Великан Круча

Ольга Ярмакова

Великан Круча

Большая Нога

Кто такие великаны?

Это люди большого, нет, великого роста. Оттого их так и величают.

Великаны могут быть с дом, а некоторые вымахивают с башенный кран, которым строители перетаскивают кирпичи, балки и прочее для возведения зданий.

Великаны – добрый, но неторопливый народ. И, конечно же, великаны не живут в нашем мире, у них есть своя велика́нья страна, которая называется Грома́да. Это у нас принято что-то чрезвычайно большое называть громадой или громадиной, а на великаньем языке громада означает – великанша. Да, да, в этой удивительной стране принято мам, бабушек, сестёр и подружек называть громадами. Их так любят и уважают, что, наверное, и страну назвали в их честь. А, может, наоборот, всех девочек, мам и бабушек называют в честь страны. У великанов много странностей, но куда без них.

Народ великаньей страны живет в городах, по их меркам – маленьких, а по обычным, человеческим, – огромных. Городов в Громаде насчитывается не то чтобы много, но всё же достаточно, и у каждого чудное название. Большой Нос, Большой Глаз, Большая Нога и много чего ещё, что начинается со слов «Большой» или «Большая». У великанов с фантазией немного туговато, а впрочем, как сказал Крутове́рть, великан-поэт: «В простоте вся сила мысли». Зато легенды к названиям великаны любят придумывать очень даже непростые.

Вот взять ту же Большую Ногу. В центре города простирается большущий пруд в форме стопы, так горожане, если их спросить, охотно расскажут старое предание о следе, который оставил один из первых великанов Громады. Это ж когда было-то? Ого! Так давно! Столько воды с тех пор утекло. Утечь утекло – да в след, наполнило до краев, вот вам и пруд.

В Большой Ноге, как и в любом уважаемом городе, есть всё: дома, где живут великаны; больница, где их лечат; школа, где учатся дети; садик, куда водят малышей, и мэр по имени Круть, который решает важные вопросы города.

Как полагается степенному и уважаемому великану, у Крутя есть жена Галь и сынишка Кру́ча.

Круче десять лет, но рост его всего два метра, а по великаньим меркам он – малыш. Друзья Кручи и то выше его. Утёс, задумчивый, умный, темноглазый и темноволосый мальчуган, аж на две головы обгоняет Кручу. Рыжие, в веснушках прохвосты-братья, Валун и Глы́ба, ниже Утёса, но всё ж куда до них великану-малышу. А единственная девочка в этой компании, золотоволосая и голубоглазая Дю́на, хохотушка с круглым носом, и та на полголовы выше. Но сын Крутя не унывает, лишь трясет своею белобрысой, кудрявой головой, ухмыляется серыми глазами и верит – дай срок, и он вымахает с отца, а то и его обгонит.

Но не всё так благополучно в Большой Ноге.

Много лет назад прибыл в город волшебник по имени Зло́бник. Пришел он из дальних земель, которые у великанов называются «Ниоткуда». Так и говорят: прибыл из Ниоткуда.

Злобник оказался злым и жестоким волшебником. Он поселился на окраине Большой Ноги в небольшом домишке, на вершине склона, откуда можно наблюдать за всем городом. Зачем ему это? А чтобы увидеть и отнять. Вот, например, великан Холм идет поливать огород, прихватив старое, но любимое ведёрко с потертыми боками. Злобник видит это и тут же хочет отнять ведро у Холма. Зачем? Неужели ему так сильно нравится старое ведро? Нет, конечно. Но Злобнику приносит радость видеть, как печалится великан, лишившись своего любимого ведёрка: за пятнадцать годков прикипел к нему, как к родному.

И так со всеми в городе поступает злой волшебник. Что счастье для Злобника – то горе великану. При его появлении на улицах города народ старается не встречаться с ним взглядом – не дай отметит, запомнит и какую-то пакость придумает. Боятся великаны.

Может, Злобник могуч, силен и несокрушим? Вовсе нет. Волшебник хил по меркам великанов: в нём росту всего-то три с половиной метра, он худощав, сухонек, морщинист, однако не стар. Волосы на голове Злобника жидковатые, мышиного оттенка. Есть тщедушная бородёнка до груди. Глаза чёрные, с хитрым прищуром. Нос острый и длинный, как у хищной птицы. Губы тонкие и поджатые, как будто Злобник всегда чем-то не доволен. Не красавец и не силач.

Так как же ему удается держать в страхе Большую Ногу?

У Злобника, как у хорошего волшебника, есть длинный и волшебный посох. На верхушке посоха круглый из золота шар, в который вправлены Чудесные Камни. Камни всех цветов радуги и содержат в себе волшебную, великую силу. Красный повелевает Огнем, оранжевый управляет Птицами, жёлтый сотрясает Землю, зеленый обращается к Деревьям, голубой приказывает Зверям, синий руководит Водой, фиолетовый укрощает Воздух, белый охраняет Жизнь, чёрный обращается к Камню. И вот все воедино Чудесные Камни делают волшебника всемогущим. Не отдаст ведро великан Холм, и Злобник наведет на его огород посох да произнесет: «Повелеваю, Огонь, сожги все посевы на этой земле!» И такое начинается! Помидоры, огурцы, кабачки и капуста – вспыхивают и покрываются кровожадным пламенем. И никакое старенькое ведёрко не спасет огород от гибели. Поэтому проще отдать.

Если бы Злобник пожелал, мог бы присвоить себе дом мэра в центре города и жить в нём припеваючи. Но волшебник обитает на окраине города, так как в тайне ото всех он побаивается великанов за их большой рост, хотя они ему сделать ничего не могут из-за посоха.

Но однажды случилось то, что изменило существующий порядок вещей, да и перевернуло всё с ног на голову.

Часть 1. За водопадом

Волшебный посох

Утро началось, как и всегда, обычно. В доме мэра, в гостиной комнате, за большим столом, Круть и Галь степенно, без спешки пили чай с кренделями и плюшками и между делом вели разговор далекий от беззаботности.

– Пей, пей чай, муженёк, пока горячий, – подгоняла супруга зеленоглазая Галь.

Мэр в то утро был задумчив и хмур, как никогда раньше, и это огорчало хозяйку крепкого и ладного дома.

– Что-то ты сегодня совсем мрачен, муженёк, – осторожно заметила великанша. – Уж не случилось ли чего в городе?

– Случилось, – насупился ещё сильнее Круть.

И вдруг отставил в сторону чашку, размером с ведро, обхватил белокурую голову и тяжко вздохнул.

– Давно в Большой Ноге случилось, жёнушка! Ой, давно! Как Злобник к нам пришёл – так всё случилось.

Галь сочувственно шмыгнула носом, она всегда, когда сочувствовала кому-то, почему-то шмыгала и украдкой утирала глаза.

– Да, житья не стало совсем от волшебника, – кивнула Галь тёмной головой. – А ведь поначалу прикидывался паинькой, обещал защиту и помощь. А вон, как вышло…

– Он вчера у Ска́лана яблоню загубил, – в подтверждении правоты жены сказал Круть.

– Уж не ту ли, что золотые яблоки давала? – жена мэра едва не подавилась кренделем от неслыханной жестокости.

– Ту самую, – с горечью подтвердил муж.

Ска́лан на весь город слыл отменным садовником, но гордостью его была яблоня, на которой каждый год вызревали большие и сладкие яблоки с золотой кожицей и розовой мякотью. Никого не обходил Скалан, каждого одаривал золотым яблоком, за что уважали его в Большой Ноге.

– Как же он теперь без яблок тех, а? – тихонько простонала Галь, по привычке поднося к глазам ладонь. – Как же мы-то без яблок золотых?

Тут за окошком раздались крики, земля легонько задрожала от тяжелых шагов. Кто-то грузный поднялся по ступеням крыльца, отчего те затрещали, а затем в дверь застучали.

– Отворяй скорее, мэр! Беда в Большой Ноге! Неслыханное злодейство!

Тут и Галь едва не выронила свою чашку величиною с ведро. Круть поднялся с места и пошел к двери, а лицо его ещё мрачнее стало. Открыл дверь, а на пороге Скалан стоит, о котором только что за столом говорили. Стоит, еле дышит от быстрой ходьбы – запыхался. Борода всклокочена, волосы взъерошены – одним словом, великан в сильнейшем волнении.

– Неужто весь твой сад загубил несносный Злобник?! – воскликнул при виде садовника мэр и едва не присвистнул.

Сад у Скалана считался самым большим и насчитывал все известные сорта яблонь, груш и персиков. Надо понимать, какой урон для города был бы. Но Скалан резко замотал головой, и такой вид у него при этом был, словно случилось что страшнее гибели сада. А что же могло стать хуже утраты сладких яблок?

– Если бы сад, – бессильно махнул рукой садовник. – Тут хуже.

– Что же хуже-то? – нетерпеливо потребовала ответа Галь.

А Скалан сильно устал, не привык быстро ходить – тяжко дышит, выговорить толком не может. Наконец, кое-как пришел в себя и поведал страшную новость:

– На моих глазах у крошки Хо́лми этот злодей Злобник отобрал любимую куклу!

– Куклу?! – разом повторили муж с женой. – Зачем ему кукла? Вели́к он для кукол.

– А мне почем знать? Только уж как он злорадствовал и ликовал слёзам крошки Хо́лми. Бедная крошка, как она заливалась! А ведь и вступиться за неё некому, да даже, если б и был такой, куда ему тягаться с волшебником.

Тут что-то нашло на Крутя, он выпрямился, просветлел лицом и решительно спустился по ступеням во двор.

– Куда ты? – испугалась Галь.

– Нет! На этот раз не спущу Злобнику. Ни за что не спущу! Обижать сироту не позволю! Я ещё, как-никак, мэр в Большой Ноге!

За Крутем поспешил Скалан, охая и вздыхая, а Галь зашмыгала носом и принялась утирать глаза.

– Что-то будет, что-то непременно будет. Нехорошее, недоброе, злосчастное.

А Кручи в тот момент дома не оказалось, вместе с друзьями он беззаботно играл в салки в другой части города и потому не слышал о безобразии, учиненном злым волшебником.

А мэр с едва поспевающим за ним садовником шли к дому волшебника на окраине Большой Ноги, к высокому склону, на вершине которого, словно гриб-поганка, сутулился домишко Злобника.

Волшебник, конечно, издали расслышал топанье гигантских ног, но из дома выглядывать не спешил, выжидал. А великаны, как только вскарабкались по склону, чуть отдышались, и Круть прокричал, не сдерживая более гнева:

– Эй, Злобник! Выходи немедленно! Выходи и отвечай за злодейство своё неслыханное!

Злобник не торопился, обдумывал, как бы проучить смельчаков-великанов. Ведь, если он не накажет Крутя за дерзость, так он, Злобник, утратит уважение остальных горожан. И как знать, как знать, что из этого может выйти.

Волшебник припомнил, как стращал великанов, и злая усмешка заиграла на его тонких устах. Почти все Камни задействовал Злобник, чтобы усмирить и поработить мирный народ Большой Ноги. Огнем жёг деревья; Водой заливал грядки; Землю сотрясал; страшный Ветер отправлял на расправу; Птиц насылал, чтобы те криком мешали спать великанам; летом запрягал в карету лютых волков, а зимой – белых медведей. Даже сорнякам давал такую страшную волю, что ни одна тяпка справиться не могла. Лишь два камня не трогал до поры, самых сильных в золотом шаре его посоха.

Что ж, видать и до них черед дошёл – решил волшебник.

– Эй, чего орёшь-надрываешься?! – сварливо окликнул Злобник мэра, выходя на порог дома.

– Выходи, волшебник, и ступай в город: будем суд над тобой чинить, – сурово объявил Круть.

А вот стоявший за ним Скалан, по правде, струхнул: виданное ли дело – спорить с волшебником.

– Что ж, пойдем, раз приглашаешь, – притворился покорным Злобник и пошел с великанами.

Когда они втроем прибыли на центральную площадь Большой Ноги, там уже толпился и шумел народ. При виде волшебника гомон усилился. Оно и понятно, ведь в сторонке стояла крошка Холми с красными от плача глазами, и сам её вид вызывал негодование и требовал правосудия.

Тогда Злобника пригласили в центр этого великанского собрания, и Круть, как мэр города, обратился к нему:

– Злобник, мы долго терпели твои пакости, но сегодня наше терпение закончилось. Ты обидел сироту! – Круть при этом указал на заплаканную девочку. – Как можно было отобрать куклу у ребенка? И зачем тебе это? Одним словом, признавай свою вину и проси прощения у крошки Холми.

– А что будет, если я не признаю вину? Если прощения не испрошу? Что тогда? – злобно зыркнув снизу вверх, зашипел Злобник.

– Тогда не взыщи – изгоним тебя из Большой Ноги, и делу конец, – вынес решение мэр.

А волшебник только того и дожидался, чтоб ему не оставили выбора. Схватился покрепче Злобник за посох, выставил его перед собою, направил на Крутя и вскричал страшным голосом:

– Повелеваю, Камень, обрати мэра в себя подобного!

Народ, что стоял вокруг, оцепенел и охнул разом от такого приказа. А Круть застыл на месте, как стоял, только дрожь его сотрясла, как он уж камнем стал. Галь, жена его, увидев такое, с криком и слезами бросилась к нему, да и ей не повезло: Злобник не пожалел великаншу и заколдовал, обратив в гигантскую глыбу. Тут народ очнулся и врассыпную кинулся прочь, да поздно. Волшебник, распаляясь всё сильнее в своей чёрной злобе, обращал в камни всех, кто не успевал уйти. Вскоре вся площадь заполнилась не живыми великанами, а молчаливыми каменными истуканами. Даже крошку Холми не пощадил Злобник.

– То-то же! Будете знать, кому перечить и бросать вызов! – воскликнул довольный волшебник и отправился в свой домик на склоне.

От волшебного посоха уцелел только садовник Скалан. Он-то и убежал туда, где беззаботно играли в салки дети, от него Круча узнал, какая беда произошла с его родителями.

– Я пойду к Злобнику и отберу посох! – решительно заявил самый маленький великан.

– Что ты! – в ужасе завыл садовник. – Твой отец сходил к волшебнику, и вот как всё для него закончилось.

– И что же? Спускать всё с рук негодяю? Довольствоваться тем, что мои родители отныне камни? – возмутился Круча. – Нет. Так оставлять нельзя. Так жить нельзя.

– Мы пойдем с тобой! – воскликнули товарищи хором.

И пусть они были ещё малышами по разумению взрослых великанов, сердца их ни в чем не уступали самым большим из них.

Спустя час Круча с друзьями стоял перед домом волшебника и решительно стучал в дверь.

– Выходи, злодей! Немедленно выходи!

– Так, так. Сначала отец, а теперь и его малец пожаловал, – потирая тощие руки, обрадовался Злобник.

Волшебник взял в руки посох и открыл дверь.

– Это как же тебя, малявку, воспитали, что почтения к старшим не выказываешь? – зашипел Злобник, направляя на Кручу золотой шар с Камнями. – За такое неуважение, пожалуй, надо тебя наказать.

Но Круча оказался проворнее. Он ухватился за золотой шар и принялся тянуть на себя. Злобник так опешил от подобной дерзости, что напрочь забыл про волшебные слова, а без них Чудесные Камни не работают. Вместо колдовства, волшебник принялся тянуть посох в свою сторону. И так сильно каждый тянул посох в свою сторону, что один Камень не устоял, раскачался и вылетел из золотого шара на землю. Им оказался Камень Жизни. Круча тут же отпустил посох, схватил Камень и побежал с друзьями прочь.

– Вор! Стой! Верни мне Камень! – орал вслед убегающей компании детей Злобник.

Но те и не думали останавливаться и, тем более, возвращать драгоценность злодею. Камнем Жизни можно было расколдовать окаменевших горожан, ведь этот Чудесный Камень был самым мощным среди прочих на золотом шаре. И Злобник о том прекрасно знал.

– Ну уж нет! Не дам мальчишке всё испортить! Всех превращу в камень! Всё изничтожу, но помешаю мелюзге!

Бросился вдогонку Злобник, изрыгая проклятия и угрозы. А Круча, пока бежал со склона, вспомнил о словах мамы Галь.

«Если наступит вдруг чёрный, страшный день и идти некуда станет, ты ступай, сыночек, к водопаду за склоном, и, не страшась, иди в него. В нём ты найдешь спасение».

И вот, скатившись кубарем со склона, на котором дом волшебника стоял, ребятня ринулась огибать этот самый склон, за которым, как знал всякий, с давних пор шумел и обрушивал с высоких камней белопенный водопад.

– Страшно туда заходить, – высказалась за всех Дюна.

Она хоть и отважна была, но, всё же пределы храбрости есть у всех.

– Закрой глаза, так не страшно будет, – предложил находчивый Утёс.

Рыжие братья Валун и Глыба только захихикали, уж они-то ничегошеньки не боялись. Подумаешь, вода с вышины падает!

И только ребята шагнули к той самой воде, как сзади раздался топот – волшебник их всё-таки нагнал.

– Бежим! – вскричал Круча.

– Не успеем! – возразил Утёс. – Все точно не успеем.

У друзей заведено так: сам погибай, а товарища выручай. Вот и веснушчатые Валун и Глыба поступили, как настоящие друзья. Они толкнули приятелей в воду, а сами остались встречать Злобника.

– Вот так и стойте! – прокричал торжествующе волшебник и направил на братьев посох.

Когда он прошел мимо, за его спиной остались стоять два каменных валуна.

– Теперь мой черёд настал, ступайте дальше! – откололся от компании Утёс.

И его обратил в камень злой волшебник.

Совсем близко вода, вот-вот в неё войдут Круча и Дюна, но и Злобник не отстаёт.

– Прости, Круча, и моя очередь подошла, – сказала Дюна, выпуская ручку из ладони друга. – Обещай, что вернёшься и всех расколдуешь, обещай…

Договорить Дюна не успела, окаменев вслед за Утёсом, Глыбой и Валуном.

– Вот и тебе конец пришел, малявка! Отдавай Камень! – приказал Круче волшебник, наставив на него золотой шар посоха.

– Не отдам! – выкрикнул Круча и прыгнул в хлёсткий поток водопада.

Не успел заколдовать мальчишку волшебник, а того уж и нет, только вода да пена. Но без белого Камня Злобник не всемогущ, да и Круча может вернуться и всё исправить. И, противно скрипнув со злости зубами, Злобник последовал за Кручей под струи водопада.

Водопад, который оказался дверью

Круча ожидал, что его окатит с головы до ног ледяной водой, что он тут же промокнет до нитки и промёрзнет, но на деле этого не произошло.

Вместо буйного потока воды великан проскочил в пустоту, которая преобразовалась в светлое сухое пространство. Круча во что-то внезапно врезался, потерял равновесие, упал и болезненно ушиб спину. Глаза сами собой крепко зажмурились.

– Эй! Куда прёшь?! Смотри под ноги, растяпа!

Голос оглушил сильнее воды, Круче даже показалось, что это не голос вокруг, а он сам в голосе.

– Ми́нька, снова ты! Это ж новенький. Смотри, как он ушибся!

– Шуршу́рка, не шурши!

– А ты не груби!

Треск только возрастал, голос отчетливо разделился на мальчишеский и девчачий.

Так иногда Дюна с Валуном ворчали, Валун-то запальчивый, не то, что его братец Глыба, тот скромник. Одно воспоминание вызвало и другое – где его друзья остались стоять у водопада каменными фигурами.

– Ой, ребят, он плачет! Новенький плачет! – взволновался другой голосок, кажется тоже девочки. – Это ты, Ми́нька, неуклюжий и грубый! Ты виноват!

– Я у вас всегда виноват, – пробурчал мальчик, но в голосе слышалось раскаяние.

– Эй, как ты? Дай руку и открой глаза.

Что-то в голосе второй девочки было знакомое, может, особая доля заботы и ласки, которые звучали только в одном известном Круче голосе – мамином. И он открыл глаза.

На него сверху вниз смотрели четыре лица. Два мальчика и две девочки, одна из которых протягивала ему руку.

Боль как-то позабылась сразу, а Круча, чуть помедлив, подал в ответ руку и тут же был удивлен: так сильна оказалась рука девочки.

– Ты кто? Как тебя зовут? – потребовала девочка.

Круча ошарашенно посмотрел на неё, потом на другую девочку, чуть выше, далее на обоих мальчиков. Ребята выглядели его сверстниками. А затем он посмотрел за их спины и обмер: место, в которое он попал явно по воле волшебства, не было водопадом и его окрестностями. Кручу окружали четыре металлических стены без потолка со странным твёрдым полом. Какой-то чудак-художник поместил на стенах жар-птицу, серого волка, золотую рыбу и даже умудрился втиснуть водопад. Но куда сильнее озадачивала странная прямоугольная сеть, растянутая в стороны и поставленная на железных креплениях по центру.

– Да, сильно ты его, Минька, приложил, – согласился с доводами подруги один из мальчиков, темноволосый и высокий из всей четверки.

– Да он сам! Честное слово, я его даже не видел. Он вылетел откуда-то и на меня! – возмутился словам товарища мальчик с темными глазами и взъерошенной светлой копной волос.

– А ведь и правда, он будто из воздуха возник, я не видела, как он зашел на площадку, – подтвердила рыжеволосая девочка, которую назвали Шуршуркой.

– Так кто же ты, мальчик? – спросила снова девочка, другая, с пшеничной чёлкой и коротким хвостиком.

– Я Круча, – почему-то тихо ответил великан.

Не то чтобы он стеснялся, но обстановка не располагала к смелости.

– Где это я? – он и вопрос-то задал едва ли не шепотом.

– Ты на волейбольной площадке, чуда́к-человек. Разве не видишь? – усмехнулся Минька, но его тут же локотком толкнула Шуршурка, и он стиснул губы.

Но Круча продолжал смотреть таким потерянным взглядом, что ему оставалось только посочувствовать.

– Странное у тебя имя. Это прозвище? – поинтересовалась Шуршурка. – Меня вот зовут Шу́ркой или Шуршуркой, а так по-настоящему меня зовут Александрой. Но мне не нравится. А вот Шурка звучит!

– Нет, меня так и зовут, – подтвердил великан. – А у вас принято прозвища носить вместо имён?

– Да он с луны свалился! – Минька-язва и не собирался униматься. – С чего ж ты взял, что у Шурки прозвище? Это ж форма имени такая. Вот меня Дима зовут, или Дмитрий – это если полностью развернуть имя. А так Минька я. Для друзей.

Разве можно имя свернуть и развернуть, как моток сукна? – задумался Круча. Чу́дные дела, чу́дное место.

– Не слушай его, он иногда палку перегибает, но так он хороший, – то ли заступался, то ли оправдывал Миньку темноволосый мальчик. – А меня Лё́шиком зовут. Так-то я Алексей, но это скучно.

– А я Ли́дка, – коротко представилась девочка с челкой.

– Иногда она Петровна, когда умничать любит, – добавил пояснение Минька в своей манере. И снова получил легкий тычок локтя, уже Лидкиного.

– Так кто же ты и откуда? – в который раз услышал Круча, однако ответить не успел.

Волейбольную площадку озарила короткая вспышка света, и неподалеку от ребят упал, появившись из ниоткуда, взрослый дядька. Шипя и чертыхаясь, он медленно поднялся на ноги и поправил мятую, испачканную одежду. Когда дядька выпрямился, то оказалось, что он едва ли не достает до вершины натянутой сетки, к тому же чрезвычайно худощав. Наверное, из него вышел бы хороший волейболист.

– Ещё один чу́дик. Смотрите, какая на нём странная одежда, – указал первым на незнакомца Минька.

– Сам ты странный, невоспитанный мальчишка! – огрызнулся дядька в пёстром балахоне, подозрительно смахивающем на платье. – А ну, говори – куда я попал? Что это за примитивный мир?

Только Круча знал, что это за дядька. Злобник не пожелал расстаться с белым Камнем Жизни и пошёл в водопад за Кручей. Вон и посох с ним, правда, усохший до тросточки с набалдашником. И попали же они оба…. А и правда, куда же они попали? Даже Круча уже понимал, что водопад оказался не прибежищем, как обещала мама, а дверью куда-то.

– Ну вот я и нагнал тебя! А ну отдавай сейчас же Камень, воришка! – заголосил противным фальцетом Злобник и угрожающе направил на Кручу набалдашник трости. Шар, бывший золотым, померк и напоминал обычную железяку, унизанную маленькими разноцветными камушками. Но одного не доставало, и вместо него красноречиво зияла дырка.

Круча вспомнил каменное личико Дюны и съёжился. Сейчас и с ним произойдет то же.

– А вы кто такой? И почему угрожаете этому мальчику? – вступилась вдруг боевая Шуршурка. Рыжие волосы на её голове, как показалось Круче, вспыхнули огнем.

– А ну прочь с дороги, дерзкая девчонка! Буду я ещё перед мелюзгой ответ держать! – взъярился волшебник. – А ты, воришка, немедля отдавай мне Камень!

Только теперь Круча вспомнил, что с момента, как прошёл сквозь водопад-дверь, стискивал в руке Камень Жизни. Он раскрыл ладонь, но вместо искрящейся, как бриллиант, драгоценности на ней лежал обыкновенный белый камешек-галька, к тому ж крохотный, а не с ладонь размером.

Что-то произошло с посохом волшебника и Чудесными Камнями. А вдруг и с самим Кручей что-то не так? Но если бы, например, у него вырос звериный хвост, новые знакомцы непременно заметили бы это новшество, ведь сами-то они хвостов не носили.

– Не смейте угрожать Круче вашей тростью! И не грубите моей подруге! – с боевой решимостью выступил против высокорослого волшебника приземистый Минька.

– А ты ещё кто такой, чтобы вставать на моём пути, на пути волшебника?! Да я тебя за это! – рассвирепел от неповиновения Злобник и перенаправил трость на светлую буйную голову. – Повелеваю, Камень, обрати наглого мальчишку в себе подобного!

И тут случилось то, чего не ожидал никто, даже сам Круча.