скачать книгу бесплатно
Неизвестный Рузвельт. Нужен новый курс!
Николай Николаевич Яковлев
Гении и злодеи
Книга посвящена одному из величайших государственных и политических деятелей XX века, во многом определившему облик современной эпохи. Франклин Делано Рузвельт был избран президентом Соединенных Штатов Америки в тяжелый период Великой депрессии, и ему удалось не только преодолеть кризис – он вернул американцам веру в собственные силы и превратил свою страну в мирового лидера. В книге известного ученого, профессора, много лет работавшего в Институте США и Канады Николая Николаевича Яковлева – автора политических бестселлеров – раскрыты незаурядные личные качества Рузвельта, показана насыщенная событиями жизнь этого выдающегося человека. Достоверность и полнота фактического материала сочетаются с глубоким психологическим анализом внутреннего мира президента и атмосферы в его окружении. Реформаторская деятельность Рузвельта, разработанный им Новый курс дают исторический пример решения сложнейших проблем, подобных тем, которые ныне встали перед Россией.
Николай Николаевич Яковлев
Неизвестный Рузвельт. Нужен новый курс!
Нужен новый курс!
От редактора
Имя этого президента США – Франклина Делано Рузвельта (1882–1945) – сегодня вспоминают все чаще. Целых четыре раза подряд он избирался главой американского государства, несмотря на то, что президентство в США ограничено двумя сроками. И это неудивительно, ведь именно Рузвельт вытащил не только США, но и весь капиталистический мир из ямы Великой депрессии, самого масштабного в истории человечества экономического кризиса.
Идея «Нового курса» пришла к Ф.Д. Рузвельту в период национальной катастрофы, из которой, казалось, нет выхода.
В 1929 году в Америке начался тяжелейший кризис, который потряс страну и привел американское общество к новому пониманию механизмов развития экономики. Причина кризиса была банальной: жадность воротил финансово-экономической сферы. Механизмом нарастания кризиса была биржевая игра с ценными бумагами, которые росли в цене до тех пор, пока около десятка крупных игроков снимали сливки с их купли-продажи. Фактически это была большая финансовая пирамида, заранее обреченная на провал, но некоторое время она давала прекрасные доходы.
Скажем больше: диагноз Великой депрессии как результата победы капитала и богатства над обществом обозначил болезнь, которая вновь вспыхнула в США в 2008 году и распространилась по всему миру, накрыв своим черным крылом и Россию.
В один момент пирамида рухнула. Тысячами закрывались банки и промышленные предприятия, миллионы людей выбрасывались на улицы из своих домов. Толпы безработных днями бродили по городам Америки в поисках работы и пропитания. Все было тщетно. Хотя еще недавно – в 1929 году – экономика США в шесть раз превышала объемы производства начала века, именно этот год стал годом тяжелого кризиса. До того момента президент Герберт Кларк Гувер был весьма удовлетворен индустриальными успехами, сохраняя это чувство и в конце 1920-х годов, в годы начинавшегося нарастающего кризиса. В октябре 1929 года появились серьезные признаки финансового неблагополучия, на которые Гувер ответил налогами на прибыль, пытаясь поддержкой частного капитала предотвратить первые признаки кризиса. Но 29 октября 1929 года разразился «черный вторник», обвал американской финансовой системы, аккумулировавший все ошибки экономической политики Гувера и его окружения. В течение нескольких часов Фондовая биржа потеряла на падении курса акций более десяти миллиардов долларов. Кризис затронул всю капиталистическую систему, в том числе промышленность и сельское хозяйство. Страна была деморализована. Большинство людей лишились работы и жилья, медицинской помощи, веры в будущее. Участившиеся массовые забастовки явно указывали на кризис власти, не способной найти ответ на происходящее в обществе.
В то же время некоторые люди наживались на кризисе, скупая заброшенные шахты, дома и предприятия. Верхушка власти и бизнесмены считали кризис временным явлением. Г.К. Гувер не слишком сочувствовал народу, находившемуся на грани социального взрыва. Президент не видел или не хотел замечать социальных и моральных проблем экономики, его не тревожило даже то, что в Нью-Йорке четверть населения уже были безработными. Гувер не справлялся с ситуацией, следуя догмам старого курса. Хаос продолжался в Америке три года, в 1932 году президентом США был избран Франклин Делано Рузвельт. Народ избрал Рузвельта потому, что этот политик твердо обещал сделать все необходимое за счет государства, чтобы поддержать простых граждан. И не только обещал, но и сдержал свои обещания. Когда Рузвельт был избран новым президентом США, Гувер умолял его патриотично следовать предшествующему курсу. Тем не менее, в свои последние часы в Белом доме на посту президента Гувер произнес: «Дальше идти некуда. Мы больше ничего не можем сделать». Неудивительно, что патриотизм Рузвельта состоял не в том, чтобы следовать в новых трагических условиях старым принципам, а в том, чтобы обратить все силы на поиск новых путей спасения страны.
Курс президента был, по сути, экспериментальным проектом выхода из экономической депрессии, стремлением цивилизовать капитализм.
В антологии о «новом курсе», выпущенной в США в 1975 году, дается оценка того, что «мозговому тресту» представлялось будущим и что ныне является прошлым. Там говорится: «Основное событие в недавней американской истории – рост бюрократического индустриализма, а не развитие либеральной демократии. Основной толчок реформам дали организованные элиты, стремившиеся к стабильности и порядку, но не либеральные демократы в интересах равенства и социальной справедливости. Новый курс был в большей степени продуктом корпоративного капитализма, чем создателем его. По сути, он дал элите, оказавшейся под угрозой, менеджеров, политические орудия, необходимые для поддержания социальной стабильности, упорядочения рынка, решения проблем спроса и капитала. Результаты, указывает группа молодых и более радикальных исследователей, оказались трагичными. Из-за неудачи «реформ», утверждают они, возник либерализм – ублюдок «корпоративной» разновидности, который во имя «прогресса» создал антилиберальные и противодемократические институты, они на деле увековечили социальную несправедливость и экономическую тиранию, что потребовало бесконечных вмешательств за рубежом и превратило то, что должно было быть, – свободный народ, в общество безмозглых бюрократов и алчных потребителей». Как видим, оценки ныне звучат разноплановые. Тем не менее большинство граждан и ныне признает реформы, проведенные президентом Рузвельтом, своевременными и правильными.
«Реформатора» Ф.Д. Рузвельта в годы его президентства обвиняли в США в большевизме, разрушающем капитализм, многие методы реформы критиковались как недопустимые для США. Антикризисные меры Рузвельта глава советского государства И.В. Сталин называл «элементами социализма».
Заступая на высокий пост, Рузвельт сказал, что готов поставить социальные ценности выше доходов, и пообещал дать людям работу. Победа над безработицей представлялась ему как победа над Великой депрессией. Новый президент на сложившуюся ситуацию ответил проектом «Сто дней», представлявшим собой набор мер и программ, которых прежде никогда не знала Америка.
Итогом его правления было преодоление кризиса, выход США из изоляционизма и возвышение роли страны на мировой арене, придание капитализму как экономической системе социального и морального формата, государству – социального характера.
Думаем, что многим будут интересны антикризисные меры Рузвельта. Интересны еще и потому, что это положительный опыт, который вывел Америку из кризиса и при определенных условиях, эти меры могли бы помочь в преодолении кризиса у нас. Что было главным в антикризисном пакете Рузвельта?
Новый президент располагал поддержкой Конгресса и немедленно после инаугурации приступил к реформам. Впервые 100 дней президентства Конгресс по инициативе Рузвельта принял более 60 антикризисных законов.
Чтобы восстановить банковскую систему, Рузвельт добился единовременного выпуска 2 млрд. долл. Дальнейший выпуск денег мог привести к неуправляемой инфляции, поэтому Д.Ф. Рузвельт провел девальвацию доллара, которая ослабила финансовый капитал. Производственный капитал и фермеры, производители конкретной продукции выиграли. Была введена государственная монополия на золото.
Банкам, сохранившим доверие государства, выдавались из казны займы под низкие проценты – для кредитования предприятий, создающих новые рабочие места. 12 марта 1933 года, в первом из своих радиовыступлений, известных как «Беседы у камина», президент призвал граждан нести деньги в банки: «Уверяю вас, что безопаснее хранить деньги во вновь открытом банке, чем под матрасом». Граждане вняли призыву, доверяя свои сбережения банкам, а, по сути, подпитывая набирающую новые обороты экономику.
Финансовая система будет эффективной, только если заработает производство. Поэтому создавались государственные организации, управляющие сферами, в которые раньше государство почти не вмешивалось. 16 июня 1933 года по инициативе Рузвельта принят Национальный акт восстановления промышленности. Основная идея: введение государственного регулирования производства и сбыта продукции.
Чтобы справиться с безработицей, было организовано строительство дорог и других сооружений силами безработных. Был создан гражданский корпус сохранения ресурсов для безработных ветеранов и молодежи. Корпус занялся обустройством инфраструктуры США, лесопосадками, развитием системы национальных парков и заповедников. Действовала также адресная помощь, которая оказывала прямую поддержку безработным и бездомным, создавая для них рабочие места, организуя бесплатное питание и медицинскую помощь.
Одной из антикризисных мер в сфере увеличения экспорта стало установление дипломатических отношений с СССР 16 ноября 1933 года.
Но это были далеко не все «революционные» проекты Ф.Д. Рузвельта.
В книге известного ученого, профессора, много лет работавшего в Институте США и Канады Николая Николаевича Яковлева читатель может найти не только описание драматических событий «по две стороны океана», но и познакомиться с личной жизнью выдающегося американского политика, предложившего оригинальные, действенные пути выхода из глобального кризиса. H.H. Яковлев – автор большого количества политических бестселлеров, среди которых «ЦРУ против СССР», «Вашингтон», «Преступившие грань», «Загадка Перл-Харбора», «19 ноября 1942», «1 августа 1914» и, конечно же, биографии Ф.Д. Рузвельта. В предлагаемой читателю книге автором раскрыты незаурядные качества Рузвельта, показана насыщенная событиями жизнь этого выдающегося политика XX века. Книга изобилует полнотой и достоверностью фактического материала, позволяющего представить глубокий психологический анализ внутреннего мира президента и атмосферы в его окружении.
Отмечая историческую значимость реформ Франклина Делано Рузвельта, исследователи вместе с тем отмечают: к сожалению, личностей такого масштаба, как Рузвельт, в наше время не видно ни на Западе, ни в России. Так что, возможно, нынешние лидеры повторяют ошибки рузвельтовских предшественников, понадеявшихся, что «рынок сам все исправит», что «капитаны бизнеса» найдут верное решение и выведут свои предприятия и страну из кризиса. Увы, кризис только разрастается, и социальное недовольство во всем мире нарастает. И если элита от политики и капитала не выдвинет из своих рядов нового Рузвельта, то человечество ждет повторение большевистского Октября 1917 года. И где именно полыхнет – большой вопрос.
В чем основные секреты Нового курса Рузвельта, удержавшего страну от падения на дно экономической бездны и от ужасов гражданской войны? Ответы на этот глобальный вопрос содержатся в книге.
Реформаторская деятельность Рузвельта, разработанный им Новый курс дают исторический пример решения сложнейших проблем, подобных тем, которые ныне встали перед Россией.
От автора
Когда в середине 30-х годов Эмиль Людвиг начал работать над биографией Франклина Д. Рузвельта, он встретился с президентом. Писатель сказал ему: «Для меня это новая и трудная задача. Мне было легче написать биографии Наполеона, Бисмарка, Гете и Боливара. Вас труднее оценить – вы живете». Рузвельт горячо схватил руку Людвига и рассмеялся. «В таком случае, – заметил он, – я предлагаю: подождите сто лет!» В США от книг о ФДР ломятся библиотечные полки. Поток литературы не ослабевает, в подстрочных примечаниях указаны только некоторые, по-видимому, самые важные. Предлагаются различные интерпретации жизни и деятельности Франклина Д. Рузвельта, по-разному пытаются адаптировать его духовное наследие к нуждам сегодняшнего дня, что уже само по себе – повод для большого исследования.
«Нет, сэр, с меня довольно. Она похожа на все остальные. Биографии обычно написаны так, что они не только вводят в заблуждение, но просто лживы. Автор книги «Жизнь Берке» превращает его в удивительнейшего героя. Он преувеличивает его достоинства и умалчивает о недостатках. Автор столь усерден, расточает такие похвалы каждому его поступку, что почти приходится поверить: Берке не совершил ни одной ошибки, не потерпел ни одной неудачи в жизни. Билли, меня удивляет, почему издатели и книготорговцы еще не догадались завести биографии-бланки, которые в случае необходимости будут под рукой. Тогда по смерти того или иного человека его наследники или друзья, желающие увековечить память покойного, купят уже написанную биографию-бланк. Они заполнят по своему усмотрению оставленные заранее места высокопарными, хвалебными фразами. И это будет уместно, ибо в большинстве случаев биографии увековечивают ложь, не давая возможности потомкам узнать правду».
А Линкольн – У. Херндону
Кто они, Рузвельты?
I
Президент обычно известен американскому народу. Он – конституционное олицетворение страны. Франклин Делано Рузвельт, четыре раза принимавший присягу президента, уже по одной этой причине вызывал жгучий интерес соотечественников. Они хотели знать все: почему он пришел в Белый дом, что он знал, умел и, конечно, откуда родом. О многом газеты и радио рассказали уже в его первую избирательную кампанию в 1932 году, но интерес не ослабевал. По мере роста популярности президента отдельные группы в Соединенных Штатах, связанные деловыми, религиозными или национальными узами, объявляли, что ФДР, как по принятой в Америке манере сокращали его имя и фамилию, – «наш».
В 1935 году взволновалась американская еврейская община – разнесся слух, что президент из евреев. Редактор еврейского органа «Джуиш кроникл», что в Детройте, Ф. Сломович направил запрос Ф. Рузвельту. Президент не замедлил с ответом; письмо редактора датировано 4 марта 1935 г., ответ Рузвельтом написан 7 марта.
Он сообщил Сломовичу: «Благодарю вас за интересное письмо от 4 марта. Я не имею ни малейшего представления об источнике сведений, которые, как вы сообщаете, исходят от моего старого друга Чейза Осборна. Мои познания о происхождении семьи Рузвельтов в Соединенных Штатах ограничиваются тем, что все ее ветви, очевидно, восходят к Клаусу Мартенсену ван Рузвельту, который приехал из Голландии незадолго до 1643 года – я даже не знаю точно года. Я не имею ни малейшего понятия, где он жил в Голландии и кто его родители.
Всего тридцать – сорок лет назад на одном из островов у берегов Голландии проживала семья, носившая эту фамилию, а несколько таких семей обитало в самой Голландии. Однако, откровенно говоря, у меня никогда не было ни времени, ни желания проследить генеалогию нашей семьи по ту сторону Атлантики до ее отъезда сюда, то есть примерно триста лет назад.
Пусть в отдаленном прошлом Рузвельты были евреями или католиками, или протестантами, меня больше интересует не это, а были ли они хорошими гражданами и верили ли в бога. Надеюсь, что это так»
.
Тем и исчерпывались познания Ф.Рузвельта о своей родословной, по крайней мере высказанные публично. Впрочем, американский президент – символ единства нации, а Соединенные Штаты – тигель национальностей. Носил же Рузвельт титул «почетного индейца» и появлялся в бытность президентом на людях в пышном головном уборе из орлиных перьев.
Американские историки, в том числе биографы Ф. Рузвельта, следуют его примеру и рассказывают о предках президента только с того момента, когда первый ван Рузвельт ступил на берег Америки в Новом Амстердаме в 40-х годах XVII столетия. Клаус и его сын Николас мало известны, за исключением того, что доподлинно установлено их существование и что они являлись общими предками двух ветвей рода Рузвельтов, одна из которых дала в XX веке президента Теодора Рузвельта, а другая – Франклина Рузвельта. Старший сын Николаса – Иоанн был родоначальником первой, младший – Иаков (1692–1776 гг.) – второй. От сына Иакова, Исаака, родившегося в 1726 году, пошла династия предприимчивых дельцов и в общем посредственных людей. В некрологах каждый мужской представитель семьи последовательно именовался «джентльменом старой школы», имена старших сыновей на протяжении нескольких поколений выбирались с вызывающим консерватизмом – Исаак (1726–1796 гг.), Джеймс, Исаак, Джеймс, и, наконец, только в конце XIX века традиция была сломлена – на свет появился не Исаак, а Франклин.
«Мой сын Франклин – из рода Делано, а совсем не из рода Рузвельтов», – говаривала его мать Сара Делано. Быть может, в какой-то мере ее увлечение генеалогией семьи – Делано любили прослеживать свое происхождение от Вильгельма Завоевателя! – сказалось на отказе от традиционного чередования имен в семье. Каковы бы ни были претензии Делано на знатность происхождения, путь этого рода в Америке немногим отличался от пути Рузвельтов. И те и другие любили говорить о врожденном аристократизме. Пусть так, если иметь в виду аристократизм денежного мешка.
Первый Исаак Рузвельт основал сахарный завод, находившийся в районе нынешней Уолл-стрит в Нью-Йорке. Чтобы вести прибыльно дело в тогдашней колониальной Америке, нужно было обходить различные ограничения, установленные английскими властями. Значительный капитал, нажитый Исааком, положивший начало состоянию Рузвельтов, – критерий соблюдения им законов метрополии и его революционности, каковой они гордились Франклин Рузвельт отлично понимал мотивы, по которым Исаак оказался среди пламенных революционеров, поднявшихся на войну за независимость в конце XVIII века. Когда в 1939 году американские газеты указали на историческую связь семьи Рузвельтов с Англией и Францией, Ф. Рузвельт счел необходимым исправить создавшееся впечатление. Он заметил по поводу статьи Э. Линдли, в которой проводилась эта точка зрения: «Если бы автор более основательно изучил вопрос о «семейных узах», он бы понял, что семья Рузвельтов, торгуя сахаром с Вест-Индией, была вынуждена на протяжении многих лет бороться с английскими и французскими интересами на этих островах и из-за этого они в большей степени стали революционерами в 1776 году, а не по причине недовольства тори»
. Современный маститый биограф Ф.Рузвельта Ф. Фрейдль уместно замечает: «ФДР добавил французов просто ради красного словца; нет сомнений, что Исаак извлек наибольшие барыши из контрабандной торговли с ними». Как бы то ни было, революционность Исаака принесла немалые дивиденды: он был избран в состав первого сената штата Нью-Йорк и голосовал за ратификацию конституции. Исаак-«патриот» закончил свой жизненный путь президентом первого банка Нью-Йорка
.
Джеймс Рузвельт (1760–1847 гг.), его сын, продолжил дело отца уже с дипломом Принстона. Иссак был непримиримым лишь в денежных вопросах; принадлежность его друга Абрама Уолтона к тори не помешала Джеймсу жениться на дочери этого закоснелого роялиста. Джеймс, пробыв один срок членом легислатуры штата Нью-Йорк, разочаровался в политике и посвятил свою жизнь наследственному делу сахарозаводчика, а также занялся коневодством и спекуляциями земельными участками. Второй Исаак Рузвельт (1790–1863 гг.) был доволен собой, браком с богатой женщиной, был поглощен ботаникой и разведением лошадей.
Отец Франклина – Джеймс Рузвельт родился в 1828 году. Большая часть его жизни прошла в доме семьи в Гайд-парке, на реке Гудзон, на полпути между Нью-Йорком и Олбани. Он был известен в местном кругу как спокойный джентльмен, озабоченный главным образом поддержанием уютного и теплого домашнего очага. Отдавая дань буржуазной респектабельности в Гайд-парке, Джеймс Рузвельт был совершенно иным в деловом мире Нью-Йорка, где он был не из последних если не по капиталу, то по предприимчивости. От матери он унаследовал прочные доходы в ряде угольных и транспортных компаний, где он был президентом или вице-президентом.
Джеймс Рузвельт – среди тех, кто стоял у колыбели американского монополистического капитала. Тогда где же сказочное состояние? Американские историки, указав – в конце жизни он имел 300 тыс. долл., с редким единодушием говорят: Джеймс был эксцентричным человеком. Его интересовали не конечные результаты – деньги, а процесс их приобретения. Материальные стремления Джеймса будто бы не шли дальше обеспечения безбедного существования обитателей дорогого дома в Гайд-парке. Если так, то хлопоты Джеймса просто необъяснимы.
Всю жизнь он носился с обширными проектами. Вскоре после гражданской войны Джеймс вместе с несколькими дельцами создал крупнейшую в США монополию по добыче битуминозного угля «Консолидейтед коул компани», а в 1868 году он стал ее президентом. Кризис 1873 года подорвал дела компании, и разгневанные держатели акций в 1875 году вывели Джеймса из состава правления. Новые руководители концерна вскоре обеспечили обещанные высокие прибыли. Неудача не обескуражила Джеймса: с 1872 года он – президент Компании железных дорог Юга. С друзьями он решил монополизировать железнодорожную сеть юго-востока страны. Они были почти у цели, все линии находились в руках компании, но очередной кризис уничтожил даже проблески надежды на прибыли. Компания обанкротилась.
В 80-х годах Дж Рузвельт со своими неутомимыми друзьями затевает еще более грандиозное предприятие. Лессепс тогда руководил прорытием канала между Атлантическим и Тихим океанами. Джеймс Рузвельт выступает его соперником. В 1887 году возникает Компания морского канала Никарагуа, которая получает концессию у правительства крошечной республики. В 1889 году Дж Рузвельт становится ее президентом и добивается принятия конгрессом закона об инкорпорации компании. Его друг президент Кливленд охотно подписал закон. С капиталом в 6 млн. долл. компания приступила к предварительным работам. Зная предшествующие предприятия, связанные с именем Джеймса, итог ясен – кризис 1893 года уничтожил все.
В Соединенных Штатах поговаривали, что неудачи отца создали стойкое предубеждение у Франклина Рузвельта против биржевых и иных спекуляций. Судить об этом трудно, ничто в жизни и деятельности Франклина Д. Рузвельта не подтверждает этого: он уживается с мультимиллионерами. Но он люто ненавидел экономические кризисы, которые приносили столько бедствий и навсегда закрыли перед отцом дверь в общество избранных принцев экономики.
Опыт по материнской линии не мог не подтвердить в глазах Франклина правильности этого. Отец его матери, – Уоррен Делано многие годы занимался торговлей с Китаем. Уже на склоне лет, в 40-х годах, Ф. Рузвельт как-то рассказывал: «Мы друзья с Китаем мно-о-о-гие годы. Часть этих добрых чувств я отношу за счет миссионеров. Я лично связан с Китаем, мой дед бывал там – в Сватоу и Кантоне в 1829 году и даже заезжал в Ханькоу. Он сделал то, о чем мечтал тогда каждый американец, – миллион долларов, а когда вернулся на родину, то вложил его в железные дороги Запада. За восемь последующих лет он потерял все, вплоть до последнего доллара. Ха-ха-ха! В 1856 году он опять отправился в Китай, оставался там на протяжении всей войны (гражданской войны в США. – Н.Я.) и заработал еще миллион. На этот раз он вложил его в угольные копи, и первые дивиденды были выплачены через два года после его смерти. Ха-ха-ха!..»
Это правда: У. Делано в Гонконге занимался опиумной торговлей. В Соединенных Штатах тогда шла гражданская война и госпитали остро нуждались в опиуме. Достойное оправдание недостойной практики!
Слов нет: Уоррен Делано был дельцом крутой закваски, хозяином дела и собственной семьи, насчитывавшей одиннадцать детей. Сара Делано выросла в изысканной роскоши, но под строгим надзором отца. В 1880 году в доме Теодора Рузвельта в Нью-Йорке она встретила Джеймса Рузвельта. Ей было 26, Джеймсу – 52. Она хорошо знала светскую жизнь людей своего круга, он отвечал ее представлениям о джентльмене.
Отец Сары уважал Джеймса Рузвельта, был партнером в делах и соседом – его дом был недалеко от Гайд-парка и реки Гудзон. Уоррен Делано был республиканцем, он говорил: «Я не настаиваю, что все демократы – конокрады, но, по-видимому, все конокрады – демократы». Совместные деловые предприятия с демократом Джеймсом притупили партийную предубежденность Уоррена, но предрассудки не могли не ожить, когда было замечено, что Джеймс бывает в доме, собственно говоря, ради Сары.
Не только партийная приверженность, но и здравый смысл говорил: Джеймсу 52 года, он вдовец, от покойной первой жены Ревекки Хоуленд у него был сын, родившийся в 1854 году, в тот год, когда увидела свет Сара. «Нет и еще раз нет», – попробовал сказать Уоррен. Сара была послушна, как всегда, но кротко напомнила, что отец много раз отказывал тем, кто предлагал ей руку и сердце, а 26 лет – уже возраст для женщины. В октябре 1880 года Джеймс и Сара вступили в брак. В приданное она принесла около миллиона долларов.
30 января 1882 г. в жизни семьи свершилось великое событие – родился мальчик, названный Франклином, именем, которое носил скончавшийся незадолго перед этим сын брата Сары.
II
Франклин Делано Рузвельт родился в то время, когда хозяевам Америки прогресс представлялся синонимом капитализма и ему не предвиделось конца. В очаровательной долине Гудзона лучшие земли у реки занимали тринадцать имений, каждое в среднем по двести гектаров, среди них Гайд-парк Рузвельтов. Их хозяева вели размеренную жизнь, напоминавшую быт английских помещиков средней руки. Занимались сельским хозяйством, и не ради забавы – с полей снимался обильный урожай, а скот был отличной породы. Но интересы мужской половины поглощали не эти в конечном счете пустяки – в ста с небольшим километрах к востоку кипел громадный Нью-Йорк, на Уолл-стрит вершились судьбы Америки. Все вращалось в замкнутом кругу: когда отец Франклина отправлялся на работу, он ехал на Уолл-стрит, когда возвращался домой, он приезжал в Гайд-парк, где соседями были все те же люди; недалеко от Рузвельтов жили Вандербильды и Асторы, Роджерсы и Огдены – цвет делового мира, неслыханные богачи.
С первых шагов в большом мире мать и отец не уставали твердить сыну, что он принадлежит к избранным, элите американского общества. Особых наставлений не требовалось: вещи и окружавшие люди самим своим существованием каждодневно напоминали маленькому Франклину об этом: хорошо обжитой просторный дом в Гайд-парке, тогда к нему еще не были пристроены оба крыла с узкой верандой, вокруг громадные, отлично сформированные деревья – вязы, клены, каштаны, буки. На всю жизнь в память Франклина запали эти деревья – неотъемлемая принадлежность Гайд-парка. Дальше, за лужайками, простирались обработанные поля, аккуратные пастбища для скота. Почти все, что можно было увидеть из окна детской на втором этаже дома по эту сторону реки, принадлежало Рузвельтам.
Отец очень рано объяснил сыну, что красота – не дикие заросли, а исправленный руками человека пейзаж Человек живет плодами земли, но и имеет обязанности перед ней. Закопченный город не укладывался в педагогическую схему. Скорее это напоминало повторение постулатов джефферсоновской демократии. Аграрная идиллия… Т. Джефферсон, однако, был рабовладельцем.
Уже маленький мальчик без труда установил, что в мире существует социальная иерархия. Он, отец, мать незримыми, но четко осязаемыми границами отделялись от гувернанток, те, в свою очередь, отличались положением от поваров и слуг в доме, а последние не желали иметь ничего общего с кучерами и сельскохозяйственными рабочими. Когда чета Рузвельтов скользила зимой по заснеженным дорогам в щегольских русских санях (сделанных первоначально для Наполеона III и вывезенных Джеймсом из Парижа в 1862 г.), сомнений быть не могло: они принадлежали к высшему свету.
В Америке все трудились, но вознаграждались по-разному. Во всяком случае, Франклин привык не видеть ничего необычного в том, что труды отца давали возможность содержать Гайд-парк. Если семья ехала куда-нибудь, то покупались не билеты, а брался салон-вагон, независимо от того, шла ли речь об отдыхе или деловой поездке. Джеймс Рузвельт, выезжая по делам, иногда брал с собой мальчика. Мягкий перестук колес, слабое покачивание салон-вагона, объясняющий все и вся старик отец оставили неизгладимое впечатление у Франклина. Езда в поезде со скоростью, редко превышавшей 50 км в час, станет одним из любимых видов отдыха президента Соединенных Штатов.
В детстве Франклин мало бывал со сверстниками, его жизнь в основном проходила среди взрослых. Брат был старше на 28 лет и питал к нему отцовские чувства, престарелый отец не чаял души в сыне и с болезненной ревностью следил, чтобы Франклин не делил свои привязанности с кем-нибудь еще. Джеймс Рузвельт мог служить образцом джентльмена в понимании своего класса. С изысканными манерами, приветливым взглядом глубоких голубых глаз и всегда имеющий под рукой пятьсот золотых долларов, Джеймс не мог не привлекать к себе мальчика. Деловые занятия отца, естественно, лежали вне круга семейных интересов. Франклин знал отца дома. Джеймс со значительным уважением к личности маленького собеседника объяснил ему, что приличествует джентльмену: тактичное поведение в обществе и обязательно спорт (летом – верховая езда, велосипед; зимой – коньки и буер на льду Гудзона).
Мать боготворила мальчика. Она завела дневник и на протяжении двадцати лет записывала мельчайшие подробности о каждом его поступке, чуть ли не о каждом шаге и жесте.
Велик соблазн уже тогда найти в крошечном мальчике, одетом по тогдашней моде в юбочку, черты гениальности или по крайней мере объявить, что родители чуть ли не с пеленок готовили сына к выдающейся политической деятельности. Все это, конечно, вздор. Франклин рос обыкновенным мальчиком, а политика в глазах дельцов была малопочтенным занятием. Как-то отец привез пятилетнего сына в Белый дом и представил президенту Г. Кливленду. Президент выглядел усталым и измученным. Положив руку на голову мальчика, он сказал: «Мой маленький мужчина. Я выскажу тебе странное пожелание. Пусть ты никогда не будешь президентом Соединенных Штатов».
После выборов 1932 года Сару Делано Рузвельт спросили, думали ли когда-либо в семье, что Франклин станет президентом. Она с горячностью воскликнула: «Никогда, никогда! Последнее, о чем я могла когда-либо подумать, – это то, что мой сын будет занят политикой!» Наверное, она была искренна. Профессия государственных деятелей и все, что связано с государством, не выглядели привлекательно в глазах буржуа. Подростком Франклин объявил отцу, что станет военным моряком и поедет в военно-морскую академию в Аннаполисе. Джеймс Рузвельт сначала пришел в ужас, а затем яркими красками нарисовал бедность жизни офицера в блестящем мундире по сравнению с достатком бизнесмена в скромном сюртуке. Нетрудно сделать выбор.
Когда Франклину было около семи лет, мать энергично взялась за его обучение. До четырнадцати лет он получал домашнее образование. В его жизни царил строгий режим, установленный родителями: подъем в семь, завтрак в восемь, до полудня два-три часа уроков. Отдых с двенадцати до второго завтрака в час и вновь занятия до четырех часов дня. Руководящим принципом воспитания была не мелочная опека, а культивирование чувства ответственности и уверенности в себе.
Маленький Франклин безумно любил животных. Хорошо. Он получил от родителей в подарок шотландского пони и породистого сеттера. Радость мальчика была безграничной, но ему ласково сообщили, что оба животных отныне полностью вверены его попечению, на нем лежит и уход за пони. «Безумно трудная работа», – признался взрослый Франклин Д. Рузвельт.
Джеймс и Сара тщательно охраняли маленький мирок сына от треволнений большого мира, которые дети в Америке знают чуть ли не с пеленок. Кто-то язвительно заметил, что знакомство Франклина с Гекльберри Финном не пошло дальше рукопожатия с Марком Твеном. О жизни и быте простого люда он знал только понаслышке. Однако усвоил – им нужно повелевать, что распространил на детей, игравших с ним. Мать упрекнула: «Зачем приказывать!» «Но если я не буду приказывать, ничего не сделают», – возразил сын.
Рейнхардт, первая гувернантка Франклина, довольно успешно обучила Франклина немецкому языку и дала начальные школьные знания. Занятия с Рейнхардт прервались, она отправилась в психиатрическую больницу. Ее место заняла мадемуазель Сандоц, приехавшая из Швейцарии учить юных американцев из состоятельных семей. У нее были смутные представления о социальной справедливости и твердое знание родного французского языка, которому она изрядно научила своего питомца.
Несмотря на все усилия матери, Франклин оказал успешное сопротивление ее попыткам идеального воспитания в стиле маленького лорда Фаунтлероя. Его так и не смогли научить играть на пианино и рисовать. Мальчик проявил незаурядную изобретательность, изыскивая предлоги, чтобы избежать ненавистных уроков музыки. Эксплуатация родительских чувств зашла далеко: перспектива посещения церкви, особенно в холодные зимние дни, вызывала у него недомогание, и правдивый сын сообщал об этом маме еще с вечера. К двенадцати годам приступы болезни стали столь регулярными, что Сара поставила диагноз – «воскресная головная боль». Маленьким американцам по сей день ставят в пример хрестоматийную религиозность Рузвельта еще с детства.
Когда наступало лето, семья обязательно отправлялась в Европу. Они были космополитами, Рузвельты. В три года сын познакомился с Европой. Очень скоро Париж, Лондон, Германия, на курортах которой отец постоянно лечил сердце, стали не менее знакомы Франклину, чем Нью-Йорк. Быть может, даже больше. Во время одной из поездок в Германию, когда Франклину было десять лет, родители для усовершенствования в немецком языке отдали Франклина на шесть недель в народную школу Он был на год старше одноклассников. Мать нашла саму мысль поучиться в немецкой школе забавной, хотя и сомневалась, выучится ли он там чему-нибудь. Франклину необычайно понравилось ходить в школу с толпой, как он выразился, «обезьянок», учить там все по-немецки.
В Гайд-парке была школа, но у Джеймса и Сары никогда даже не возникало мысли о том, что их сын может учиться в ней вместе с детьми простого люда. Четырнадцати лет вместе со своим учителем он совершил поездку на велосипедах вдоль Рейна. В 1939 году Франклин Рузвельт говорил: «Мальчиком я знал Германию значительно лучше, чем Францию и Англию. Во всяком случае, я относился с большей теплотой к более известной мне Германии, чем к Англии и Франции».
Не нужно упускать: он знал только высший свет европейских столиц, где Рузвельты чувствовали себя среди равных. Пытливый мальчик вплотную рассмотрел министров и герцогов, адмиралов и титулованную знать. Не в деле, конечно, а на светских раутах, охоте, курортах. Говорили там чаще по-французски, Франклин бойко отвечал, когда спрашивали. Даже в 1944 году Рузвельт произнес речь по-французски на церемонии передачи эсминца Франции. Было отмечено хорошее произношение.
Основательное знание двух иностранных языков отличало Рузвельта от американских политиков.
Он много читал. Ему не было еще и десяти лет, когда четко определились интересы: в первую очередь Франклин читал и перечитывал все, что относилось к морю. Мать с недоумением следила за тем, как сын брался за серьезные книги. С девяти лет всем журналам Франклин предпочитал «Сайнтифик америкэн», едва ли увлекательный для подавляющего большинства его сверстников. Как-то в дождливый день Сара застала его за чтением словаря. Способность Франклина запоминать прочитанное была поразительна. Однажды мать читала сыну вслух книгу, в то время как он разбирал свою коллекцию марок – с десяти лет он стал самозабвенным коллекционером. Видимое невнимание Франклина вызвало у нее резкое замечание. Сын немедленно повторил последние фразы, добавив с очевидным оттенком высокомерия: «Мне было бы стыдно, если бы я не мог делать двух дел одновременно». Близкие всегда не переставали удивляться тому, как Ф. Рузвельт буквально проглатывал книги.
Не только удовлетворение ненасытного книжного голода питало любовь к морю. Вскоре после рождения Франклина родители купили небольшой участок земли (около двух гектаров) на полюбившемся им канадском островке Кампобелло в заливе Фанди, вблизи Ист-порта, штат Мэн. Здесь, на берегу холодного бурного океана, они построили летний домик. Девятилетний Франклин был вне себя от радости, когда отец купил семнадцатиметровую яхту «Хаф мун», первую в серии яхт, носивших это название. Его нельзя было никакими силами заставить покинуть суденышко. Когда голова Франклина начала возвышаться над штурвалом, он многие часы проводил на борту яхты, а мать была единственным пассажиром.
Шестнадцати лет Франклин стал владельцем собственного судна – семиметровой яхты «Нью мун». На ней, иногда один, иногда с друзьями, Франклин многие годы детально исследовал бесчисленные бухточки, узнал капризные течения, приливы и отливы опасных вод залива Фанди. Море осталось его страстью до смерти.
Гротон, Гарвард, Элеонора и юриспруденция
I
Эндикот Пибоди принадлежал к одной из богатейших семей Новой Англии, компаньонов дома Морганов. Его отец представлял интересы концерна в Англии. Эндикот Пибоди получил образование в этой стране, завершив его в Кембридже. Там на него произвели глубокое впечатление английская система образования избранных для служения избранным, реформистская деятельность тори и каноны англиканской церкви. По возвращении в Соединенные Штаты молодой Пибоди объявил семье, что решил не переступать порога контор менял, а предпочитает кафедру. Он стал священником, но, проведя полгода в городке горняков в штате Аризона, понял, что его поймут только избранные.
В 1883 году в маленьком городке Гротон, в шестидесяти километрах от Бостона, он основал школу, дабы готовить в ней молодых людей «в основном христианского склада». Земельный участок для школьных зданий предоставил богач Дж Лоуренс, за что был включен в наблюдательный совет вместе с Дж П. Морганом и другими представителями денежных интересов. Очень скоро о Гротоне разнеслась слава как о наиболее привилегированной школе Соединенных Штатов. Срок обучения был установлен шесть лет. Принимались двенадцатилетние мальчики и выпускались восемнадцатилетние юноши.
Четырнадцатилетний Франклин переступил порог школы и был принят сразу в третий класс. В 1934 году Франклин Рузвельт говорил: «Пока я жив, влияние доктора и миссис Пибоди означает и будет означать для меня больше, чем влияние любых других людей, за исключением отца и матери». Президент был далек от того, чтобы отдать простой долг вежливости. Он старался, чтобы все торжественные религиозные церемонии в Белом доме отправлялись Эндикотом Пибоди. В чем секрет успеха ректора у ученика Франклина?
Превыше всего Пибоди ставил служение стране, понимая его в духе либеральствующего тори конца XIX века. В бесчисленных горячих простых проповедях, хорошо гармонировавших с его наружностью сильного человека из народа, он настаивал на том, что политика в Америке должна быть очищена от скверны, а гротонцы в жизни никогда не должны идти на компромисс со Злом. То было провозглашение абстрактно прекрасных истин христианства, но ректор, хотя ежедневно и пожимал перед сном руку каждому из 110 воспитанников, как-то забывал сообщить им поодиночке или всем вместе, как претворить в жизнь заманчивые принципы.
Слабая связь школы с жизнью привела к тому, что к 1936 году из тысячи выпускников Гротона лишь десять нашли себя в политике (среди них Ф. Рузвельт, С. Уэллес, Дж Грю, А. Гарриман, Д. Ачесон). Успеху на политическом поприще мало способствовала привычка, по словам одного гротонца, приобретенная в школе, «во время разговора с малознакомым человеком пристально смотреть на два дюйма выше головы собеседника». С большим трудом Франклин избавился от манеры гротонца, определенно излишней для политика.
Жизнь ученика в школе напоминала ту, которую Пибоди видел в колледжах Кембриджа и Оксфорда. Каждый воспитанник получал небольшую клетушку в два на три метра, в которой стояли койка, стол, стул, а вместо шкафа – крючки на стене. Подчеркнуто простой быт, частично спартанский – холодный душ по утрам и умывание ледяной водой, дополнялся правилом: к ужину являться в вечернем костюме, в рубашке с крахмальным воротничком и в лакированных туфлях.
Пибоди чистосердечно полагал, что введение системы старшинства среди учеников, принятой в английских колледжах, создаст в Гротоне подобие большой семьи. Система принесла неизбежные результаты: безмерную тиранию старших над младшими. Отпрыски приличных семей проявили незаурядную изобретательность: новичков «дисциплинировали», заставляя гнуться в три погибели, и в таком виде запирали в тумбочках для обуви. Это был обычный метод воздействия. Если же старшие ученики находили, что тот или иной мальчик не подходит к «тону» школы, он подвергался «накачиванию»: несчастного тащили в ближайший туалет, запрокидывали голову над раковиной и наливали в рот воду до тех пор, пока жертва не начинала захлебываться.
К Франклину эти воспитательные меры никогда не применялись. Напротив, очень скоро он стал относиться к неудачникам с плохо скрытым презрением. В письме домой он сообщает: «Сын Биддлов просто сумасшедший, новичок и глупец. Его уже несколько раз запирали в тумбочку и неоднократно грозили накачать».
С первых шагов в школе Франклин инстинктивно взял правильный тон с товарищами, что как раз для него было нелегкой задачей. Он пришел в класс шестнадцатым на третий год обучения, когда отстоялись симпатии и антипатии. Однако он быстро схватил основное в школьной жизни – не выделяться – и счел разумным во всех случаях быть на стороне большинства, не примыкая к считанным бунтовщикам.
В первые месяцы Франклин горячо взялся за дело и стал одним из лучших учеников. Вскоре он обнаружил, что это вернейший путь пасть в глазах товарищей. В конце года, получив наконец первую двойку, он торжествовал. Расчетливый мальчишка отписал домой: «Сегодня заслужил первый неуд и очень рад этому, так как до сих пор считалось, что у меня нет чувства школьной корпорации. Старая психопатка Барбаросса влепила мне двойку за болтовню в классе». Отныне табель Франклина украшали тщательно дозированные неуды, но не в таком количестве, чтобы открыть перед ним двери кабинета ректора для назидательной беседы – для этого требовалось шесть двоек. Он учился, имея средний балл Б (соответствует четверке).
Система педагогических воззрений Пибоди не отличалась большой сложностью (перечисляются в порядке важности): религия, формирование характера, спорт и науки. Франклин приложил большие усилия к тому, чтобы стать футболистом. Поздно развившийся юноша оказался слабым и не достиг сколь-нибудь заметных успехов. Он остался вне коллектива – славу приносил только спорт.
Программа Гротона была не только своеобразна, но и архаична. Пибоди мечтал о том, чтобы готовить пополнение для правящей Америкой элиты. На его взгляд, было необходимо ввести в круг консервных и цинковых королей, магнатов железа и маргарина отлично образованных людей. Поэтому гротонцев усердно учили латинскому и древнегреческому, французскому и немецкому языкам. В наши дни идеологи американской буржуазии настаивают на том, что их страна прошла незаурядный путь; в конце XIX века Пибоди был куда более трезвым – ученики получали основательные знания истории почти исключительно европейских стран.
Пибоди стремился насаждать конформизм, выпускники должны были быть связанными единством взглядов. Он повторял: «Мне не нравятся юноши, которые думают слишком много. Множество людей думают о множестве вещей, без которых мы можем обойтись»
. Следовательно, прежде всего и превыше всего – церковь, посещением ее начинался и заканчивался каждый день. Франклин с годами приобретал все больший интерес к религии. По-видимому, сама обстановка школы – все четыре года, несмотря на кажущуюся общительность, он был, в сущности, одинок – толкала его на это. Плюс влияние Пибоди. Едва ли Франклин поддержал бы суждение Аверелла Гарримана, который как-то заметил отцу о Пибоди: «Знаешь, ректор был бы просто очарователен, если бы не был таким ужасным христианином». Франклин без особых настояний ректора принимал участие в церковной работе в окрестных деревушках и посвящал часть своих каникул занятиям с детьми бедняков. Пибоди организовал для них лагерь вблизи Гротона.
В Гротоне Франклин приобрел некоторое умение вести полемику. В последний год его пребывания в школе учебные диспуты были далеки от академизма. С начала 1897 года в Соединенных Штатах поднялась волна шовинизма – готовилась война против Испании. Успех предстоящих сражений должен был решить флот. Франклин к этому времени основательно изучил работы адмирала А. Мэхэна, теоретика примата морской мощи, что-де и обеспечивает статус мировой державы.
Франклин оказался необычайно активным в школьных диспутах: «Решено, что США должны увеличить военно-морской флот», «Решено, что США должны немедленно аннексировать Гавайские острова» и на другие ура-империалистические темы.
