скачать книгу бесплатно
Но Синица неожиданно тут смягчился. Он, бездетный и неженатый, мог только вспомнить, как было у него самого. Ну, наказывали, конечно. Но он уже подзабыл[1 - В Книге «Коллекция королевы» описаны приключения молодого Петра Синицы и история его взросления]…
– Э, пес с ним. Они ж маленькие.
– Как бы не так. Обязательно накажем. Не можешь? А я придумал. Я их на фотоохоту не возьму. И для ребят с биостанции птиц ловить. Вот они у меня запоют! Ну ладно. Забудем пока. Давай Раду возьмем да погуляем. Мои скоро должны вернуться. Инка звонила и обещала нам сюрприз. Тогда поужинаем, а там…
В этот момент заверещал телефон. Он поцокал, посвистел, а потом закуковал кукушкой.
–Ну, по крайней мере не банально, – прокомментировал Синица. – что, снова Инна звонит? Близнецы одолели?
Михаил взял аппарат, поздоровался, стал слушать, отойдя чуть в сторонку, а Петр было собрался немного понасмешничать. Но увидев выражение Скуратовского лица, передумал и замолчал. Михаил же все слушал, иногда вставляя короткие «понял», «да», «нет», пока с нескрываемым волнением сам не заговорил.
– Эрик! Прими мои самые… ну, ты понимаешь… самые искренние соболезнования! И если я только чем смогу… Я немедленно! Найду-найду! Не сомневайся. И знаешь, тут у меня друг как раз сидит… Помнишь, история была с медом? Фальсификаторы? А мне специалиста нашли? Вот-вот. Он самый. Если хочешь… Сам хотел просить? Знаешь, мы сделаем так. Сейчас прервемся. Я с ним поговорю. Объясню ситуацию. И перезвоню тебе, куда и когда скажешь. Да! Жму руку. Обнимаю тебя, дружище! Ох, беда какая!
Петр, с огромным облегчением сообразивший, что это не Мишина жена, вопросительно уставился на Потапыча.
– Что такое? На тебе лица нет. Кто это был? Что стряслось?
– Есть у меня один давний знакомый. Э, нет. Конечно, друг. Необычный человек. Такой… Бендер не Бендер… Я расскажу тебе, просто сейчас не время. Звонил жених его дочери. У него горе приключилось. Сама дочь… невеста его… видишь, он в Питере женился. Верней, свадьба как раз была. И вдруг прямо посреди бала… Анафилактический шок. И не спасли.... Сначала никто не понял. Вызвали скорую. Ну и… Пока врачи добрались, пока суд да дело…
– Нет, Петь, он мне почему звонил? Почему вспомнил в такой момент? Девушку ужалила пчела! Откуда же в центре города пчела? Ну и…Он хочет разобраться. Про пчел понять – первое понятное побуждение. Но не только. Он – Эрик – говорит, что кто-то им грозился. Письма они с угрозами получали. Еще были разговоры по телефону. Он спросит, а она отмалчивается. Когда такое стряслось, все подозрительно! Наконец, тесть богатый! Вокруг него много всякого.... Страсти горят, наследство, деньги, процветающая пивоварня в Баварии… Он думает… Все возможно! И жениху нужен доверенный человек.
Потапыч, как-то и впрямь спавший с лица, забегал туда сюда и замахал руками, подыскивая слова.
– Петь, возьмешься? Я… очень тебя прошу!
– Минька, я правда, ничего не понял… ни про пчел, ни… Какая пивоварня? Но, ты знаешь. Меня не надо в двух случаях уговаривать. Если мне интересно. И если хорошим людям помощь нужна. Я ломаться не привык. Да и свою работу люблю. У него, наверно, нет денег?
– Денег? Наверно, нет. Но я готов…
– Брось, Потапыч. Мне просто надо знать. Дело есть дело. Я веду бухгалтерию. И у меня моя команда, мы вместе все решаем. Мне надо знать, по какое статье, и все. Ну а теперь давай подробно. И начали!
Чудной человек Чингиз
Жил был в Баку на окраине города в маленьком домишке с подслеповатыми окнами сапожник Мамедов. У него было пятеро детей, больная жена и недружная большая сварливая родня.
Звали сапожника Эмином. Он работал с утра до ночи в мастерской с низким потолком, между деревянных колодок, инструментов, прохожих на орудия средневекового ветеринара, и заготовок из кожи и материи для подкладки всех цветов и фасонов. На стене висели клещи и молоточки, в жестянках блестели гвоздики, мотки суровых ниток и дратвы лежали на полках у стены.
Своих сыновей, их было трое, он с малолетства приучал к ремеслу. Ну что ж, у старшего Муслима хорошо получалось. В пятнадцать лет он тачал модные дамские сапожки, модельные туфли и мог сработать отличные офицерские сапоги. Средний… нет, этот пошел не в отца. Его тянуло к земле. Парень сажал плодовые деревья: черный и белый тут, черешню, абрикос и гранат. Даже появилась теперь во дворе и новая культура – грецкий орех. Парень ухаживал за садом, снимал с матерью и сестрами урожай и азартно торговал на Будаговском базаре орехами и инжиром. Они держали овец, и за ними тоже ходил Рафаэль. А мастерская… Он помогал, из воли отца не выходил, но неохотно. Душа не лежала. Эмин особенно не настаивал. Что делать? Пусть будет агроном. Тоже нужное дело для семьи.
Девчонок отец любил, но не баловал. Ну, может, разве что, иногда. Деньги на мороженое сунет им потихоньку от матери. Смастерит щегольской кожаный поясок, а той сумочку! Это ко дню рождения. Если заслужат. Но, честно говоря, с девчонками у них не было забот! Они исправно парили, шкварили, мыли, стирали и убирали и учились шить – дело в советские времена не лишнее. Поди, даже если есть деньги, что-нибудь купи! А деньги… Откуда деньги на все, если столько ртов? Кямаля – постарше уже хорошо пекла. Парвана – двумя годами младше, шила и кроила – любо дорого и помогала отцу с подкладками, если была такая нужда. Нет, девчонки у него были молодцы. Все, все было ничего. Если бы не младший.
Любимый младший сын, баловень, пухлый младенец, толстенький бутузик дошкольник, худой загорелый сорванец подросток не давал соскучиться родным и учителям.
Да, кто же из него рос, собственно говоря?
Этот Чингиз в школе учился удивительно ровно. Правда сказать, никто из детей Мамедова особенно не блистал на занятиях, но чтобы всегда, только тройки и ничего другого! Старшие любили физкультуру и пение. Средний по ботанике и природоведению получал иногда отличные отметки! Девочки -прилежные и исполнительные во всем, красиво писали, старательно учили стихи и в младших классах даже из первых вступили в пионеры.
А Чингиз… Двоек он почти не получал. Это было по-своему удивительно. Просто все, абсолютно все школьные предметы не вызывали у мальчика никакого интереса. Он без труда научился читать и писать, умел быстро и безошибочно считать в уме, но это все! Как он вообще не оставался на второй год? Не вылетел из школы в те времена, когда из школы еще запросто вылетали? Родители подарков учителям не носили, а те, в свою очередь, не бегали к нужным людям на поклон. Не верите? А у меня тетя выросла в Баку. Я точно знаю. Были! Были такие времена…
Но мы отвлеклись. Так вот. Худенький и невзрачный Чингиз нашел на свалке остов велосипеда, привел двоих парней и они долго с ним возились в чулане, перемазанные маслом, и таскали откуда-то детальки, латали камеры, отмывали в керосине цепь. Визжали напильники по металлу, вздыхал насос.
Чингиз ребятам не помогал. Зато, пошептавшись с Рафаэлем, он сыпал им орехи и урюк в полосатый бабушкин мешок. Упросил старшего Муслима, и тот из остатков кожи, чтобы не сердился отец, сделал им чехол для охотничьего ножа и сплел новые пижонские брючные ремни.
Велосипед через месяц бегал как новый! Парни его еще и покрасили вонючей пронзительно красной краской. Краску стянули в трамвайном депо. Детали они добывали… Впрочем, об этом мы умолчим.
И Чингиз стал гонять на велике. Ловко вскакивал и спешивался со своего красного конька. Хорошо получалось. Лихо. Но мяч с ребятами погонять на пустыре? Просто побегать, поиграть в казаки-разбойники? В этом малец замечен не был. Он и вообще «не играл», не склонен был валять дурака и бездельничать. И равным образом, скромно трудиться. На благо ли своей собственной семьи, советского народа вообще или столицы солнечного Азербайджана Баку! Первая история, что с ним приключилась, началась очень обыденно. На складе пошивочной фабрики служил заведующим толстый, молчаливый дядя Рустем, умевший жить.И сам умел. И жене, и детям этого умения его хватало. Но заметьте, только так скажешь, люди тотчас подумают об одном. А вы? Вы тоже думаете, он воровал? Выносил, обмеривал, обвешивал? Ничуть не бывало! Ни одной чужой нитки! Ни копейки! Чтобы нам быть последовательными, следует добавить – ни сантиметра. Все-таки, текстильный склад.
А тогда еще шили! Не увяло многим теперь непонятное слово «отрез»! Чего? А – габардина, бостона, шевиота. Следом идут ткани полегче – чесуча, китайский шелк, поплин, штапель, ситец…
Из этого всего шили, нет, «строили» костюмы солидным мужчинам, «отшивали» им же зимние тяжелые пальто. А их подругам… О, тут необходимо, конечно вспомнить нежные и торжественные, легкие и струящиеся крепдешин и муар. А креп-сатин? Фай? Креп-паризьен? Я уж не говорю про пахнущий театром бархат… И не только. Был еще нечто, звучащее просто по-королевски. Вслушайтесь: панбархат!!! Честное слово, не знаю, вместе или отдельно это надо писать, а спросить уж некого. Так-то, господа. И если уточнить, почему – есть же словари? А как же. Но у старых авторитетов – вместе, а современная программа красным подчеркивает…
Уже появился искусственный шелк. Еще не очень популярный, он шел среди прочего, на пионерские галстуки. И надо же такому случиться, целая штука – огромный алый плоский валик, запакованный как куколка бабочки капустницы, лежащий у складской стены был напрочь испорчен жирным черным мазутом, которому совсем не место на складе фабрике в ведении пятидесятилетнего Рустама Мамедова. Ну, не место. А мазут, между тем, нужная вещь. И если его и раздобудешь, не всюду положишь, не всюду и сохранишь. И кто положит, тот и, порой, поможет, если что… Выйти из положения… Списать.. .Не как-либо там, по всем правилам списать!
И вот другой бы словчил – не было же ничего, не так давно война кончилась, пятидесятые годы, а Мамедов наш – ни-ни! В таких случаях полагалось списанное уничтожить, ну он и уничтожил! И акт списания был, и все, что полагается. Но мы отвлеклись. В общем, Мамедов со товарищи указанный алый шелк в самом деле уничтожил. Но, как показала упрямая порою действительность, все же не совсем.
Он уничтожил, а Чингиз нашел! Парень обнаружил его на свалке прикопанный в земле, неглубоко и весь в мазуте, а потому пахнувший словно паровозное колесо. На велике притащили завернутую в мешок из под муки штуку домой. Чингиз заперся с отцом в сараюшке и битый час уламывал его, пока не уговорил. А потом усадил всю семью шить.
Дети, достигшие «призывного» возраста в то время хотели в пионеры – интересно! Это означает, что ты молодец, ты – хороший! Тебя выбрали, поставили перед всеми на линейке, а в зависимости от фантазии и инициативы начальства, может, даже и перед всей школой.
Горнист трубит! Ты читаешь «торжественное обещание»: «Я, юный пионер Советского Союза…» Тебя поздравляют, ты отдаешь салют, и тебе – тебе! – клопу, тоже отдают салют старший пионервожатый и председатель совета дружины.. ..уф.... давно этих слов язык не выговаривал!
И тут дело доходит до галстуков и значков. Значки с течением времени менялись. Галстуки меньше. Раньше их пропускали через значки. Были такие, похожие на маленький костер с язычками пламени. Потом завязывали, и это надо было уметь. Галстук – треугольный шейный платок – носили в школе с обычной и «пионерской» формой – белый верх, черный низ. И мальчики и девочки – одинаково на шее, под воротничком. И галстуки были одинаковы. Во всяком случае, они были красные. Но вот материал! Штапельные тусклые галстуки мялись и висели «селедкой». Вида они не имели. Их только постираешь, на следующий день они уже мятые. Разве что гладить их каждый день… Только, кто будет это делать?
То ли дело плотный «скользучий» искусственный шелк, тут же сохнущий на ветру, яростного алого цвета! К нему и кляксы почти не пристают!
Мамедовы вырезали испачканные места. Нашили галстуков. А девочки с мамой вдобавок для пущего блеска вышили звездочки на правом – главном галстучном конце. И эта звездочка с ее пятью лучиками окончательно довершила дело.
Когда на весь пригород только два магазина, а в них все одинаковое, если что и есть… И лежит на скучном прилавке. А лучше сказать, валяется… К тому ж, дороже.. .А тут, любовно сложенные пылающим цветком, с этой звездочкой наверху, да перевязанные толстенькой ниткой мулине с нанизанной прозрачной бисеринкой!
Тетя Тамара Мамедова шепнула пару слов соседкам. Ате – своим. И галстуки у Мамедовых расхватали как горячие пирожки. Школьные, жареные в масле, пирожки с повидлом из тягуче-резинового теста – единственное блюдо их убогого школьного буфета.
Они заработали неплохие деньги. Большую часть отдали отцу.
Поросеночек рос, рос… Продолжение про Мамедова
Школу Чингиз закончил и аттестат получил. Красный велик исправно служил семье, но к нему прибавилось еще одно транспортное средство. Его уже не собирали по косточкам, а купили у дяди. Тот служил боцманом на торговом судне, прилично зарабатывал и недавно стал счастливым обладателем мотоцикла.
Сумел! Гордый, он хотел было свой почти новый мотороллер – только два года и проездил – племяннику подарить, но… Деньги никогда не лишние. Ну, да не в том дело. Тут важно что? Во-первых, уважение. Соседи давно с интересом поглядывали на младшего. А тот рос, вытянулся, раздался в плечах, возмужал, похорошел и… по-прежнему времени не терял.
После школы он и не думал учиться дальше. Еще можно было пойти на завод, к нефтяникам, к тому же дядьке на выучку… Но парню, который об институтах и не мечтал, светила армия, вот он и сказал отцу – мне перекантоваться сейчас немного, а там – вернусь, поглядим. И устроился на автобазу помощником механика.
Он работал сутки, а потом три дня кряду имел свободных. Хорошее дело для человека с головой.
Сначала Чингиз возил фрукты из деревень. Покупал дешево. А мать и сестры продавали их на базаре подороже. Потом съездил в Грузию и познакомился с нужными людьми. В Грузии умели выращивать и обрабатывать хороший табак. Тоже можно – купить дешевле, потом продать, но лучше бы делать папиросы. Это уже настоящее дело! Значит, надо раздобыть гильзы, найти, кому эти гильзы набивать....
Через полгода дело у него закипело. Все, что нужно нашлось. В нескольких киосках появились душистые папиросы в коробочках с надписью «Бакы». Табак был отличный, цена меньше чем «Казбек» и, тем более, «Беломор».
Деньги складывали сначала в жестяную коробку из под леденцов. Ее как-то привез в подарок из Ленинграда мамин двоюродный брат. Потом в другую. Эта была бабушкина, большая с вытесненными на крышке цветными пышными красавицами, точно, купленная «до семнадцатого года». Бабушка хранила в ней катушки, цветные нитки для вышивания «мулине» и подушечки с иголками. Все это пришлось переложить в большую стеклянную банку, а емкость освободить.
Красавицы пооблезли, конечно, но все еще были ничего. Сама коробка -высокая. Денег в ней помещалось много. А если их поменять на купюры покрупней, свернуть плотненьким моточком, резинкой перевязать – еще больше. Но и ее бы скоро не хватило. Отец решил – надо сделать сундучок. К нему хороший замок. И в доме, в подвале лучше, как следует схоронить. Он уж хотел сходить с знакомому столяру…
Только однажды в ночь с субботы на воскресенье в холодную и ветреную темень, когда почти все в доме уже спали, в окно Чингиза постучали. Сначала негромко согнутым пальцем. Потом посильней. Требовательно. Чингиз услышал. Окошко скрипнуло. Он высунулся. Пошептался с пришедшим. Потом тихо, не зажигая света оделся и разбудил отца.
На следующий день новенькая Ява веселого оранжевого цвета, сменившая прежний скромный мотороллер, исчезла со своего обычного места у сарая. Исчез и сам Чингиз. Отец отнес на работу заявление от него с просьбой об увольнении «по собственному желанию». Мать плакала по ночам.
В большой бабушкиной коробке снова поселились как ни в чем ни бывало нитки, иголки и разнокалиберные пуговицы.
Синичка по зернышку клюет
– Так, ребята. У нас новое дело. Я коротко сейчас расскажу. Ситуация там чуднАя. Сам я пока не много знаю. И первое, что нам предстоит, как раз собрать информацию. Я посмотрел, в этом месяце у нас не очень напряженно. Отчеты оставим ассистентам, бухгалтеру и приглашенным помощникам. А мы трое поедем. Да! Мы поедем…
– Куда? – ахнули Синицинские соратники в унисон.
Но Луша навострила ушки и засияла, а Олег озабоченно воззрился на начальника и встревожился.
– Ну это – кто куда. Я в Мюнхен. Пивоварение изучать. Девушка Лукерья сначала в Питер, а там посмотрим. А ты…
Он внимательно взглянул на Олега и… сделал паузу. Коллега Майский, определенно, нервничал. Перспектива «поехать» его явно не прельщала. Петр, помедлив, обратился к нему снова.
– Впрочем, я тебя могу командировать заниматься проблемой Др/'s mellifica. Это можно на месте проживания. (род пчелиных).
– Apismellifica (медоносная пчела)? – улыбнулся биохимик Олег. – Пасеку заведем? По крайней мере вкусно. Ну ты, шеф, эрудит! Шпаришь латинские названия, чисто энтомолог.
– Обижаешь! Конечно, я уже почитал. Я ж тебя знаю. Начнешь смеяться над бедным юристом, который не смыслит ни шиша. А мы…– Да да! Не лаптем щи хлебали. Тоже грамоте знаем…
– Ты, Петь, никак у Потапыча побывал. Я видел на кухне баночки стоят, соты лежат и пахнет как в раю! Нет, кроме шуток, у Потапыча? У него все в порядке? Дело…
– Петр Андреевич, – заволновалась Луша, – там ничего такого? Ну шеф, ну не мучайте!
– Да вы же не даете сказать! – Петр не знал, плакать или смеяться. – Не трещите, и я объясню. Да! Был я, был у Потапыча! Да, дело привез от него! Нет, у него все в порядке! И с ним самим, и с со всеми домочадцами! Успокоились? А теперь слушайте внимательно.
Петр рассказал о свадьбе. О том, как жених только ставший мужем и тут же вдовцом, в отчаянии попросил помощи. И наконец, как он согласился эту задачу взять на себя.
– Мне мой Мишка сначала сам объяснил, что это за люди, – начал свой рассказ Синица.– Он знаком с отцом погибшей девушки. И тот ему пару раз очень серьезно помог. Потом я по своим – по нашим, стало быть, – каналам справки навел. Очень любопытно, но небогато. Ну, в общем, так. Жил был в городе Баку парень Чингиз, которому, родись он не в СССР, не было б цены. Скажем, в Америке. А еще лучше на полвека раньше. Пока образование все же не так много решало. Погоды не делало. Но и в сороковом тоже было ничего. Он был энергичный, предприимчивый, целеустремленный, неутомимый и хорошо держащий удар. Он как мячик отскакивал от препятствий. Он гнулся, но не ломался. А сжавшись, по всем законам механики, использовал энергию пружины с максимально возможным КПД. Чингиз начал еще мальчишкой делать деньги из всего…
– Что плохо лежало? – дополнила Луша.
– Ну, думаю… нет. Я собственно… Лу, нам только предстоит разобраться. Мне пока кажется, он не жулик. Он тот, кто всюду умеет увидеть выгоду. Использовать ее. Вряд ли ангел. Но… Кто из вас Драйзера читал? Никто? Известный, но основательно забытый писатель. У нас его охотно переводили, поскольку Драйзер был коммунист. Самый настоящий коммунист, убежденный, но американский. Совершенно не аскет. Большой любитель прекрасного пола и… Впрочем, это к делу не относится. Драйзер написал трилогию «Финансист», «Титан» и «Стоик». Историю жизни молодого человека, который стал миллионером. Прирожденного предпринимателя. Так он мальчишкой еще начал с того, что увидел, как распродают мыло на складе по дешевке.Он занял деньги у отца. Купил два ящика. И продал хозяину парфюмерного магазина неподалеку уж дороже, но дешевле обычной оптовой цены. И потому тот его охотно купил!
Видишь, какая штука. Это была честная сделка. Он не всучил бракованное мыло. И ничего не украл. Но этот Фрэнк Каупервуд – помню до сих пор имя – подметил все вышеперечисленное, сориентировался и действовал быстро и энергично. Деньги отцу он вернул. Прибыль осталась ему. И он ее снова пустил в оборот. У меня создалось впечатление…
– Петь, ты просто идеалист. Советский делец не мог не испачкать перышки. Даже в нормальной среде трудно остаться «в белом» и преуспеть. А уж у нас! Взятки он должен был давать или как? Чего морщишься? Не нравится, когда эдак – по-пролетарски да попросту?– возразил Олег и недоверчиво хмыкнул.
– Так я не спорю. Чего взъелись, честное слово? Классовые чувства взыграли? Но мы же, никто из нас… Слушайте братцы, какие мы пролетарии? По образованию и воспитанию, по материальному положению…
– Ох, а я, купился! – прервал Петр самого себя.– Нет, я вообще не прав. Все, что я слышал пока от Потапыча – почти одни домыслы. Фактов немного. И они таковы. Этот Мамедов богатый человек. У него деньги и собственность в России, Испании и Германии. Он не молод, ему за шестьдесят. Образование – десять классов. Четверо детей и все от разных женщин. Отцовство он признал. Женат не был. Живет в Мюнхене, но, вроде, российский гражданин. Владеет там сетью магазинов и большими процветающими пивоварнями. И это все.
– Петр Андреевич, но если Потапыч с ним знаком, у него создалось же какое-то личное впечатление? Кроме того, вы сказали, Чингиз ему помог. А это о чем-то говорит. Как дело получилось? – поинтересовалась Луша.
– О, тут ты права, Лу! – Петр улыбнулся. – Сама по себе история любопытная. Мишка, когда медом своим занялся, был зеленый. Как меда стало много, потребовалось его хранить, затаривать – слово то какое! – а потом уж продавать. Ничего этого никто не умел. А инспекции? Налоговое управление? Бюрократы и казнокрады? Скуратов стал искать по знакомым знающих людей. Попробовал – ничего не получается. Его знакомят – а те сразу замыкаются. Нет общего языка! Не его среда. Что торговые люди, что бывшие комсомольцы, что цеховики, что директора заводов, быстро перекрасившиеся в собственников… Ну, не его!
Мишка – парень упорный. Он плюнул – не хотите, не надо. Решил – сам разберусь. И думаю, быстро бы погорел или даже сел. Но однажды вечером на огонек – они с друзьями затеяли шашлык – зашел сосед с дачи неподалеку. К нему прибыла племянница со своим новым другом. Друг для нее рядом дачу снял. Эта племянница – тридцатилетняя пышная стервозная капризница, прослышав про соседские достижения, вбила себе в голову добыть материал из первых рук. Мед ее мало занимал. Но маточное молочко! Прополис! Да что там говорить – «желе-рояль»! Прямо от производителя, к тому же по-соседски, с гарантией и, значит, не обманут.
Друг, одетый в неброский дизайнерский костюм миланского модного магазина, на несколько тысяч дороже пестрых перьев своей спутницы, явно родился за добрых четверть века до счастливого момента ее появления на божий свет.
– Лена, ты хочешь какую-то гадость для лица? Возьми деньги и купи. В гости меня не тащи, я устал, – бросил он и двинул бровями.
И его прелестница несколько увяла. Тем бы и кончилось. Но в вечернем воздухе запахло дымком. А потом молодым жареным барашком. Дядя улыбнулся.
– Это как раз у Скуратовых, я его встретил. Они вечерком затеяли шашлык. Он звал!…
– А я привез Мукузани и Кахетинское, – задумчиво заметил Чингиз.– А этот ваш пасечник, он из новых? Забор под током вокруг дворца?
– Ой, что вы, Чингиз! Он нормальный парень, я его с детства знаю. Оброс немножко мясом, как медом занялся, но без глупостей. У него что семья, что друзья – люди как люди. Батя – инженер…
– А нас не прогонит? Хотя… Посмотрел бы я…– усмехнулся Чингиз себе в усы. И распорядился. – Значит так. Лена, ты останешься. А мы сходим. Глянем, что за пасечник. Все, что можно и нужно тебе, я куплю, не кукситься! – небрежно добавил он.
Через четверть часа мужчины, переодевшись в джинсы, майки и спортивные куртки, подошли к скуратовским воротам. У Чингиза в рюкзаке позванивали бутылки Мукузани.
Мамедов одобрительно глянул на добротный бревенчатый дом, ухоженный цветник, серую поджарую вышколенную овчарку Раду, подавшую сдержанно сигнал – чужой! И кивнул.
– Верно. Ни зАмка, ни охраны. Можно знакомиться.
Когда же Михаил вышел встретить гостей и радушно пригласил хорошо знакомого соседа к себе, а тот признался, что его спутник хотел бы увидеть пчел, произошло главное и событие, окончательно покорившее сердце приезжего.
Михаил пояснил – большая пасека и основные ульи не здесь. Но если хочется полюбоваться на пчел, это все же можно.
– У меня тут колоды. Мой папа еще завел, – начал он… и замолк, удивленный внезапным восклицанием приезжего.
– Не может быть! Настоящие, из дерева? Я сам в детстве.. .У нас в Баку… Немолодой суровый человек на глазах расцвел.
Немного, но только факты
Мишка этому зубру понравился. И тот ему объяснил, как жить. Знакомство продолжилось. У бакинца в Москве были деловые интересы и эта дева. А год спустя у Потапыча обычные трудности начались. Он кому-то помешал. Не свой – этого часто достаточно. А тут еще «больно умный», выискался тоже, деньги хочет зарабатывать!
Ему намекнули – он не понял. Ему шины прокололи у микроавтобуса. Опять не понял. Ну, тогда ему пчел чем не надо покормили.
– А чем их вообще… Они же сами кормятся? Да и потом, разве они едят, а не пьют? Я, если и знала, то забыла про пчел, как там дело обстоит, – посетовала Луша и с надеждой взглянула на Олега.
– Я помню, что знал. Но знаю не так уж много. Я не энтомолог. Понадобится…
– Точно, Олег, – включился Петр, – понадобится – спросим. Есть у кого. И прочтем. А я вам пока скажу – им пчел поморили. И тут вступился Чингиз. Кому-то он позвонил, кому-то моргнул. И Мишку оставили в покое.
Потапыч жутко переживал. Не знал, как себя вести. Он понимал, что он у человека в долгу. Но как отблагодарить и чем? Ну, маялся он, ночей не спал, и, наконец, однажды решился и попросил о встрече.
Он говорит, прихожу я в ресторан. Как водится, поели, выпили по рюмке вина, и я начал мямлить. Я так и эдак, слева и справа захожу… Чингиз молчит! Смотрит на меня, словно не слышит моих речей, на вопросы не отвечает и заговаривает о другом. Под конец даже не разрешил мне за ужин заплатить! Зыркнул да пробурчал что-то вроде – молод еще со старшими-то спорить!
Ну, это раз. А был еще и другой. Мишка, он встал на ноги и медленно, но верно имя заработал. Но перед тем, как мы познакомились, что произошло? Он же почти обанкротился. Под его маркой «Бортник» ловкие мальчики стали патоку людям подсовывать. Меду нальют сверху немножко, и довольно! Были и другие фокусы. Да вы помните. Но вот чего я тоже не знал, Мишка очень много тогда потерял. Он, главное, еще сам брал кредит! А людям надо платить, свои долги с процентами отдавать, да за аренду.. ..ну, и т. д. и т.п. И когда он нас нашел и пригласил – тоже деньги – его дело совсем стало «швах».
