скачать книгу бесплатно
– Не понимаю, – сказала Вера. – Не понимаю. Почему с нашими праздниками вечно что-то не получается. Даже с детьми…
– Возьми и почитай что-нибудь, – посоветовала Анья.
Лампа на ночном столике была зеленой – мягкий свет над изголовьем. Внезапно они осознали, что часы тикают.
– Пожалуй, можно потолковать об этом, – предложила Вера.
Анья не ответила. Ее очки отражали свет, так что не было видно ее глаз.
Она разрезала страницы по одной, и всякий раз, когда она клала ножик обратно на стеклянную поверхность ночного столика, слышался звон. В квартире же было очень тихо.
Вера Хэгер встала и открыла дверь.
– Они погасили свет, – прошептала она.
И тут в гостиной раздался львиный рык.
– Они играют, – сказала Анья Хэгер, – они играют в диких зверей. Так что не присматривай за ними. Им весело.
Внезапно она почувствовала, как бесконечно устала от своей сестры.
– Дети играют, – резко продолжила она. – Они не такие, как мы.
Лицо Веры исказила гримаса, и она, бросившись на кровать, заплакала. Ее небольшая головка вся была в жидких локонах, которые она предположительно никогда не могла разглядеть в зеркало. «У нее нет затылка, – подумала Анья. – Абсолютно». Вера надела очки и сказала, уставившись в книгу:
– Прости меня. Я ведь только говорю, что им весело. Праздник удался, они едят и рычат друг на друга. Светская жизнь – это джунгли, где все улыбаются и скалят зубы…
Произнося эти слова, она выдвигала ящик ночного столика, а сестра ее автоматически потянулась к носовому платку, высморкалась и сказала:
– Спасибо! Что ты имеешь в виду, говоря «скалишь зубы», о чем ты?
Анья Хэгер села на кровати и, глядя в стенку, произнесла:
– Светская жизнь ужасна, если не любишь тех, кого приглашаешь к себе домой. Улыбаешься, скалишь зубы, потому что боишься. Дети правильно поступают. Они устраивают темные джунгли и рычат.
– Не понимаю, – ответила Вера.
– Есть ли кто-нибудь, – спросила Анья, – есть ли хоть один-единственный человек, которого мы захотели бы видеть?
– Пытаешься поссориться со мной? – спросила Вера.
Анья ответила:
– Возможно. Но как раз не теперь. Я спрашиваю, чтобы знать. Ведь можно поговорить друг с другом.
– Мы никогда не говорим, – произнесла Вера. – Мы только живем.
Они прислушались к звукам в гостиной, и Анья сказала:
– Это была гиена. Как ты думаешь, это гиена?
Вера кивнула.
– Видно, что я плакала? – спросила она.
– Это видно всегда, – ответила сестра.
Она вышла из спальни и направилась в гостиную. Дети сняли обувку и заползли в темноте под стол, стулья, кресла и диван. Она слышала, как они рычали друг на друга. Двое затеяли драку, они катались, ворча, в неясной полосе света из прихожей.
Зазвенел дверной колокольчик, фрёкен Хэгер включила свет и открыла дверь. Дети вышли из гостиной и стали разыскивать свои плащики, сапожки и шапочки. Все время работал лифт, и в конце концов прихожая опустела, там висели лишь два длинных черных плаща. Пол гостиной был завален затоптанным серпантином и остатками торта. Анья собрала тарелки и вынесла их в кухню. Вера сидела у кухонного стола и ждала. Она сказала:
– Тебе незачем говорить, что праздник удался. Я устала оттого, что ты вечно говоришь одно и то же.
– Вот как, ты устала? – спросила ее сестра. – И я вечно говорю одно и то же?
Она осторожно поставила тарелки в раковину и прислонилась к столику для мытья посуды – спиной к кухне. А потом спросила:
– Ты очень устала?
– Устала очень, – прошептала Вера. – Что ты хочешь, чтоб я сделала? Что-то неладно?
Анья Хэгер прошла мимо сестры, легко притронувшись к ее плечу.
– Ничего, – ответила она. – Пусть все остается как есть, уже слишком поздно. Слишком поздно для уборки. Мы пойдем и ляжем спать, а посуду вымоем завтра утром.
Перевод Л. Брауде
Спящий
Она втиснула телефон в шкаф и заговорила как можно тише:
– Ты с ума сошел, звонить среди ночи! Здесь люди!
– Послушай, что я скажу, – произнес он. Голос его прозвучал будто чужой из-за того, что он пытался оставаться спокойным и не мог. – Я не стану называть тебе никаких имен! Не спрашивай… Но кое-кто позвонил, что мне надо пойти и взять ключ у кого-то… ты понимаешь… Это один человек, о котором они беспокоятся, а пойти не могут, потому что сами далеко.
– Как ты полагаешь, – спросила она, – чей это ключ?
– Я же говорил, что ты не должна ни о чем спрашивать. Я хочу взять тебя с собой. Это ужасно важные дела.
– Снова ты что-то выдумал, – сказала Лейла. Но мальчик воскликнул:
– Нет! Нет! Это важно! Пойдем со мной, раз я прошу.
– Ну, если хочешь взять меня с собой, ладно, – ответила девочка.
Они поднялись по незнакомой лестнице и открыли дверь чужим ключом. Прихожая была забита полуоткрытыми коробками, большое зеркало в золоченой раме стояло прислоненное к стене. Комната была большая и безо всякой мебели, с неоновыми лампами на потолке. Человек лежал на полу, голова на вышитой подушке, и тяжело дышал. То был громадный парень с багровым лицом и копной каштановых волос. Он был старый. Самое малое, лет тридцати пяти.
– Кто это? – прошептала она. – Он убит?
– Я ведь говорил, что не знаю, – ответил мальчик. – Они позвонили. Я рассказывал тебе… По телефону.
– Он умирает? – спросила она. – Ты мог перебудить весь дом. И что нам в таком случае делать сейчас?
– Позвонить врачу. Куда звонить? Ты не знаешь, куда звонить ночью?
– Нет!
Она так замерзла, что вся дрожала.
Он вышел в прихожую, повернулся в дверях и сказал:
– Тебе совершенно нечего беспокоиться. Я все улажу. – Вскоре он воскликнул: – Ноль-ноль-восемь! Я отыскал в справочнике. Написано прямо на переплете.
Девочка не ответила. Она неотрывно смотрела на огромного спящего человека, его рот был открыт, и выглядел он ужасно. Она отошла как можно дальше от него. Никаких стульев не было, но ясно, сидеть было бы неуместно.
Ральф говорил в прихожей по телефону, он взял все на себя, он нашел врача. Она позволила себе впасть в состояние абсолютной усталости, в мягкое и приятное чувство зависимости. Когда он вернулся, она подошла к нему и взяла его руки в свои.
– Что это с тобой? – раздраженно спросил мальчик. – Дело сделано. Они приедут. Я открою им дверь через десять минут.
– Тогда я пойду с тобой, одна я тут не останусь.
– Не будь смешной. Вдвоем – это будет попросту выглядеть глупо. Назойливо!
– Ты всегда беспокоишься о том, как это будет выглядеть, – сказала она. – Ну и что же, если речь идет о жизни и смерти!
Он поднял брови и, стиснув зубы, открыл было рот… Гримаса омерзения и презрения. Лицо Лейлы побагровело.
– Ты сам сказал, что это важно. Зачем ты взял меня с собой сюда? Что у меня общего с этим толстым стариканом? Что мне с ним делать?
Подняв руки, он потряс ими у нее перед глазами.
– Ты что, не понимаешь?! – воскликнул он. – Чтобы хоть один-единственный раз сделать что-то серьезное вместе с тобой!
– Не ори! – сказала она. – Ты разбудишь его!
Он начал хохотать и, прислонившись к стене, все хохотал и хохотал. Девочка холодно разглядывала его, а потом спросила:
– Ты смотрел на часы, когда звонил?
Он перестал хохотать и вышел, входная дверь внезапно хлопнула. Теперь слышалось лишь тяжелое дыхание совсем рядом, иногда оно становилось ближе, а иногда, казалось, совсем далеко.
«Подумать только: что, если он умрет, когда я одна? Почему они становятся такими ужасными, когда старятся, почему не могут устраивать свои собственные дела?» Она смотрела на него все время, пока выходила, пятясь, из комнаты. Тихонько открыла дверь и стала ждать. Вот они! Лифт остановился. Врач вошел, не здороваясь. Он был невысокого роста и казался рассерженным. Словно его потревожили совершенно напрасно. В прихожей запахло мастикой. Внимательно разглядывая узор на линолеуме, она пока тихо стояла в ожидании, когда все кончится. «Если на то пошло, я не хочу при этом присутствовать. Скверно, и непонятно, и ужасно, если так всегда и бывает, я не желаю… Все это меня не касается, это случается с другими по ночам…»
Они разговаривали в комнате. Внезапно раздался еще один голос, невнятный и зловещий, голос человека на полу. Голос, звучавший откуда-то издалека, из какого-то деревянного равнодушия. Потом вдруг он вскрикнул яростно и сердито. Девочка Лейла задрожала. «Пойду домой, – думала она. – Вот только открою дверь и уйду».
Она ждала. Они вернулись, и врач прошел мимо нее не поднимая глаз, по-прежнему с гневным видом.
– Он вызовет санитарную машину? – спросила Лейла.
Мальчик, усевшись на пол, сказал:
– Нам придется остаться здесь. Ему никак нельзя в больницу, но его будет утром тошнить.
– Ты хочешь сказать, мы останемся здесь?! – воскликнула девочка. – Я этого не сделаю.
Он сдвинул колени и обхватил их руками.
– Убирайся куда хочешь! – злобно выговорил он. – Я сделаю то, что мне велели сделать. А на все остальное мне наплевать.
Они сидели, молча прислушиваясь к дыханию человека в комнате.
– А что, если его сейчас стошнит? – сказала девочка. – Надо найти таз. Или ведро.
Мальчик, передернув плечами, положил голову на колени.
– Пойдешь со мной в кухню и посмотришь? – покорно спросила она.
– Нет! – ответил Ральф.
Она прошла в кухню и зажгла свет. Все шкафы и полки были пусты. Перед столиком для мытья посуды стояла коробка с надписью «Хозяйство», наклеенной поперек. Она вернулась обратно и проговорила:
– Там стоит запакованная коробка, но я боюсь открыть ее посреди ночи.
– Вот как! – воскликнул Ральф. – Какого черта ты думаешь, что я посмею взять инструмент среди ночи!
Она посмотрела на него снисходительно и терпеливо и сказала:
– Если они написали на коробке «Хозяйство», то наверняка написали «Инструмент» на другой. Может, она не заклеена.
Они нашли молоток. Поставили умывальный таз рядом со спящим. Выдали ему полотенце и одеяла.
– Как ты думаешь, может, надо погасить свет? – спросила Лейла. – Как будет лучше – светло или темно, когда он проснется?
– Не знаю! Я с ним не знаком. Этот неоновый свет – просто чудовищный, быть может, будет лучше, если темно.
– Это не так уж и обязательно, – сказала Лейла. – Если будет темно, он может подумать, что умер, или испугается, и вообще лучше все видеть.
– Послушай-ка! – произнес Ральф. – Время – четыре часа. Давай немного поспим.
Он расстелил одеяло на полу.
– Я буду спать в углу, здесь, – сказала Лейла.
– А почему ты не можешь лечь рядом со мной?
– Это неудобно.
– Это пришло тебе в голову только сейчас?
