скачать книгу бесплатно
– Ты не дурочка, – качаю я головой. – Просто он тебе нравится. Но поверь, когда с тебя спадут его чары, всё изменится. Ты просто пока не узнала его поближе и… – Решаю закрыть эту тему, потому что, если продолжу в том же духе, подруга на меня обидится. На её месте я бы обиделась. – Ладно, доедаем быстро, и в спортзал.
Алекс украдкой бросает последний взгляд на парня, вздыхает с едва уловимой тоской и натягивает на лицо невозмутимую улыбку.
– Я всё, пошли.
Она подхватывает поднос, потом это делаю я, а через два часа мы уже в моей квартире красим стены в старых джинсах и футболках, которые пришли в негодность и служат нам теперь спецодеждой. Весело переговариваясь и шутя, водим строительным валиком по беленым стенам, как вдруг Алекс замечает, что мой телефон уже десять минут как непрерывно разрывается звуками входящих сообщений.
– Не хочешь ответить? Кто там тебе так упрямо пишет? И почему ты его игноришь?
Поймав любопытство в её карих глазах, со смешком заверяю:
– Это не то, о чем ты подумала.
– Да? Уверена? Кажется, на прошлой неделе я видела тебя с каким-то парнем, – как бы между прочим припоминает Алекс.
Я знаю, о ком она, только я его уже продинамила. И еще: свои отношения с парнями я предпочитаю скрывать даже от подруги, поэтому ограничиваюсь общими фразами, когда заходит о них речь:
– Да-а… мы расстались, – легкомысленно дергаю плечом. – Ничего особенного.
– Ты в порядке? – Её лицо тут же становится озабоченным, а рука сжимает мое плечо. Алекс решила, что на данный момент я переживаю разрыв, но стараюсь держать всё в себе и казаться ничем не омраченной.
– Алекс, говорю же, ничего особенного. Пф-ф, не он первый, не он последний. Стану я убиваться из-за какого-то парня, вот еще.
Она настороженно наблюдает за тем, как я ни в чем ни бывало продолжаю макать валик в краску и катать её по стене.
– Точно всё хорошо? – переспрашивает Алекс после минуты наблюдений.
Если мне и плохо, то точно не из-за парней, а из-за давления родителей. Мне каким-то образом нужно закончить универ, а у меня на носу уже две пересдачи. А самое ужасное, я не хочу предпринимать никаких усилий на этот счет. Я ненавижу экономику, а родители этого не понимают.
– Разумеется, Алекс. Почему ты спрашиваешь? Я похожа на человека с разбитым сердцем? – И перевожу на неё насмешливый взгляд. – Если так, то ты плохо меня знаешь. Меня трудно ударить в сердце.
– Что ж, – она откладывает валик и, решив не акцентировать внимание на череде моих неудачных отношений, спрашивает о другом: – Могу я взглянуть, кто тебе так страстно пишет? Не нужны услуги злобной стервы? Знаешь, я могу так послать, что этот маньяк, кем бы он ни был, вмиг перестанет тебе писать. И даже станет обходить тебя за километр.
Послать ублюдка и я могу, особых умений для этого не надо.
Под моим внимательным взглядом Алекс неторопливо снимает перчатки и подходит к телефону. Замирает возле стола и смотрит на меня в ожидании позволения исследовать мой смартфон.
– Валяй, – бросаю я с тихим смехом, и она, неугомонная, тотчас берет в руки мой телефон.
– Пароль, – просит она, поворачивая ко мне экран.
И мне приходится снять одну перчатку, чтобы нажать на четыре цифры. После она смахивает экран вниз и в верхней панели находит всплывающее окошко со сменяющимися каждую минуту сообщениями. Алекс входит в чат одноклассников и хмыкает:
– Знакомая картина, только участники другие. В нашем чате то же самое творится, когда пытаются о чем-то договориться. Наивные. Я зачитаю вслух, послушай. Это будет весело.
И подруга с чувством начинает читать реплики каждого моего одноклассника, в определенных моментах смеясь в голос и показывая мне эмодзи.
Матвей: Слушайте, я не приду в пятницу. Я работаю. Может, в какой-то другой день соберемся? Хотелось бы вас всех увидеть.
Карина: Да, что насчет следующей недели? У меня пятница как раз свободна.
Рома: Ребят, сорри, я не смогу. Я в другом городе.
Вика: Да блин, мы так никогда вместе не соберемся! Это просто нереально!
Лиза: Го определяться уже, мне отгул брать на какое число? На 18 или все-таки 11?
Лиза: Ауууу!
Даша: Я за 11-ое, в другой день не смогу.
Марат: И я.
Лиза: Давайте одиннадцатого.
Вика: Всё решено, как договаривались изначально! 11! Кто не сможет, не наши проблемы. Даже если бы мы за год договорились, была бы такая же картина, вечно кто-то да не может. Хоть полкласса соберется, и то норм"
Леша: Эй, я тоже с вами. Выпивка будет? Или самому принести? Кстати, куда идем-то? Я за то, чтобы хату снять. Можно с ночевкой, не хотите?
Матвей: Предлагаю пойти в клуб "Le Buffle". Я там в пятницу работаю. Приходите, ребят, я вам самый лучший столик организую.
Леша: Матвей, а кем ты работаешь? Не стриптизером случайно?
Матвей: Нет, Лех, я злопамятный секьюрити. Могу и пинка дать с ворот.
Леша: Охранник что ли?
Вика: Матвей, а как ты тогда с нами будешь, если тебе при входе стоять придется?
Леша: А мы ему по очереди водочку будем носить, чтоб не скучал наш большооой мальчик. Кстати, Матвей, ты мышцы что ли накачал? Ты ж хилый был, какой из тебя вышибала?
Матвей: Да не охранник я, а ты Леш нарываешься. Два года уже прошло с тех пор, как мы не виделись, не боишься, что отыграюсь на твоей стройной фигурке?
Леша: Воу-воу-воу, не кипишуй. Я же так, прикалываюсь, а ты всё всерьез, не надо так. А на мышцы твои поглядеть хочу, так что полностью поддерживаю дислокацию. Девчонки и мальчишки, в пятницу мы завалимся к нашему дяде Матвею! Эй, дядя, а клуб-то стоящий? Девок много?
Матвей: А тебе каких? Блондинок или брюнеток?
Леша: Вообще я рыжих люблю.
Матвей: Рыжих нет, и завоза уже не будет. Аминь.
Леша: Хахаха, ты такой смешной, Матвей. Я прям ору с тебя. Но подкол засчитан.
Леша: Эй, парень, че игноришь?
Леша: Мальчик не в сети, возвращаемся к злободневным тараканам. Кто еще идет на нашу групповую свиданку?
Леша: Я что один остался? Ну вы ребят даете, я тут со всей душой всем настроение поднимаю, а вы слиняли, у вас совесть есть? Даже поговорить не с кем.
Карина: А что, в универе друзей не нашлось? Всех болтунов разобрали, а ты один остался непристроенный среди нелюдимых ботанов?
Леша: О, Каринка, ты как всегда привлекательно строчишь сообщения. Читал бы и читал. Залип на твоих вежливых оборотах. Такая добрая. Придешь на тусу?
Карина: Нет, у меня учеба.
Леша: Я не удивлен. Отличницы по клубам не шастают, да? Ты нисколько не изменилась. Не знаешь, как там поживает Лера? Ничего от нее не слышно и в чате она не пишет.
Карина: Не знаю, я с ней еще с выпускного не общалась. Да она и не любит такое, посиделки в смысле.
Леша: Номера её нет?
Карина: Зачем тебе? Тебе же рыженькие нравятся.
Леша: Да просто хочу звякнуть и узнать, придет или нет. Раз она сюда не заходит.
Карина: Ну да…
Леша: Так есть номер?
Карина: Нет.
Леша: Вы же вроде общались.
Карина: И что? Подругами-то мы не были, она частенько отгораживалась от всех, никуда с нами не ходила, сам знаешь. Зачем тебе она, всё равно не уговоришь прийти, даже если номер на руках будет.
Леша: Я всё же попытаюсь.
Карина: Ну, тогда удачи с нелегким делом. Незнакомые номера она не берет.
Леша: Откуда знаешь? Звонила? Значит, все-таки есть телефончик её?
Карина: Был когда-то, теперь уже нет. Адьос, Алексей, у меня нет времени здесь с тобой болтать. Советую все же найти друзей в универе – загнешься ведь, язык отсохнет.
Леша: Язва. Сам найду.
Вика: Короче, встречаемся завтра 11-ого в клубе "Le Buffle" в 9 вечера. Бронь за Матвеем. И это окончательный вердикт. Отпишитесь, кто идет, чтоб знать, сколько нас будет и сколько столов занять, может, нам одного будет достаточно с такой-то посещаемостью.
– Дальше одни плюсики. Я насчитала восемь. А ты пойдешь? – Алекс поднимает на меня глаза. – Поставить за тебя плюсик?
– Не уверена, что хочу их всех видеть, – отвечаю сухо. Мне действительно в тягость вести разговоры с практически чужими людьми, а близких подруг у меня в школе не было.
– Вряд ли там будут все, – фыркает Алекс. – Восемь человек – это едва ли треть класса.
– Не знаю, – тихо отзываюсь я, отложив валик. Тоже снимаю перчатки и двигаюсь на вполне себе обустроенную кухню. – Поставлю чайник. Сделаем перерыв.
Недавно я заказала деревянные плетеные стулья на кухню, и Алекс садится на один из них, закинув ногу на ногу, пока я достаю из холодильника наши пирожные к чаю.
Она по-прежнему держит мой телефон.
– Тут некий Алексей жаждет с тобой встретиться, между прочим, – продолжает она. – И обещает во что бы то ни стало откопать твой номер.
– Ну, удачи ему, – хмыкаю я почти злорадно, и не думая упрощать парню задачу одним единственным сообщением в чат. Похоже, они все забыли, что я тоже состою в их сообществе. То, что я там ни единого слова за всё существование чата не написала, еще не значит, что меня там нет, что я не вижу абсолютно всё, что они там пишут.
– Не пожалеешь его? Он же всех на уши поставит.
– Пусть ставит, номера моего он всё равно не получит.
– Неужели ты никому не давала свой номер? – В её глазах мелькает изумление. – Или сменила после школы всё, что было можно сменить?
– Почти, – подтверждаю я, – адрес только осталось сменить. Но и это не за горами. Думаю, в принципе можно хоть завтра постепенно начать перевозить вещи. Кровать привезут завтра, а ванна… кстати, о ванне. Кажется, мой заказ задерживается. Дай-ка сюда, – я выхватываю у подруги телефон и долго настраиваюсь на разговор на повышенных тонах, чтобы выразить в трубку свое возмущение.
Ненавижу разговоры по телефону, гораздо проще общаться посредством сообщений. Ух, ладно, звоню.
– Хочешь наорать за задержку? Правильно, – поддерживает мой настрой Алекс. – Совсем охренели. Мы сколько часов тут уже их ждем, совесть надо иметь. Звони.
Но звонить не пришлось: уже в следующее мгновение мой домофон подает сигнал, и я выхожу в коридор. Пока Алекс разливает по милым винтажным кружкам кипяченую воду из чайника и кидает в них пакетики с заваркой, я принимаю заказ и слежу за установкой белоснежной ванны.
Еще один шаг к моей свободе, и сегодня я его прошла.
Глава 5. Жестокая реальность
11 октября 2019.
Пятница.
Оказывается, этим утром мама очень долго пыталась меня разбудить, но, к несчастью, я ничего не помню. Находясь в полудреме, мой банк памяти не работает, и это сыграло со мной злую шутку. Но я не считаю, что в этом есть какая-то моя вина, во всяком случае, я пытаюсь не нести это бремя в своем сердце. Ибо это очень тяжело – постоянно чувствовать себя виноватой. И я чертовски устала от этого паршивого чувства.
Я не слышу шагов мамы, но она неожиданно срывает с меня одеяло… В который раз. И орет, дескать, экзамены надо сдавать; а я уснула всего три часа назад и просто пытаюсь заставить себя разлепить свинцовые веки, не в состоянии вслушиваться в то, что она говорит.
И, черт возьми, холодно без одеяла! Это же жестокая пытка – вот так лишать человека тепла.
– У тебя несданный экзамен, хочешь всю жизнь быть ребенком? Так не бывает, дорогая! Вставай и сейчас же садись за экзаменационные вопросы! Хватит быть ребенком, а если не желаешь учиться, пойдешь работать! До каких пор собралась жить по течению и ничего не делать, а?! Давай вставай, я сказала! Я с утра на ногах, почему ты встать не можешь? Не нервируй меня! Сколько можно? Сейчас принесу ковш воды и оболью, поняла меня?
Уходит на какое-то время, а потом возвращается, и я, прежде сонная и не соображающая, чувствую, как на мое лицо резко и безжалостно выливают обещанную воду. Вскакиваю, словно от кошмарного сна, и ошарашенно ловлю ртом воздух, сидя в мокрой постели.
Чувствую, как грудь сковало чем-то тяжелым, в легких закончился воздух, а горло схватил спазм.
Не могу поверить, что она это сделала! Такого еще никогда не было, мама ни разу не переходила черту… И… на следующий же день после дня рождения? После веселой готовки пиццы, теплых разговоров, смеха за ужином? Черт, это больно, непреодолимо больно – каждый раз осознавать, что твой самый радостный день сплошь пронизан фальшью и лицемерием, потому что то, что происходит на следующий день, прекрасно показывает их истинное лицо, эго и то, что я по-прежнему остаюсь одна в этом мире. Никто не встал на мою сторону, никого не заботят мои чувства, ничего не изменилось, это был просто единственный нормальный день в году, когда к тебе стараются не прикапываться, не орут на тебя, придерживая ядовитые языки и храня свое возмущение до поры, когда эти сутки пройдут. И вот они прошли, и ты снова наедине с реальностью, глаза жжет новый день, вся голова мокрая – худший сценарий пробуждения.
Наверное, поэтому я не люблю просыпаться по утрам, ибо меня неизбежно ждет вот такое нечеловеческое к себе отношение. Почти каждый день. Почти на грани слез, которые я терплю, которые так и остаются невыплаканными. Слезам нельзя пролиться, я давно при них не плачу – мое твердое, незыблемое решение.
И я ничего не говорю, ни слова.
Молчание мое не от обиды. Вернее, не только от нее – скорее я разочарована тем, насколько моя мама далека от образа идеальной матери. Понимающей. Той, какой ей никогда не стать, потому что я знаю, что она не может быть такой. Другой. Я всегда это знала и относилась к этому как к чему-то такому, что тянется непреложным обстоятельством на протяжении всей моей жизни. Что никогда не изменить: остается только как-то с этим мириться и как-то сосуществовать вместе. В конце концов, она моя родная мать, кто может быть мне ближе нее, не так ли? Но забавно – нет, в действительности же очень и очень грустно! – то, что мне никто не близок. Совсем никто. Ни один человек на этом свете. И от этого чувства – отсутствия эмоциональной подушки безопасности – я порой ощущаю себя одинокой, потерянной, неуверенной в собственных силах маленькой девочкой.
Я ощущаю себя чужой в этом мире.
Это чувство со мной давно, но более яркое выражение оно нашло в трагический миг: когда умер мой дедушка. Он хотя бы был навязчивым, вездесущим… Может быть, тогда, при его жизни, меня это раздражало, что не мешало мне отвечать на его любопытные и очень частые из-за пожилого возраста повторяющиеся через определенные интервалы времени вопросы, – но боль в том, что теперь же мне этого не хватает. Я поняла это со временем, но отголосок пустоты почувствовала почти сразу, как дедушки не стало. Вместе с ним ушли чувства. Иные разговоры потеряли значимость. Я замкнулась в себе еще больше. Скорее всего, этого никто не замечал, во всяком случае, я старалась казаться прежней. Но правда отдавала горечью потери душевных семейных уз, и ничто не могло этого исправить. Нас будто раскидало каждого в свою скорлупу, и я больше не знаю, о чем говорить с семьей и стоит ли вообще стучаться в эту глухую дверь. У меня нет желания этого делать – добиваться понимания.
