скачать книгу бесплатно
– И эти.
– При поступлении на работу писали заявление?
– Какое заявление ещё?
– А где трудовая книжка?
– Зачем она мне, деньги платят и ладно.
На самом деле, похоже, девушка взята с улицы. Проверяющий спешил задать последний вопрос.
– Альберт вам не говорил, что на днях торговля прекращается?
– Нет.
– Ладно тогда.
– Нас увольняют, что ли? – прокричала девушка вслед за Саматом.
Он отвечать не стал, только махнул рукой.
Мотанье возле магазина не дало результата. Теперь надо найти жену Галипова. Она не могла не знать, где он работает, куда уехал в командировку. Последний луч света идёт оттуда.
* * *
День рождения… В моде сейчас отмечать дни рождения. Некоторые эти торжества проводят два-три раза в год. Одни для сбора подарков, другие для угождения начальству в надежде сделать шаг выше по служебной лестнице. В любом случае расходы на торжества вернутся сторицей.
Вообще, зачем нужны такие торжества? Сначала надо прикинуть, кто родился. Зачем он явился на белый свет? Кем он является на земле? Чем сегодня занимается? Большим ли делом? Полезно ли оно другим, обществу? Чем думает заняться в будущем? В первую очередь надо выяснить, какое место он занимает в обществе. Может, подытожить проделанное за свою жизнь и отметить это, если человек достойный. Но ни в коем случае не круглые даты. Сейчас ведь каждый год, начиная с рождения, устраиваются шумные застолья. Даже для тех, кто сидит на шее у родителей.
Однако эти торжества по случаю чьих-то именин, похоже, собираются проводить на весьма высоком уровне. Фирма «Татсиб» для проведения торжеств арендовала ресторан «Акчарлак» на месяц раньше срока. Также были даны заказы на оркестр, артистов и танцовщиц. Несмотря на обилие еды и питья в самом ресторане, были доставлены виноград, арбузы, дыни из Ташкента, двадцатипятилетний коньяк из Грузии, живая форель и бальзам из Прибалтики. Зажаренных целиком поросят подавали стоящими на ножках; фазанов, тетеревов – с крыльями.
За два дня до торжеств был объявлен «санитарный день». Всё было вымыто, прибрано. Занавески, скатерти обновлены, зал осыпан цветами.
– Свадьба, похоже…
– Интересно, чей сын женится?
– Наверно, какого-нибудь начальника.
– Возможно, едут из-за границы: из Аравии или Японии.
– Говорят же, день рождения.
– Но этого не может быть: кто сможет поднять такие расходы, – судачили работники ресторана.
– За свои шестьдесят четыре года я такого не видела, – сказала одна посудница.
Наконец, долгожданный день наступил. Площадь перед рестораном заполнилась машинами «жигули», БМВ, «вольво», «тойота», «мерседес», «хонда», «Опель Аскона», «ситроен». Вышедшие из машин хорошо одетые надменные мужчины, расфуфыренные шумливые молодые женщины исчезли в дверях «Акчарлака». В зале в загадочном сумраке их встретили звуки «Восточного танца» нашего известного композитора. По обе стороны зала расставлены столы, посередине оставлена площадка для танцев. Оркестр, расположенный на низкой эстраде, гремит беспрерывно. В конце зала под высокой, упирающейся в потолок пальмой стоит длинный стол. За столом, как раз посередине, сидит умопомрачительной красоты девушка в обтягивающем тело чёрном с блёстками платье и таком же тюрбане на голове. Круглые блёстки при падающем на них свете мерцают как кораллы, рассыпая тысячи искр вокруг. На лбу к тюрбану приколота бриллиантовая брошь, светящаяся как маленькое солнце. По обе стороны девушки расположились парни, такие же красивые, ловкие. Угадывают по движению глаз хозяйки, что ей нужно, и тут же передают в зал её распоряжения.
– Смотри… это же наша Шура!
– Тише, дурак!
– А идёт ей.
– Ну!
– Сидит, как царица Екатерина.
– Сказано, не распускай язык.
Из их разговора понятно, что они новенькие – мелкая сошка. Кто их позвал сюда, неизвестно. Возможно, кто-то пригласил, чтобы показать, приучить, а они ведут себя, как на улице. Недаром сказано, что сколько волка ни корми, всё равно в лес смотрит.
– Клянусь, они хотят выкинуть что-то, – молвил тот болтливый парень.
Собеседник резко отрезал:
– Ещё одно слово, падла, и выкину тебя отсюда!
– Всё, всё… сказал тот, взял в руку свою рюмку и замолчал.
За столиками, где сидела мелкая сошка, разговоры велись в таком ключе. За столиками, что посередине, вырывались слова типа «киря», «бабки», «лимон», «лимузин». Читатель, возможно, не знает, что на жаргоне эти слова означают «друг», «доллар», «миллион», «иномарка». Сидящие в первом ряду мужчины постарше, солидные, с животами, и хорошо одетая, со стройными фигурами молодёжь с сознанием своего достойного положения откинулись на спинки своих стульев, спокойно ожидая начала торжества.
Услышав шум и голоса со стороны «мелкой сошки», они одним взглядом устанавливают тишину. Вот девушка хлопнула в ладоши. Оркестр и зал умолкли. Сидящие выпрямили свои спины и устремили взгляды на девушку. Она встала и взглянула на свои с переливающимися бриллиантами часы.
– Вход можно закрыть, – сказала она, кивнув в сторону швейцара.
– Он заперт.
– Уважаемые друзья, – начала девушка, оглянув зал. – Мы впервые собираемся подобным образом. Хотелось бы, чтобы серьёзность, величие и крайнюю знаменательность этого события вы поняли своим сердцем. Это не простое торжество, это день рождения всенародно уважаемого нашего Аксакала!..
Зал стоя долго аплодировал. Послышались возгласы:
– Да здравствует Аксакал!
– Где сам? Просим самого!
– Будет, когда придёт время, – сказала девушка, продолжая свою речь. – Сейчас я предлагаю первый тост в честь нашего Аксакала, его здоровья. Пусть природа наградит его долгой жизнью! Крепким здоровьем! Пусть будет суждено через тридцать лет отметить его столетие!
– Присоединяемся!
– Аксакалу слава!
– Ура-а-а!..
Застолье продолжалось в таком приподнятом настроении, с тостами одни краше других. Однако виновник торжества, который должен был выступить с ответным словом, всё ещё не показывался.
Оркестр играл, артисты пели, гости, выйдя на середину зала, танцевали. Пили, ели, ещё танцевали. Некоторые успели хорошенько набраться. Это те, которые ближе к выходу, – их быстренько проводили. А так большинство не выходило из рамок – хорошо знали, на каких торжествах находятся.
– А кто же этот Аксакал? – поинтересовался недавно работающий на фирме.
– Сопли не высохли ещё, всё знать.
– Всё же надо бы увидеть.
– Если отходную тебе прочитают, может, и увидишь. Давай поднимем ещё по одной.
В зале снова установился полумрак. Заиграли разноцветные снопы огня. На середину низкой эстрады вышли семеро девушек, одетых в прозрачные платья. И сетчатые платья, и нижнее бельё в обтяжку отнюдь не были предназначены скрывать прелести девушек. Стройные фигуры, красивые движения вводили в соблазн присутствующих в зале. В заключение девушки исполнили «Восточный танец». Затем выступающих на эстраде сменила молодёжь, сидевшая за столом: мол, чем мы хуже? Танцы, начавшиеся с повисшими на шее парней девушками, через некоторое время кончились ползанием на четвереньках между ног, плясками с приподнятыми узкими юбками и задранными на голову длинными платьями. Шура сразу учуяла в этом дешёвку и низкопробность. Как и в первый раз, она хлопком в ладоши установила тишину.
– Может, вам кровати прикажете поставить? – зло крикнула она.
Гости, казалось, протрезвели. Шура медленно обошла столы, бросив на каждого испепеляющий взгляд: не забывайте, дескать, перед кем танцуете. Её так и поняли.
– Попробую уговорить самого, – сказала она, направляясь вправо в банкетный зал.
Оркестр тихо заиграл «Тафтиляу».
– Аксакал любит эту песню, это его гимн, – сказал Шамиль Бакаев, обращаясь к Тимержану Сафаргалиеву, только сегодня вернувшемуся из сибирской командировки, – обрадуется ещё, когда узнает о твоих успехах.
– Не будем говорить на эту тему. Он сейчас не лезет в наши дела.
– А следит.
– Это есть.
– Если ошибёшься, найдёт и наказание.
– Ну тебя, скажи «тьфу-тьфу».
– Давай, держи бальзам. Не скиснуть бы тебе после того, как проводишь Нурию…
Друзья не успели закончить разговор, как из банкетного зала показалась Шура. Она быстро направилась в середину зала, подав знак оркестру играть тише.
– Браво!
Послышались аплодисменты. Вон, оказывается, каков Аксакал! Ростом под два метра, в ширину как голландская печь, крупная голова с густыми седыми волосами, внешность напоминает величественную фигуру азербайджанского поэта Самеда Вургуна. Огромный орлиный нос на широкоскулом лице, кажется, добавляет привлекательности. А вот какие глаза, определить нельзя: несмотря на сумрак, глаза закрыты синеватыми очками. Во рту с толстыми, как у негра, губами дымит гаванская сигара. Живой паровоз! Дымом от сигары не затягивается. Что бы ни делал, всё к лицу ему.
Вот это человек! Вот это личность! Таких даже в президенты выбрать было бы не зазорно. Обратите внимание на внешность, походку, телодвижения: величественность, решительность, властность сквозит во всём. Ступает тихо, осторожно, будто опасаясь провалить пол. Держит себя свободно, независимо, чувствуя своё превосходство над другими. Порой кажется простым, но в то же время излучает какую-то странную мощь, зловещую таинственность. Как будто для того, чтобы это не вырвалось наружу, по бокам его охраняют такие же, как он сам, могучие молодцы. Место его, конечно, рядом с Шурой. А парни заняли места по обе их стороны. Время настало. Шура слегка растерялась, так как не была мастерицей произносить речи. Похоже, переживала, что не сможет найти красивых, подходящих слов для Аксакала.
– Если где-то скажут, что есть гигантская личность, то это будет наш уважаемый и почтенный Аксакал, – начала Шура, собравшись с мыслями. – Спасибо, тысячу раз спасибо за то, что, уважив нас, вышел в этот зал. Наш Аксакал больше пятидесяти лет своей жизни посвятил служению нашему народу. Только недавно я дала ему слово не выступать с речью, но, что делать, нарушаю обещание, так как в этот вечер не сказать слово в честь юбиляра – грех. Вы меня, конечно, понимаете, друзья, мы за всё, за всё в долгу перед Аксакалом, всех нас он вывел в люди. Пожелаем ему долгой жизни и крепкого как сталь здоровья! С юбилеем Вас, Аксакал! На радость нам живите ещё долгие годы, будьте здоровы!
Шум, поднятый в честь юбиляра, крики «ура!», звон бокалов, здравицы заполнили зал. Не раз видевший такие поздравления Аксакал поднял обе руки, призывая зал к тишине.
– Спасибо, господа! Остальное излишне.
И на самом деле в шестидесятых – семидесятых годах каждое посещение начальством «низов», то есть районов, колхозов-совхозов, выливалось в торжества. Пора прекращать подобные празднества, мешают работать.
– Минуту внимания, – сказала Шура, пытаясь успокоить зал. – Наш Аксакал ещё и поёт изумительно красиво.
– Просим, просим! – подхватил зал.
– Просто умоляем!
– Осчастливили бы нас ещё раз.
Такого юбиляр не ожидал. Его песни все вроде уж спеты. Что делает эта молодёжь?! Он бросил любящий взгляд на Шуру, как бы с укоризной покачал головой.
– Ну тебя, Гульшагида!
– Одну только песню, какую сами пожелаете.
Аксакал посмотрел по сторонам, растрепал свои густые волосы, подумал немного, ладонями сжав подбородок, и расхохотался громким голосом.
– Тогда удивлю я вас. Мы в молодости так веселились. – И запел какую-то старую песню с непонятными словами:
Ай, шалышым, шалышым,
К?лг? пешк?н калашым,
С?н к?лг?нд?, Асабай, Асабай,
Тай суярмын, Асабай.
Ишек алдым шукыршык, шукыршык,
Шайтан казыган, Асабай, Асабай.
Икемез д? бер буйда, бер буйда,
М??л?м язган, Асабай, Асабай.
Голос юбиляра был низкий и, несмотря на возраст, очень сильный, мощный, с красивым тембром. Пел он с большим чувством. Зал был пленён таинственностью песни. Мало кто понимал её смысл.
После пения зал, затихший на некоторое время в недоумении, придя в себя, снова начал шумно приветствовать Аксакала. А я сидел, боясь, как бы не обрушился потолок «Акчарлака».
Дорогой читатель. Эта песня и мне знакома. Я знаю историю, каким образом она запала в сердце юбиляра. В начале пятидесятых годов прошлого века в Казанской Высшей партийной школе учился некто Амир Шахназаров из Альметьевского района. Был на войне. Вернувшись с войны, с головой ушёл в работу. Благодаря своим способностям быстро вырос с колхозного бригадира до заведующего отделом райкома партии. Потом в Казани повышает знания. Слушателями партшколы были в основном семейные мужчины, а среди женщин преобладали оставшиеся из-за войны в старых девах или так называемые «соломенные» вдовы, не желающие себя обременять семейными узами. Хотя альметьевский парень был ещё холост, в свои под тридцать лет почему-то со своими однокашницами у него не складывались отношения. Он каждый вечер отправлялся в общежитие пединститута, расположенное на Товарищеской улице. Несмотря на некоторую внешнюю привлекательность, на длинного, как жердь, слабого и худого парня свои девушки не обращали внимания. Говорили с издёвкой: «Чем ходить с этим балбесом, лучше ходить с палкой в руке».
К его счастью, в институте учились и татарские девушки, приехавшие из Румынии. В одну из них он безумно влюбился. Песню «Асабай» он у неё и выучил. Что поделаешь, в ту пору не разрешалось заключать браки с иностранцами. После окончания учёбы девушки, оставив в сердце глубокие раны и непроходящую тоску, уехали на свою родину. Вот уже сорок лет Амир Шахназаров во время застолий успокаивает свою душу этой песней.
Правда, однажды сделал попытку увидеть её. Когда изменившиеся порядки открыли путь за границу, он взял путёвку и поехал в Румынию. Однако девушку он не смог увидеть: во время беспорядков семьдесят седьмого года она уехала в Америку. После неудачного и досадливого путешествия душа у Амира немного успокоилась и притерпелась. И всё же в глубине сердца остался чистый ключ, способный временами извергать тоску.
* * *
У Амира Шахназарова в Казани есть ещё одно место, пробуждающее струны его сердца. Оно находится на пересечении санатория «Казань» и трамвайного парка. Проезжая мимо, он, будь то зима или лето, высовывает из окна машины свою большую голову и приветствует окна углового пятиэтажного дома. Правда, знакомых Амиру окон давно уже нет. Их в смутные времена заделали и даже заштукатурили. Сейчас только следы остались чуть-чуть заметными, но этого вполне достаточно для обновления воспоминаний. Возвращаясь с именин, он ещё раз проводил взглядом этот дом. Об этих событиях мы расскажем позже.
После окончания Высшей партийной школы Шахназарова без пленумов, конференций и других формальностей назначили первым секретарём партии одного крупного отдалённого района. Ему как руководителю было не корректно не иметь семью, и он в течение месяца, подавив в своём сердце огонь любви, оставленный румынской татаркой, женился на очень скромной, с терпеливым характером, одинокой, как и он сам, библиотекарше. Жили тихо, без искромётных страстей. Друг за дружкой родились сын и дочь. Жизнь текла на свой лад. Жили, в общем, хорошо, без размолвок, но и без кипучих чувств, выполняя свой родительский и семейный долг.
Годы шли, дети выросли и вышли в люди. Сын стал лётчиком-испытателем, живёт на Украине. Дочь после окончания медицинского института вышла замуж за узбека – выпускника юридического факультета Казанского университета, и они уехали в Среднюю Азию. Наступило душевное опустошение. Но, как говорится, свято место пусто не бывает. Ещё когда дети учились в институтах, в районе появилась стройная, красивая девушка. Она была направлена в район после окончания физико-математического факультета пединститута. Жаждущий настоящей любви Шахназаров сразу заметил её и начал действовать. Долго не мешкая, определил её вторым секретарём райкома комсомола. Отправляясь в колхозы-совхозы, иногда по пути подвозил её на своей машине. Шутил, смешил, рассказывая разные истории и анекдоты, среди которых были довольно солёные и вовсе без соли. Девушка не сердилась: можно ли обижаться на такие пустяки. Как-то секретаря Диляру Самитову (так звали девушку) Амир Шахназаров попросил подняться на второй этаж в свой кабинет поговорить о делах комсомольских. Посоветовал почаще бывать в низовых организациях.
– С транспортом плохо, – сказала Диляра.
– Где ваша машина?
– Первый пользуется, а сегодня стоит неисправный.
