скачать книгу бесплатно
– Тихо! Работает СОБР! – спокойно произнес за спиной мужской голос. – Автомат сюда.
– Вы че, ребята! – испуганно ответил сержант, спешно снимая с себя автомат. – Мы же свои! Это дом полковника Краснова.
Стоило отдать оружие, лезвие от шеи тут же убрали.
– Нам известно, чей это дом, – усмехнулся боец СОБРа в черной трикотажной маске, закрывавшей лицо. – А вот тебе, дорогой, друг, лучше по-тихому слиться в сторожку и прикинуться ветошью. Внятно?
– Да.
Сержант осмотрелся. Еще трое собровцев залегли со штурмовыми винтовками в кювете у соседнего дома, а в кроне раскидистой березы метрах в ста от ворот блеснула линза снайперского прицела. Сторожку заняли еще двое. По их приказу напарник открыл ворота и начался самый настоящий штурм.
Размеренное течение субботнего дня нарушил оглушительный грохот и звон разбившегося стекла, раздался пронзительный, но очень короткий женский визг. Кухарка-узбечка, до этого хлопотавшая у плиты, увидев черных, как сам шайтан, бойцов СОБРа, ворвавшихся в дом через окно кухни, завизжала от неожиданности, но один зажал ей рот ладонью и шепнул:
– Тихо! Полиция!
Другой взял женщину под локоть и помог ей выбраться через окно, где ее приняли двое бойцов и отвели за ворота, в безопасное место.
Когда четверо бойцов во главе с командиром заняли кухню, им оставалось проникнуть в коридор и, согласно плану здания, подняться по лестнице на второй этаж, где располагалась гостиная. В это же время специалист по электронике из второй группы возился с механизмом поднятия других ворот, ведущих в гараж. Вскоре его усилия увенчались успехом – реле управления звучно щелкнуло, и ворота, с тихим гулом, уползли вверх, открыв доступ к трем стоящим внутри автомобилям.
В гостиной негромко играла музыка. Звуки джазовой композиции, родившиеся на игле дорогого винилового проигрывателя, усиленные в недрах лампового усилителя, носили оттенок бархата. Не смотря на низкую громкость, они обволакивали пространство и заполняли комнату так густо, что визг кухарки мог бы показаться просто неуверенной нотой саксофониста. Хозяин, полковник Краснов, облаченный в красный шелковый халат и вальяжно раскинувшийся в кресле, не обратил на этот звук ни малейшего внимания. В руках у него шелестела бумага, газета пахла свежей типографской краской. Он никогда не нарушал традицию прочесть утреннюю газету за чашкой хорошего черного кофе.
Легкий ароматный пар закручивался над чашкой, стоявшей на круглом столике возле кресла. Краснов бегло просматривал курсы валют, чуть внимательнее вчитывался в криминальные хроники, изучал новости из мира политики. Он уже собирался свернуть газету и отправить ее в урну для бумаг, как заметил на второй полосе фотографию женщины. Та широко улыбалась, словно на обложке глянцевого журнала. Краснов нахмурился и закурил, не отрываясь от чтения. Он подался вперед, чтобы лучше видеть текст. На середине статьи он не выдержал и прошептал:
– Боже мой, она же тупа как пробка! – Он вырвал из газеты полосу с фотографией, брезгливо скомкал ее и отбросил в угол. – Чертова выскочка! Кто ей все это писал?
Жена полковника, проходя по коридору мимо гостиной, с удивлением глянула на мужа через дверной проем. На ней был пестрый домашний халат и махровые тапочки.
– Что случилось, дорогой? – Госпожа Краснова заглянула внутрь. – Зачем ты мусоришь?
– Семенову помнишь? – Краснов отпил кофе и поставил чашку на столик. —Дашка Семенова, со мной училась. Замуж выскочила за табачного магната. Естественно, этот старый хрен долго не прожил. И теперь у нее его миллиарды!
Краснов многозначительно развел руки в стороны.
– И что? – удивилась госпожа Краснова. – У нас, что ли, мало?
– Дело не в деньгах! – Краснов в сердцах хлопнул ладонью по столу, расплескав кофе. – Она с этими миллиардами полезла в политику. Вот что меня злит! В России не хватает Петра Великого! Мы катимся в мракобесие! Мы противопоставили себя Западу, как идиоты. В пору взять секатор и стричь бороды, как Петр. И бабы, всюду бабы! Нам только матриархата не хватало! Мало нам госпожи Уваровой у руля? Кретинка, дорвавшаяся до власти благодаря папашиной репутации! Теперь еще и Дашка, курица, туда же!
– Тебе-то не все равно? – Госпожа Краснова равнодушно пожала плечами. – Пусть бы они хоть провалились все к черту. Нам что? Денег у нас меньше не станет.
– Говорю же, не в деньгах дело! – Полковник безнадежно махнул рукой. – За державу обидно!
Госпожа Краснова иронично фыркнула и направилась по своим делам.
Но стоило ей скрыться за дверью ванной комнаты, как с лестницы донесся тяжелый топот ног в штурмовых ботинках. Не представляя, кто бы мог столь нагло ворваться в дом высокого полицейского начальства, Краснов вскочил с кресла и бросился к шкафу, в ящике которого у него был припрятан «Люгер» военных времен, ни разу нигде не засвеченный. Но достать оружие он не успел.
– Оставаться на месте, – скомандовал ворвавшийся в комнату СОБРовец в черной маске. – Работает СОБР!
Следом за ним, держа короткий автомат на уровне глаз, порог переступил еще один боец. Остальные двинулись дальше по коридору, туда, где находилась комната сына и ванная.
– Что это значит? – осторожно поинтересовался Краснов. – Вы знаете, с кем имеете дело?
Из СОБРовцев ему никто не ответил, зато в комнату вошел молодой человек, лет около тридцати, может чуть меньше, в штатском пальто и забавной меховой кепке. Брюки его были тщательно отутюжены, а ботинки блестели, словно лаковые. В вытянутой руке он держал удостоверение следователя отдела собственной безопасности.
– Все свои! – с нескрываемой издевкой произнес он. – Меня зовут капитан Кравченко.
– Хохол? – с не меньшей издевкой спросил полковник.
Видать Кравченко это задело, по крайней мере, улыбочка с его губ сползла.
До Краснова недавно дошли слухи о подобных рейдах, и он, пользуясь положением, сумел выяснить, что это не просто разговорчики в кулуарах, а далеко идущие следствия важных причин. Он уже думал избавиться от ставшего опасным имущества, да вот, не успел.
– Не догадываетесь, по какому мы поводу? – уже с серьезным видом спросил Кравченко и достал старомодную записную книжку в переплете из тонкой перчаточной кожи.
Краснов не просто догадывался, он был уверен. Но, на всякий случай, решил скосить под дурочка. С молодыми, иногда, это работает.
– Наркотики сыну подбросить пришли? – с ухмылочкой поинтересовался он.
– Зачем мыслить так примитивно? – Кравченко широко улыбнулся. – К тому же, думаю, их и подбрасывать не надо. При его положении и возрасте. Но мы, конечно, по другому поводу. Кому принадлежит автомобиль «Феррари» государственный номер…
– А то вы не знаете, кому он принадлежит! – разозлился Краснов. – Хватит уже комедию ломать! Вы мне в сыновья годитесь. Сопли бы сначала утерли с колен, а потом уже выделывались перед полковником.
– Ну, тогда без комедии, – Кравченко вздохнул, убрал блокнот и достал из внутреннего кармана пальто свернутый в трубку бланк протокола. – Мне придется составить протокол на владельца и изъять автомобиль с запрещенным в России силовым агрегатом. Так не смешно? А заодно и задержать владельца. Где его комната?
– Дальше по коридору, – сквозь зубы процедил Краснов. – Гореть вам всем в аду, вместе с вашей Уваровой! Засрали всю планету этой поганой нефтью, и все мало им! Гореть вам в аду!
– Ругаетесь вы совершенно напрасно, – Кравченко нахмурил брови. – Думаете, власть решила над народом покуражиться? Во-первых, нет. Вы слышали о случаях детонации реликторов по непонятным пока причинам?
– Нет. Думаю, это чушь и пропаганда. Или, этому тоже не удивлюсь, намеренные провокации с подрывом, чтобы запугать людей. А во-вторых что?
– Во-вторых, вы не народ.
Кравченко отвернулся и вышел, оставив Краснова пыхтеть от злости. Но тот быстро взял себя в руки, не хватало еще из-за этих уродов инсульт схлопотать.
«Вот оно олицетворение разделения МВД на два лагеря», – скорее с грустью, чем со злостью, подумал Краснов.
Конечно, и раньше система не была монолитной. Большинство было задействовано в коррупционных схемах, меньшинство боялось в них вписываться, злилось из-за этого, стучало на других. Но все равно, там в большей или меньшей степени рыльце в пушку было почти у всех. Просто у кого-то это доходило до громких коррупционных скандалов с судами и реальными сроками, а кто-то довольствовался парой бутылок коньяка от мамаши, если отмажет ее сыночка.
Теперь же ситуация создавалась кардинально, качественно иная. Раньше не было идеологии, и мела место лишь разная степень жадности и разная степень пренебрежения совестью. Но теперь именно две разных идеи клином вошли между бывшими друзьями, соратниками, сослуживцами, начальниками и подчиненными. Дело даже не в лизоблюдстве, к которому многие склонны, а именно в святой вере в правоту принятых представлений. Одни приняли реликт, как благо, другие как зло. Были и третьи, они всегда есть, те, кто относился к нововведениям с осторожностью, и был скорее на стороне вторых, чем на стороне первых.
Краснов задумался. Какой смысл этому сопляку-следователю было врать насчет спонтанной детонации реликтора? Сто раз пуганного полковника напугать? Это уж точно мимо тазика, и он не мог этого не знать. Скорее он таким образом пытался отстоять принятую им систему представлений. Значит, он сам в это свято верил. Пропаганда тому виной, или все же что-то за этим действительно кроется, и реликт не так безопасен, как кричат на всех углах за границей.
Впрочем, не было никакой разницы, так это или нет. Возможность опасности еще не означает ее наличие в статистическом выражении. Да, взрыв атомной станции является страшным событием, но за всю историю мирного атома их было два, в Чернобыле и в Фукусиме. А солярка сотнями тонн разливается чуть ли не каждые пару месяцев. В принципе, Краснов допускал, что реликтор может пойти вразнос при каких-то редчайших условиях, но если бы это случалось не пару раз, а чаще, поползли бы слухи.
«А то они не ползают, – одернул он сам себя. – Но на них обращает внимание лишь тот, кто уверен в опасности реликта. Я слышал такое много раз, но верю ли?»
Краснов прислушался. Голос сына, доносившийся из дальней комнаты, позвякивал истерическими нотками.
«Позорище», – подумал Краснов.
Он в который уж раз подумал, что ни гены, ни воспитание не имеют столь большого значения, какое им придают. Дети вырастают такими, какими вырастают. Если бы гены и воспитание на что-то влияли, не было бы такого, чтобы в одной семье один ребенок стал бы героем, другой предателем. Но это, пусть и не так контрастно, наблюдается повсеместно. При одинаковом воспитания, у одних и тех же родителей с теми же генами, дети вырастают очень уж разными.
Краснов с теплотой подумал о младшей дочери, с которой никогда не было подобных проблем.
После составления протокола сына увели в наручниках, а «Феррари» погрузили на подогнанный эвакуатор, сделали несколько снимков под капотом и увезли. Понятно, что этим дело не кончится, не миновать и служебного расследования по этому поводу. Краснов стоял у окна и от злости сжимал кулаки так сильно, что костяшки пальцев сделались белыми и холодными, как оконная рама.
В этой стране всегда было так. Любой прогресс, любое реальное улучшение человеческой жизни неизбежно натыкалось на формализм, бюрократизм, глупость и невежество, граничащее с мракобесием. Этой стране не хватает сильной руки. И уж точно не женской. А эта выскочка Александра Уварова всех доведет до цугундера. Как пить дать.
Краснов взял с тумбочки телефон и вернулся в кресло. Кому вот только звонить? Вся страна раскололась из-за этого реликта. Не понять, кто теперь друг, а кто, вот так, зайдет к тебе в комнату с блокнотиком и протоколом. Прямо, как в тридцатые годы. Не мудрено, что треть личного состава МВД начала превращаться в натуральных опричников госпожи Уваровой. Хоть увольняйся. Хотя именно это и грозит, скорее всего, после расследования. Нельзя было давать сыну пользоваться этой машиной. Но его нытье постоянное, что жрет тридцать литров на сотню надоело хуже язвы желудка. Жрет, купи «Матиз»!
Впрочем, сына винить было не совсем честно, так как идея поставить на «Феррари» контрабандный реликтор принадлежала самому полковнику. Тоже пожадничал. Да еще в уши напели, мол, за год окупится!
Пришлось рискнуть, хотя на некоторых дорогах, подобно камерам наблюдения и совместно с ними, стали устанавливать датчики, которые срабатывали при отсутствии теплового и газового выхлопа от автомобиля. А поскольку реликтор ничего, кроме чистой энергии, не вырабатывает и ничего не излучает, отслеживать их под капотами можно было без труда. Нет выхлопа, тут же машина под подозрение. Если после проверки окажется, чтоэто официальный электромобиль на аккумуляторах – хорошо. А нет, так влепят пять лет за использование запрещенных к обороту веществ. Подстраховались и против этого, поставили два конвертера под днищем, имитирующих тепловой выхлоп, да вот только не помогло. И это вот, как раз, самое подозрительное. Неужели кто-то сдал? Но кто? Кроме самого нелегального дилера о покупке никто и не знал. А уж тот не ведал ни регалий, ни имени, ни адреса покупателя. Загадка.
В данном случае Краснов не сомневался, что сына от суда он сумеет уберечь. Но дело ведь не в этом! Дело в том, что весь мир с успехом использует реликт в качестве нового и совершенно безопасного во всех отношениях источника энергии. А в России от него не просто отказались, а ввели мораторий и уголовную ответственность за использование. Под тем благовидным предлогом, дескать, что реликт плохо изучен и может оказаться опасным. Как всегда. Любая глупость в России, любое мракобесие, любая дикость всегда прикрывается марочкой «для всеобщего блага».
Краснов вздохнул и набрал номер своего заместителя. Вот вам и баба у власти! Вот вам и матриархат! Впрочем, по мнению Краснова, Александру Уварову и бабой-то назвать было сложно. Мужик в юбке – куда точнее. Не смотря на весьма женственную внешность, воля у нее была, конечно, как кремень. Эту бы волю, да в мирное русло.
– Да, господин Краснов! – ответили на другом конце линии.
– Виктор Семенович. Нехорошие у меня новости. Антона забрали, и машину тоже.
– Ту самую? – насторожился заместитель.
– Да. Я сейчас подъеду в управление, а вы провентилируйте вопрос на предмет того, что можно сделать в отношении Антона. На машину плевать, пусть эта сучка Уварова ей подавится.
Глава 3. В которой Фролов и Уварова придумывают, как поставить капкан, но еще представления не имеют, на кого охотятся
С самого утра над Москвой неподвижно нависли тяжелые облака, мрачным пологом закрывшие небо. Огромная веретенообразная башня офиса корпорации «Консорциум», созданная, казалось, лишь из стекла и света, была столь высока, что тучи скрывали ее до половины, почти точно по линии максимального утолщения. Если присмотреться, можно было даже заметить легкие завихрения облачности, создаваемые турбулентностями вокруг здания.
Сразу после того, как небоскреб «Консорциума» занял место офиса обанкротившейся компании «Лукойл» на проспекте Сахарова, он официально стал самым высоким зданием в мире. Впрочем, в зарубежных буклетах и путеводителях об этом не было ни слова. Их издатели не осмеливались впрямую дезинформировать людей, но старались избегать лишних упоминаний о России, все более склонявшейся к реализации собственного, отличного от Западного, пути развития.
Москва, раскинув далеко за МКАД быстро растущие щупальца новых районов, выделяла столько тепла и влажности, что ясные дни летом стали такой же редкостью, как вода в Сахаре. Город сам формировал над собой колоссальную шапку низкой облачности, пробитую теперь веретеном офисного небоскреба.
Но в кабинете Уваровой солнца было с избытком. Владея контрольным пакетом акций и являясь, фактически, собственником корпорации, Уварова еще до строительства имела возможность проконсультироваться не просто с синоптиками, а с ведущими климатологами планеты, по поводу возможных сценариев изменения климата в России. Средства оказались потраченными не зря. Исходя из почерпнутой информации, Уварова лично утвердила проект здания, позволявший поднять главные офисы выше прогнозируемого облачного слоя.
В результате, пейзаж за окнами был настолько величественным, что к нему невозможно было привыкнуть, и невозможно было устать от него. Далеко внизу, подобно вате или идеально чистым снежным сугробам, раскинулся бесконечный покров облаков. Но если снизу он выглядел унылым и серым, то из окна кабинета Уваровой облака, всегда освещенные солнцем, искрились девственной белизной. К тому же они клубились, постоянно меняя очертания, из-за чего казалось, что это не они, а сам небоскреб плывет в невесомости над пушистым покровом. Видом можно было любоваться бесконечно, но Уваровой редко удавалось выделить на это хотя бы несколько минут.
Со вздохом, она отошла от окна и, сев за стол, убавила при помощи пультапрозрачность жидких кристаллов, запрессованных между стеклами. Надо было работать, а яркий свет солнца этому не способствовал.
Уварова коснулась мерцающего сенсора на контрольной консоли стола, и его поверхность тут же, подобно трансформеру из кино, начала менять форму и назначение. Старомодный письменный прибор развернулся, превратившись в панорамный компьютерный монитор из трех экранов, а рядом с ним проектор нарисовал василькового цвета виртуальную клавиатуру и курсорный манипулятор.
Осталось только положить руку в особую зону левее клавиатуры, чтобы компьютер распознал владельца, что служило заменой весьма ненадежным паролям. Эта система идентифицировала человека по капиллярной сетке, с учетом ее пульсации от сердцебиения, что исключало, к примеру, возможность отрубить руку и воспользоваться ею в качестве ключа. К тому же, вся область вокруг стола фиксировала вес и не дала бы подойти к столу одновременно двум людям на момент идентификации, или человеку с другим весовым профилем.
Просканировав руку, компьютер зажег мониторы.
Первым делом, просмотреть биржевые сводки. Это основа основ. Привычка. Почти рефлекс. Мозг должен думать об этом постоянно, но в фоновом режиме, непрерывно анализируя информацию. Этим занимается лишь небольшой возбужденный участок коры головного мозга, но этого достаточно, чтобы перевести оценку с осмысленной на интуитивную. Зачастую это дает куда более верные результаты. Хотя самой себе трудно бывает объяснить, почему принято именно такое решение. Но Уварова научилась не объяснять, или, как минимум, не сосредотачиваться на попытках перевести в слова собственные ощущения. Это так же глупо и ненужно, как передавать словами яркость оргазма и его отличие от предыдущих.
Лет десять назад конкуренты обгрызали ногти до локтей, пытаясь понять, каким образом двадцатилетняя дочка хирурга так ловко обходит акул бизнеса на скользких зигзагах удачи. Но ее секрета им было не понять. Они привыкли думать шаблонно, по выпущенным на Западе книгам. А Уварова нет.
В ней очень рано родилась и окрепла уверенность, что многие отработанные в развитых странах схемы не просто плохо работают в условиях российской действительности, а не работают вовсе. Да, собственно, работать и не должны. Так же, как ребенок, к примеру, не должен пытаться решать свои детские проблемы взрослыми методами. Это не приведет к успеху, а лишь вызовет непробиваемый комплекс неполноценности перед теми же взрослыми.
А ведь Россия, если объективно смотреть, и есть как раз тот самый ребенок, под боком старших товарищей. В Шумере письменность появилась почти десять тысяч лет назад. В Древнем Египте, в Греции, она была задолго до новой эры. А в России она оформилась только в восьмом веке нашей эры. И сколько угодно можно говорить, что это ничего не значит, что это не умаляет значение России, что не письменностью единой, но это все чушь. То, что ребенок не умеет писать, тоже не умаляет его перед взрослым. Но делает его другим. У него другой путь, и другие проблемы, и должны быть другие средства решения этих проблем. У старой Европы и у Америки, отделившейся от нее, свои, очень старые проблемы. У нас свои, совсем молодые. Потому что когда Гомер создавал «Одиссею», на Руси люди еще одевались в шкуры и с деревьями разговаривали.
Не учитывать это, закрывать на это глаза – преступление. Преступление – пытаться выиграть у Запада на его же поле в его же игру по заявленными им правилами. Это все равно, что ребенку соревноваться с взрослым в автомобильных гонках. Зачем? Ради чего? Своих занятий мало? Учиться, развиваться, а не пытаться втиснуться под тесную, и уже порядком дырявую, крышу мировой экономики. Не лучше ли поискать крышу поновее, да покрепче старой? Ни у кого, кроме России, такой возможности попросту нет. А русские, как слепцы, все прутся за поводырем. И не потому, что у них нет глаз! Нет! Глаза есть. Просто их надо открыть. Но на это ведь тоже нужна смелость.
Уварова посмотрела на часы, они показывали без трех минут девять. Каждый день в это время Машенька, ее неутомимая секретарша, приходила с докладом по текущим событиям и, при необходимости, приносила документы на подпись. Конечно, со всем, что содержалось в этих утренних докладах, можно было ознакомиться и на компьютере, но Уварова, не боясь показаться не модной, вычислительную технику оценивала здраво, без той эйфорической мании, какой люди предались там, внизу, под облачным слоем.
Уварова понимала прекрасно, что существует множество дел, которые удобнее и быстрее делать посредством компьютера. Но так же она отдавала себе отчет, что включать планшетник, к примеру, и запускать на нем нужное приложение, намного дольше и неудобнее, чем просто сделать беглую запись на бумажном стикере. Пачка клейких листочков всегда лежала у нее в ящике стола, а топовая модель «Platinum» с золотым пером занимала место в кармане легкого черного пиджака. Но чернильной ручкой Уварова пользовалась не ради стиля, а для снижения риска подделки ее подписей на документах. Дело в том, что "Platinum" был заправлен особыми, специально созданными в лабораториях «Консорциума» чернилами, включающими в себя нанотехнологичный компонент, каждая частичка которого содержала монограмму Уваровой в молекулярном масштабе. И стоило глянуть на запись в электронный микроскоп, подделку можно было бы не только выявить, но и доказать.
Мотив, по которому Уварова требовала от Машеньки каждое утро являться с отчетами, был настолько же утилитарен. Банально не хотелось, да и времени не было, вычитывать километры новостных лент, в поиске чего-то важного, знакомиться с десятками документов, которым нечего было делать дальше урны для бумаг.
Как-то отец сказал, что время, да и деньги, появляются только тогда, когда ты набираешься смелости заплатить кому-то, чтобы он сделал за тебя часть работы. При этом не важно, есть у тебя лишние деньги или нет. Лишних не бывает, какие-то всегда есть. Дело тут в доверии. Страшно доверить кому-то работу, которую ты сам можешь сделать лучше многих. Но всегда приходит время, когда на это надо решиться.
Дальше встает вопрос жесточайшего отбора. Ведь очень не просто, окружить себя людьми, которым можно доверять, как себе, на которых можно положиться, и которые не подведут. Последнее особенно важно. Так как далеко не все могут оценивать себя адекватно. Наобещают с три короба, причем сами свято верят, что выполнят обещание. Но как до дела доходит, появляется то одна причина, то другая, а результат нулевой, или весьма незначительный.
Через пару минут из динамика на консоли раздался мелодичный сигнал селекторного вызова.
– Да, Машенька, – ответила Уварова, прижав пальцем мерцающий рубиновый сенсор.
– Я к вам, Александра Львовна.
– Хорошо, жду. Или, если новостей мало, давай по селектору.
– Новостей не много, но у меня к вам бумаги на подпись.
– Хорошо.
Уварова знала, что лифт от облачного слоя до ее кабинета поднимается ровно две минуты, поэтому не стала тратить их на поиск компьютерной информации, а предпочла снова придать столу классический вид с письменным прибором. Так удобнее работать с реальными документами.
Лифтовая шахта пронизывала небоскреб по центру, а потому большинство кабинетов и офисов располагались вокруг нее, подобно долькам апельсина. Исключение составляли только конференц-зал и кабинет Уваровой – они целиком занимали этажи, на которых находились. И хотя здание, из-за веретенообразной формы, на высоте кабинета значительно сужалось, площадь круглой комнаты со столбом шахты посередине превышала двести квадратных метров. Потолок возвышался в восьми метрах над полом, что делало объем кабинета не просто большим, а скорее величественным, как зала дворца.
Собственно, в какой-то мере это и была башня собственного замка Уваровой. И не облачного, а заоблачного, причем самого настоящего. Вот только мало кто знал, чего стоило этой женщине, которую многие называли за глаза мужиком в юбке, вознестись так высоко над облаками и в прямом, и в переносном смысле. Жаль, отцу не довелось дожить до этого. Хотя, иногда Уварова сомневалась, что отец одобрил бы все ее действия.
Забавно, но со студенческих времен юбки, как раз, Уварова никогда не носила, предпочитая брючный костюм, а порой просто джинсы и мужскую рубашку. Одна из них осталась у нее от отца, до сих была ей велика, но дома все равно Уварова частенько надевала ее. Она не считала нужным соответствовать чужим представлениям о себе. Не считала это удобным. Ей не нравился, пусть и легкий, оттенок сексизма, ассоциирующийся с юбкой на устах и в умах очень многих. Впрочем, ей бы в голову не пришло рекомендовать кому-то не носить юбок или, наоборот, предпочитать их. В корпорации «Консорциум» вообще не было официального дресс-кода, за исключением должностей, которым была положена униформа.
Звякнул сигнал подошедшего лифта, двери из полированной нержавеющей стали бесшумно разошлись в сторону. Они казались очень маленькими в сравнении с толщиной столба шахты, но только потому, что лифтов было семь, и они были заключены в единую бетонную оболочку. Лишь один лифт был особенным, поскольку лишь на нем можно было попасть непосредственно в кабинет главы «Консорциума».
Машенька приветливо улыбнулась и покинула кабину. Когда здание только отстроили, она по привычке приходила на высоких каблуках. Но по толстому ворсу коврового покрытия в такой обуви ходить неудобно, а Уварова обожала мягкий пол. Так что Машенька быстро сориентировалась и завела у себя в кабинете сменные туфли, больше похожие на домашние тапочки.
– Ну, что у нас нового из не наших дел? – поинтересовалась Уварова, тронув на консоли сенсор трансформации кресла для посетителей.
Она терпеть не могла лишней мебели, ей проще было нажать кнопку, чтобы она появилась, когда нужна, а потом бы исчезла. Кресло с тихим шелестом выдвинулось из стола на косой гидравлической штанге и заняло максимально удобное положение.
– Да, спасибо! – поблагодарила Машенька, одергивая юбку, чтобы сесть. – Из чужого у нас сегодня протестное письмо депутата Макарова по поводу уголовной ответственности за ввоз и хранение реликта.
– К нам письмо?
– Нет, к спикеру Думы, – Машенька улыбнулась, поняв мало кому понятную шутку.
