скачать книгу бесплатно
Колодец (сборник)
Вячеслав Михайлович Якимов
«Алёшенька, сынок барина Нил Олеговича, рос смышлёным мальчиком, да беда у него была одна: его старшой братец. Как батюшка ни увещевал не обижать младшего, а тому все неймется, благо тот, сдачи дать не может, он-то на пять годков младше.
Дворня жалела мальчугана, у которого мамка при родах померла, но защитить не могла: да и кто осмелится остановить барчука, он обидится и управляющему Лукичу пожалуется, а тот скор на расправу. Алёшенька, как только разумел в грамоте, догадался, что в библиотеке от братца спрятаться можно, тот то книг не жаловал…»
Вячеслав Михайлович Якимов
Колодец
© Якимов В.М., 2018
© ООО «СУПЕР Издательство», 2018
* * *
Драгоценность из отчего дома
Не каждая драгоценность
заставляет трепетать твое сердце.
Алёшенька, сынок барина Нил Олеговича, рос смышлёным мальчиком, да беда у него была одна: его старшой братец. Как батюшка ни увещевал не обижать младшего, а тому все неймется, благо тот, сдачи дать не может, он-то на пять годков младше.
Дворня жалела мальчугана, у которого мамка при родах померла, но защитить не могла: да и кто осмелится остановить барчука, он обидится и управляющему Лукичу пожалуется, а тот скор на расправу. Алёшенька, как только разумел в грамоте, догадался, что в библиотеке от братца спрятаться можно, тот то книг не жаловал.
И решил он с деревенскими ребятами сойтись, особенно ему нравился Митяй, ведь он, если бы захотел, легко с его братцем справился. Но как к нему подступиться? Ведь деревенские ребята без дела не сидят: то сено ворошат, то коней купают, невод тянуть рыбакам помогают. Но однажды ему повезло: Митяя послали за телятами присматривать, чтоб они в посадки не шли. Он к нему и подошёл:
– Хочешь, сказку расскажу.
– Давай, пока делать нечего, – снисходительно позволил Митяй, с любопытством посмотрев на мальчугана.
Алеша ему самую любимую рассказал, а потом говорит:
– Хочешь, я тебя грамоте поучу.
– Зачем? Крепостным, это ни к чему, а божье слово с книжки нам и батюшка в церкви почитает. Опять, зараза, в кусты пошла.
– Я сейчас. Я мигом выгоню.
– Стой, не надо. Стой.
Но было уже поздно. Запнувшись за камень, он со всего размаха упал и расквасил нос, с которого потекла кровь. Плача, бежал он домой, размазывая грязными ручками по лицу кровь вперемешку со слезами, которые падали на его белоснежную рубашку, оставляя следы.
– Всё, сейчас пожалуется, – корил себя пастушок, – нужна была мне эта сказка. Знал же: нельзя с барчуком водиться, теперь жди беды. Он управляющему пожалуется, ябедничать станет, а тот батюшку накажет, чтоб за своими огольцами-пострелятами лучше присматривал. А у отца рука тяжелая, не заржавеет, поперек лавки положит и всыплет по первое число. Почешешься, хоть домой не ходи.
Но никаких последствий не последовало, и Митяй стал доверять Алёше: брать его с собой, даже в ночное, опекая его как младшего братишку. У него и хранилась вся потаённая одежда паныча, в которой он не отличался от них.
Однажды, когда он стал уже постарше, его окликнул приказчик:
– Иди тебя отец кличет.
– Чувствую, не долог мой век и, вероятно, скоро брат твой верховодить станет, как это принято у нас в роду, но вы с ним как кошка с собакой живете. Я хочу, чтобы ты сам судьбу свою решил и не обвинял меня потом, что вынужден на поклон к брату идти. В нашем роду особо грамотеев не было, и без грамоты наши предки прекрасно жили. Хотя, даже Алексеич за границу учиться ездил. Вернувши, много пользы государству принёс, может, и тебя великая судьба ждёт. Я позвал тебя спросить: сам остараешься свою жизнь наладить или рассчитываешь к брату за милостыней ходить?
– Нет, папенька, я учиться хочу.
– Это и француз говорит: что ты к знаниям тянешься, очень хвалил. «Молодец, – говорит, Лешенька, – не то, что его братец: через пень колоду учится». Он к себе на родину собирается, предлагает послать тебя дальше учиться, и сможет, если захочешь, взять с собой.
– Я поеду папенька.
– Только там по-заморски, по-иноземному нужно изъясняться – французкий знать. Ты-то как?
– Я выучу, папенька, выучу.
– Ну дай бог, дай бог.
* * *
«Так думал молодой повеса, Летя в пыли на почтовых, Всевышней волею Зевеса Наследник всех своих родных».
«Хорошо написал, как будто обо мне, только чуть-чуть ошибся. – Молодой человек отложил книгу. – Ну, вроде подъезжаем. Надоело трястись, все кости ломит». В окно кареты глянул: родные поля, река и до боли знакомая тропинка.
– Стой! – закричал он.
– Вы чего кричите. Я уж думал, колесо потерял, – испугался возничий.
– Я здесь сойду, где мой баул. Ноги затекли, пойду пройдусь, да на родные пенаты гляну.
Идя по тропинке, он сразу нашёл развилку с еле приметной тропкой. Она, виляя между кустов, привела его к их месту – маленькому пляжу, которое ребята не сразу решились барчуку показать. Его даже с воды не сразу заметишь, там легко было спрятаться от недремлющего ока Лукича и его брани. Здесь он с деревенскими купался, и где Митяй его плавать учил.
«А что, неужто всему в пыли домой заявиться, ведь не один день ехал – вроде никого, а ну как в детстве. Ничего не изменилось. Только деревья подросли, – подумал он, одеваясь. – А это что за явление?»
Увидев чей-то платок, предательски чуть выглядывавший из кустов, он подошёл. Девчушка чумазая, лет двенадцати, а может, поболе будет: из-за сажи на лице не понять. Её длинные золотые кудряшки не хотели прятаться под платком и ниспадали на плечи. Легкий ветерок пытался их растрепать, распушить, чтоб они смогли обнять приласкать веточки, погладить сочные зелёные листочки.
– Чего ты здесь затаилась? За ребятами подглядываешь?
– Больно надо мне это, я здесь от управляющего ховаюсь, а вы сами мимо меня прошли и голышом купаться стали. Мне дядя Митя приказал: «Иди, говорит, лицо сажей измажь, чтоб никто не узнал, да на бережку в кустиках спрячься».
– Вроде Лукич не особо злой, чего от него прятаться. Иди сюда.
– Ты драться не будешь? А то не выйду. Только у нас сейчас не Лукич – новый какой-то.
– Это какой дядя Митя? Он еще на левую ногу прихрамывает?
– Да.
– Ну иди домой и ничего не бойся, будет время зайду.
– А как вас величать?
– Скажи просто… Алёша приехал.
Когда с Митяем случилась беда, он неудачно упал с лошади, повредив ногу, Алеша еле упросил отца отвезти друга в больницу.
У ворот его остановил привратник:
– Вы куда? Барина дома нет.
– Как куда? Домой.
– Подожди, господин хороший, я должен управляющему доложить.
«Алексей Нилыч! Прибыли, значит. Хотя помещик и приказал гнать его взашей, но неизвестно, как ещё дело повернётся, лучше с ним не ссориться», – подумал приказчик.
– Я год из дома писем не получал. Что здесь произошло?
– Ну благодарите братца, за подарок, что вам сделал. Вместо того чтобы отца слушать, который уже на смертном одре лежал, он в пьянство вдарился, а не успел похоронить его, как в пьяном виде за карты сел играть. Ну и спустил все наследство, а затем бунт подговорил устроить Лукича. Ему и показали, как бунтовать. Сам-то он застрелился, а управляющего до смерти засекли. Я против вас ничего не имею, но барин приказал: «Из дома все вытащить и сжечь, чтоб ничто не напоминало о вашем роде». Вам человечка дать? Показать, где похоронили.
– Спасибо, я найду, но если возможно, баул оставлю, до вечера.
* * *
Ничего не изменилось: та же покосившаяся, вросшая в землю изба Митяя, с кое-где новой дранкой на крыше, и ее хозяин, что-то мастеривший во дворе.
– Алёша, тебя и не узнать, если бы Алёнка не сказала, что ты приехал, не узнал бы, видишь, какая беда у нас случилась.
– Да, новый управляющий красочно описал, а ты, я вижу, женился.
– Лукич сосватал. Я-то увечный, сам знаешь, так он расстарался. Твой брат наблудил, а управляющий её ко мне привёл: «На, – говорит, – хозяйкой у тебя будет». У нас как раз корова пала, чего-то наелась, а может, сам же её и отравил, одному богу ведомо. Так он обещал помочь, а у брата мал-мала меньше, куда деваться. Ничего, она баба справная, да ещё свой родился, так что мы теперь, вроде как сродственники. Ты-то как?
– Последний год тяжело пришлось, из дома ни писем, ни денег. А так за границей жить можно, только очень уж они деньги любят. Ну об этом после. Слушай, у тебя есть что поесть, а то в животе бурчит.
– Если не побрезгаешь с холопом пустые щи хлебать, то прошу. Только не знаю, как теперь вас величать, Алексей Нилоч.
– Мы же сродственники, – чуть улыбнувшись, подсказал он. – Как и прежде – Алёшка.
– А ты чего в родном доме не попросил переночевать, и покормили бы, наверное.
– Да боялся, что ночью дурные сны сниться будут. А по правде: не очень новый управляющий с его лисьими глазками вызывает доверие, ночью придумает, как своему хозяину угодить, чтоб у того хлопот поменьше было. А Алёнка чего у тебя крутится. Чья она?
– Слушай, ты ж устал с дороги, иди подремли хоть немного, а мне с Алёнкой потолковать надо. Я как знал, что ты приедешь, свежего сена на сеновал наметал.
* * *
В тот год, что Лукич меня оженил, рыбаки поймали лодку, а в ней девчушка махонькая, как только не утопла – полная лодка воды. О найдёныше сообщили управляющему.
– Ну и что, что одета не как наша и говор отличен. Неизвестного она роду племени, нечего начальство тревожить. Пущай пока заместо Алёнки будет, что весной отмаялась. Подрастёт, там видно будет, ещё одна раба барину не помешает. В барский дом её брать не след, пущай, Митрич, у тебя поживёт, ртов у тебя мало, будет жене твоей помощница.
– Сначала она плакала, маму звала, – говорила, меня не так зовут, а потом привыкла. Подросла, помощницей в доме стала, а тут Лукич заявляется, увидел её и говорит: «Смотрю, чем старше, все краше становится, не нашего она роду племени. Ты береги её, барину может вскорости понадобиться». Тот управляющий был зверь, а этот ещё хуже: не позавидуешь любому лиходею ему в руки попасть, а тут девчушка – невинная душа. Молю богом тебя: ведь не одна, благодарная ласкам помещика, упокоилась на дне реки. Христом богом прошу, возьми её с собой. Здесь барин погубит девку, будет перед ней изголяться. Возьми, прошу тебя. Хочешь – на колени встану. Ты не думай, что мне привычно перед барыми лебезить и на коленях елозить. Душа болит на неё глядя, если что, то в сиротский дом или приют определи. Слышал, он в городе есть.
– Ты что смеёшься? Я к тебе за куском хлеба пришёл, как нищий, и дома у меня нет, а ты хомут хочешь мне на шею надеть. Друг называется… Что я с ней делать буду?… А если и увезу – ведь накажут тебя.
– На дыбе не вздёрнут, народ роптать начнёт, она же не крепостная – все знают, а выпорют, так не привыкать, поболит и бросит.
– Хорошо… Только, если она сама захочет.
* * *
Он лежал, пытаясь читать, но тревожные мысли не покидали его. Ещё пацанёнком он уехал за границу, и знакомых у него здесь нет, помочь некому. Чтоб имение вернуть, об этом сейчас и смысла нет думать. Дверь скрипнула, и Алёнка в ночной рубашечке босиком вошла в комнату.
– Ты чего не спишь?
– Я боюсь. Я усну, а вы уедете – бросите меня.
– Я же обещал тебе помочь, а если не веришь, почему поехала со мной.
– Дядя Митя мне сказал: «Не к добру это, что тебя в барский дом хотят взять, и если не уедешь – пропадёшь. И твое счастье, что Алёша приехал. Он сам в беде, горе у него, и если он тебя не спасёт, никто не поможет. Может, он за границей ума набрался и не станет помещику перечить на свою погибель, а уедет и там подумает, как имение вернуть. Видела, сколько народу нагнали, когда Лукича убивали, и если он тебя с собой возьмёт, считай, счастье тебе привалило. Он и маму твою поможет найти».
– Тебе придётся немного пожить в приюте, а потом, я заберу тебя.
– Я не хочу в приют, – подбежав к кровати и прижав к своей груди ручки, со слезами на глазах взмолилась Алёнка.
Он отложил книгу.
– Ты пойми! Я думал, приеду, брат поможет на ноги встать. На наследство я ж не претендую, а тут такая беда. За дорогу потратился, да церкви пришлось последнее пожертвовать, чтоб за могилками присматривали. Тебе надо в сиротском доме пожить, пока я денег заработаю.
– Я тоже буду работать.
– Тебе одеться надо, кто тебя в этих лохмотьях возьмёт. Видела, как на тебя посмотрели, когда я спросил две комнаты, для меня и сестры.
– Можно я здесь на коврике прилягу, одна я боюсь. Он подвинулся, она осторожно прилегла, чуть тронув покрывало, и свернулась калачиком. Большая слезинка задержалась у неё на переносице, он осторожно пальцем смахнул ее и спросил.
– Как же ты маму потеряла? – и увидел, как дрогнули её губы, и глаза снова наполнились влагой.
– Мы приехали к реке пароходы смотреть, а потом я побежала на лужок бабочек ловить. Одна очень красивая села на цветочек, я подкралась и ладошками хотела её накрыть. Наклонилась, а шляпка с головки у меня слетела, ветер подхватил ее, и она покатилась по траве, я за ней. Она с бугорка скатилась и в воду рядом с мостком, поплыв по течению, зацепилась ленточкой за лодку, что рядом стояла. Я забежала на мосток, спустилась в лодку, дошла до лавки, а её не перешагнуть. Тогда легла животиком на неё, перенесла ноги на другую сторону и встала. Только сделала шаг, как лодку качнуло, и я упала, ударившись головкой об лавку. Дальше не помню, только очнулась, когда уже темнеть начало. Лодку прибило к камышам, я маму позвала, но никто не откликнулся. Я хотела выбраться, но было очень страшно, высоко и кругом вода. Вдруг я увидела пароход, залезла на лавочку и стала ручкой махать, думала меня спасут, но пароход проплыл мимо. Только одна женщина помахала мне в ответ с палубы, набежала волна, и я упала. Было очень больно, и я заплакала, а лодка, покачавшись, опять поплыла. Началась гроза, было очень страшно и холодно, я кричала, звала маму. Там лежали какие-то мешки, которые очень плохо пахли, я забилась под них. Потом какие-то страшные, бородатые дядьки вдруг появились:
– Перетёрлась о пирс, возможно, – сказал один, осматривая верёвку, а другой, схватив меня своими громадными волосатыми руками и подняв над собой, воскликнул: «Смотри, какое чудо я нашёл, под мешками пряталось». А потом меня к дяде Мите отвели.
Он осторожно погладил её плечо, успокаивая, и сказал:
– Завтра я принесу карандаш и бумагу, а ты попробуй нарисовать дом, в котором ты раньше жила. Помнишь?
– Да, – прошептала Алёнка.
– Ну спи, и он задул свечу.
Она сразу уснула, а ему не спалось: смог бы он остановить брата от безумного поступка, попытался бы остановить Лукича или примкнул к бунтарям? Он задавал себе эти вопросы, но ответа не находил.
«Чтоб убить даже память о вашем роде, – вспомнил он слова управляющего. – Почитай брата свого, он после меня верховодить станет и ответ за вотчину держать станет. – Вспомнил он завет отца. – Спасибо, братуха, за наследство – единственная драгоценность, что мне удалось из отчего дома взять, сейчас рядом лежит. Завтра я её в сиротский дом сдам, а сам подумаю, как имение вернуть».
