сомневалась, что с легкостью это разрешит. Нужно было только понять, что именно хотел предложить ей Илья, и в зависимости от этого придумать ответ.
«Пока не знаю, – наконец ответила Инга, решив действовать осторожно. – А что?»
Илья долго не читал сообщение, и она устала ждать. Чтобы отвлечься, Инга включила какой-то ролик на ютубе. Тут же ей пришел ответ.
«Завтра в 19 фокус-группа. Я еду посмотреть, хочу, чтобы ты поехала со мной».
Инга почувствовала, как краснеет, хотя ее никто не видел. Падать с высоты своего самодовольства было болезненно. Она даже прикрыла глаза, переживая неслучившийся позор. Какое счастье, что она ответила туманно, а не начала с ходу разъяснять Илье, почему ему ничего не светит.
Инга вспомнила Максима с его советом думать позитивно и, чтобы вернуть себе уверенность, стала перечислять в голове плюсы. По крайней мере, Илья в нее не влюблен, а значит, неловкости удалось избежать. Кроме того, он наконец-то начал с ней разговаривать и даже позвал на встречу – добрый знак. Их отношения скоро обязательно вернутся в нормальное рабочее русло. Ингино самолюбие было, конечно, уязвлено оттого, что Илья не начал бегать за ней, но, если посмотреть на вещи трезво, такое развитие событий – самое удачное.
«Да, конечно, я поеду с тобой к 19», – смиренно ответила она.
Весь следующий день Инга провела в ожидании, как будто вечером ее ждала не унылая фокус-группа, а самый настоящий сюрприз. Поймав себя на этом, Инга тщательно проанализировала причину и пришла к выводу, что просто испытывает невероятное облегчение оттого, что жизнь снова начала налаживаться.
За весь день Илья, впрочем, опять не перекинулся с ней ни словечком. Инге казалось, что все без исключения сегодня зашли к нему в кабинет, кроме нее. В обычный день она бы не обратила на это внимания, но сейчас параноидально подмечала любую мелочь.
Когда они вернулись с обеда, Мирошина включила на своем компьютере радио «Шоколад». Она и раньше так делала, неизменно слушая его на полную громкость без наушников. Инга первый раз изумилась и ждала, что кто-нибудь сделает замечание, но остальных музыка как будто не беспокоила. Робевшая на новом месте Инга тогда тоже промолчала, а потом вроде бы и сама привыкла, но сегодня она была слишком взвинчена, чтобы мириться с неудобствами.
– Может, тебе наушники дать? – спросила она, постаравшись, однако, придать своему голосу миролюбивости.
– Ой нет, у меня от них уши болят, – скривилась Мирошина. – Я редко что-нибудь в наушниках слушаю.
Инга оглядела коллег, призывая их на помощь, но остальные даже не оторвали глаз от экранов. Вздохнув, она надела наушники сама, включив какой-то беззубый ненавязчивый джаз.
В шесть двадцать Илья написал ей: «Пойдем», но – очередная мелочь – в корпоративный мессенджер, а не в телеграм. Инга уже была готова и тут же встала. Попрощавшись с Аркашей и Алевтиной, последними, кто оставался в отделе, она направилась к выходу. Илья вышел из кабинета одновременно с ней, и к шкафу, где держали верхнюю одежду, они тоже подошли одновременно. Оделись молча. Илья по-прежнему на нее не смотрел, и Инга даже на секунду испытала желание проверить, не померещилось ли ей его сообщение, таким он казался отчужденным. Он придержал для нее входную дверь, и Инга против воли поторопилась пройти – ее не покидало ощущение, что она одним своим присутствием доставляет Илье неудобство.
В лифте он продолжал молчать и смотрел прямо перед собой. Инга даже начала злиться – если ему так неприятно находиться рядом, зачем он вообще потащил ее с собой?
Когда они сели в машину, ее злость сменилась робостью. Они впервые оказались наедине с прошлой пятницы, и это как будто к чему-то обязывало – может быть, сейчас должно произойти объяснение? Инга покосилась на Илью, но он деловито пристегивал ремень и вовсе не выглядел как человек, который готовится начать разговор. Она отвернулась к окну. Хотелось спросить что-нибудь вроде «Ты со мной не разговариваешь?», но Инга понимала, что это будет слишком мелодраматично, а то и скандально. Если Илья собирается так подчеркнуто держать дистанцию, что ж, она ему подыграет. Инга снова с тоской подумала, что, вернись она в прошлое, она бы ни за что не стала с ним спать. Секундное пьяное веселье, когда он поцеловал ее у квартиры, никак не стоило последовавших за этим сложностей.
Ехать было недалеко, что очень радовало, потому что тишина по-настоящему угнетала Ингу. За всю поездку Илья только поинтересовался, не холодно ли ей и не сделать ли печку потеплее. Инга сказала «да» и оживилась, понадеявшись, что сейчас завяжется разговор, однако Илья больше не произнес ни слова.
Фокус-группа проходила в небольшой комнате, где за овальным столом сидело несколько мужчин и женщин, которые должны были оценивать какую-то рекламу. Ингу и Илью проводили в соседнее помещение, откуда они могли наблюдать за происходящим через стекло. Людям за столом их не было ни видно, ни слышно. Это походило на то, как показывают допросы в сериалах: обычно в них детективы, исподтишка разглядывающие подозреваемых, кажутся важными и могущественными. Инга, однако, не ощущала ни того ни другого – наоборот, только неловкость, словно она подглядывала.
Пока шла фокус-группа, она несколько раз что-то спрашивала у Ильи – он отвечал скупо и как будто недовольно. Про себя Инга не переставала задаваться вопросом, зачем он взял ее с собой. Работы для нее тут не было, Илья ее компанией демонстративно тяготился. Инга сидела в соседнем от него кресле и ловила себя на том, что вжимается в его противоположный край, подальше от Ильи, – ей казалось, что ему неприятно находиться рядом. Ей самой тоже было неуютно и хотелось только поскорее очутиться дома.
Долго так продолжаться не могло, это было ясно. Невозможно работать в месте, где начальник испытывает к тебе такую выразительную неприязнь. Инга чувствовала себя виноватой и обманутой попеременно: она понимала, почему он ее сторонится, и корила себя за глупость, но уже через секунду негодовала оттого, что страдает одна.
К концу фокус-группы Инга окончательно извелась – все ее мысли вертелись вокруг того, как она оказалась в такой мучительной ситуации и как теперь из нее выбираться. На обратном пути, стоя возле лифта, Инга судорожно пыталась подобрать слова. Ей нужно было сказать хоть что-то: спросить, упрекнуть, оправдаться – лишь бы нарушить это ледяное молчание, терпеть которое больше не было никаких сил.
Лифт был последним шансом это сделать. Там они будут вдвоем, а потом спустятся в холл, Илья наверняка нехотя спросит, куда ее довезти, она скажет, что доберется сама, и они разойдутся, оба недоумевая, зачем вообще понадобилась эта совместная поездка. Инге, по крайней мере, казалось, что Илья точно так же этого не понимает. Сказать хотя бы на прощание что-то важное превратилось для нее в своего рода долг – словно так она хоть как-то обоснует свое присутствие.
Лифт звякнул, приехав на их этаж, двери открылись. Они вошли, Илья нажал кнопку. Свет внутри был такой неожиданно яркий, что Ингина решимость вдруг испарилась. Она в панике повторяла в своей голове: «Нужно что-то сказать, нужно что-то сказать», как будто эти несколько секунд в лифте и правда были ее последним шансом все исправить, но слова не приходили.
– Илья! – в отчаянии взмолилась Инга. – Пожалуйста, давай поговорим!
Илья метнул на нее взгляд, и Инга почему-то очень хорошо представила, как она выглядит сейчас: глаза расширены, брови жалобно приподняты, на лице просительное выражение. Она не успела даже моргнуть, когда он вдруг шагнул к ней, резко притянул к себе и поцеловал.
Лифт снова звякнул – первый этаж, и Илья в ту же секунду отстранился и повернулся к дверям. Инга оторопело разглядывала его профиль. Илья не смотрел на нее, но улыбался. Двери раздвинулись, он пружинисто вышел в холл. Инга вышла следом, по-прежнему прикованная к нему взглядом, – он как будто тащил ее за собой на невидимом тросе.
– Подвезти тебя? – небрежно спросил Илья. Из-за того, что он продолжал улыбаться, интонация казалась ненатуральной.
Инга торопливо помотала головой.
– Ну, как хочешь. – Илья пожал плечами (было неясно, расстроен он или нет) и пошел к выходу, не оглядываясь.
Инга пробормотала слова прощания ему в спину, чувствуя себя еще более потерянной, чем раньше.
Доехав до дома, она целеустремленно направилась в магазин. Как только Илья ушел, она решила, что за сегодняшние переживания вознаградит себя чем-то экстраординарным, хотя пока не придумала чем. Алкоголь она в последнее время пила так часто, что свою экстраординарность он уже растерял, но фантазия сегодня отказывалась работать. Бродя вдоль полок, Инга разглядывала торты, мороженое и сыр, который обожала, ожидая, когда что-нибудь в ней отзовется, но ничего не казалось ей достойным утешением. Выбор еды, однако, позволял оттянуть момент, когда придется подумать о более важных вещах, поэтому она не торопилась уходить.
Спустя двадцать минут, так ничего и не купив, Инга все же вышла из магазина. Неудовлетворенность стала острее. Может быть, ей просто нужно с кем-то поговорить? Написать Максиму, чтобы он приехал прямо сейчас? Инга представила, как она за чаем рассказывает ему про очередной виток своих переживаний, и скривилась. Она чувствовала такую усталость от себя, что произносить слова и самой их слушать казалось невыносимым. Инга повертела головой по сторонам, надеясь, что ее вдруг озарит. Через дорогу светилась лимонно-желтая вывеска «Макдональдса», и Инга почти машинально зашагала к ней.
Стоило ей открыть дверь, как стало понятно – именно этого она и хотела весь вечер. Жареная картошка, тоненько порезанные маринованные огурцы и хрустящий рожок со сливочным мороженым. Инга даже на секунду замерла на пороге, сраженная цельностью этого гастрономического переживания. Людей было не так уж много, и она заняла укромный столик за колонной.
Инга ходила в «Макдональдс» раз в год – это был искусственный праздник, который она создала, придумав себе ограничение. С последнего похода год еще не прошел, поэтому она чувствовала себя немного криминально, однако тяжелые времена требовали отчаянных мер. Инга обмакнула картошку фри в сырный соус и стала задумчиво жевать.
Илья поцеловал ее в лифте. Спустя час этот факт вызывал у нее исключительно негодование – правда, не из-за поцелуя, а из-за терзаний, в которые он ее снова ввергал. Инга не понимала, какое главное чувство в ней порождает происходящее: оно и захватывало ее, как приключение, и угнетало, как неудобство. Шарахаться между этими эмоциями было очень утомительно. Впрочем, еще утомительнее было, когда ничего не происходило и Инге оставалось только ждать.
Этому нужно было положить конец, и единственный способ сделать это – было понять, чего она хочет от Ильи. Раньше она не сомневалась, что хочет только, чтобы все поскорее закончилось, но больше не была в этом уверена. Сегодняшнее поведение Ильи при всей его нелогичности и возмутительности на самом деле ей льстило, а вот терпеть его подчеркнутую отчужденность Инге совсем не нравилось.
В советах не заводить отношения с начальником плохо было то, что они запоздали. Инга на все лады ругала себя, что сделала шаг по этой дорожке, но теперь ей казалось, что легче уже идти по ней до конца – все равно отменить то, что между ними произошло (Инга почему-то даже в своей голове стеснялась произносить слово «секс»), было невозможно. Очевидно, держаться как ни в чем не бывало у них не получалось, а тягостное молчание, которым Илья окружал Ингу, долго выносить она не могла. Вариантов, таким образом, оказывалось два: либо уволиться, либо начать отношения. Второй вариант вызывал множество вопросов, зато первый – ни одного: Инга твердо знала, что увольняться ей не хочется, поэтому всерьез рассматривать эту возможность не имело смысла.
При всей неоднозначности варианта с отношениями они больше не казались такой уж безумной идеей. В самом деле, сейчас это помогло бы решить проблему. Инга явно нравится Илье, и ей это приятно. Он сам, пожалуй, не выглядит мужчиной ее мечты, но она и правда слишком требовательна. Первый секс (Инга все же заставила себя подумать это слово) действительно был ужасен, но, с другой стороны, какой первый секс не ужасен? Зато на работе все наладится. Инга строго сказала себе, что этот фактор вовсе не определяющий, однако как приятное дополнение он казался нелишним.
Она выудила из картонки последний ломтик картошки фри. Что же тогда делать? Написать Илье и как-то намекнуть, что она не против? Позвать куда-то? Или ждать, пока он в очередной раз поцелует ее в лифте, чтобы наверняка? Наверное, лучше ждать. Чем меньше действий, тем меньше ошибок.
Инга возвращалась домой успокоенной. Она даже не отдавала себе отчета, как все это время ее нервировала зависимость от Ильи и его поступков. Теперь, когда она приняла собственное решение, ей стало намного легче. Инга не любила идти на поводу у обстоятельств – и пусть контроль над ситуацией был иллюзорен, он тем не менее придавал ей уверенности.
Всю пятницу Инга то и дело посматривала через плечо на Илью, словно боялась пропустить от него тайный знак, но он, конечно же, никаких знаков не подавал. Это ее раздражало, потому что, как и в прошлый раз, ей казалось, что за поцелуем в лифте что-то немедленно должно последовать. Инга даже специально задержалась на работе, чтобы они с Ильей остались в пустом офисе вдвоем, – и они правда остались, только ничего все равно не случилось: Илья погасил свет в кабинете, в своей ставшей уже привычной манере еле заметно кивнул ей на прощание и направился к выходу. Инга дождалась, пока за ним захлопнется дверь, и тоже собралась домой, злясь на себя за стыдно потраченное время.
– Что-то вы сегодня поздно, – услышала она, протискиваясь через турникет на первом этаже. Людей в холле почти не было, и Инга изумленно повертела головой, пытаясь понять, кто это сказал и кому.
За стойкой ресепшен стоял молодой человек. Он улыбался и смотрел прямо на нее, так что сомнений в том, к кому он обращался, не было. Инга, однако, нахмурилась: она понятия не имела, кто это такой и почему заговорил с ней. Лицо молодого человека тем не менее казалось смутно знакомым, но Инга не могла вспомнить, где его видела.
– Что, много работы? – как ни в чем не бывало спросил он и облокотился на стойку, продолжая улыбаться.
– Простите, мы знакомы? – сдержанно отозвалась Инга.
Молодой человек улыбнулся еще шире, отчего его черные прямые брови разъехались в сторону, и Инга наконец-то его узнала.
– А я вас как-то с фонтана прогнал. Вы обычно рано уходите, а сегодня что-то задержались.
– А вы следите, когда я ухожу? – неприязненно спросила Инга.
Ей сразу не понравился этот охранник, но теперь она и вовсе почувствовала враждебность к нему. Ее раздражала и его фамильярность, и излишняя осведомленность, а еще – непреднамеренное напоминание о том, почему именно она уходит так поздно.
– Да не то чтобы, – пожал он плечами. – Просто запомнил вас и с тех пор регулярно встречаю.
– Не знаю, как это вы меня регулярно встречаете, если я вас – никогда.
Охранник, казалось, не замечал ее холодности.
– А у вас внешность яркая, – охотно пояснил он. – Ну, такая… запоминающаяся. Я часто вижу, как вы на обед с коллегами ходите.
– Будьте любезны, прекратите за мной шпионить, – процедила Инга. – Мне это не доставляет ни малейшего удовольствия.
С этими словами она развернулась и, гневно цокая каблуками, устремилась к выходу.
На выходных она все-таки встретилась с Максимом и обсудила с ним последние новости.
– Тебе не кажется, что все это какая-то ерунда? – спросил Максим.
– Что именно? – обиделась Инга. – Ты же сам намекал, что мне нужно начать встречаться с Бурматовым.
– Во-первых, я ни на что не намекал. Я спрашивал у тебя, что ты собираешься делать. И во-вторых, я имею в виду, что этот твой Илья очень странный. Ты говоришь, отношения у вас на работе запрещены, он твой начальник, и при этом он то демонстративно игнорирует тебя, то лезет сосаться. Это в принципе не очень адекватное поведение, а на работе тем более.
– Я решила не гадать, что он там думает, а исходить из своих интересов. Проблем явно станет меньше, если мы начнем встречаться.
– Очень романтично, – скривился Максим. – Ты про него-то сама что думаешь?
– Ну он не ужасный, – заверила его Инга. – И потом, я почти не знаю его. Нужно же дать шанс человеку.
– А если ты поймешь, что все-таки не складывается, – не боишься, что вот тогда-то проблемы и начнутся?
Инга на секунду задумалась, а потом отмахнулась:
– Да что сейчас об этом говорить. Посмотрим, как пойдет.
Пока шло не очень: Илья снова перестал замечать ее – или это ей так казалось. Возможно, до всего этого они так же мало общались лично (теперь Инга уже ни в чем не была уверена), но отныне любая мелочь в его поведении несла для нее скрытый смысл. Она неутомимо анализировала его поступки – причем несовершённые с таким же тщанием, как и совершённые, надеясь отыскать объяснение его холодности. В моменты, когда та становилась особенно заметной, Инга даже начинала сомневаться, не померещились ли ей вообще лифт и поцелуй. Она столько раз мысленно возвращалась к этой сцене, что она затерлась в памяти: теперь Инга смотрела на нее как бы со стороны, сквозь мутное стекло. Реальность же, наоборот, казалась бескомпромиссно ясной, и в ней Илья был абсолютно чужим.
Начало декабря выдалось сухим и теплым – настоящий рай для фейсбучных нытиков, которые в этом году могли жаловаться не только на погоду, но и на особенную неуместность ранних новогодних украшений. Инге, наоборот, нравилось и то и другое. Зиму она не любила, и единственное, ради чего соглашалась ее терпеть, – это Новый год. Взросление никак не сказывалось на ее энтузиазме: в десять и в двадцать семь она ждала праздника одинаково. Это ожидание каждый раз немного скрашивало ей первый зимний месяц. Как только в городе появлялись праздничные украшения и в магазинах начинала играть «Джингл беллс», в Инге послушно включалось новогоднее настроение. Причинно-следственная связь работала безотказно, поэтому, по мере того как с каждым годом сезон украшений сдвигался, начинаясь все раньше и раньше, Ингино ощущение праздника тоже сдвигалось. Инга шутила, что она как собака Павлова: видит елочную игрушку – начинает готовиться к Новому году. Почему все жалуются, она не понимала: атмосфера праздника для нее никогда не растрачивалась от долгого ожидания, а, наоборот, усиливалась. Инга жалела только, что Новый год отмечают в конце декабря: праздновали бы хоть на месяц позже, больше темной холодной зимы озарялось бы его предвкушением.
Придя в очередной понедельник на работу, Инга застала рабочих, устанавливающих в холле огромную елку. Тлевшее в ней ощущение праздника мгновенно вспыхнуло и засияло. Одно дело – видеть гирлянды в каких-то витринах, это был только намек на торжество, другое – елку в собственном бизнес-центре. Это уже неизбежность.
Вообще-то Новый год был парадоксальным днем – Инга любила подготовку к нему, а само отмечание – нет, и уж точно не было ничего хуже, чем та самая секунда, когда куранты отбивали двенадцатый удар, начинал играть гимн, все кричали и чокались. В эту секунду Инга всегда ощущала огромное разочарование: в детстве она его даже особо не скрывала, неодобрительно наблюдая за взрослыми с дальнего конца стола, а став старше, маскировала под теми же криками и тостами. Ей казалось, что в этот момент у нее умирает надежда: вот закончился еще один год, а ничего не произошло. Инга не знала, на что надеялась; не имело значения, был год удачным для нее или нет, – все равно она каждый раз испытывала пронзительное ощущение потери, и ей становилось так горько, словно она расставалась с чем-то неимоверно дорогим – с собой прежней, наверное. Инге казалось, что каждое первое января ей нужно начинать все заново: заново строить планы, заново давать себе обещания. Она не любила это чувство и заранее расстраивалось, что оно опять непременно ее посетит, но предшествующую ему новогоднюю суматоху вопреки здравому смыслу встречала с детским восторгом.
Инга купила кофе в кофейне на первом этаже – обычно из диетических соображений она пила черный без молока, но тут внезапно попросила апельсиново-имбирный латте, потому что он был более новогодним, и поднялась в офис. Из-за елки в холле и кофе она почувствовала такую безмятежность, что все переживания последних недель вдруг стали почти несущественными. Проходя по опенспейсу, она, однако, по привычке стрельнула глазами в сторону кабинета Ильи – он был пуст. Ингу это только больше ободрило.
Кажется, все в отделе почуяли приближение праздника и были в приподнятом настроении.
– Я на выходных была в «Икее», – рассказывала Алевтина, когда Инга подошла, – там уже все продается к Новому году. Я не удержалась и купила кучу всякого ненужного хлама – какие-то новогодние салфетки и свечки. Но ни о чем не жалею.
– Да там уже два месяца, как все продается к Новому году, – проворчал Галушкин, при этом, впрочем, улыбнувшись.
– А я видела тако-о-ое платье в рекламе в инстаграме! – Мирошина даже округлила глаза. Обращалась она к Алевтине. – Теперь все время про него думаю. Стоит, конечно, как чугунный мост, но я решила – когда себя еще побаловать, как не на Новый год. Тем более корпоратив. Я тебе скину магазин.
