скачать книгу бесплатно
– Убирайтесь! – гневно процедила я, в очередной раз пронзая убийственным взглядом. Будь в моих руках, хотя бы намёк на оружие – пилочка, ножницы или даже подушка – то не раздумывая, пустила бы в ход.
– Валерия, Вы нужны своему брату! – настойчиво смотрит своими чёрными глазами, буравя насквозь.
Теперь так? Хренов ублюдок… Лишил нас самого ценного в жизни, а теперь пытается давить на совесть и чувство долга. Не тебе говорить мне об этом, сволочь!
– Если Вы не согласитесь пойти со мной, мне придётся убить Вас, а после, возможно, и Вашего брата. И я не смогу ничего изменить. Прошу, Вас, Валерия… Идёмте со мной. Я не хочу больше смертей. Пожалуйста…
Смерть?! А какая она? Там ведь проще, спокойней… Больно лишь в начале. Пара секунд, и больше ничто и никогда не омрачит твою жизнь, не располосует душу в мелкую лапшу.
"Вы нужны своему брату", – его слова звоном врезаются в сердце, терзая сильней, чем несправедливая смерть моих любимых… От ЕГО руки!
Посмотрела снова в глаза мертвеца. Мутная роговица ничего не скажет мне, не поддержит и даже не осудит. Это тело теперь пустой сосуд, что так не может отпустить моя душа. Мясо без чувств, движений и мыслей.
Они давно уже не здесь. Возможно, там наверху. Смотрят на свою дочь и умоляют быть сильной ради них, ради своего брата. Сильной… Я смогу. Обязана…
– Я люблю тебя, папуль, – но тело сдаётся, обретая пустоту. Слёзы хлынули по лицу горячими реками, и я обессиленно уткнулась лбом в окровавленную грудь.
Алексей Гончаров, по кличке Тесак, убивший моих отца и мать, поднялся, отодрал от убитого тела и, прижав к груди, унёс от него навсегда… И я позволила ему это сделать.
Наши дни
После омерзительной сцены, которую вынуждено наблюдал Максим, целую неделю старалась не попадаться в поле его зрения. След от рукоприкладства мужа фиолетово-голубым отблеском зиял на щеке, и я всё время всячески старалась загримировать сие безобразие. Тщетно – приличный отёк палил всю маскировку.
Алексей избегал меня, не появлялся в супружеской даже по расписанию. Вы подумайте! Неужели, стыдно?! Однако, видимо, получив нагоняй от Варвары Петровны, которая первой и увидела мой боевой раскрас, появился в комнате спустя три дня после экзекуции. Понуро наблюдал, как пытаюсь замазать фингал тональным кремом. Заметив мужчину в отражении зеркала, остановилась и исподлобья уставилась на него.
Подошёл и присел на корточки возле, принудительно повернул лицом к себе, разглядывая плоды своих рук. Резко и тяжело выдохнул и поцеловал в губы – коротко, крепко, но многозначительно. Захотелось, чтобы на его месте сейчас был Максим.
– Прости меня, – крепко обнял. Слышу стук ледяного сердца. Оно так умеет?! – Я и правда зверь, – добавил горько. Руки гладили мои волосы и спину. Отстранился, снова смотрит в глаза, взяв моё лицо в руки. – Как только смерть станет для тебя истинным раем, я самолично пущу тебе пулю в лоб, клянусь. Но сейчас это глупо, Лера. Ты под моей защитой, пусть и ненавидишь меня, но, пока я жив, тебя не тронут.
– Лёш, – бросила на него взор, умоляющий больше не продолжать.
С силой сцепил челюсть и, поднявшись, ушёл снова сотрясся косяки. Если будет продолжать в том же духе, то дверь скоро развалится на части.
Ещё спустя несколько дней синяк почти исчез, оставив лишь не эстетичную желтизну, которую наконец смогла скрыть под маской макияжа. Пришла в кабинет мужа в чёрном одеянии и очках. Увидев меня и глянув на настольный календарь, мужчина всколыхнулся:
– О боже, я и забыл совсем, Лерочка! Зараза! – безмерно виноватое лицо.
Забыл, и немудрено. Сегодня годовщина смерти Вали – моего родного и тоже теперь почившего брата. Муж вскочил, выйдя из-за стола, обнял меня. После последней ссоры, Алексей старался быть предельно нежным и заботливым. Поздно, милок.
– Ради бога, прости меня, дорогая, но не могу отложить встречу. Я такой остолоп.
Можешь так не расстраиваться. Горевать не буду, если не поедешь, но вслух сказала другое:
– Разреши тогда Варваре поехать со мной.
– Да, конечно. Рита займётся сегодня готовкой. Так же распоряжусь, чтобы Борис Иванович выделил вам сопровождение.
– Спасибо, – гордо отвесила кивок.
Для сопровождения начальник охраны выделил нам Павла и Максима. Последний сидел в машине впереди на пассажирском, Варвара Петровна доводила себя до ума перед зеркалом в доме, а Паша курил чуть поодаль от автомобиля, стараясь не попасться мне на глаза, так как в доме присутствовал жёсткий запрет на сигареты. Бедолага, даже не в курсе, что мне чихать на это.
Опустилась на заднее сидение и, стараясь не поднимать головы, оправила складки пиджака.
– Привет, – Максим мягко улыбался мне, оглянувшись назад.
– Привет, – вежливо кивнула, но в груди тут же знакомо заныло.
Я скучала по этой улыбке, по глазам, по ямочке на подбородке. Господи, да по всему, чем владел этот мужчина. Руки слегка задрожали, и, чтобы скрыть компрометирующие меня факт, сцепила их в замок, с целью хоть немного унять.
– Как ты? Давно не видел тебя.
– А я тебя, – сухо ответила, вытянув шею в аристократическую длину и подняв чуть выше голову. Он не должен понять, что думала о нём, не должен знать о сумбуре в душе. – У меня всё хорошо. Тебе как работается в доме?
– Неплохо. Я сейчас усиленно готовлюсь к важному бою. Ушёл аж с головой. С работы сразу на тренировку. Времени, можно сказать, совсем не остаётся.
Зачем ты смотришь так виновато? Так, словно предал или бросил. Так, будто обязан мне чем-то и не выполнил свой долг. А эти слова? Словно хочет оправдаться. Это лишнее.
– Хорошо. Ты молодец. Уверена, что у тебя всё получится, – безынициативно уронила в ответ, выдавив дежурную улыбку.
Но его не обманешь. Смотрит недоверчиво и… С жалостью?!
Кухарка плюхнулась рядом со мной, вынув от горьких выводов. В чёрном одеяние и платке, на носу стильные тёмные очки, на руках кружевные митенки. Женщина протянула мне такой же чёрный шифоновый шарфик и упаковку бумажных салфеток. Да, милая Варвара подготовилась на славу.
Павел сел на водительское, сразив всех шлейфом от сигаретного дыма, который опрометчиво зажевал мятной жвачкой.
– Павлуша, в церковь надо ещё за свечками заехать, – спохватилась Варвара Петровна.
– Там на кладбище есть часовня. Заскочим по дороге, – ввернула я.
– Вот и хорошо, – Варвара ласково похлопала меня по руке, увы, видя моё каменное лицо, она приняла это на свой лад. – Ну не злись на Алёшу. Он завтра обещался заехать к Валентину. Ты же понимаешь, что твой муж занятой человек.
Боже, Варечка, заклинаю не говори мне ничего о нём! Но, выдавив лучшую из своих фальшивых улыбок, приобняла сердобольную повариху.
– Я всё понимаю, Варвара Петровна.
Кухарка вздохнула с чувством выполненного долга, задумчиво глянула на дорогу и вновь переполошилась:
– Максимка, а корзину-то забыли на кухне! Я ж собрала съестного, чтобы помянуть. Ой, голова дырявая! Вернуться надо…
– Спокойно, тёть Варь, – Макс не удержался от улыбки. – Корзина давно в багажнике вместе с лопатой и бутылью воды.
– Ох, спасибо, дорогой. Аж сердечко зашалило, – и Варвара Петровна принялась обмахиваться платком.
Актёрские данные у нашей любимой стряпухи всегда были на высоте, поэтому я и Макс обменялись понимающими и чуть смеющимися взглядами.
Очередной крючок запретного счастья дёрнул за жилу. Мне нравится в нём буквально всё – озорной прищур, открытая улыбка, прокол на ухе от ношения серьги в прошлом, манера потирать костяшки пальцев. Этот парень смог воплотить в себе всё, о чём я мечтала когда-то в свои пятнадцать. Всё чего меня лишил супруг, придя в мой дом и отобрав то, что было так дорого и мечту в придачу.
На кладбище, как и положено, тихо, спокойно и умиротворённо. Дневное солнце в зените и весело проникает своими лучами сквозь вату пушистых облаков. Всё шептало о прекрасном дне, но три фигуры, медленно идущие меж мемориалов и оград, не замечали этих радостных мелочей. Правильно ли? Мы в спальне, где спят вечным и безжизненным сном дорогие сердцу люди. Только их лица с мраморных памятников и фотографий смотрели на нас и на этот прекрасный, но жестокий мир. Все такие разные, красивые и так спокойны – их беды, страдания, ошибки закончились, как и радость, и счастье, и любовь. Всё прошло, как и она сами.
Глянула на Максима, который шёл за нами следом между оградок. Он вглядывался в памятники и тоже о чём-то думал. Губы его иногда сильно сцеплялись, если он проходил мимо могил с молодыми людьми или вовсе мимо детских захоронений.
Валентин Дмитриевич Филатов – слева от моего отца. Правее Илона Сергеевна Филатова. Мамочка! Проглотила огромный ком, веки защипало от горячих слёз. Наступит ли когда-нибудь тот день, когда, придя сюда, я не буду плакать? Когда буду говорить им, что у меня всё хорошо? Когда на душе станет мирно и спокойно?
Втроём принялись прибирать мемориал. Тётя Варя протирала мраморные плиты и оградку тряпочкой, я же пропалывала клумбу с многолетними цветами. Репей и крапиву глубоко проросшую в почву, Максим подкапывал и убирал в кучу, которую после свалил за деревом, где не было захоронений. Закончив облагораживать территорию, возложила букет роз на постаменте родителей, а на памятник брата поставила оловянного солдатика.
– Валюша коллекционировал их, – слышу, как Варвара шепчет мужчине. – Антикварные. Не помню, как называется…
– Канониры, – пояснила я. – Начало двадцатого века. Германия. Немцы расписывали каждую игрушку вручную. Этого солдатика не хватало в коллекции, потому что его глупая старшая сестра стащила игрушку, чтобы поиграть и забыла вовремя вернуть.
Мысль увела в прошлое, когда мне одиннадцать, а брату восемь. Родители ищут его солдатика, а я, испугавшись наказания за то, что взяла без спроса, солгала. Спрятала своё преступление там, где никто никогда не найдёт. Так и случилось. Теперь сама нашла в старых вещах за подкладкой девчачьего кошелька, в котором хранила коллекционные монеты.
– Он так и не узнал правду, – горько уронила я, глядя на солдатика.
– Думаю, он знал, – вдруг произнёс Максим и, взяв игрушку в руку, протянул мне обратно. – Он просто подарил тебе его, чтобы этот солдатик приглядывал за старшей сестрёнкой.
Сдерживать слёзы стало невмоготу. Дрогнувшей рукой приняла солдатика и, сжав в ладони, тоскливо приложила к груди, словно обнимая брата. Кухарка погладила мою понурую спину и перекрестилась.
– Надо помянуть, – и принялась раскладывать конфеты, печенья и хлеб. Максиму всучила свечи, веля поджечь фитили, я же не сводила глаз с фотографий на памятниках.
Боль с каждым приходом сюда была невыносима, но сегодня мне больней ещё на одну жизнь. Простите меня, мои любимые. Простите за то, что не с вами. За то, что отдала свою душу не вам, а вашему убийце. Я слабая… Но я смогу. Рано или поздно, но справедливость будет за нашу погубленную семью.
– Лерочка, может хочешь побыть с ними наедине? – Варвара, как всегда сентиментальна, но да, я хочу говорить с ними вслух, без посторонних ушей и глаз – только я и моя семья.
– Если возможно? – робко глянула на Максима, который отчего-то нахмурился.
– Конечно, дорогая, – Варвара Петровна тут же поспешила прочь, потянув за собой уперевшегося мужчину. – Отойдём, Максимушка. Там пока постоим…
– Не очень хорошая мысль, – он заметно занервничал.
– Будет тебе! – скороговоркой запричитала повариха. – Тут мёртвые кругом. Кого бояться? Просто чуть дальше уйдём и всё. Это недолго.
Женщина настойчиво повела его подальше от места захоронения семьи Филатовых.
Голоса стихли, и всё окружающее наполнили звуки леса и гул в моих висках. Присела возле мамы, погладив фото.
– Мам, – смотрела на мягкие черты лица. Впервые захотелось не жаловаться ей, а рассказать о чём-то хорошем, чудесном. – Я, кажется, влюбилась.
Краска стыдливой девчонки тут же наполнила щёки, словно признаюсь ей вживую.
– Это и правда прекрасно. Всё, как ты рассказывала. Ты так же любила папу, да? – но мне никто не ответит. – Мамочка, как же мне нужен твой совет… поддержка. Мне очень плохо без тебя, – закусила губу и прошлась кончиками пальцев по материнской улыбке.
Во время откровения оглохла и ослепла, не замечая, как ситуация вокруг меня накалилась. Тёмная пронырливая тень мелькнула средь оградок, подобно чёрной фурии или ветру. Услышала лишь издалека громкий отчаянный вопль Максима:
– Лера, сзади!
Успела повернуть только голову и на меня тут же обрушился жестокий удар. Потеряла себя в пространстве, телом ощущая, как мою субстанцию взгромоздили на плечи. Картинка восстановилась не сразу. Звон в голове, тело в невесомости, живот ухает от того, что вишу на чьём-то плече, пока меня передислоцируют в другую сторону кладбища, искусно виляя меж оградок и могил. Память вернулась на пятой секунде пробуждения, когда слух оглушил громкий выстрел, эхом разнёсшийся по округе. Его преследуют?! Макс!
Второй выстрел заставил вскрикнуть и зажмуриться, но поняв в кого летят пули, тут же в ужасе распахнула веки, моля всех святых, чтобы похититель промазал. Фигура Максима виляла среди гранитных мемориалов, укрываясь от щедрых пуль врага.
Ещё выстрел, и в ужасе завопила, видя, как патрон попал в цель.
– Макс! – и не помня себя от страха, изогнулась, чтобы впиться зубами недругу в затылок. Металл крови почувствовала на языке.
Похититель заорал и скинул ношу с плеча, перехватив за волосы. Адреналин гнал кровь по венам, веля не ослаблять натиск – со всей силой воткнула каблук в носок его ботинка. Мат и незнакомое наречие. Мощный удар по лицу отбрасывает меня на мраморную плиту, тараня её лбом.
Воссоединяя картинку, вновь увидела Максима, который в два мощных прыжка настиг моего похитителя. Счастье и облегчение заполнили грудную клетку. Живой! Слава богу, живой!
Мужчина мастерски крутился среди могил, как волчок, то нападая, то отражая удары противника. Кувырок, удар ногой в висок и шею, прокрут в партере по ногам. Но недруг тоже оказался не из робких. Ловко увильнул из партера и пошёл на таран, втесав Максима в памятник. Проехался его головой об угол, раскроив мужчине бровь, молниеносные тычки в переносицу, губу и скулу. Макс удачно выставил блоки левой рукой, а правой несколько раз мощно въехал противнику по незащищённым рёбрам, согнув оппонента пополам. Удар коленом в переносицу, распрямляя врага, и конечный апперкот снизу в челюсть. Противник брызнул изо рта кровавым фонтаном и, взмахнув руками, рухнул спиной прямо на острые колья ограды. В ужасе зажмурилась, не желая видеть конец нокаута. Хрип смерти совсем рядом со мной.
Максим убил его?! Но почему даже не осуждаю? Человек, что небезразличен мне, только что спас мою жизнь, которую сама давно не берегу, и я впервые рада этому?! Из-за НЕГО?! Потому что совершенно точно прочла в этих глазах – мужчина спасает именно меня, а не супругу своего хозяина.
Вскочила и со всех ног бросилась к нему. Максим поймал моё лицо в ладони, судорожно осматривая.
– Ты цела? Чёрт, думал уже не успею.
Избитый и весь в крови мужчина, стоял между могилами и крепко сжимал меня в объятиях. Обняла в ответ, но тут же отпрянула, поняв, что причиняю ему боль.
– Тих… легче, – Максим болезненно сморщил лицо, кренясь влево. – Эта, паскуда, мне бок прострелила.
– Обопрись на меня, – велела я, перекинув его руку через плечо и преосторожно повела к машине. На полпути мужчину перехватил на себя взявшийся из ниоткуда Павел. Знать бы, где он был всё это время?
– Ему нужно в больницу, – кусая пальцы, отрапортовала я.
Варвара Петровна уже рылась в аптечке и в панике охала.
Паша облокотил Максима на капот и задрал рубашку. Содрогнулась от такого количества крови, а сердце болезненно сжалось. Казалось, что сама чувствую его боль.
– Порядок, по касательной прошла. Жить будешь, – Паша грубо пропальпировал рану, словно выжимая из Макса звуки мучений. – Дома Борис Иваныч залатает. Ты сегодня прям герой, брат, – и одобрительно шлёпнул его по щеке. – Валерия Дмитриевна, мне нужно подчистить всё и сообщить о трупе. Вы, пока не могли бы?.. – Не договорил, надеясь, что сразу пойму.
– Да, Паш. Пересади его на заднее только.
Мужчина помог коллеге сесть в машину, а сам помчался к месту преступления.
– Ты убил этого ирода? – Варвара причитала под руку, пока я пыталась заняться раной Максима.
– Да, – мой спаситель слегка улыбнулся улыбкой больше похожей на оскал.
– Правильно, правильно. Хотел умыкнуть нашу Лерочку. Я бы тоже добавила ироду пару пинков…
– Варвара Петровна, там вода в багажнике должна быть, принесите, пожалуйста. Рану нужно промыть, – мне не терпелось её отвадить.
– Ой, да нет же. На могилке остался баллон, сейчас принесу, моя хорошая. Погоди чуток.
И женщина поспешила обратно к месту захоронения моей семьи. Некрасиво получается, но совестью загрызу себя позже.
Макс сцепив зубы, сдержал стон боли от антисептика, а потом вздрогнул, когда я осторожно подула на рану. Приложила к ней чистую марлю, посмотрела в глаза. Правый заливала кровь из рассечённой брови. Вторую ветошь приложила уже сюда.
– Теперь Лёша с тебя пылинки сдувать начнёт после всего этого, – пророчила я, усмехнувшись.
