скачать книгу бесплатно
Комплексное ЗЛО. Шкафы и Шпионки
Дарья Ямнова
Оника Сатор закончила академию Спецтьмы с отличием, по специальности смертоубийство. Казалось бы, дальше – аспирантура и светлое будущее. Но из-за маленького роста и детской внешности везде отказали. Пришлось идти на зельеварение, благо старик-преподаватель сжалился над ней. При поисках работы, та же незадача. На государственные должности по специальности не берут. Везде шутят, что преступники умрут со смеху от вида такого стража. Им нужны крепкие ребята, или хотя бы мужественные барышни. От частных контор тоже везде отказ, со ссылкой на отсутствие опыта. И вот, по случайному стечению обстоятельств, ей предлагают должность в Университете общей магпрактики. Только стать преподавателем предмета “Комплексное ЗЛО”, совсем не похоже на работу мечты
Дарья Ямнова
Комплексное ЗЛО. Шкафы и Шпионки
Глава 1. Комплексное невезение.
Знаете, бывают дни, когда лежишь в кровати и точно понимаешь, что лучше из нее не подниматься. Даже глаза открывать не стоит. Ибо вместо доброго и светлого – мир встречает тебя осенними тучами в августовский день и мухой в стакане. От чего умирают последние, увязнув в сиропе на дне, до сих пор остается для меня загадкой. Они все-таки утопленники или жертвы стремительного диабета? В любом из вариантов их агония была сладкой. В прямом смысле слова.
Медленно потянувшись, я вспомнила, что моя жизнь отнюдь не сахар, и подниматься из такой уютной кровати хочешь не хочешь, а придется. Хотя бы потому, что профессор Цеброн Фурси не прощает прогулов своим подчиненным, как и многих других человеческих слабостей. А еще он ректор в Дольсгорском Университете Общей Магпрактики, где весь предыдущий год я, Оника Сатор, от души травила студентов. В смысле преподавала им комплексное зельеварение и отвары. И, если хочу продолжать занимать эту чудесную должность, то стоит поторопиться на сегодняшний педсовет.
Такой мантрой я поднимала себя из кровати уже год, буквально заставляя себя изо дня в день учить оболтусов как правильно травить, травиться и варить настойку от насморка. И периодически даже вспоминала, что очень благодарна судьбе за сломанную жизнь и, хоть нелюбимую, но все-таки работу. Последняя позволяла не скитаться под мостами и не влачить жалкое существование.
Меня, лучшую ученицу Академии Спецтьмы, не взяли в аспирантуру по профилю! Знаете, почему? Я слишком “низкая и миленькая” для смертоубийства. “Глядя на вас, преступники умрут со смеху”, – говорили мне все эти ужасные бугаи из приемной комиссии, ни капельки не стесняясь отказывать по такой нелепой причине. Будь на моем месте парень – его бы разорвали на части, желая заполучить ценного специалиста в свои ряды. Проклятые женоненавистники!
Благо, аспирантуру я все-таки закончила – надо мной сжалился один старик-преподаватель и взял к себе. Правда, специализация у него зельеварение и скорее яды, нежели отвары, а студентов он к себе на практику не брал вовсе. И по-настоящему сделал для меня исключение, проникнувшись моим старательным изучением предмета в академические годы. Все убеждал в уникальном таланте и говорил, что с радостью откроет секреты зельеварческого мастерства. Получив пятнадцать отказов по хоть сколько-нибудь подходящей специализации, столкнулась с тем, что остальное, менее соответствующее и более скучное, уже заполнено другими студентами, и места для меня нет. Пришлось согласиться на предложение профессора Ирвина Блеоссина и простоять два года своей жизни возле котла. Нет, опыт был безусловно бесценный и грандиозный. Профессор и вправду открыл для меня свой предмет с новых сторон и поделился тайнами, за которые многие готовы были бы душу продать… Но. Всегда есть но. Варить уникальные зелья и яды – это не то, ради чего я терпела шесть лет насмешек и унижений за маленький рост и детскую внешность, буквально выгрызая себе звание лучшей ученицы. Четыре года в спецпансионе даже вспоминать не хочу. От него лишь один положительный момент – он являлся гарантом зачисления в Спецтьму.
И вот пережить весь этот многолетний ад, чтобы потом в поисках работы слышать бесконечное “Вы нам не подходите” и ущербное хихиканье в кулачок? Поступившее год назад из этого университета предложение преподавать комплексное ЗЛО (как бессовестно сокращали название дисциплины адепты) стало для меня спасением. Мне было элементарно не на что жить, да и негде. Из общежития меня на тот момент уже выселили, поскольку обучение в аспирантуре было закончено, а заработанных на дипломах и курсовых денег едва бы хватило на аренду даже собачьей будки, не говоря уже хоть о чем-то другом. Благо отличникам моя родная академия предоставляла и жилье, и питание.
Вот и о том, чтоб отказаться от должности преподавателя в Университете Общей Магической Практики, где мне предоставили крышу над головой, трехразовую кормежку и скромное жалованье, и мысли не было. В Дольсгор, где и находится указанное учебное заведение, я уезжала воодушевленная и полная надежд. Надежд со временем поубавилось, как и моей святой веры в то, что все это временно. Через еще двадцать семь неудачных собеседований решила, что с известной поговоркой про “постоянное” лучше не спорить.
И вот в это, возможно, прекрасное утро я, Оника Сатор, двадцати семи лет от роду, открыла глаза, чтобы убедиться – с предчувствиями надо считаться. Закрыть очи и развидеть этот кошмар уже не получится – поверх белого постельного белья синие волосы смотрелись особенно контрастно.
Я брезгливо подняла свой собственный локон, пытаясь разобрать ошибку в магическом плетении. Паралельно костерила одного плешивого библиотекаря с его советами попробовать новое заклинание. Волосы, брови и ресницы каждую неделю подвергались с моей стороны заклинанию, окрашивающему их в абсолютный черный цвет. Это немного добавляло возраста, и можно было подумать, что мне целых восемнадцать, а не пятнадцать, как многие заблуждались, лет.
Ровным счетом ничего не поняв из плетения вообще, я, будто ужаленная, вскочила с кровати и бросилась в ванную. Благо, выделенная мне комнатка, хоть и была размером четыре на четыре метра, но при этом имела собственный санузел. Перед небольшим овальным зеркалом, вечно висящим слегка косо из-за неправильного центра тяжести, остановилась, как вкопанная.
Пульсаром мне по голове! Какой кошмар! Брови тоже синие! Как будто мне по лицу кто-то две ягоды черники раздавил и размазал. Вкупе с моими голубыми глазами, кажется, я стану претендентом на какое-нибудь синее прозвище от щедрых до таких дел адептов. Нужно срочно развеять заклинание и наложить старое, проверенное годами.
Через час безуспешных танцев с магическими плетениями возле маленькой раковины, над которой и висело зеркало, я сдалась. Не то, чтобы это было в моей натуре, но на педсовет прийти вовремя у меня уже точно не получится. А это скверно. Ректор грозился мне страшными карами (увольнением) за любой, самый маленький повод, который я ему предоставлю. Очень сильно старик на меня взъелся после того, как весь преподавательский состав слег на два дня, угостившись моим чаем. А я что? Я – ничего. От души людей угостила, торт нарезала, кто же виноват, что они так неудачно коллективно что-то испорченное сожрали? Я вот ничего, кроме чая с тортом, не ела, и со мной все в порядке было. Поверить мне, естественно, не поверили, жестоко обличая отравительницу в моем лице, но и доказать ничего не смогли. Даром, что ли, я два года у котла стояла? Если б знали еще, кто на самом деле в аспирантуре мне преподавал, даже бы на тесты торт отправлять не стали. У профессора Блеоссина оказалась интересная молодость, много тайн и секретные знания в области зельеварения, которыми старик со мной с удовольствиями поделился. Правда, потребовав магическую клятву о неразглашении.
В общем, когда до кучи и пара десятков студентов оказались в лазарете, ректор меня гонял и в хвост, и в гриву за самые малейшие недоработки. Приходилось изрядно стараться, чтобы не быть все время под прицелом. Впрочем, на все недовольства по поводу отравления адептов, я самым бесцеремонным образом заявила, что это учебный процесс. Он же не предъявляет преподавателю по смертоубийству претензии, когда после его занятий в лазарет идет толпа покалеченных? Тогда какие ко мне вопросы? Вот после этого профессор Фраси на меня и взъелся.
Поэтому на педсовет, который был созван в преддверии учебного года, опаздывать было никак нельзя. Быстро умывшись, стянула волосы в пучок, надела свой любимый черный костюм-тройку с белой рубашкой и ненавистные туфли на высоком каблуке. Эту обувь не любила за неудобство, вечные мозоли и мучительную боль. Но из года в год в моем гардеробе были исключительно такие модели. Они прибавляли мне от шести до десяти сантиметров и позволяли чуть меньше ненавидеть окружающих. Люди выше 175 см автоматически попадали в список врагов и считались тупыми бугаями или дылдами. Потому что именно они чаще всего звали меня обидным прозвищем “полторашка”. Правда после второго курса, когда начались практические занятия, и нас начали ставить в спарринги – охоту обзываться я отбивала этим людям с чувством глубокого удовлетворения. Правда боязнь тех, кто сильно выше, видимо, будет жить со мной до очистительного костра.
Покрутилась перед зеркалом, привыкая к туфлям. Хоть в полный рост в него я все равно не помещалась, да и сбоку мешалась чугунная ванна, а позади можно было и вовсе споткнуться об унитаз, длительное изучение отражения помогло примириться с ситуацией.
Уже спустя десять минут я шла с гордо поднятой головой по широким академическим коридорам, прокручивая в голове особенно зловредные зелья синего цвета. Раздумывала, чем буду выбивать дурь из адептов второго курса в этом году. Те, кто только поступил в альма-матерь, очень быстро проникнутся уважением к предмету и прекратят злословить. Но дисциплина “комплексное ЗЛО” предполагала два года обучения. А вот второкурсники, испытавшие на себе не одно зелье, могут основательно приклеить ко мне что-то синее. В программу надо будет срочно внести поправки. Остальных приведу в чувство на Смертоубийстве. Полагаю, доцент Рудий Гностич опять будет то и дело просить подменить его. К слову, эти замены были единственной отдушиной за год. Соглашалась всегда без раздумий, исключительно из любви к мастерству.
С такими планами я продолжала быстро вышагивать в сторону малого актового зала, где и был назначен педсовет, еще не зная, какая туча сгущается надо мной.
* * *
Через огромное, во всю стену, окно яркий утренний свет падал в просторное помещение. Некоторые собравшиеся здесь преподаватели то и дело хмурились, явно не обрадованные ранним подъемом. Все люди, нелюди и прочие расы хаотично распределились на комфортных мягких креслах в первых рядах. Перед ними на символическом возвышении стоял невысокий грузный седой мужчина, с плохо прикрытой проплешиной на голове. Это был их непосредственный начальник – ректор Цербон Франси. В компании с ним на сцене находился поджарый высокий тип с явной военной выправкой. Она угадывалась и в осанке мужчины, и в его твердом, пронизывающем душу взгляде. Властный образ дополнялся строгим темно-синим костюмом, гладко выбритым лицом и не особо длинными черными волосами на голове, где будто каждая прядь знала свое место. Господин был смугл, хмур и даже янтарно-карие глаза смотрели холодно. На контрасте седой, пухлый ректор смотрелся особенно нелепо, но именно он обратился к подчиненным:
– Приветствую Вас, дорогие коллеги! – старик промокнул со лба пот. – Вынужден сообщить вам всем неприятное известие.
Загадочный тип сразу же метнул в мужчину пару убийственных взглядов, заставляя ректора бледнеть и искать более подходящие слова:
– Эээ… Ну, в смысле… – речь тут же перешла в бормотание, – для многих из нас это будет начало нового карьерного пути. В этом году нам, Дольгорскому Университету Общей Магпрактики, не хватило баллов для аккредитации. Поэтому нам не дают разрешительную грамоту и оставляют без бюджета.
На таком заявлении среди внимающего преподавательского состава прошелся беспокойный шепоток. А ректор поторопился внести пояснения:
– Поэтому министерство приняло решение нас перепрофилировать под Высшее Учебное Военно-Магическое заведение, – недовольство этим фактом профессору Фурси скрыть не удалось, – разрешите представить нашего нового ректора – капитана Саарина Муреса.
В этот момент за мной, тихо проскрипев, предательски громко захлопнулась деревянная двустворчатая дверь. На звук обернулись буквально все, а в зале воцарилась мертвая тишина. Решив, что хуже уже не будет, уверенной походкой двинулась вперед, раздумывая, какое место мне занять и как оправдаться за опоздание. Одинокий стук моих каблучков по деревянном паркету, как и ровную и гордую проходку под малоприятные взгляды коллег, прервал ну очень командный голос:
– Адептка, покиньте помещение! – приказал этот кусок бревна. – Ко всему прочему, учащихся собирают в зале для церемоний!
Это он сейчас что? Не только нанес мне смертельное оскорбление, но еще и намекнул, что у меня топографический кретинизм? Захотелось предложить мужлану чайку. Могу даже за конфетками сгонять для такого случая. Но здравый смысл и опыт кричали: он просто тебя уволит под издевательские смешки коллектива. Ко всему прочему передо мной явно была квинтэссенция всего того, что я так сильно презирала в мужчинах: высокий рост, куча мышц, отсутствие интеллекта. Если бы он хоть чуть-чуть шевелил своими извилинами, то мог бы начать с вопроса “вы кто?”, а не с выводов. В таком случае, меня ждет очень тяжелый год, но потерять работу – равно ночевать в подворотне. Так что…
– Добрый день, капитан Мурес, – остановившись, практически отрапортовала, – разрешите представиться, госпожа Оника Сатор – преподаватель комплексного зельеварения и отваров.
Он явно военный, значит должен оценить мой профессиональный подход. В конце концов, в Академии Спецтьмы нас для этого шесть лет и готовили – служить на благо родине, под началом вот таких вот "табуретов". Мужчина несколько мгновений сверлил меня взглядом, будто досье сверял, после чего выдал:
– Добрый. Зельеварение военным ни к чему, вы уволены с сегодняшнего дня, – и даже любезно пояснил, – ваш предмет читается на первом и втором курсе, но все эти адепты будут переведены на новую программу обучения. Последние два курса будут выпущены с дипломами Университета Общей Магпрактики, но зельеварение они уже прошли. В ваших услугах больше нет смысла. И, госпожа Сатор, общежитие освободите сегодня же.
Волной злорадства, исходящей от коллег, можно было толпу вооруженных гномов вымыть из железной горы. Но я была так основательно вколочена в пол требованием выселиться прямо сегодня, что злопыхания прошли мимо меня. Мне некуда идти! Нужно хотя бы немного времени, чтобы найти другую работу! Мыслительный процесс был молниеносным и стремительным. Преподаватель по антикризисным решениям сегодня гордился бы мной:
– По трудовому кодексу не имеете права! – выпалила, пока никто больше не успел ничего сказать. – Я требую своей законной отработки в две недели, и в течение этого времени выселяться не собираюсь!
– Госпожа Сатор, – поморщился Табурет, – давайте не будем усложнять. Вы этой истерикой ничего не добьетесь. Зельеварение в нашей программе не предусмотрено.
– Это мое законное право, – в мой голос вернулась уверенность и твердость, – и вы не можете мне в нем отказать.
Мужик просверлил меня ну очень недобрым взглядом, так смотрят, когда обещают капитально испортить вам жизнь. Просто он не знал, что терять мне нечего, и хуже уже не будет. И в ответ получил не менее красноречивый посыл, от чего поморщился еще раз.
– Чтобы через две недели духа здесь Вашего не было, – прошипел Мурес, зло добавив ядовитое, – истеричка!
Из зала я вылетела с красным от бешенства лицом и мысленным обещанием страшной мести.
* * *
Библиотека встретила меня горьким запахом полыни в перемешку с терпким ароматом кофе. Повелитель книжной пыли и гроза всех адептов, длинный, как жердь и сухой, как пергамент, господин Руфиус Прот, стоял за длинным прилавком и с наслаждением глотал горячий напиток. Так сложилось, что этот принципиальный дед стал моим единственным если не другом, то как минимум товарищем по злословию. Порой, вспоминая свои теплые отношения с наставником по зельеварению, начинала беспокоиться, что нахожу общий язык лишь со злобными стариканами, поскольку сама такая. Где-то в душе я – ворчливый дед. Так себе самопознание. Но все остальные – либо сами предпочитали держаться от меня подальше, либо бесили своей непроходимой тупостью, напыщенностью, алчностью, непомерным самомнением… Нужное подчеркнуть.
Руфиусу хватило одного взгляда на незваного посетителя, чтобы отставить стакан и, язвительно ухмыльнувшись, сообщить:
– Вижу, с новым ректором ты уже познакомилась, – продребезжал библиотекарь.
– Аааа… – от удивления у меня разом все проклятия на голову бесчувственного вояки закончились, – Руф, а Вы… были в курсе?
Дед смачно фыркнул, становясь похожим на взъерошенного сыча, и пригубил ароматный напиток:
– Имел честь познакомиться с утра, – сделав паузу, цыкнул и, будто вспоминая, о чем вообще речь, продолжил, – наведался ко мне спозаранку в компании с плешивым. Сверлил своими глазюками, доступ требовал к библиотеке.
Хорошо зная господина Прота, я приблизилась к стойке и облокотилась на нее, всем своим видом демонстрируя, что безумно жажду услышать, как старик умыл этого дуболома. Руфиус благосклонно вытащил из-под прилавка конфетку и положил передо мной. Это был наш дружеский ритуал, и я тут же зашуршала фантиком. А дед опять задребезжал:
– А я ему ответил, что хранилище государственное и университету не принадлежит, – весело развел руки в стороны библиотекарь, – а значит доступа у него нет, так же как и у предыдущего ректора.
Это, кстати, было чистой правдой. Наша библиотека таковой являлась лишь отчасти и изначально создавалась, как городской архив. Соответственно, там хранились не только книги, но и документы разных лет, которые охранялись законом о защите тайны следствия. Оказалось, что новый ректор не совсем дуб и связываться с Руфиусом не стал. А жаль! Последний мог заблокировать архив и вызвать службу охраны порядка. Табурету пришлось бы провести первый рабочий день в участке за увлекательным написанием объяснительных.
– Вот как-то так, – резюмировал Руф, – что у тебя?
От вернувшейся после вопроса паники, я нервно запустила руки в волосы и начала истерично почесываться. Видимо, мое бессознательное "я" пыталось в прямом смысле выцарапать из головы план спасения от грозящего в ближайшем будущем бомжевания. Безусловно, две недели мне удалось себе выбить, но это будет четырнадцать дней агонии умирающего. Я не нашла себе другой работы за весь год, откуда же ей взяться сейчас, да еще и столь оперативно?
– По классике, он принял меня за адептку, упрекнул в топографическом кретинизме, назвал истеричкой и уволил, – от безысходности даже лбом о стойку приложилась, – видели бы вы, как блохастый злорадствовал.
Старик мгновенно опешил и даже затосковал. От такого искреннего переживания за мою судьбу на душе стало немножечко теплее. Правда, господин Прот не был бы собой, если бы тут же не вставил что-нибудь язвительное:
– Ну, знаешь, может, если бы ты не называла его пуделем на анаболиках, хотя бы в глаза, – дед зыркнул на меня, пытаясь пошире открыть тяжелые веки, – то уважаемый господин оборотень был бы не столь негативно настроен.
– Фи… – разочарованно протянула, – не надо было ему свой куцый хвост ко мне подкатывать. Да еще и в период гона!
– Ох, Оника! С блохастым и так все ясно. Что ты-то будешь делать без работы? – что-то старик и вправду забеспокоился, – и что у тебя с волосами, кстати? Решила попробовать что-то новенькое?
Хотелось бы мне и самой знать ответы на эти запросы судьбы. Но увы! Ни одной светлой мысли пока мне на ум так и не пришло.
– Искать… вероятно, – проскользнувшая легкая нотка сарказма вызвала у библиотекаря смешок, – а вот по поводу волос – это вы мне скажите. Я такое точно не заказывала! И самое ужасное, что плетение распутать у меня не получилось.
– Заклинание правильное и долгосрочное. Ты скорее всего ошиблась где-то в плетении, – тут же заупрямился старик.
Правда, пререкаться со мной не стал и сразу же утопал в хранилище за сборником заклятий. В нем-то мой ворчливый друг и вычитал магическую формулу, что вызвала синий апокалипсис с волосами. Вернулся библиотекарь быстро, по-деловому держа под мышкой нужный сборник.
– Девочка моя, а хочешь чаю? – опомнился неожиданно старик.
К слову, только настолько пожилым людям я прощала подобное обращение. Они так и к тетке глубоко за пятьдесят обратиться могут и к ребенку трехлетнему. Там, на границе жизни и вершине мудрости, все в их глазах становятся неразумными детьми.
– К слову, вояку этого тоже можешь чаем напоследок угостить, – загремел чашками Руф, не дожидаясь моего ответа, – хоть за истеричку отомстишь.
Именно в этот момент с подачи зловредного старикана у меня созрел гениальный план по сохранению своего рабочего места.
Где-то через полчаса увлеченных споров над неудачным заклинанием, его наконец удалось развеять. После чего я сразу же наложила проверенное годами плетение, окрашивая волосы в черный цвет. Руф только чертыхался и ворчал: “Кому пришло в голову создавать магическую формулу для стойкого окрашивания в исключительно синий цвет?! Что за растрата потенциала и волшебства на непотребства?!”. Я же, тепло распрощавшись со стариком, пообещала к нему заглядывать, а если придется сменить не только работу, но и город, закидывать его вестниками с подробными рассказами о новой жизни.
Покинув пределы вотчины господина Прота, двинулась в сторону собственного класса, где также располагалась лаборатория для создания зелий. Старика в свой коварный план я посвящать не стала. Ибо одна из главных заповедей Академии Спецтьмы: хороший свидетель – мертвый свидетель. Да и подставлять Руфа под неприятности не хотелось. То, что я задумала, было наказуемо и преследовалось по закону. Отдел контроля за оборотом зелий легко может возбудиться и переворошить всю академию в поисках доказательств нелегальной деятельности. А создание снадобья пятого класса опасности явно попадало под это определение.
К слову сказать, ничего смертоносного я готовить не собиралась – всего-то слабительное вечного действия. Ну или очень, очень длительного. Зависит от магического потенциала, отравленного и его здоровья. Специфика зелья заключалось в том, что один из его компонентов осаживался в организме и вызывал постоянное несварение до тех пор, пока не будет принят антидот. Проблемы с ОКЗОЗом (тот самый отдел контроля) и пятый класс опасности слабительного исходили из двух его характеристик: вечное и необнаружимое. Ни один артефакт или заклинания не оповестят отравляемого о том, что в его чае что-то лишнее. Как и последующие экспертизы и тесты не покажут ничего эдакого в напитке или еде. Но в организме, конечно, опытный целитель подобную аномалию безусловно обнаружит, только сделать ничего не сможет. Зелье так сильно распространялось по организму жертвы, что потерпевшего проще было убить, чем спасти.
Звучит жутко, пугающе и как идеальный способ избавиться от всех неугодных. Вот только на деле все гораздо сложнее. В сообществе зельеваров известно всего около тридцати таких снадобий, и все они находятся в запрещенном списке ОКЗОЗа. В составах сплошь и рядом уникальные ингредиенты (типа слез непорочной мыши, собранных в день красной луны* на перекрестке семи дорог), находящиеся под строгим контролем вышеупомянутого отдела. Но изюминка в том, что моего слабительного там нет и быть не может.
[Прим от автора “День красной луны” – событие, происходящее раз в семь лет, каждый раз рассчитываемое жрецами у оборотней]
Профессор Ирвин Блеоссин тоже был вредным дедом. Полагаю, что именно это наше с ним родство душ позволило старикану раскрыть свой страшный секрет какой-то там мелкой адептке. Когда он требовал с меня магическую клятву молчания, я лишь скептически фыркала: “Никто не должен знать, в какую сторону мешать черпаком в котле. Какой скандал, если кто-то обнаружит, что в настойке от насморка пара ложек гномьего самогона!”. Возмущение, как рукой сняло, сразу же после магического обета. Профессор Блеоссин потом все два года не уставал припоминать, как от “кислого уныния”, я перетекла в “неутомимый энтузиазм”.
Едва ли мне еще когда-нибудь какой-нибудь преподаватель так просто заявит: “А знаешь, Оника, в молодости все знали меня как Тихий Яд”. Глаза у меня тогда точно на лоб вылезли. Отравитель, вошедший в историю, как самый гениальный и легендарный! Я даже сначала не поверила, решила, что старик выжил из ума на краю жизни. Но так было только до тех пор, пока он не начал меня учить. И программа у нас с ним совершенно не соответствовала учебному плану.
Да и судьба у профессора сложилась, как оказалось, весьма спорно: в начале карьеры он и вправду работал наемным убийцей, выполняя заказы воюющих между собой бандитов. Вроде как и деньги зарабатывал, и улицы чистил от преступников. Однако, спецслужбы его вычислили и принудили к работе на тайную канцелярию, где много лет он даже дышал по расписанию. Можно сказать, только на старости лет и начал жить, получив наконец от нашего короля грамоту о помиловании и прощении.
Как-то спросила у него, почему он решил открыться и все эти знания передать мне? Ведь, по рассказам профессора, своих секретов он даже тайной канцелярии не открыл. Яды варил, антидоты, изучал неизвестные зелья, но свое мастерство оставил при себе. Старик тогда тяжело вздохнул и в очередной раз заявил, что видит во мне потенциал. И отнюдь не талант к стоянию у котла, а совесть и моральные ценности, которые позволят мне сохранить и однажды передать дальше все эти тайны зельеварения таким образом, чтобы они не попали не в те руки. Общество к таким знаниям не готово и устроит настоящий хаос с отравлениями, пытаясь добиться собственной выгоды и заполучить власть. Хоронить мастерство вместе с собой профессору не позволяла любовь к делу всей его жизни. Вот по такой иронии судьбы я и стала обладательницей смертельно опасных тайн.
Из собственных воспоминаний выплыла уже у двери класса по комплексному зельеварению. На потертую металлическую табличку с названием предмета смотрела с неожиданно глухой тоской в сердце. Даже в захолустном университете со всеми своими великими знаниями я оказалась не нужна. Тоска плавно перетекла в злость, и в кабинет я заходила с твердым настроем отвоевать свое законное место в этом мире. Как там заявил Табурет? Военным зелья не нужны? Это мы еще посмотрим. Но резюме надо разослать. Даже в тот же ОКЗОЗ, чем Сущий Оп не шутит?
* * *
Самым простым в моем плане было как раз-таки сварить слабительное. Благо, все гениальное – элементарно. Так частенько повторял профессор Блеоссин, рассказывая о его открытиях в сфере усвоения организмом магии. До сих пор считается, что этого не происходит, и мы лишь управляем потоками вокруг нас. Но профессор продемонстрировал мне все на практике, развеивая все фундаментальные догмы зельеварения. Соответственно, теперь любые свойства зелья можно изменять и добавлять по своему усмотрению.
А вот подмешать отравы новому ректору оказалось задачей, достойной выпускного экзамена Академии Спецтьмы. Первым препятствием стала абсолютная нелюбовь Табурета к чаю. Видимо, капитан был еще и редкостным параноиком и знал, что в предпочитаемый им кофе подмешать отраву очень сложно. Практически все зелья существенно меняли вкус напитка. Сладостей не ел, в университетской столовой не питался. За последние три дня я успела поработать настоящим шпионом, выяснить распорядок дня и предпочтения своей жертвы, полностью оправдывая свой диплом с отличием. Раздражало только то, что каждый раз, когда мы пересекались в коридорах, этот кусок полена смотрел на меня с долей презрения и даже не здоровался.
Бесил. Очень.
Как он вообще выжил и дослужился до капитана с таким вечно недовольным лицом? Впрочем, гораздо больше меня волновал план и его исполнение. Еще одним немаловажным пунктом было никоим образом не приближаться к напиткам нового ректора при свидетелях.
Уволенный преподаватель по зельеварению угощает обидчика кофе, после которого случается отравление. Вообще ни разу не подозрительно. Так что никаких свидетелей – и никаких шансов доказать, что я имею к этому хоть малейшее отношение.
И три дня активной полевой работы не прошли даром. Судьба буквально вручила мне в руки тот злополучный бокал с кофе, с которым ректор периодически шагал прямо по коридорам активно ремонтируемого университета. Вояка стоял в просторном классе, в котором проходили занятия по магическому позиционированию и наблюдал через стекла террасы за перестройкой полигона для практических занятий. Предмет предполагал умение отрешаться, концентрироваться и принимать правильные стойки для управления магическими потоками. С этой целью в стене, сопряженной с коридором, были установлены огромные окна, позволяющие свободно наблюдать за тем, что происходило в классе. Считалось, что это повышает навыки концентрации у адептов.
Мне же представилась возможность следить за целью, не вызывая никаких подозрений. Я сидела в коридоре на лавочке и ждала завхоза, чей кабинет находился в этом же коридоре. В конце концов, по официальной версии мне через одиннадцать дней сдавать свою комнату, нужно узнать, какие требования к этому процессу. Правда, госпожа заведующая Маленья Фрасгон не явится раньше четырех часов – у нее в это время променад по торговой улице.
Поэтому я со спокойной душой листала еженедельный журнальчик с вакансиями и периодически поглядывала за объектом слежки. Мужчина стоял ко мне спиной, в своем ужасно дорогом костюме и излучал власть. Правда, кому предназначалась вся эта давящая энергия, не понятно. Но в случае с дуболомами всегда так, не важно на кого производить впечатление – если в комнате нет людей, влияй на стены. Доминируй! Будь мужиком! Заставь эту стену просить о пощаде!
В очередной раз презрительно фыркнула. В пустом коридоре звук получался ну очень прочувствованный. Хорошо хоть в классе по позиционированию стояла звукоизоляция, и меня никто не пытается пришибить взглядом за проявленное неуважение.
Резкое движение чудом заметила каким-то периферическим зрением и, подняв голову, поняла – вот он, идеальный момент! То, что это был идеальный момент пустить свою жизнь под откос, я узнала немного позже. Но сейчас Табурет вылетел через террасу и побежал к полигону, оставив свой стакан с кофе левитировать в кабинете!
Никого в коридоре.
Никого в кабинете.
Идеально.
Судя по тому, как стремительно ректор ускакал в указанном направлении, строители что-то натворили, и он пошел спасать ситуацию. А я, проскользнув тенью в класс, прокралась к стаканчику и вылила туда приготовленное зелье. Его мне пришлось замаскировать под кофе в первый же день слежки, поняв очевидное – шансов с чаем просто нет. Ну и таскать приходилось везде с собой, ожидая как раз-таки подобного момента.
Удалялась я стремительно, про себя вознося молитву Опу – богу всего сущего, чтобы капитан допил свой кофе. Посетить завхоза тоже решила в другой день, сидеть в коридоре и, не дай Бог, попасться на глаза табурету было неблагоразумно. Проследить и убедиться в успехе миссии конечно хотелось, но я сочла разумным не рисковать.
Если через пару дней, пробежав всех целителей, капитан-полено не явится сам за помощью, то, может, просто не судьба и не стоит доводить дело до конца?
Глава 2. Секретный табурет
Вот уже третий день я откровенно предавалась унынию, рассматривая вестники с отказами. Магические силовые ведомства по-прежнему предпочитали мужчин, а теперь, видимо, еще и строка опыта работы преподавателем зельеварения, куда больше веселила вояк. А с момента моего увольнения прошла уже неделя, и никаких перспектив так и не появилось.
Даже уже решила, что и кофе новый ректор допивать не стал. Даже теперь считала, что это к лучшему. И моя идея изначально была отчаянной и бесперспективной, продиктованной эмоциями и обидой. Едва ли мужчина, который держал вверенный ему ВУЗ стальной рукой в ежовых рукавицах, проникся бы моим злым гением. Скорее бы замотал по стражам порядка, пытаясь добиться от меня признания.
А капитан, четко контролирующий стройку, адептов и уже даже обновивший педагогический состав, заставил с собой считаться. И чем больше я наблюдала за его деятельностью, тем больше мне становилось не по себе. Да и справедливости ради – уволил он не только меня, но и еще несколько сотрудников. Остальным грозился аккредитацией после первого полугодия.
Но две недели потребовала только я и теперь старалась как можно меньше попадаться на глаза новому ректору. Потому что смотрел он на меня с каждым днем все более мрачно.
И уж тем более я никак не ожидала, рассматривая очередной отказ, подпрыгнуть от ужасного грохота в дверь и требовательного:
