Никому не открывай

Марго Яман

Никому не открывай

Пролог

Земля, распахнувшая двери многим поселенцам, наиболее уязвима перед всякой чернотой, рвущейся из тьмы времён , чтобы овладеть ею.

Но земля эта священна, а потому оберегаема.

Многие века он слышит голос подступающего зла и, следуя зову своего сердца, идёт туда, где более всего нужен. Он не один. С ним верный спутник.

И вместе они закроют дверь, надеясь из века в век, что люди научатся дверь эту НИКОМУ НЕ ОТКРЫВАТЬ.

Глава первая

Редкий и без того лесок на окраине села Романовка этим хмурящимся утром выглядел осиротевшим и покинутым. Лишившись своей веселой и буйной листвы деревья протягивали оголевшие ветки к каждому, свернувшему на сельскую тропу, так и норовя ухватить по лицу. Да чтобы не только мокрый след оставить, но и царапинку, если повезёт.

Тропу эту селяне не жаловали. Говорили, леший там водит. И когда особо озорничает – можно не дойти до села, так и сгинуть в лесу. Дескать, знавали они такие случаи. Но другой дороги от чего-то протоптать не захотели. Так и ходили, озираясь.

Молодежь, такая же редкая в селе, как этот лесок, опасения стариков высмеивала. Понимали молодые да современные, что россказни эти про лешего для малых детей.

Тропа ведь через крутой овраг пролегала, а там, ежели под ноги не смотреть, можно и шею свернуть. Вот и стращали старики молодое поколение от души “бабкиными” сказками.

Петр Семёнович, чьё лицо было таким же хмурым, как и нынешнее утро, не спеша шествовал по тропе в сторону сельской школы. Стараясь не поскользнуться на ушлой листве и прикрывая небритое лицо рукавом старого серенького пальто, давно отслужившего свой срок, он рассказы эти про лешего зачем-то вспомнил и ещё больше нахмурился.

Ведь не спалось ему последние дни. Всё один и тот же сон видел, да рассмотреть никак не мог. Лишь пугающие фрагменты. В сны он не верил, как и впрочем, во всё мистическое тоже.

Будучи сельским учителем объяснение своему повторяющемуся видению старался найти рациональное: конец четверти. Приходилось самому должников ловить и “хвосты” эти бесконечные принимать, чтобы статистику школьную не портить. Иначе ответ держать на “ковре” у директора.

Баба она суровая, и каждый перед ней, не смотря на звание и заслуги, ощущал себя полным ничтожеством. Умела она одним взглядом размазать всё твоё человеческое достоинство.

Устал Петр Семёнович. Ежедневные переживания за нерадивых учеников и неготовые отчёты лишили его покоя. Вот и снится всякое.

Но с каждым новым днём от нехватки сна он чувствовал себя всё хуже и хуже, будто сил лишается. Наступающие каникулы ждал пуще школьников, так отдохнуть хотелось.

Среди мокрых стволов мелькнул цветастый платок: Васильевна. Ведьма местная.

Конечно, никакая она не ведьма. Травница. И весьма хорошая. Образование, полученное ею на химико-биологическом факультете решила применить в народной медицине и преуспела. Всё село у нее отоваривалось. Хоть и звали за глаза “ведьмой”.

Селянам это звание особое удовольствие доставляло ещё и потому, что дом Васильевны соседствовал с сельской церквушкой, где настоятельствовал отец Александр, бывший когда-то ухажером Васильевны. Отвергла она ухаживания влюбленного отрока и подалась в город, поступать в институт.

Он же подался со всем отчаянием отвергнутого юнца в объятия зелёного змия. А после пропал.

Долго гадали, что с парнем приключилось, пока однажды не явился он возрождать сельский приход прямиком из духовной академии.

А уж когда Васильевна вернулась да свои склянки на обозрение выставила, то и вовсе народ возликовал. Экое противостояние, да прямо на глазах у всего села.

Вот и потекли прихожане то на службу, то за очередной склянкой. А всё ради пищи для новых сплетен.

Петр Семёнович замедлил шаг: что Васильевне под конец октября в лесу понадобилось? Трава уж вся сгнила, разве полезное ещё можно сыскать?

Она, будто слыша его мысли, обернулась, и глаза её полыхнули зелёным огнём. От неожиданности Петр Семёнович подскользнулся и, чертыхаясь, кубарем покатился в овраг. Кожаный портфель, хранящий тайны нерадивых школьников вырвался из руки учителя и отлетел прямиком в куст бересклета, единственного яркого пятна на всю округу.

Каким чудом он здесь пророс – никто не знал, но родители младших школьников частенько прибегали обдирать багровые листочки на школьные поделки.

Сам же Петр Семёнович докатился до дна оврага, крепко приложился головой о торчащий корень орешника, и потерял сознание.

В чувство его привела Васильевна. Она испуганно хлопотала над ним, трясла, лупила по щекам и он таки очнулся. Вздрогнул, увидев Васильевну. Хотел было бежать, но глаза её были совершенно обыкновенные: зелёные, без всякого сияния. Разве что ласковым был взгляд, да обеспокоенным.

“Померещилось!” – облегчённо выдохнул Петр Семёнович и засуетился. Кряхтя он поднялся сначала на четвереньки, утопая ладонями в илистой жиже, скопившейся на дне оврага, после и во весь рост выпрямился. Осмотрел себя: весь в грязи и опавших листьях, тело ломит от столкновения с природой-матушкой, голова трещит, шишка назревает, а ещё как-то последний день отработать надо.

– Как тебя угораздило-то, Петр Семёнович? Напугал меня, думала, расшибся намертво,– заворковала Васильевна, помогая отряхнуть от грязи учительское пальто. Ладони её осторожно скользили по одежде, стараясь не причинить боли пострадавшему Петру Семёновичу.

– Да сам не знаю, как оступился, – пробормотал он, и вдруг торопливо продолжил,– глаза твои, будто два зелёных фонаря горели, да так ярко, что я и покатился,– закончил Петр Семёнович свою краткую исповедь и стыдливо глаза опустил.

– Да ты в школе разве сказки преподаешь?– засмеялась звонкими переливами Васильевна. Лицо её в цветастом платке было красивым и озорным.

– Математику, – улыбнувшись усталой улыбкой ответил Петр Семёнович, который в силу своей образованности и выбранной науки был совершенным атеистом: не верил ни в бога, ни в черта, ни в магию, – но в последние дни сплю плохо. Вот и померещилось мне. Устал я, Васильевна.

– Зайди ко мне после школы, дам настой. Примешь на ночь и выспишься хорошенько. Даже снов не увидишь, – предложила Васильевна. Выглядел учитель по её мнению и правда, весьма удручающе. Если не спит, то отсюда и рассеянность. Надо помочь человеку.

– Вот спасибо, зайду обязательно,– услышав про сны, Петр Семёнович приободрился. Может и правда, убережёт настой от кошмаров и выспится он наконец.

Взглянув на бересклет, в сторону которого махнула Васильевна, Петр Семёнович вздохнул: зря отряхивался, ещё за портфелем лезть предстоит.

Постанывая от боли и подступая к трехметровому кусту то с одной стороны, то с другой, он силился дотянуться до порфеля, но все без толку.

Ветки царапали и без того пострадавшее лицо, норовили ткнуть в глаз, и не подпускали Петра Семёновича, надёжно удерживая нежданную добычу.

Кое-как с помощью поднятой со дна оврага коряги он подцепил свою собственность, отвоевал её у пламенного куста и поспешил прочь из леса. Нехорошо, если учитель в класс опоздает. И вот бы директриссу не встретить.

Петр Семёнович усмехнулся своим мыслям: сколько лет прошло с той поры, как сам был школьником, а всё так же директрисе на глаза попасться боится.

Но сегодня и понятно. Внешний вид учителя не должен быть, как у пьянчужки, заночевавшего под забором. Да и лицо небритое покарябано. И кости болят.

Тяжко вздохнул Петр Семёнович, глядя на то, как ребятишки спешат к зданию школы. Весёлые и звонкие голоса заполнили собой всю улицу. Последний школьный день – это уже начало каникул. Детвора ликовала.

Даже старшеклассники спешили за школьные парты, улыбаясь. Они сбивались стайками и активно строили планы на предстоящие выходные. В школу они сегодня пришли дружить, а вовсе не учится.

Конечно на некоторых лицах отражалось страдание, ибо предстояло сегодня поразить учителей знаниями, чтобы закрыть четверть. Оставаться на каникулы никто не хотел. Но надежда на благополучный исход теплилась в каждом.

Перед школой, на сельской площади вовсю разворачивалась торговля: Петровна с пирожками уже голосила, приглашая на “горяченькое”.

Пирожки в основном хватали спешащие на автобусную остановку работяги, школьные учителя иногда себя баловали горячей выпечкой, да и вечно голодные растущие организмы не отказывали себе в удовольствии ухватить недорогой пирожок с начинкой.

Рядом с Петровной пристроились старожилы торговой площади: дед Фомич с картошкой и яблоками, баба Нюра с красивыми баночками заготовок, и баба Клава с грибами, ягодами и сушёной рыбкой. Благо река, шустро бежащая за холмом была щедра на рыбу, а прилегающий лес на ягоды.

В Романовке огород не у каждого имелся. Многие жили в квартирах и собственных посадок не вели. А домашнее любили все. Да и селяне-огородники цен не задирали, продавая излишки.

Сегодня баба Клава ещё и тыквы со страшными рожами приволокла.

Дед Фомич посмеивался, на кой черт селянам тыква без нутра, но торговля пошла бойко. Баба Клава знала, что делала.

Внук давно уж ей интернет провел в дом. Она в нем быстро освоилась и многое для себя открыла. Правда, иностранщину всякую не жаловала, но коммерческая жилка в ней была сильнее любви к родным традициям.

И потому, изучив про модный день Хэллоуин все, что можно было, она заготовила тыквы и наварила свечей. И не прогадала.

Припозднившийся дед Игнат, держащий пасеку, подоспел со своим медом как раз к началу рассказа про заграничный праздник Хеллоуин.

Оказалось, что празднуют его аккурат в Велесову ночь. Да только сильны были различия у этих праздников: В древней Руси его праздновали тихо, в семейном кругу вспоминая добрым словом ушедших, жгли костры во дворах и свечи в вычищенных до блеска домах до самого утра, чтобы отпугнуть злых духов и прочую нечисть.

Самого дома тоже не покидали, гостей не приглашали, путников, случайно забредших в поселение не привечали, и даже в окна этой ночью не смотрели.

В Хэллоуин же все рядились в костюмы и устраивали гулянья.

– Вот дурачьё, сами в лапы к нечисти идут!– хмыкнул Игнат, который тайком, следуя древней традиции, ходил 31 октября на рыбалку. Да всё ему ёрш попадался, хоть и просил он духов не ершиться, а помочь.

– То-то и оно, – протянула баба Нюра,– ничего святого. Все наоборот извратили.

– Ты же набожная, мать! На службах стоишь ежедневно, так при чем тут Велес?– усмехнулся дед Фомич, подтрунивая над товаркой.

– А что не так? Порядок в доме навожу, цвечи церковные у меня всю ночь горят, да двери в эту ночь никому не открою. Бабка моя так завещала. На Бога надейся, но и сам не плошай!– парировала баба Нюра, любовно поправляя свои баночки, – предки-то наши не на пустом месте опасались, кто знает, что там в мире духов происходит?