banner banner banner
Какое настроение, такая и жизнь
Какое настроение, такая и жизнь
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Какое настроение, такая и жизнь

скачать книгу бесплатно

Головин иногда звонил, пару раз приезжал "попить чайку" и Ася вскоре обнаружила, что общение с ним ей не безразлично, от его неторопливости в разговоре исходили флюиды доброжелательности и защищённости.

Время шло и необходимо было решать, что же делать с Реабилитационным центром, денег у Аси на путёвку явно не хватало. Занимать уже было не у кого: всем знакомым и друзьям она и так была должна. И когда она всё же решилась сообщить Павловскому о том, что случилось с Викой и какие сейчас у них возникли проблемы, Матвей Борисович, словно прочитав на расстоянии её мысли, позвонил сам. Ася в душе ликовала, что не пришлось унижаться.

Своим тягучим, а с возрастом просто гнусавым голосом, Матвей Борисович осведомился об их житье-бытье… то, что в ответ рассказала ему Ася привело его просто в шоковое состояние, в один момент разговора Асе даже показалось то, что или ему стало плохо, или прервалась связь, так долго затянулось его молчание. Наконец, в трубке послышалось лёгкое покашливание, потом многократное "охо-хо", после этого он совершенно твёрдым голосом спросил, чем он может помочь. Матвей Борисович несмотря на выработанную за многие годы богемно-расслабленную манеру разговора, отличался абсолютно невяжущимся с этой его придуманной манерой характером чистого прагматика и делового человека. Поэтому Ася давно не удивлялась таким метаморфозам в поведении отца своей дочери, она не сомневалась, что Павловский всегда поможет, и поможет в конкретном денежном эквиваленте, а не просто поохает и посочувствует. Вот только сама она просить его о помощи никогда бы не стала. Такой дурацкий характер – за что всегда ругали её подруги.

Затем Матвей Борисович поговорил немного с дочерью. Когда разговор был окончен и Вика положила трубку, она усмехнувшись, с явным удовлетворением сообщила что завтра приедет Игорь и привезёт деньги, потом немного неуверенным взглядом посмотрела на мать и добавила: – Мам, давай поговорим, я хочу… мне надо тебе всё рассказать.

Ася интуитивно волнуясь присела на стул рядом с кроватью, на которой лежала Вика. Она давно ждала этого разговора, но терпеливо, боясь ненароком каким-нибудь бестактным вопросом потревожить или расстроить ещё не совсем оправившуюся от травм дочь. Девочка только недавно перестала пить сильные болеутоляющие, только недавно сотрясение мозга перестало донимать своими приступами, только недавно Вике разрешили встать на костыли и немного постоять, сидеть ей предстояло ещё не скоро.

– Мама, – Вика сделала глубокий вдох будто собиралась нырнуть в холодную воду, – никакой это не несчастный случай. Я сама это сделала, мама, понимаешь, сама!

От неожиданности Ася вздрогнула, потом внутри всё сжалось и сердце в груди казалось совсем перестало биться.

– Как сама? Ты же полезла шторы задёрнуть, замок был неисправен… Головин же всё расследовал, – Ася не верила словам дочери, – а свидетели? Они же всё видели! Что ты такое говоришь? Зачем?

– Следователь этот, Головин твой, такой лох, блин, я ему наплела в три короба, он и поверил. А свидетели… да что они могли видеть снизу-то, что? – Вика горестно хмыкнула, – это конечно, минута такая была, понимаешь, мам, минута. Если бы Никита вернулся или ты вошла, я никогда бы потом не решилась, а так… Я просто дура, дура, мам!

– Но почему, зачем ты это сделала? Должна же быть причина, это из-за ребёнка? – Ася первый раз произнесла эти запретные слова.

– Отчасти… но не только… слушай, не перебивай…

Я тебе не говорила, но осенью как-то поехала к отцу- он пригласил на свой юбилей, ему ведь семьдесят исполнилось. Там только свои были: Надежда Петровна, Игорь с женой и дочками, Валера тоже со своим сыном. Я знаю, что тебе неприятно было бы, что мы общаемся, потому и не говорила.

Ася была в шоке: у дочери сложились отношения с семьёй отца, а она, мать, ничего даже не подозревала! Стараясь не показать виду, что её это просто обескуражило, она всё же спросила: – И давно?

– Что давно?

– Давно ты… туда ездишь?

– Давно… почти два года, – смущённо ответила Вика, – но ты же обещала не перебивать.

Ася растерянно закивала, по всему телу пробежал холодок, обида болью пронзила душу. Но она решила, что больше ни о чём спрашивать дочь не будет, пусть рассказывает то, что сама считает нужным.

– Так вот, может ты не в курсе, что Игорь руководит ансамблем, он классный гитарист; мы с Наташкой Левиной несколько раз ходили на его концерты. В общем, там в его ансамбле саксофонист такой есть, Артур его зовут, классно так играет, зал просто стонет. Он мне, блин, очень нравился. И вообще жизнь у них совсем другая: интересная, насыщенная, столько всяких впечатлений, мне казалось, что это и есть настоящая, весёлая, радостная жизнь. Что только она, такая жизнь и должна быть.

Мам, помнишь, мы как-то с тобой поругались и я тебя сильно обидела, я специально хотела тебе сделать больно, такая дура была! Я сказала, что так как ты жить не буду… прости меня, мамочка, – и Вика смахнув навернувшиеся слёзы, продолжила, – я тогда тебя ещё попросила купить мне юбку в стиле бохо. Ты не поняла почему, а я насмотрелась в журналах как всякие творческие девушки модно одеваются, всё такое свободное, раскованное, юбки и платья в пол, всякие украшения этнические. Бохо это ведь от слова богема. Ну, я выпросила и ты мне эту дорогущую юбку купила! Ты работала как лошадь без продыха, а я, свинья, всё мечтала о другой, романтической, богемной жизни! Красивой жизни!

Ася слушала и у неё было такое чувство, будто всё это время она была слепая и только сейчас начинала что-то видеть, будто она была совершенно глухая и только сейчас начинала слышать собственную дочь.

– Я сказала тебе, что Новый год буду встречать у Дашки, обманула я тебя. Я напросилась в компанию к Игорю. Так просто позвонила и сказала "братик, а можно я с подругой к вам приеду". У него гастроли в Красноярске начинались и они должны были улетать уже первого вечером. Жена его, Галя, с девочками на каникулы в Дубае были и поэтому Новый год справлял он со своим ансамблем у Артура за городом. Вот мы с Наташкой и поехали туда. Народу было много, все старше нас, конечно. Так весело гуляли, фейерверки запускали, танцевали, Артур на саксофоне прямо на морозе играл, комплименты мне делал, дескать не подозревал какая у Игоря красивая и современная сестра. В общем, много выпила я шампанского… Мам, ты же знаешь я вообще-то даже не пробовала ничего до этого, а тут… ну и развезло меня, ещё там все курили, ну и я, чтобы в грязь лицом не ударить, типа вот какая я крутая… а Артур так мне нравился. Всё как в тумане произошло. Игорь вообще не в курсе, что у нас с Артуром что-то было. Дом у него большой, комнат много, вся эта богема перепилась- мне утром так противно стало, так гадко. Я туалет искала и нечаянно дверь открыла… не ту дверь… а там Артур уже с другой девицей в кровати лежит. Ты понимаешь, мам! Меня чуть не вырвало, нашла Наташку и мы с уехали домой. И всё. Больше я этого козла не видела…

Ну вот, а потом я узнала, что ещё и ребёнок будет. И вся моя будущая красивая жизнь накрылась медным тазом. А ждёт меня такая же тусклая и обыкновенная, серая жизнь, как у тебя, всё как у тебя, всё чего я боялась и чего так не хотела!!! И такой ужас пронзил, что когда Никиту проводила, слышу ты там со своими клиентами всё мучаешься, гроши эти жалкие зарабатываешь, чтобы меня, побочную дочь, незаконнорожденную в люди вывести… Зачем она мне такая же убогая жизнь? Вот я и решила так красиво её и закончить: юбку эту богемную одела, пластинку любимую поставила и полёт кондора изобразила…

Вика замолчала, она лежала и смотрела в потолок, по её щекам текли слёзы.

– Ничего, ничего, родная моя, солнышко моё, рассказала и умница, теперь легче будет, – Ася гладила дочь по светлым пушистым волосам и нежно целовала в лоб, нос, мокрые щёки, – будет у тебя ещё очень хорошая, красивая жизнь. Не такая показушная, а настоящая, понимаешь, Викуша, настоящая. Ты ведь у меня талантливая, ты же красивая, умница, ну, а ошибки – их каждый человек в молодости делает, а как же? Это опытом называется. Отрицательный, но всё равно опыт. – Ася с трудом подбирала нужные слова, ей хотелось высказать разом всё то, о чём она раньше не говорила с дочерью. – А мою жизнь ты напрасно считаешь неудачной, я очень даже счастлива- у меня есть ты, ты самое большое моё счастье.

– А у меня теперь никогда такого счастья не будет, – тихо всхлипнула Вика.

– Почему не будет? Ну пусть родить нельзя, но потом, когда ты выучишься, поработаешь, можно ребёночка взять из детдома. А я тебе всегда помогу… тебе главное, сейчас надо о здоровье думать и сил набираться, и не расстраиваться. Всё уже позади. Вот купим сейчас путёвку, поедешь в этот Лечебный центр, а осенью заниматься начнёшь. Всё хорошо будет, вот увидишь, всё образуется.

Потом они обе долго молчали и думали каждая о своём: Ася о том, сколько страданий моральных и физических пришлось перенести её девочке, а Вика – как она любит мать и сколько горя ей совершенно незаслуженно принесла.

На следующий день приехал Валерий, увидев обращённый на него вопросительный взгляд Аси, объяснил, что Игорь сегодня очень занят и поэтому выполнить просьбу отца вызвался он. Ася не видевшая сыновей Матвея Борисовича с того самого времени, как убиралась в их квартире, то есть семнадцать лет, была поражена как много общего у Вики и этого её брата Валерия, те же светлые кудрявые волосы, тот же разрез больших серых глаз, те же немного пухлые губы. Сколько ему лет Ася точно не знала, под тридцать наверное, а Игорю должно быть чуть больше. Ну да, точно, тогда Игорю было лет пятнадцать, а Валерию почти тринадцать. Видела она их очень редко, обычно они были в школе или посещали какие-то секции. Смутно помнила, что Игорь был темноволосый, похожий на мать, а Валера светленький. Интересно, а как теперь выглядит Надежда Петровна, его жена? У неё и тогда уже было слабое сердце.

– Да, Анастасия Андреевна, вот папа передал, – Валерий прервал Асины мысли и протянул ей пухлый конверт, она не стала смотреть сколько там денег, посчитала это верхом неприличия.

– Спасибо, может чаю? – они так и стояли в коридоре, Ася не знала как себя вести, но тут неожиданно на помощь пришла Вика, она громко крикнула из своей комнаты:

– Мам, пусть Валера ко мне зайдёт, принеси нам чаю, пожалуйста!

Когда Валерий зашёл к Вике, Ася услышала радостные восклицания обоих, потом приглушённый разговор и даже смех.

Надо же, Ася никогда даже не могла и представить, что такое могло случиться, но по всей вероятности всё же случилось. У Вики там тоже семья: братья, отец и, вероятно, даже жена Матвея, Надежда Петровна, тоже к ней нормально относится. Конечно, именно поэтому у её девочки и произошло такое раздвоение, она постоянно сравнивала эту их обыденную, довольно скучную жизнь и ту, которая царила в семье отца, обеспеченную, наполненную интересными встречами, поездками, впечатлениями.

Когда наконец вскипел чайник, Ася поставила чашки со свежезаваренным чаем и вазочку с любимым Викиным вишнёвым вареньем на небольшой пластиковый поднос, и пошла угощать весело беседующую свою дочку с её новоявленным братом.

Посидев ещё с полчаса, попрощавшись и пожелав Вике скорейшего выздоровления, попросив Асю сообщить в какой именно Лечебный центр поедет Вика, Валерий уехал. Асе было любопытно узнать, чем он занимается и оказалось, что никакого отношения ни к художникам, ни к музыкантам, ни вообще к другим творческим профессиям он не имеет: к этому у Валерия никогда не было ни способностей, ни интереса. Он окончил медицинский институт и работает обычным стоматологом в обычной поликлинике. С личной жизнью у него проблемы: жена оставив ему двухлетнего сына, укатила в Америку, а потом случались только кратковременные романы и всё.

– Мам, у него очень мягкий характер, поэтому и трудно, его все женщины используют мне кажется. Вот Игорь совсем другой, он как отец: с виду пофигист, а сам знает чего хочет и всегда добивается.

– А ты?

– А я, я теперь поняла всё. Я хочу быть такой как ты- сильной и не сдаваться! Может и хорошо, блин, что я совершила этот "полёт кондора"?

– Господи, ну и дурочка же ты, ну что ты такое городишь, мне тебя даже слушать страшно, перестань!

– Ну, да это конечно, я хватанула, дура и есть дура, ты права. Но мне Анна Ивановна в больнице так всё про тебя объяснила, она так тобой восхищалась!

– Анна Ивановна… эта старшая медсестра? Когда же вы меня обсудить умудрились, я же вроде всегда в палате была?

– Да вот, когда ты в магазин бегала, а потом ещё к Слободкину… Она так мне нравилась, добрая и мудрая. Говорит, что мне с тобой повезло, ты не раскисаешь и тянешь своё бремя не ноя. Так и сказала- бремя. Я спросила её: бремя это я что ли? А она – какое ты бремя.?! Я имею в виду трудную судьбу, то есть, что оставшись без родителей одна с ребёнком и без работы, твоя мама не спилась, не опустилась, а как лягушка лапками в молоке масло сбила и спаслась. Я тогда прямо рассмеялась! Мам, представляешь, у меня всё болит, голова ноет, я в этой позе "лягушки" лежу, а она мне про тебя, что ты тоже лягушка! Выходит мы две лягушки, семья у нас лягушачья, блин, – Вика засмеялась, – мам, это же классно, понимаешь?!

– Ну, конечно, только хорошо бы, чтобы потом эти лягушки в царевен превратились, то-то было бы классно, "блин"! – и Ася тоже расхохоталась. Так они ещё долго на все лады развивали лягушачью тему и смеялись, и чувствовали обе, что жизнь налаживается, плохое, ужасное уходит и впереди ждёт обеих много хорошего и светлого.

С середины мая Вика находилась в центре и дела её шли прекрасно: она тщательно выполняла все указания врача, старалась побольше быть на свежем воздухе и понемногу ходила на костылях, до полного выздоровления, разумеется, было ещё далеко, но результаты с каждым днём обнадёживали и радовали. Центр находился в ближайшем Подмосковье и доехать до него на электричке не составляло особого труда. Никита и Даша приезжали в воскресенье и по просьбе Вики привезли ей бумагу и пастель: она почувствовала внезапное желание рисовать.

Места были и впрямь красивые, деревья покрылись нежнозелёной листвой, которая бывает только в мае, уже зацвела черёмуха, разбросав белые свои кусты- шары по всей территории. К тому же настроение у Вики неожиданно улучшилось: она несколько дней назад познакомилась с молодым человеком. Звали его Денис, он сам подъехал к ней на коляске, заинтересовавшись как и что она рисует. Разговорились, оказалось, что он попал в аварию, когда возвращался поздно ночью с тренировки, он профессионально занимался теннисом и был уже мастером спорта, готовился к чемпионату России. И тут случилось непредвиденная беда – в него врезался мчавшийся по встречке грузовик, за рулём пьяный шофёр. История банальная до противности, в результате Денис больше года лечится, ему сделали уже две операции и после курса реабилитация предстоит третья. Ходить он пока не может, но очень надеется…

Дни у Вики проходили по чёткому расписанию: занятия ЛФК, массаж, бассейн, прогулка, рисование, а вечером после ужина встречи с Денисом в парке. Скучать не приходилось.

Ася звонила дочери каждый день, слышала её бодрый голос и не смотря на это переживала, что не может приехать в ближайшее время. Та успокаивала, рассказывала ей подробно обо всём, что происходило за день, чтобы зря не волновать мать. Но обе всё равно сильно скучали.

Так пролетели две недели Викиного прибывания в Лечебном центре и наконец, Ася всё же выкроила время, чтобы навестить дочь, хотя сделать это в летний сезон было достаточно трудно. Пропустить всего один рабочий день летом в их фирме "Свет в окне" – это всё равно, что потерять почти недельный заработок зимой!!!

Головин иногда приезжал узнать как дела, как настроение. Но случалось это крайне редко и хотя расставаясь у обоих возникало чувство чего-то недосказанного, чего-то невыясненного, менять распорядок этих редких встреч похоже никак не получалось ни с его, ни с её стороны.

Обычно он звонил заранее перед тем, как собирался заехать, но в этот раз вышло совсем неожиданно. Ася только закончила оформление последнего заказа и повесила телефонную трубку, как раздался звонок в дверь. Она не очень удивилась, поскольку в домофон никто не позвонил, а значит это не чужой с улицы гость, а кто-то из соседей по подъезду. Но глянув по привычке в дверной глазок пришла в смятение – на площадке стоял Головин. Время половина девятого вечера, она не совсем в форме для принятия гостей, тем более мужского пола, а тут…

Она мельком окинула себя в зеркале: коротко остриженные неделю назад волосы торчащие ёжиком и голубая майка поверх джинсов делали её похожей на мальчика-подростка. " Н-да! Совсем не фонтан… пожалуй, надо хоть губы подкрасить, – и она сняла колпачок с тюбика помады, но почему-то передумала, – да неважно, Похоже у него что-то случилось!" – внезапно пронеслось в голове, и она открыла дверь.

– Что-то случилось? – выпалила она не скрывая волнения в голосе. Головин медленно прошёл в кухню чуть не задев её своим громоздким телом. Она недоуменно посторонилась.

– Да, случилось… Анастасия… Ася, у меня сегодня друг погиб, очень близкий, верный и хороший человек.

Мы с ним почти десять лет вместе работали, он оперативником был. И вот всё, нет его теперь…

Головин сел и поставил на стол бутылку водки. Ася растерянно и сочувственно наблюдала, она не знала как реагировать, что сказать этому серьёзному, умному и мужественному человеку. Что она могла ему сказать, какие слова утешения подобрать?

– Ты уж меня извини, так тяжело и домой идти не хочу, там пусто…

– А жены разве дома нет? – робко задала она как ей казалось неуместный и глупый вопрос в этой ситуации.

– Жены… никакой жены у меня нет, уже пять лет как нет… ушла она по этой же причине – надоело бояться. У нас ведь всякое может случиться. Давай, моего Кольку помянем?

Ася утвердительно закивала головой и достала из шкафчика два высоких фужера для шампанского. Она была в смятении от того, что он как-то неожиданно перешёл с ней на ты и назвал её Асей. Кроме этого, он пришёл к ней со своим горем, со своей бедой, с той бедой, с которой ходят только к очень близким друзьям, к очень близким людям. Это внезапное открытие так поразило её, что она совсем забыла и о том, что не очень хорошо выглядит, и о том, что водку обычно из фужеров не пьют.

Похоже и он этого всего не заметил, настолько был поглощён своими переживаниями. Он сидел в серой тонкой ветровке, надетой поверх серо-голубой давно не стиранной майки, в грязных, измазанных глиной кроссовках, которые забыл снять. Сидел облокотившись двумя руками на стол и молча смотрел перед собой, смотрел сквозь Асю, он выглядел совершенно разбитым, усталым, измученным. Она сидела напротив и не знала, как его успокоить, что должна делать, что говорить. Внезапно, Головин словно очнулся и разлил водку в фужеры, ему было всё равно, ей даже показалось, что он просто забыл о её присутствии.

– Ну, давай, помянем не чокаясь моего друга… Колян, светлая тебе память! – и залпом опрокинул весь фужер.

Ася повторила "Светлая память" и тоже отпила, стараясь не морщиться. В этом момент она сообразила, что надо бы чем-то закусить и вообще его покормить и, извинившись за своё упущение, принялась вытаскивать из холодильника подряд все имеющиеся продукты, пожарила ему яичницу с колбасой на скорую руку. Через какое-то время она почувствовала, что Головину полегчало, он почти не опьянел, но напряжение всё же спало. И он принялся рассказывать, какой был этот его друг Коля, как много преступлений они вместе с ним раскрыли, как вместе часто выезжали на задержание и, наконец, как сегодня нелепо окончилась его сорокалетняя жизнь. Поехав на задание, он забыл надеть бронежилет. Вот и всё.

Закончив горестные воспоминания о друге, Головин внезапно спросил:

– Это ничего, что я так нахально перешёл на ты? Просто я подумал, ну сколько можно…, Ася?

– Ничего, это даже приятно, Роман Ильич, – она почувствовала, как краска прилила к щекам и шее, но не только от выпитой водки.

– Не Роман Ильич, и даже не Роман, а просто Рома! – при этом он замотал головой и погрозил пальцем. – мы достаточно давно перемалчиваем то, что чувствуем уже давно, верно?

Так просидели они почти до самого утра, которое начинается в конце мая довольно рано, и говорили обо всём. Ася рассказала, что собирается завтра навестить Вику и он предложил поехать вместе, тем более, что после сегодняшней трудной операции ему положен выходной, а потом через три дня, очевидно, будут хоронить Николая.

Когда они вместе приехали к Вике, то Асю поразило то, что дочь ничему не удивилась, то есть она никак не прореагировала на присутствие Головина. Вика с гордостью продемонстрировала, что она теперь долго может ходить и уже опираясь только на один костыль, затем показала огромную кипу своих рисунков, чем не просто удивила, но и восхитила не столько Асю, сколько Головина. После обеда, когда они гуляли по парку, она представила им своего нового знакомого Дениса. А потом, пока Денис о чём-то разговаривал с Головиным, отозвала мать в сторонку и шёпотом спросила:

– Он что ухаживает за тобой?

– Да нет, не знаю, просто хороший человек.

– Ну, ну, просто хороший… ты на себя смотрела в зеркало? Я тебя такой красивой не видела никогда. Подстриглась, тебе так идёт! Прямо как моя старшая сестра стала… и это всё для просто хорошего человека?

– Причём здесь это? Я всего лишь сменила внешность или имидж, как сейчас говорят, чтобы наша жизнь пошла по-новому, вот и всё. Я где-то читала, что люди иногда и имя меняют.

– Ну, этого только не хватало! Придумала. Мне – то что? Хочешь меняй. Ты для меня с любым именем – МАМА. А сама я своё имя менять не собираюсь, уж лучше как ты, подстригусь коротко. – И даже не думай, такие волосы красивые стричь! Да ты же с ними как солнышко, а так как все будешь? Нет, нет, нет. Я не разрешаю!!!

– Ладно, мам, я пошутила. А впрочем, имя сменю!!!

– Что, как??? Я ведь просто так рассказала и всё.

– Буду… Вита, вот! – и Вика скорчила миленькую мордашку, обе засмеялись, – тем более меня так Денис зовёт, как он тебе?

– По – моему ничего, хороший парень на первый взгляд. А как же Никита, Викуша?

– Мам, ну что ты с этим Никитой ко мне всё пристаёшь? Я же тебе сколько раз повторяла – мы друзья! Ну, ладно, выдам секрет – у него с Дашей роман намечается, они уже год, как встречаются. Успокоилась?

– А Наташа Левина за кого замуж выходит?

– Да за одного парня, барабанщика из Игорева ансамбля, она с ним на той уродской встрече Нового года у Артура познакомилась. Всё, закрыли тему.

Подошёл Головин, рядом ехал на коляске Денис.

– Ася, давайте прощаться, нам ехать пора, пока пробок нет, а то только к ночи доберёмся.

Всю дорогу они возбуждённо обсуждали и Викино состояние здоровья, и её открывшийся талант в живописи, и неожиданное знакомство её с Денисом, а потом русло разговора незаметно повернуло опять к злосчастному Викиному падению. И Ася почувствовала жгучую необходимость поделиться с Головиным тем, что произошло с Викой на самом деле. И как же она была поражена, когда он даже не дослушав, перебил её на полуслове: —Да, всё это, Ася, я знаю и знал.

– Откуда, Рома, ты-то как мог догадаться?

– А я и не догадывался, ты всё забываешь, что я следователь, старший следователь с двадцатилетним опытом работы. Что ж я не знаю, что окна открываются внутрь комнаты и никак выпасть нельзя, если оно совсем настежь не открыто? А это же февраль, 20 градусов мороза! Потом, если она собиралась поспать, то переоделась бы в халатик или ещё во что-то домашнее, а не надела бы эту юбку модную, как там её "бохо" что ли?. Ася, я же не мальчик, и не дурак, и не лох, каким меня Вика восприняла. А дело закрыл я, чтобы её в психушку на учёт не поставили и всю жизнь не испортили, я же на этой работе сам психологом стал и вижу, что девочка нормальная, умная, хорошая, но просто нервы сдали и всё. Бывает, я не сомневаюсь, что такое больше никогда ей и в голову не придёт. Так, что успокойся. Всё будет хорошо и у неё, и у нас… надеюсь.

Поездка явно удалась и Ася радовалась Викиным успехам, она решила обязательно позвонить Павловскому и успокоить его, поблагодарить, да ещё и рассказать, что дочь вероятнее всего пойдёт по его стопам, будет художником.

Мамулька

Снег падал крупными рыхлыми хлопьями, он медленно кружась покрывал белым пушистым покрывалом грязные московские улицы. Ольга Аристарховна, высокая, чуть располневшая женщина в скромном тёмно-зелёном кашемировом платье отошла от окна и уютно расположилась в кресле качалке, кутаясь в белую мягкую вязанную шаль. Она с удовлетворением оглядела свою комнату, просторную и светлую, с новой мебелью и небольшим, сине-зелёным персидским ковром мягко ластящимся под ногами. Квартира была двухкомнатная: одну комнату занимала семья Шамшуриных- сама Ольга Аристарховна, её муж, Александр Семёнович, и их дочь Вероника, а в другой комнате недавно поселилась молодая женщина – соседка Надежда Ивановна Ткачёва, которая работала вольнонаёмной в Главном управлении ВМФ, там же, где служил и сам капитан первого ранга А.С. Шамшурин.

Ольга Аристарховна наслаждалась всеми удобствами в новом своём жилище: горячей водой, просторной ванной, большой кухней и широким коридором, по которому можно было прокатиться на велосипеде. По сравнению с теми двумя комнатками-клетушками на Большой Якиманке в полуподвале, где они умудрились прожить почти десять лет, без удобств, с вечной плесенью на стенах и потолке, эта двадцатипятиметровая комната на шестом этаже высокого девятиэтажного дома с трёхметровыми потолками казалась хоромами. Ах, как им повезло, как прекрасно всё сложилось, просто чудо, что Шуре наконец-то дали приличное жильё в только что построенном Управлением новом добротном кирпичном доме на Соколе. А соседка? Ну так что, она даже симпатичная и вроде вполне интеллигентная женщина.

В дверь позвонили один раз и Ольга Аристарховна пошла открывать: значит это кто-то к ним, скорее всего это Клава Лаврищева, её давняя подруга ещё по Севастополю.

Они дружили с самого детства, с того самого дня, когда в 1908 году родители определили обеих на обучение в Женскую частную гимназию госпожи Ахновской. Ольга и Клава сразу прониклись к друг другу симпатией, девочки часто вместе готовили уроки, Ольга помогала Клавдии с французским, а Клава лучше знала географию. Их семьи жили тоже недалеко друг от друга: Страховы в начале проспекта Нахимова, а Лаврищевы в середине. Обе девочки были из семей морских офицеров, с той лишь разницей, что отец Клавы, лейтенант Лаврищев, служил на линкоре «Евстафий» и погиб в 1914 году, а отец Ольги Страховой служил лекарем на линкоре «Ростислав» и был в начале 1916 года списан на берег по состоянию здоровья, вскоре он умер от внезапно открывшейся язвы желудка.

Таким образом, и этот факт, факт потери сроднил их ранимые, чувствительные девичьи души.

По окончании Гимназии Ольге предложили остаться и начать преподавать русский язык и логику, а Клавдия, окончив курсы машинисток, устроилась работать в портовую канцелярию.

Обе девушки были довольно высокого роста, худощавые, и чем-то похожие друг на друга, иногда их принимали за родных сестёр. Вот только светло- русые волосы у Ольги вились от природы, а волосы Клавдии были чуть темнее и она их подвивала щипцами. Им нравилось это сходство, и для его подтверждения обе девушки носили одинаковую одежду, делали одинаковую причёску- собранный на затылке и заколотый шпильками пучок, и эту гимназическую привычку они сохранили на всю жизнь, только со временем седина нарушила это удивительное дореволюционное сходство: Ольга была давно совсем белая, а у Клавдии в свои пятьдесят восемь – ни одного седого волоса.

Похожи они были только внешне, а вот по характеру – совершенно разные. Ольга немногословная, выдержанная, по необходимости могла слукавить, к тому же её прагматический взгляд делал её немного скуповатой, она просчитывала всё наперёд и свои поступки и те средства, которыми она располагала. Если описать её подход к жизни, то кратко это прозвучала бы так- "постоянно жить с мыслью про чёрный день". Причём этот подход никак не зависел от её действительного материального положения на данный момент: оно могло быть вполне благополучным и не очень, неважно. Она была педантична, требовательна и к себе, и к окружающим её людям, редко шла на компромисс.

Клавдия нельзя сказать, что смотрела на жизнь более легкомысленно, но скорее проще и спокойнее, не переживала по поводу имеющегося богатства или его полнейшего отсутствия, прожить могла на любую сумму, не придавая вообще никакого значения материальному благополучию. Она была совершенно бесхитростной, искренней и прямой натурой, никогда ничего не таила, но и чужих тайн не выдавала. Так обычно характеризуют глубоко порядочных людей.

Обе были православные, крещёные, искренне верующие, но редко посещали храм – только в особых случаях. К этому приучила их атеистическая советская многолетняя действительность.

– Клавочка, ну наконец-то, я уже тебя заждалась, ты не долго искала наш дом? Я очень волновалась, что может быть плохо тебе объяснила, как добраться, – Ольга немного нараспев, но громко и отчётливо произнесла это встречая подругу, помогая ей раздеться и подавая уже ждавшие её тапочки. – Ещё и снег повалил, а ведь почти середина марта! Ты не замёрзла?

– Оля, что ты къичишь, я всё пъеклассно слышу, у меня тепеъь новый аппаъат, – похвасталась Клавдия указывая Ольге на маленькую прямоугольную коробочку свисающую на тоненьком шнурке за ухом. Ей всегда было неловко, когда кто-нибудь старался повысив голос подчеркнуть её давнюю глухоту, даже если этот кто-то и был самой близкой подругой.

Клавдия Ивановна сняла промокшее зимнее пальто с маленьким воротником из куницы, потом такую же кунью шапочку орехового цвета и, вручив всё это протянувшей руки Ольге, осталась в строгом тёмно-синем, немного потёртом, но ещё достаточно элегантно сидящим на её по – прежнему подтянутой фигуре, бостоновом костюме. Небольшой белый бант на воротнике блузки был заколот крупной овальной серебряной брошью с изящной камеей.