скачать книгу бесплатно
– Тихо!
Тот, что оставался в машине, крикнул:
– Да что ты там разглядываешь? Кошки там, что ли, курят? Они, стервы, любят.
– Да пошёл ты! – дружелюбно отозвался напарник.
Надины губы возле самого уха:
– Не знала, что армагеддонить так весело!
* * *
Далеко на востоке разразилась гроза. Всполохи молний, на миг распахивающие пространство, только что казавшееся сплошной синей стеной, – и вдруг изрезанное, изжёванное, обильно сочащееся холодным колючим светом. Молнии гаснут – невольно ждёшь, когда докатится наконец звук грома, растраченный, порой еле уловимый: единственное доказательство кипящей где-то там, над другим кусочком степи, грозы. Звуки эти похожи на осторожное постукивание, с которым ложатся на встречные предметы пальцы слепого великана, пробирающегося сквозь ночь.
Стороной пройдёт. Слишком далеко.
Они сидели, свесив ноги между прутьев, курили. За их спиной, на огромном матовом экране, неровно облитом луной, красовалось: «Новый Армагеддон».
– Слушай, Фим, а что тут у них – ни одной собаки? Не тявкают.
– Говорят, тут запрещено.
– Почему?
– Вот как раз чтобы не лаяли, не мешали отсыпаться крупьешникам перед ночными сменами… или после ночных смен… в общем, чтобы не мешали.
– Понятно. Непривычно без собак. В частном секторе всегда собаки. Знаешь, будто летишь в самолёте, и вдруг двигателей не слышно.
– Я не летал ни разу.
– Правда?
Пожалел, что сказал.
Неспешный приглушённый разговор. Двое над неживым посёлком – сидят, переговариваются о том о сём, покачивая время от времени ногами. За плечами – слова, хлёстким кнутом летящие в ночном воздухе. Если смотреть отвесно вниз, кажется: их ноги, будто ноги двух великанов, собратьев того бредущего с востока слепца, попирают Солнечный.
Потому как посланы уничтожить это место и стереть его с лица земли.
– Слушай, брат Фима, давай не теряться, а? Может, встретимся ещё дней через несколько?
– Не знаю.
– Вступительные я сдам. Выучила всё, не подкопаешься. У вас бывают выходные… или как там… увольнительные?
– Посмотрим, говорю.
Эта нездешняя гроза, и высота, и слова за спиной. Надя сняла всё на камеру, выложит у себя на страничке – пусть все увидят, пусть подумают. С ней хорошо. Нормально. Но только были бы сейчас рядом Димка, Женя, два Юры. Сидели бы вот так, свесив ноги, погружённые в общую думу. Великаны. Боевые ангелы.
– Мне на видео замазать твоё лицо?
Ефим пожал плечами, глядя на вспышки далёких молний:
– Как хочешь. Нет, не надо, – и, словно продолжая вслух только что прерванную мысль, сказал: – Если Последняя Битва – это в буквальном смысле сражение такое, глобальный такой пиф-паф, то каждый может подумать: «Ну, вроде не грохочет пока». И так все и думают.
Надя кивнула.
– Мы коллаборационисты?
– Что? – не понял он.
– Все мы. Ну, обычные, не стяжники. По-твоему, мы коллаборационисты? Сотрудничаем со злом.
Надя выстрелила окурком перед собой. Окурок, как цирковой эквилибрист, резво кувыркаясь, выскочил под ночной купол и вдруг, споткнувшись, теряя кураж, штопором пошёл вниз. Долетел до земли, дёрнулся, погас. Какое-то время Надя сидела молча, рассматривала испачканные алой краской подушечки пальцев, царапины от колючей проволоки на предплечьях. Заметила ржавчину на сгибе локтя, поплевала, растёрла.
Докурив, Фима вслед за Надей пульнул окурком. Сидел, легонько покачивая ногами над пятиэтажной пропастью, молчал. Было очень уютно сидеть вот так, разглядывая то жёлто-синюю физиономию луны, то угловатый абрис Солнечного, беззащитно распростершегося под ними, и молчать.
Ну да, вся Надина ершистость – всего лишь защитная оболочка. Разные они, но с ней почему-то спокойно. Надёжно. Жаль, блукает она бессмысленно, вот что. Весь этот её Интернет… суперлидер… рекорд посещаемости… Не желает она строить жизнь свою здесь, снаружи. Понимает, что негде. Наверняка и сам заблудился бы. Если б не Стяг, если бы не увидел своими глазами, как много в этих дымящихся руинах живых людей, его сверстников… Жаль, не все они оказались готовы пойти до конца. Пока – не все.
– Мне уже написали из «Медиа-Пресс», хотят встретиться.
– Что говоришь?
– Из «Медиа-Пресс» написали, вчера, встретиться хотят. Предложат, наверное, мой блог книжкой издать. Мне аж не верится. Дрожь такая внутри.
– Всё. Пошли, – Фима поднялся на ноги. – Пора.
* * *
Пробираясь оврагом, нацепляли репья. Чуть не попались. И главное, вышли уже из посёлка, на трассу выбрались. Было бы обидно. Не заметили опять «бобик» ментовский. Корабль-призрак какой-то, а не «бобик». А может, это другой наряд был. Менты проезжали по трассе и вдруг остановились, окликнули. Разделительная полоса выручила: поленились менты за ними бежать, а в разделительной разрыва поблизости не было.
Спрятавшись за угол трактира, счистили с одежды репейник. У трактира останавливались проходящие на Любореченск автобусы, можно было попроситься.
– Давай посидим? – предложила Надя.
Фима согласно кивнул.
Они поднялись на крыльцо.
Прокуренное до прогорклой горечи, оглушённое работающим из-под потолка телевизором пространство. Несколько проголодавшихся пассажиров с междугородного суетливо лапали привязанную к колонне книжку меню, выбирали блюда. Трактирщик-армянин в грязном белом халате, протирая стол, бросил на вошедших короткий, ничего не выражавший взгляд и так же коротко глянул в открытую заднюю дверь на тлеющие «габариты» «Скании».
– О, миленько, – сказала Надя. – Непременно нужно будет здесь снять.
Усталые ночные люди сосредоточенно колдовали над тарелками. Чем-то неуловимым, как близкие родственники, похожие друг на дружку дальнобойщики. Поужинают и уйдут в свои пыльные кабины на недолгий ночлег-обморок. И знать не узнают, что ночевали они у посёлка Новый Армагеддон. Что двое, давшие посёлку новое, последнее это имя, были тут с ними, разглядывали их, может быть, ловили тайком в стеклянный глаз видеокамеры. Утром кто-то из припозднившихся, выруливая на ожившую утреннюю трассу, заметит надпись над крышами коттеджей. И, не подумав ничего, как этот трактирщик, привычно зыркающий на входящих, шофёр надавит на педаль газа, встроится в общий поток и покатится дальше в свой пункт Б под мужественные всхлипы шансона.
Страна неприкаянных дальнобойщиков. Катятся без оглядки по оплаченному маршруту.
– Может, перекусим? – спросила Надя. – Ты как?
– Нет, не хочу. Ты поешь, если хочешь.
– Денег нет? – догадалась она. – Тю! Брось ломаться. Я угощаю. Страсть как люблю угощать. Это от мамы.
Запнулась.
– Нет, Надь… я не…
– Ой! Иди лучше садись.
Пошла в глубь помещения, прямиком к двери кухни.
– Нам бы что-нибудь вкусненькое, – услышал Фима. – Чтобы не ждать.
Фима огляделся.
Нужно сесть к окну, решил он, будет видно подъезжающие машины, и менты, если сунутся сюда, не успеют застать их врасплох – можно будет выйти через сквозной проход мимо кухни и туалетов на задний двор, куда подъезжают транзитные автобусы.
Он сел за свободный столик в центре зала. Снаружи перед трактиром стояли две припаркованные «семёрки». Слабый ветерок вяло потрошил мусорный жбан с надписью «Чистый город», забрасывая площадку перед трактиром обрывками газет, пакетами, пластиковыми стаканами.
За соседним столиком в пол-оборота к Ефиму сидел небритый толстячок. Доедал булку с чаем. Плечи задраны, локти водружены чуть не на середину стола, будто собрались сойтись в поединке армрестлинга. Мужичок поднял голову, стёр застрявшие в щетине крошки и упёрся взглядом Фиме в грудь. Фима покосился вниз и увидел, что цепочка с жетоном и крестиком выскочили у него поверх футболки. Их-то мужичок и разглядывал. Собрав цепочку в пригоршню, Фима сунул её под футболку.
Их взгляды встретились.
«Знает, откуда я, – подумал Фима. – Уставился как баран на новые ворота. Из недовольных, что ли?»
Человек уложил остаток булки в рот и откинулся на спинку стула. Оживился весь: натянул брови на лоб, дёрнул в сторону Фимы указательным пальцем. Явно собирался что-то сказать. Дожевал, сказал:
– Из «Казачка»?
Суетливо как-то улыбнулся – показать, видимо, что настроен-то он дружелюбно, просто немного мрачен и вот слегка небрит.
– Из Владычного Стяга, – спокойно ответил Фима.
– Ну да, ну да, – промямлил тот, вставая. – Как же, Армагеддон на дворе. Знаем, знаем.
Подошёл, сел за столик Фимы.
– У вас там разве не режим? Поздно ты что-то.
Надя, привалившись плечом к дверному косяку, всё ещё стояла возле кухни. Трактирщик, закончивший протирать столы, подошёл к ней, на ходу вытряхнув из тряпки крошки.
Выдержав паузу, достаточную для того, чтобы подсевший к нему человек верно прочувствовал ситуацию: сам лезешь, на себя и пеняй, если что, – Фима сказал:
– Ты, главное, лишнего не взболтни. Невежливо начал.
Снова нашёл Надю глазами. Трактирщик исчез. Теперь, повернувшись в сторону зала, Надя снимала на камеру. Кто-то из шофёров, заметив это, кокетливо махал ей лапой, кто-то равнодушно отворачивался. Повернулся к своему незваному собеседнику:
– Слушаю.
Мужчина заметно повеселел.
– М-да… С места в карьер. Так ты вроде это… должен возлюбить ближнего… или я не тяну на ближнего?
Не разрывая губ, он расплылся в широкой улыбке, мохнатыми персиками округлившей его щёки.
Некстати. Такие клоуны специально караулят, что ли, – чтобы в самый неподходящий момент? Вот что сейчас с ним делать?
Негласный устав Стяга предписывал не давать спуску никому, кто неуважительно отзывается о Стяге, Церкви или России. А этот как раз на грани.
– Ты решил дободаться, ближний? Стоит ли?
Улыбка пропала с лица толстячка, лицо приняло обиженное выражение. Отвернувшись, он опёрся руками о бёдра.
– Эх ты, – сказал он с неожиданной экспрессией. – «Дободаться»… Это ещё кто к кому…
Прервался на полуслове, перевёл взгляд Фиме за спину.
– Менты, – выдохнула Надя в самое ухо. – С той стороны, в автобусе пассажиров проверяют.
Слушая Надю, Фима не отрывал взгляда от помрачневшей, всё ещё наэлектризованной недоговорённой фразой физиономии. Подтянул под себя ноги, чтобы сразу вскочить, если понадобится. Левую руку положил на стол – удобно будет боковой в челюсть ввернуть.
– Что ж, Надюш, – сказал Фима негромко. – Дома поедим.
Толстячок встал, вздохнул негромко: «Эхе-хе» – и пошёл в сторону главного выхода.
Поднялся и Фима. Посмотрел в окно: никого. Крыши припаркованных «семёрок», мусорный жбан, за ним выбеленный луной лоскут трассы. Неторопливо, чтобы не привлекать внимания, двинулись вслед за грузной и коренастой, но на удивление стремительной фигурой. Казалось – сейчас лбом протаранит дверь, но мужичок проворно её открыл, скользнул на крыльцо и закрыл за собой быстро и бесшумно.
– Кто это? – спросила Надя.
– Да, – Фима скривился как от кислого, – какой-то раненый. Из местных, что ли. Подсел.
Когда Надя с Фимой вышли, человек подходил к микроавтобусу, стоявшему поодаль от трактира, возле самой трассы.
– Му-у-жчи-и-на, – нараспев, себе под нос проговорила Надя.
Тут же заявила:
– Он нас подвезёт, – и бросилась к микроавтобусу: – Мужчина!
Фима попробовал поймать её за руку:
– Стой ты!
Надя остановилась, вопросительно глядя на Фиму.
– Надь, да ну его. Сами как-нибудь.
– Фима, ты же совершенно не разбираешься в людях, – зашипела она. – Я твоего раненого засняла крупным планом. Не знаю, что он тебе наговорил, но он хороший. Стопудово.
