скачать книгу бесплатно
– Иногда я думаю: ведь есть же другая жизнь, где, наверное, у людей все хорошо. Только мне в эту жизнь нельзя. Но я верю, что после смерти за все воздастся. Еще Чехов сказал: «Мы увидим небо в алмазах, услышим пение ангелов и отдохнем».
Дождь закончился так же внезапно, как начался. Над лесом у кромки неба засветлела белая полоса. Водитель съехал на обочину и остановил машину.
– Слушай, может, ты выйдешь, а?
Иван встрепенулся, поднял голову от рук, сконфузился.
– Да-да, извините… Конечно. Спасибо, что подвезли! Спасибо!
Он неловко открыл дверцу грузовика и спрыгнул на обочину. Щелкнул задвижкой, и из кузова, заливаясь лаем, выпрыгнула на него собака. Водитель видел сквозь лобовое стекло, как они вдвоем брели вдоль дороги. От дороги к полю вели две тропинки – одна широкая, покрытая лужами и грязью, а вторая неприметная, скрытая от глаз травой, но зато сухая и чистая. Не заметив её, Иван свернул на первую и наступил белыми кроссовками в грязь. Фонтан темных капель покрыл его штаны, футболку и попал на собаку. Она села в траву и обиженно заскулила. Не останавливаясь, Иван продолжил идти по грязной дороге к виднеющейся на краю поля темной деревне.
– Дурак, – усмехнулся водитель и, вывернув на дорогу, поехал дальше.
Человек шел по полю, низко опустив голову. Стебли иван-чая и полыни больно хлестали его по ногам. Над землей, почти касаясь травы, носились стрижи и ласточки и кричали отчаянными человеческими голосами. Невыносимо парило, и небо казалось мёртвым.
Танго[2 - Рассказ удостоен премии «Золотое перо Руси» 2021 года.]
Когда человек долго вглядывается в бездну, бездна начинает вглядываться в него.
Ницше
Всюду, куда хватало глаз, паслись отары овец. Пенное море шерстяных облачков спускалось с подножий гор и подползало к самой кромке залива, из черной воды которого поднимались мрачные, похожие на чудовищ треугольные скалы.
Сеньора Рихардо застегивала на сгибе локтя перчатку для верховой езды. Закрепив пуговичку в лунке петли, она взяла с подоконника ременную плетку и бросила взгляд в окно – над белоснежными хребтами гор клубился нехороший туман.
– На днях снег пойдет, надо заказывать корма.
Муж ответил флегматично, не отрываясь от газеты:
– Съезжу к ним после праздников.
Сеньора покачала головой:
– Нет, это поздно. С ледников идет снег. Звони в контору, пусть привозят сегодня, в крайнем случае завтра.
Муж отложил газету и скользнул взглядом по фигуре жены, стоявшей возле огромного окна, обрамленного черной дубовой аркой: выпирающие из-под жилетки острые бугорки лопаток, худые руки, стянутые перчатками, угловатые штрихи талии, лира таза, облитая кожаными бриджами, впадающими, словно ручей в полноводную реку, в плотные ловкие краги с твердым деревянным каблуком и острыми шпорами.
– Как скажешь, душа моя, сегодня так сегодня.
Повернувшись к столу, сеньора схватила вафельку, обмазанную коричневой вареной сгущенкой, и та хрустнула у нее на зубах. Поставив колено на стул, наскоро отхлебнула кофе из большой глиняной кружки, чем-то напоминающей пивную.
– Ты совсем не поела.
– Пообедаю в городе. Люблю тебя.
Поставила кружку и, наклонившись к мужу, вытянула губы в трубочку. Они наскоро поцеловались, почти не прикасаясь друг к другу, как целуются люди, слишком долго прожившие в браке: уже без страсти, почти машинально, скорее по привычке испытывая потребность в нежности.
– И я тебя, душа моя, – он снова взялся за газету. – Как думаешь, на сколько завтра ставить будильник?
– Думаю, на четыре… Или раньше, может? – она прищурилась. – Нет, на четыре. Всё, до вечера! – сеньора выскочила из залы и быстро сбежала по ступеням, громко стуча каблуками и шпорами. Перед тем как захлопнуть входную дверь, крикнула:
– Не забудь про контору!
Возле крыльца пожилой индеец с лицом, словно из грубо высеченной бронзы, держал под уздцы черную, узконогую, гладкую, как сливочное масло, криолло с единственным белым пятнышком во лбу. От утреннего холода и нетерпеливого ожидания скачки лошадь перебирала копытами по влажной земле, взрывая фонтаны красновато-черной почвы.
– Buenos dias, se?ora.
Сеньора легко оперлась точеным носком сапога о стремя, почтительно придержанное для нее черными, узловатыми, как у лешего, пальцами индейца, и влетела в седло.
– Buenos, Kvatoko.
– Cuаndo podrе ser libre? Mi casa estа muy lejos, lo sabes. (Когда я могу быть свободным? Мой дом далеко.)
– Dar de comer a los caballos y si traen alimento, ayudar con la descarga. Puedes ir despuе sdel almuerzo. (Выведи лошадей на выпас и съезди с сеньором за кормами. Потом ступай домой.)
– Gracias se?roa. Felices vacaciones (Спасибо, сеньора. Счастливых праздников.)
– Felices vacaciones, Кvatoko! (Счастливых праздников, Кватоко.)
Сеньора натянула вожжи, сжала шпорами блестящие, отливающие глянцем бока лошади и хлестнула ее по крупу. Криолло заржала, вскинула голову и взяла в галоп.
Массивный каменный дом с круглыми, серого кирпича башнями стал медленно удаляться. На горизонте из-за заснеженных хребтов выплывал слепящий прожектор солнца, обливая розовато-сиреневым светом километры пастбищ с низкорослой кудрявой растительностью и лежащими на земле почти плашмя из-за никогда не прекращающегося ледяного порывистого ветра деревьями. На много миль вокруг – только пампа и разрушенные, давным-давно оставленные хозяевами фермерские домики, мебель в которых покрылась пуховиками пыли, а в кухонных горшках и кастрюлях, обмотанных паутиной, поселились игуаны.
* * *
В гостиную, смущенно кашлянув, зашел индеец Кватоко.
– Мmm? – промычал, не поворачиваясь к нему, сеньор.
– Te… una nota. (Вам… записка.)
Сеньор, не отрываясь от статьи о правительстве, разбазаривающем народные деньги на фейерверки в честь Иосифа-труженика, спросил:
– Рor quiеn? (От кого?)
– No se, aqui en un idioma extranjero. (Не знаю, тут на иностранном.)
Сеньор медленно повернулся к индейцу. Тот подал ему небольшой квадратный листок, на котором четким, летящим вверх почерком было написано два слова – «Я здесь» – и две буквы – «И.Г.». Дрожащими руками сеньор положил газету на стол, снял и бросил поверх неё очки. Его приятно красивое лицо с мохнатыми бачками внезапно стало напоминать дурную туалетную бумагу.
– Quien lo trajo? (Кто её принес?)
Кватоко задумчиво почесал голову.
– No es local. No lo conozco. (Он не из местных. Я его не знаю.)
Рука сеньора сжала записку в кулак. Невидящим взглядом он посмотрел в окно на бескрайнюю, протянувшуюся от горизонта до горизонта равнину степи.
Кватоко кашлянул.
– Me necesita hoy, se?or? Irаs por la popa? (Я сегодня еще буду нужен, сеньор? Вы поедете за кормами?)
Но сеньор не отвечал.
– Si no me necesitas, puedo ir? (Если я вам не нужен, я могу быть свободным?)
Сеньор сидел сгорбившись, постарев лет на пять. Уставшими глазами он смотрел на черную точку ястреба, распластавшего в голубом небе свои когтистые крылья.
