Эскиз души. Сборник рассказов

скачать книгу бесплатно


– Быстро. Полежала всего неделю, увезли в больницу, а там сказали, что поздно. Я забрал ее домой, а наутро ее не стало.

– Как выдохнула…

– Да, но не только свою жизнь. Извините, – хозяин тяжело опустился на табурет.

– Вы позволите, я похозяйничаю, – и, не дожидаясь ответа, гостья прошла на кухню.

По дому растекался забытый запах выпечки. Огромное блюдо с румяными оладьями, ароматный чай, как прежде…

Слушая рассказы Валентины о детстве супруги, Александр Петрович неожиданно заплакал, впервые в своей жизни.

«Санюшка», – услышал он голос жены.

– Санюшка, – Валентина смотрела на него Тонечкиными глазами, – Санюшка, надо вдохнуть. Дыши!

Страсть

– Послушай, пойдем со мной. Ну что тебе стоит? Просто руками поводишь, мол, порчу снимаешь. Скажешь, какие молитвы почитать.

– Да ты что, с ума сошла? С чего ты решила, что я умею эту самую порчу снимать? – предложение моей соседки бабы Мани было столь нелепым, что я даже не сразу нашлась с ответом, и довольно долго стояла с открытым ртом. Пользуясь моим замешательством, шустрая баба Маня уже тянула меня за рукав к калитке, продолжая вводить в курс дела громким шепотом:

– Понимаешь, не в себе баба. Совсем обезумела. Да ты и сама все поймешь. Боюсь, как бы беды не наделала. А так ты наговори что-нибудь, ну там воды, что ли давай ей нашепчем, молитву какую прочтем. Глядишь, она к бабке и не пойдет.

– Ой, подведешь ты меня, – вяло сопротивлялась я напору. Но, прихватив молитвослов, все же отправилась к соседке. За несколько лет в поселке за мной прочно закрепилась слава человека, способного решить любую проблему. Ко мне приходили измерить давление, разжиться таблетками, я составляла жалобы чиновникам, ходила вместе со стариками-соседями по бюрократическим кабинетам, что-то выбивала, что-то выпрашивала. Храма в поселке не было, и поэтому в каждую свою поездку в город я обязательно заходила в церковь, ставила свечи за себя и по многочисленным просьбам, покупала иконы, книги.

Катерина Ивановна, распивающая чай за столом бабы Мани произвела на меня удручающее впечатление. Довольно грузная дама лет пятидесяти с провинциальным барашком «химии» на обесцвеченных волосах, вся какая-то обвисшая, потухшая. Но стоило ей заговорить, и первое впечатление сразу же развеялось. Фигура женщины ожила, напряглась, казалось, она была готова сорваться с места в любую секунду. Черные глаза, увеличенные большими линзами, втягивали, держали собеседника. Но держали не только глаза. Катерина Ивановна, отставив чашку, вцепилась в меня сильными бугристыми пальцами, и, придвинув лицо, говорила и говорила… Чем больше я ее слушала, тем больше понимала, что весьма неплохо было бы проконсультировать эту даму у врача-специалиста. Мне даже стало страшно. Я всегда с опаской относилась к людям, страдающим психическими расстройствами, наивно полагая, что с остальными можно договориться.

– Ну так вот, – не то шипела, не то шептала Катерина Ивановна, – я Андрейку одна растила. Баба Маня соврать не даст, – тут женщина посмотрела на соседку, которая слишком активно закивала.

«Э, баба Маня, а ты и сама ее боишься», – пронеслось в моей голове.

– Его отец умер, когда Андрюшке четыре годика всего было, – продолжала гостья, – Тяжело. Осталась одна, помочь некому. Работала не покладая рук. Я ведь и швея, и закройщица знатная. Наши модницы ко мне в очередь выстраивались. Так я днем на швейке, а вечерами заказы беру. Все для сыночка. Он ведь у меня ни в чем нужды не знал. И конфеты, и фрукты, и книжки-игрушки всякие. А одевала, знаешь, как я его одевала? Как игрушку! А эта профурсетка, на все готовое. Вырастила, выучила, воспитала. Ведь он у меня все умеет делать: и постирает, и уберется, и сготовит. А меня ведь сватали много раз. Но я не соблазнилась, сын дороже.

– А может надо было согласиться, – возразила я, поздно заметив, что баба Маня делает мне какие-то сигналы за спиной гостьи.

– Да ты что? – голос Катерины Ивановны перешел в рык, – я сына на штаны должна была менять? Позволить какому-то вонючему мужику упрекать меня в куске для ребенка? Это только профурсетка его теперешняя все сменяет. И мать у нее такая же. Фармацевтом у нас в аптеке работает. Мужа своего таблетками опоит, и ну хвостом крутить. Дочка – вся в нее. И что мой Андрейка в ней нашел-то? Ни рожи, ни кожи… Опоили, не иначе. Это они с мамашей ворожили. Мамаша и муженька своего привораживала. Мне люди добрые все про них рассказали. Ты помоги, а? Мне баба Маня говорила, что ты можешь.

В моей голове пронеслась весьма витиеватая фраза, которую я озвучу бабе Мане наедине. Я зажгла свечку и принялась читать молитвы. Удивительно, но от чтения Катерина Ивановна начала, наконец, расслабляться. Ее фигура расплылась по стулу, глаза закрылись. Окончив чтение и подарив женщине молитвослов, я спешно ретировалась.

Вечером баба Маня робко постучала в мою дверь.

– Ты не сердишься? – озорные глаза из-под низко подвязанного платка с такой надеждой заглядывали в мое лицо, что мне оставалось только улыбнуться, – а я пирожков вот испекла. Давай чайку попьем.

– Почему ее сын не обратится к врачам? Там же явная патология?

– Да кто его знает, почему не обратится. Может, боится осуждения? Она ведь всегда властной была, сына в ежовых рукавицах держала. Сама слышала, замуж не пошла, всю любовь на мальчишку выплеснула.

– А что эта его девушка?

– Да нормальная девчонка. Студентка. И семья нормальная. Да только Катерина и слышать ничего не хочет. Он для нее как игрушка. Бедные ребята…

Через пару месяцев история Катерины Ивановны неожиданно получила продолжение. Оказалось, что она была соседкой моих знакомых, и я совершенно случайно столкнулась с женщиной в их дворе.

– Не помогают твои молитвы. Он уже и дома не ночует, – кричала она, вцепившись в мой рукав.

– Может вам в церковь съездить, с батюшкой посоветоваться?

– Ага. Пока я буду разъезжать, он ее в мою квартиру приведет. Знаю я, ты с ними заодно, – женщина кричала и размахивала свободной рукой перед моим лицом. Глядя в ее безумные, горящие ненавистью глаза, я пыталась отцепиться. Наконец мне это удалось. Дальнейшее я помню смутно. Я убегала от рассвирепевшей женщины, а она догоняла. К счастью, мои друзья оказались дома и захлопнули дверь перед самым ее носом. Оказывается, Катерину Ивановну побаивались все соседи. Она могла среди ночи стучаться в квартиры в поисках якобы прячущегося там Андрея. Она преследовала мать его невесты, каждодневно приходя в аптеку и устраивая скандал. А совсем недавно у родителей девушки сгорел гараж. Подозревали в поджоге Катерину Ивановну. Помню, что я посоветовала своим друзьям поговорить с Андреем, которого они хорошо знали. Женщина явно нуждалась в медицинской помощи.

А еще через пару месяцев я узнала, что Катерина Ивановна умерла. После истории с поджогом, Андрей попытался серьезно поговорить с матерью. Молодой человек пригрозил заявлением в милицию, если она не прекратит преследование. Тогда Катерина Ивановна, достав где-то таблетки, подсыпала их сыну. К счастью, молодой организм справился с отравлением. Но после больницы Андрей домой не вернулся. Он собрал вещи и переехал к своей девушке. Удивительно, но и эту историю удалось скрыть от милиции. Мать сильно изменилась. Она почти не выходила из дома, продукты ей приносили соседи.

В роковую ночь, по словам моих друзей, страшно выли собаки. Они даже выходили во двор, но ничего странного не заметили. Февральская вьюга наметала сугробы, за которыми легко можно было спрятаться. Наутро в одном из них обнаружили застывшую Катерину Ивановну, одетую только в ночную сорочку. В кулаке была зажата фотография Андрея.

Исповедь Веригина

«Уважаемый Антон, прошу прощения за вольность – писать человеку незнакомому, да еще просить его принять мою исповедь. Вы – популярный сетевой литератор, вероятно, и в жизни довольно успешны. Я же… Я – бомж», – так начиналось письмо с пометкой «исповедь».

Антон Говорков, журналист, известный блогер, присвистнул от удивления. Надо же, какой креативный способ отъема денег. Бомж, ага, с айфоном или планшетом, в перерывах между разорением помоек, пишет в лучших традициях эпистолярного жанра. Интересно, на сколько предложений хватит вежливого красноречия?

«Возможно, я бы так и не решился обратиться к вам, если не уверенность, что дни мои сочтены».

Так, уже теплее, сейчас начнется. Что ему надо, денег от меня лично или компанию по сбору на лечение?

«Хочу принести мои извинения за отнятое время, но вы поймете смысл обращения, если наберетесь терпения, и дочитаете это письмо до конца».

Хороший ход, да этот «бомж» знаком со способами удержания внимания.

«Для начала, позвольте представиться – Веригин, просто Веригин. Это раньше у меня были имя и фамилия, которая звучала совсем иначе. Раньше, в прошлой жизни…»

Все, пошла театральщина. И фамилия под стать теме – исповедь, раскаяние, вериги. Может это просто религиозный фанатик, сектант? А вот это уже интересно, может получиться замечательная статья.

«Очень трудно обращаться с просьбой. Удивительно человек устроен, столько лет осознанного смирения, а просить всё равно трудно. Каждодневно, да что там каждодневно – ежечасно манипулируем чужой волей, подчиняем собственным интересам, но делаем это весьма завуалированно, прикрывая блестящей одёжкой иных мотивов».

Вот это слог! Да ему бы романы писать, Веригину этому. И он хочет, чтобы я поверил, что мне пишет бомж?

«Вы, наверное, сомневаетесь, что я бездомный. Ведь в представлении большинства, бездомные – опустившиеся, лишенные морали и раскаяния люди. Как вы ошибаетесь. В этой среде, разумеется, происходят вещи странные, странные и страшные для человека «цивилизованного». Но это только на первый взгляд. В душах, спрятанных за успешностью, порой, встречаются такие глубины. Ну вот, опять отошёл от просьбы.

Я уже писал вам, что конец мой близок. Я это точно знаю. Не спрашивайте откуда, да вам и не к чему. Но я не могу уйти без исповеди, и с каждым днем желание выплеснуть в мир свою историю, становится все сильнее».

Нашел бы священника, шел в церковь.

«Вероятно, вы сейчас подумали, что я обратился не по адресу, что мне приличнее было бы пойти в храм. Но это, увы, для меня невозможно. Долгие месяцы я стоял на паперти. Мне ведь поначалу очень везло, среди нищих это одно из самых популярных мест. Да, да, в среде бездомных тоже свои карьерные ступени. Так вот, повторюсь, мне повезло. Старший смотрящий этого храма в тот день сильно напился, и повредил единственную здоровую ногу. Так я стал его помощником. Выдержал несколько месяцев, потом просто ушёл. Именно тогда я стал Веригиным.

Вернусь к тому, почему выбрал именно вас. Вы весьма популярный автор, вашу страницу каждый день посещает огромное количество людей, а исповедь обязательно должна быть публичной. Конечно, виртуальная форма – некий суррогат, согласен. Сколько бы ни прочло, я все равно, остаюсь в тени, но иной формы мне не придумать. Я не могу выйти, к примеру, на площадь большого города и начать говорить. Моего ораторского таланта не хватит, чтобы удержать внимание проходящих мимо людей. Мимо. Мы всё время идем мимо. И если заметим что-то выбивающееся из нашего представления о норме, ускоряем шаг.

Очень прошу, если сочтете возможным, опубликуйте мою исповедь на своей странице. Это единственный способ для меня быть услышанным, и не просто услышанным – прощённым. Если бы знали, как тяжело, уходить без прощения. Если бы знали!»

Наблюдая за пеной, поднимающейся из джезвы, Антон поймал себя на желании проснуться, забыть злосчастное письмо, которое неожиданно стало раздражать. Поджимали сроки написания статьи, странно, что редактор еще не отзвонился.

Отхлебывая горячий кофе, журналист набирал текст о схемах увода бюджетных денег. Этой темой в редакции занимался исключительно он, шеф ценил способность Говоркова балансировать на самом крае дозволенного. Антон прекрасно понимал степень ответственности – один неловкий шаг и ты можешь слететь в такую бездну, что мир бомжа покажется раем. Опять этот бомж, как заноза, как августовская жалящая муха, невесть как пробравшаяся сквозь москитную сетку. Час ничего не решает.

«Если вы продолжаете меня читать, то, пожалуй, пора перейти к главному».

Антон даже поёжился от ощущения незримого присутствия собеседника.

«Пять лет назад я работал в одной из торговых компаний города N, торгующей, а впрочем, так ли важно чем в стране, превратившейся в один большой рынок? Женатый, здоровый мужик, сорока лет отроду, проживавший в хрущёвке, доставшейся от рано умерших родителей. Моего дохода хватало на подержанную иномарку, воскресные шопинги супруги и летний отдых в Турции. Всё как у всех. Целыми днями я просиживал у монитора за разрабатыванием схем психологического воздействия на потенциальных клиентов. Начальство ценило, мероприятия приносили существенную прибыль компании. Я ведь ни на секунду не задумывался, насколько далеки от морали мои методы. Мораль в нашей среде, как сейчас говорят, не в тренде. Марки машин, вечные ремонты, отдых за границей – вот цели, достойные человека нашего круга. Оглушенное время. Только сейчас я понимаю, насколько вымороченным, иллюзорным оно было. Метаморфоза ценностей привела к метаморфозе чувств. Любовь? Это когда много качественного секса? Когда утренняя растерянность от незнакомой особи в кровати притупляется и становится нормой? На одной из приятельских вечеринок я встретил будущую жену. Тихий голос, румянец от созерцания, СОЗЕРЦАНИЯ, а не участия в стриптизе! Мои домогательства разбивались о неуступчивость, разжигая вожделение до предела. Ослеплённый, я не замечал скрытого напускной скромностью соблазнения. О, как поздно я понял, что передо мной вовсе не ангел, чудом залетевший в наше пристанище разврата. Томимый желанием, я послушно пошёл в ЗАГС, послушно поставил свою подпись под пошлую музыку Мендельсона.