скачать книгу бесплатно
Дальше некоторое время вместо ума работали наши рефлексы, вбитые Вершинским на тренировках. Секунды не прошло после винтовочного выстрела, а мы с Чернухой уже перекатились в укрытие, спрятавшись за стальным кнехтом, который пуля точно не прошибет. За это время стрелок при всем желании не успел бы перевести на нас прицел. Локти я, правда, сбил о палубу, Чернуха, возможно, тоже, но в бою это не в счет.
Морячки на палубе выхватили пистолеты и вскинули винтовки. Плохо, что я не знал, как поступить дальше.
С одной стороны у нас была достаточно выигрышная позиция. Бойцы на палубе вооружены преимущественно пистолетами, а это так себе оружие против гарпунного карабина, снайперу с мачты нас не достать за кнехтом, а если кто попытается броситься в атаку, я отвечу из гарпунного карабина. Одно дело, когда пуля прошивает человека и тот падает, едва вскрикнув, совсем другое, когда гарпун влетает в грудь на такой скорости, что тело, без преувеличения, разрывает надвое, раскидывая во все стороны фонтаны крови и фрагменты плоти. Одному так прилетит, другие сильно задумаются, хотят ли они того же, или лучше не надо. В общем, попадание из легкого гарпунного карабина в живую цель обладало не только мощным останавливающим действием, но и внушительным деморализующим эффектом.
С другой стороны, использовать имеющиеся у нас преимущества для немедленного подавления противника я не хотел. И не потому, что боялся проигрыша. Нет. Я мог выкосить половину моряков на палубе за пару секунд, а еще через секунду остатки контрабандистов накроет пулеметным огнем пилот гравилета, а затем уничтожит капитанский мостик кумулятивной ракетой. Это просто и почти без риска в создавшейся ситуации. Но развивать ее в таком направлении я не хотел, потому что у нас все еще был шанс решить ситуацию вообще без жертв. Маленький, такой, шансик. И пока можно, я не хотел его упускать.
Тут выступила Чернуха. Красиво выступила, на уровне. Она щелкнула пальцем по наушнику гарнитуры и произнесла в эфир по-английски:
– Подожди, не убивай никого, может они не станут идти в атаку.
Конечно, это было не для моих ушей. Мне она могла сказать то же самое без посредства эфира, к тому же по-русски. Это предназначалось для ушей тех, кто слушал эфир.
Прошло всего секунд пять, и мы услышали в наушниках голос капитана Асланбека.
– Эй, Долговязый, не стреляй пока, – попросил он.
– Думать будешь? – спросил я, не скрывая иронии.
– Буду.
– Ну, подумай, Асланбек-джан, а то у меня руки чешутся перебить твоих головорезов и пригнать корабль на базу. Хороший корабль, нам такой нужен.
– Нас тут сто человек, а у вас один карабин, – попытался образумить меня Асланбек.
– Нет, Асланбек-джан, – ответил я. – У нас один карабин и один гравилет в воздухе. С пулеметом и ракетными установками. Через две секунды после начала боя из твоих головорезов выживут только те, кто в трюме, потому что на палубе останутся лишь кучи кишок и пятна крови, а капитанский мостик будет гореть после попадания парочки кумулятивных ракет. Малейший ответ, начнем долбить по надстройкам. Никто из вас физически голову наружу не высунет. А через пару часов, если я вызову, подойдут ракетные катера с базы «Керчь», от одного вида которых ты неделю будешь иметь жидкий стул. Глупую игру ты затеял от жадности, Асланбек-джан. Плохой бизнес.
– Ладно, давай не будем стрелять, будем говорить.
– Ну, поболтать я люблю, только ты один выстрел сделал, а я еще нет. Давай, на выбор. Или я делаю выстрел, так будет честно, или твои головорезы складывают оружие в кучу в одном конце палубы, а сами занимают место на другом. Причем, не только те, что сейчас наверху, а вся команда без исключения, включая тебя. Только если я один выстрел сделаю, это будет выстрел ракетой с гравилета по капитанскому мостику. Нормально? Тогда начнем говорить. Выбирай.
– Я выведу людей на палубу. Время нужно.
– Мы завтракали, не спешим никуда, – ответил я.
Я вызвал пилота и велел ему занять в воздухе выгодную огневую позицию на безопасной дистанции, чтобы можно было, в случае чего, увернуться от выпущенной из ружья ракеты. Выглядел он эффектно, чуть дрейфовал по ветру, маневрируя не турбинами, для экономии водорода, а рулевыми плоскостями. Опытный, очень опытный пилот.
Машины «Амбера» встали и судно легло в дрейф.
Морячки принялись разоружаться. Те, что изначально находились на палубе, складывали оружие метрах в тридцати от нас и перемещались в носовую часть судна. Другие выбирались из люков, вытащив с собой три ракетных ружья, два четырехствольных пулемета системы Гундера, несколько абордажных линеметов, а так же еще штук двадцать винтовок и пистолетов. Последним вышел, как я понял, капитан Асланбек с безгильзовой скорострелкой «Шарк-Магнум» имеющей систему впрыска жидкостного метательного состава. Штучка редкая и недешевая, но в бою довольно капризная из-за новизны технологии.
Я напрягся, когда Чернуха высунулась из-за кнехта. Конечно, если бы в нее кто-то выстрелил, пилот бы реально всех на палубе превратил в кровавую кашу, что позволяло надеяться на взвешенность решений даже самых горячих голов и на отсутствие неожиданностей. В общем-то, Чернуху даже не было смысла прикрывать из карабина при таких раскладах, но я все же был начеку.
Она поднялась на ноги и, потирая ушибленный локоть, направилась к куче оружия. Выбрала она себе пулемет системы Гундера, и повесила его на плечевом ремне так, чтобы он находился у бедра, стволами к противнику, а затем еще сунула под ремень тяжелый пистолет БМФ-400. Я, не опуская карабина, тоже поднялся и двинулся к Чернухе, не сводя прицел с приунывшей толпы. Пулемет я брать не стал, так как карабин, не смотря на меньшую скорострельность, имел ряд преимуществ, и я с ним хорошо умел обращаться, а вот отказать себе в удовольствии завладеть легендарным БМФ-400, я все же не смог и сунул его за пояс.
Капитан Асланбек к толпе обезоруженных головорезов присоединиться не стал, положил свою трещетку в общую кучу, и теперь переминался с ноги на ногу у люка ходовой надстройки, хмуро поглядывая то на нас, то на висящий на удалении гравилет.
– Как ты вообще? – поинтересовался я, подойдя к нему.
– Бывало лучше.
– Это от жадности, – заявил я тоном опытного врача. – Но проблема в другом, я думаю.
– В чем же?
– Год назад вы знали об охотниках только то, что они существуют. При этом сами охотники уже несколько десятилетий крушили биотехов в океанских глубинах. Понимаешь? Мы убиваем тварей в пучине, в их естественной среде обитания. Чего ты ждал, пытаясь сотней вооруженных головорезов одолеть трех охотников? Ох, Асланбек-джан, ты ведь изначально был обречен на поражение. Нас же трое, и хотя одна из нас безоружная девушка, мы втроем бы надрали задницу гораздо более многочисленному и лучше вооруженному противнику, чем ваша жалкая банда. Причину я назвал. Убивать мы учились не на людях, а на тварях, которые тысячекратно опаснее любого штурмового отряда. За год, а мы за это время выбили почти всех тварей в этом море, вы не поняли ни кто мы, ни чем от вас отличаемся, ни что нам не стоит переходить дорогу. Нас трое. Мы не сделали ни одного выстрела. Вас сотня, вооруженных до зубов. Почему же вы сложили оружие, а мы держим вас под прицелом?
Капитан Асланбек слушал, надувая ноздри от кипящей злости. Мои слова его ранили. Похоже, он был не последней шишкой среди контрабандистов и пиратов, похоже, у него за плечами осталось много побед. Мечтая завладеть батипланом он и подумать не мог, что всю его команду разоружит один пилот, парень и девушка с глубинным кинжалом в качестве оружия. До сегодняшнего дня он в это бы никогда не поверил. Зато теперь он знает, кто такие охотники, и другим расскажет. Через некоторое время это сделает нашу работу на этих берегах несоизмеримо более легкой.
В который раз я удивился прозорливости Вершинского. Как он спланировал операцию и как он ее нашими руками провернул, не имея с нами даже прямой радиосвязи! Интересно, он вообще нервничает сейчас на берегу, не зная, что происходит? Или чаек попивает на камбузе?
– Ладно, капитан, – добавил я. – Урок хороших манер закончен. Что делать с кораблем и командой, я решу, когда мы с тобой придем к какому-нибудь соглашению. Мне нужен мой подводный корабль. Тебе есть что по этому поводу возразить?
Неожиданно для меня капитан Асланбек перешел на русский.
– Ты думаешь, крутой, да? – сквозь зубы прошипел он.
Впрочем, для турка это не было чем-то запредельным, после войны многие с северного берега Черного моря перебрались на южный, но все же я вздернул брови от удивления. Правда, удивило меня не знание русского, а неприкрытая агрессия.
– Думаю, да, – спокойно ответил я.
– Крутой тот, кто может сражаться один на один с голыми руками или с ножом! – констатировал Асланбек. – А ты, малявка, щенок, прикрывшийся гравилетом. А твоя мелкая сучка…
– О, как! – Я широко улыбнулся. – Может, тогда с ней сразишься один на один?
– Что? А ну повтори что ты сказал?
– Один на один, с девчонкой. Потянешь? Чернуха, тут тебя на поединок вызывают!
Асланбек взревел и ринулся на Чернуху, стоило мне отшагнуть в сторону. Он выхватил из ножен кривой нож, но Чернуха, глянув искоса и ухмыльнувшись, свой кинжал доставать не стала. Да и я понимал, что это излишне. Она лишь сбросила с плеча пулемет, чтобы не мешал двигаться. Оказавшись на эффективной дистанции, Асланбек попытался нанести Чернухе стремительный тычковый удар ножом, но она крутанулась еще быстрее, присела, словно завинчиваясь в палубу, и, уже снизу, нанесла хлесткий удар противнику кулаком в промежность. Тот лишь крякнул, выпучил глаза, согнулся, все еще продолжая двигаться по инерции, выронил нож, и налетел на Чернуху, сгруппировавшуюся на корточках у его ног. Через миг он повалился на нее, а она схватила его за руку, резко привстала, с жутким треском ломая ему локтевой сустав, а затем провела превосходный бросок через плечо. Ноги Асланбека мелькнули в воздухе, он рухнул с высоты роста головой в стальную палубу, снова раздался треск, на этот раз шеи и костей черепа, после чего Асланбек дернулся несколько раз и затих. Из уголка рта потекла струйка крови.
Чернуха повернулась к толпе и бросила по-английски:
– Кто-то еще хочет поединок с малолетней сучкой? Можно десять на одного, если смелости хватит. Можно и двадцать, но тогда вообще без шансов, вы сами себе начнете мешать.
Ей никто не ответил. На лицах читался ужас.
– Пери! – донеслось до меня на фарси.
– Похоже желающих померяться крутизной больше нет, – обратился я к морякам. – Тогда перейдем к главному. Кто из вас суперкарго?
Глава 3. «Только вперед»
В трюм спускаться было опасно, но необходимо, потому что «Шпик», по словам суперкарго Ахмеда, находился в главном грузовом отсеке, оборудованном рельсами и кормовой аппарелью с гидравлическим приводом. Тут, внизу, в узких стальных коридорах и под едва освещенными трапами могла поджидать любая опасность. Если кто-то притаился в засаде, нам придется туго, так как тут особо не развернешься ни с пулементом, ни с гарпунным карабином. Хорошо, что взяли пистолеты, их и надо было держать наготове.
Впрочем, если бы нас ждала засада, я бы понял по наблюдаемому состоянию Ахмеда. Будь ты хоть сто раз великим актером, да хоть самим Станиславским, в ситуации, опасной для жизни, ты не сможешь притворяться беззаботным. Ахмед же почти без умолку болтал, стараясь донести до нас на сносном английском, что он всегда недолюбливал капитана, и что вообще не хотел быть пиратом, а хотел стать честным контрабандистом, возить с прибрежных заводов к границам Метрополии «золотую пыль» и там сбывать крупным дилерам. Я его почти не слушал, мне важно было не пропустить начало нападения на нас, буде такое случится.
Вершинский любил говаривать, что незаметных и бесшумных засад не бывает. То ли от своего друга-полинезийца услышал, то ли в какой-то книжке прочел, я не вникал. Но сама формулировка мне понравилась, поскольку в точности соответствовала моему жизненному опыту. Даже если «гриб» с полулитрами нитрожира закопался в землю, и его даже опавшей листвой засыпало, и он там скукожился в анабиозе, все равно по ряду признаков его можно вычислить, и нам с Ксюшей это удавалось не раз и не два в наших вылазках. Чего уж о человеке тогда говорить? Люди, во-первых, достаточно сильно воняют, особенно мужчины, особенно без присмотра женщин, особенно оторванные от цивилизации. Во-вторых, они очень шумят, сопят, чешутся, у них то газы, то отрыжка. Чтобы это уловить, не надо обладать собачьим слухом и обонянием, достаточно просто ворон на ходу не считать.
В какой-то момент мне даже показалось, что я ошибся, что Ахмед тарахтит без умолку не потому, что доволен исходом, а чтобы скрыть собственную обеспокоенность близкой засадой и утопить возможный шум от нее в звуке своего голоса.
Чем на более низкие уровни мы спускались, тем сумрачнее становилось, тем чутче я прислушивался, но ни мой слух, ни мое обоняние ничего не улавливали.
– Вот, тут у нас главный грузовой отсек, – произнес, наконец, Ахмед, с грохотом отворяя тяжелую стальную дверь.
За ней оказалось обширное пространство, освещенное развешанными всюду гибкими трубками химических светильников. Видны были два узкоколейных рельсовых полотна, небольшой мостовой кран, несколько мощных лебедок.
В таком пространстве засаду было устроить легче всего. Люк, через который нам предстояло попасть в отсек, можно было без труда пристрелять с нескольких точек, и не дать нам носа высунуть. Меня успокаивало лишь то, что хитрый план Вершинского не дал возможности капитану подготовиться. Точнее, увидев на палубе двух подростков, он не стал заморачиваться. Недооценка противника – страшная штука.
Я выдохнул, и перешагнул высокий порог первым, хотя можно было впустить вперед Ахмеда. Но я нарочно так сделал. Я был уверен, что в случае засады Ахмед и должен войти первым, показать, что это мы прибыли, затем уйти с линии огня и залечь в заранее подготовленном укрытии. То есть, засевшие стрелки ожидают первым увидеть Ахмеда, и пока в полутьме разберутся, кто там вылез из люка, у меня будет время найти заранее подготовленное для Ахмеда укрытие, и уже оттуда ответить подобающим образом.
Но, оказавшись в отсеке, я понял, что засады нет. Асланбек, действительно, не подготовился, не принял нас всерьез, решил без затей срезать нас всех на палубе, включая пилота.
– Чисто, – произнес я по-русски.
Чернуха стволом пистолета указала Ахмеду, что его очередь протискиваться в люк и, отсчитав пару секунд, вылезла следом.
«Шпик толстогузый», закрепленный в ложементах внушительной колесной платформы, выглядел несоизмеримо более странным, чем я его себе представлял. Более уродливого подводного корабля не придумать, правда. А уж на батиплан он и вовсе не был похож. Во-первых, он был черным-причерным. Настолько черным, что его объемы глаз вообще не улавливал, словно плоский силуэт был вырезан из стальной пластины и залит черной краской. Во-вторых, сам силуэт был тот еще. Здоровенная, совершенно сферическая, корма была приделана к плоскому, похожему на клюв утконоса переду, на котором возвышался небольшой горб. Такими иногда рисовали космические корабли в довоенных комиксах.
– Ну и уродец! – прошептала Чернуха. – На этом воевать?
– Нда. – Я почесал макушку, сдвинув дугу гарнитуры на затылок. – Как-то без восторга.
Мы двинулись вдоль рельсового полотна, Ахмед семенил следом.
– Когда я гоняю его на симуляторе, кажется, что совершеннее машины для глубины нет, – сказала Чернуха. – И гидродинамика, и маневренность, и скорость, все супер. А тут какая-то каракатица. Даже не пойму, где у него корма, а где нос.
– Судя по названию, корма толще, – невесело пошутил я. – Но ты права, это как раз тот случай, когда, действительно, морду от задницы не отличить.
– Я не знаю, что означает «толстогузый», – призналась Чернуха.
– То и означает. Устаревшее русское слово, означающее «толстозадый».
– Лучше так и называть. Пусть будет «Толстозадый».
– Уверен, никто не будет против. Хотя «Шпик» – название легендарное. Операция «Караван» и все такое.
– Почему шпик? Это кусок сала?
– Тьфу, на тебя. Ты так хорошо говоришь по-русски, что я от таких вопросов иногда в ступор впадаю. Шпик, это жаргонный аналог слова «шпион».
– Шпионить мы на нем точно не будем.
Мы обошли подводный корабль по правому борту. Я не удержался и потрогал обшивку. Она ничем не напоминала реликт, была черной, чуть мягкой и упругой, как кожа дельфина. Похоже, слой реликта скрывался под этой искусственной кожей.
Чернуха тоже ткнула пальцем в обшивку и заявила:
– Понятно, почему гидродинамика такая хорошая. Это покрытие под натиском воды идет волнами и срывает возникающие вихри. Умно. А реликт?
– Думаю, он глубже.
До меня вдруг дошло, насколько абсурдными были мои опасения по поводу засады. Пираты уже пытались вскрыть батиплан и не преуспели в этом. Мы им точно живыми нужны. А вот откроем шлюз, тогда и можно ждать выстрела в спину.
На самом деле, шлюз отпирался не голосовой и не биометрической командой, а совершенно доисторическим способом – кодовой пластиной, которую надо приложить к небольшому гнезду в обшивке. Но пока пираты не знали этого, им такая допотопщина вряд ли бы пришла в голову. Применение такого ключа говорило, что батиплан этот создан очень давно, задолго до войны, может быть, даже, в первые десятилетия двадцать первого века. Но зачем, если тогда еще не было биотехов? Против какого подводного врага потребовалось создавать столь сокрушительную мощь? Странно, но мысль об этом достаточно крепко засела у меня в голове, хотя надо было решать совсем другие задачи.
До меня с какой-то новой степенью очевидности дошло, что я ничего о войне не знаю, не имею представления, кто с кем и за что воевал с применением биотехов. Что было до этого, я тоже не знал. На уроках истории в школе достаточно подробно рассказывалось о древних цивилизациях, шумерской, вавилонской, египетской, греческой и римской, не менее подробно изучалось средневековье и эпоха возрождения, упоминалась трансокеанская экспансия, покорение Нового Света, вплоть до покорения Дикого Запада, много говорилось о научно технической революции девятнадцатого века, о Первой Мировой войне, о Второй Мировой войне, о преступлениях фашизма, затем о технологических прорывах двадцатого века, о становлении ядерных и лазерных технологий, о покорении космоса. Но о двадцать первом веке не говорилось почти ничего. Словно все интересное в истории человечества уже случилось, а дальше, до самой Большой Войны не происходило ничего, заслуживающего внимания. Потом Большая Война, как факт, без подробностей, потом Десятилетняя эпидемия, и дальше эра Метрополии. Все. Получалось, что не много, не мало, а сто двадцать восемь лет текущего двадцать первого века, прошедшие с его начала до начала войны, школьной историей вообще не освещены. Но ведь сто двадцать восемь лет, это чуть меньше, чем период от изобретения паровоза до полета первых станций к Юпитеру. Эти сто двадцать восемь лет, каким-то образом, привели к самой опустошительной войне на планете. Но о ее причинах ни слова. Я не мог даже вспомнить, какие стороны принимали в ней активное участие. Мне захотелось поговорить об этом с Вершинским. Не факт, что он станет что-то рассказывать, но любопытство слишком сильно одолело меня.
«Не открывай шлюз без команды», – показал я Ксюше жестами Языка Охотников.
Она чуть усмехнулась в ответ, видно было, что понимает, чего я опасаюсь.
Мы продолжили обход, осмотрели дюзы реактивного привода в кормовой части, а так же маневровые дюзы в носовой части. Вкруг них не было упругой черной обшивки, лишь блестящий металл, но тоже явно не реликт, а легированная броневая сталь.
– Шлюз наверху, – сообщила Чернуха. – Но скоб, чтобы забраться, нет.
Я велел Ахмеду прикатить какой-нибудь трап, он перечить не стал, что дало нам с Чернухой возможность провести короткий военный совет.
– Что будем делать? – спросила она.
– Стоит открыть шлюз, можно легко ждать снайперского выстрела. Я не особо готов от пуль уворачиваться.
– Надо было сюда посылать Чайку вместо меня. Ей не надо уворачиваться ни от чего.
– Ага, и она батиплан бы повела через море до базы. Смешно.
Мне показалось, что Чернухе стало приятно от того, что я так ответил.
– В любом случае надо потянуть время, – прикинул я. – Наверняка у шлюза есть следы попыток взлома. Станем возмущаться, начнем переговоры…
– Ну, а потом?
– Дай мне ключ, я что-нибудь придумаю. А ты отвлекай внимание.
– Как? Сиськи показать?
– Я бы посмотрел, – честно ответил я.
– Тебе я могу показать в более спокойной обстановке, – спокойно ответила Чернуха и незаметно передала мне ключ.
Меня ее слова воодушевили на подвиги.
– Короче, – решил я. – Чтобы ни случилось, если люк вдруг откроется, первым делом прыгай туда. Броню «Толстозадого» ничем не взять, в шлюзе мы будем в безопасности. Насколько я понимаю, он представляет собой вертикальную шахту?
– Да.
– Тогда пуля внутрь может попасть только при выстреле точно сверху. Возможно, они это предусмотрели, возможно, нет.
– Как узнать-то? – Чернуха покосилась вверх.