скачать книгу бесплатно
Все трое вошли в нескромный вестибюль, украшенный красной, бурой и белой мозаикой на полу, а также стеклянной люстрой на пестром потолке. Круглое помещение сразу же встречало гостей стойкой регистрации, баром слева от нее, переходящим в банкетный зал, и лестницей, ведущей к номерам. У стойки их встретила пухлая, с пожелтевшими от отечественного дешевого кофе зубами женщина. Несмотря на все эти естественные для жителей «ветки» черты, она была милой и приветливой, вселяя спокойствие и обнадеживая путников тем, что отель обещает быть приличным. Женщина обнажила зубы в улыбке и сходу спросила:
– Здравствуйте, уважаемые посетители нашего великолепного отеля «Бриллиант-Менск». Что я могу вам предложить? Номер? Развлечения? Спа? Массаж, или все и сразу? – говорила она, словно запрограммированная определенным образом. Это механическое, слегка неестественное приветствие почему-то только больше успокоило прибывших в отель.
– Нам бы номерок, самый дешевый, на трех человек. И бар, желательно, – отвечал на программный набор слов пухлой дамы Лёша, копаясь в кошельке и заранее подсчитывая скудный запас купюр. – Сколько с нас?
– На трех… та-ак! С вас двести пятьдесят рублей пятьдесят пять копеек, – выпалила она все так же странно и хлопнула в ладоши. Ее огромные руки затряслись, словно желе, от такого жеста. – За спа, бассейн, бильярд, игровую и массаж доплачивать будем?
– А что, и массаж есть? – спросил Лёша, припоминая массаж от Леры, которым она ублажала его. Он нервно облизнул губы, но осекся, понимая, что вряд ли найдет среди тысяч ручки такие же, как были у его пассии.
– Алло! – оборвал его Егор.
– Да, точно, – старший брат с жалостью достал свой, как он любил его называть, «лопатник», и без того находившийся в прискорбном положении – исхудалый и голодный, – и они успешно расплатились, забрав свои ключ-карты и удалившись в номер.
Выданная им комната оказалась намного более приличной, нежели они ожидали (а ожидали они золотых львов и бриллиантовые окантовки потолков). Вообще, такое утверждение относилось ко всему отелю – снаружи был один отель, а внутри, за исключением залы и столовой, другой. Так, их номер представлял из себя тесную комнатушку с одной большой кроватью и двумя белыми пуфиками, использующимися как одно дополнительное место, чтобы спать или просто сидеть. На полу был пушистый белый коврик, вылизанный до белоснежного цвета, потертая плазма на стене и четыре стакана под ней с брошюрой, в которой Лёша вычитал про комплексы питания и прочее, что должно было насытить их и напоить.
Также в номере имелся шкаф, душевая и туалет. Все выглядело цивильно. Маша сразу заняла широкую кровать и растянулась на ней, в блаженстве подложив мягкую подушку под нос и уткнувшись в нее. Егор лег рядом и положил голову на вторую, почувствовав, как тонет в мягком матрасе и пухе.
– Во дела-а, – протянул он, выпучив глаза. – Даже не припомню, когда последний раз чувствовал такую мягкость и приятную прохладу.
Старший брат резко выхватил у него подушку из-под головы и начал мять ее и тискать, бурча себе что-то под нос с очень сосредоточенным лицом. Маша, что вскоре и вовсе войдет у нее в привычку, расхохоталась, смотря в его неуверенную, но такую серьезную и бескомпромиссную физиономию.
– Эх, то же самое было у Леры дома. Мы лежали на таких же подушках, а кое-что было даже мягче, – он вытянул язык и скорчил насмешливую мину.
– Комик-лицедей несчастный, – Егор фыркнул и с улыбкой забрал у него подушку.
Маша включила телевизор, а старший брат спустился в бар. Вдруг, словно что-то вспомнив, она, стараясь не терять времени, выключила телевизор удалилась в ванную, дабы перед долгим походом привести себя в порядок. Пока она была в ванной, Егор начал в судороге себе представлять разные варианты развития событий после того, как она выйдет. Его юношеская наивность фантазировала такие сцены, что самому стало страшно. Он поспешно включил телевизор, чтобы отвлечь взбудораженный мозг, но даже так он чуть трясся и украдкой смотрел в сторону ванной.
Когда же девушка вышла из душа, его сердце окончательно упало. Все предположения и решения по выходу из неловкой ситуации словно испарились, он был не в силах даже припомнить детали своих планов. Невидимая рука, крепко сжимающая его скулы и щеки, не давала отвернуться, от чего он смотрел на нее больно нагло и пошло, краснея и быстро моргая, чего она, благо, не замечала, то поправляя мокрые волосы, то поворачиваясь к нему в профиль. Егор рассматривал ее здорово-бледную кожу, выделенные ключицы, плавно переходящие в плечи, и ярко выраженные дельты рук, от чего у него слегка закружилась голова. Немного бросило в жар, подобно тем случаям, когда тетушка Твид просила его сходить в магазин.
Даже сквозь толстое полотенце на голове и теле он различал гибкость и плавность ее движений, а также все места складок ее кожи, образованных изгибами талии, бедер, груди и икр. Мокрые темно-фиолетовые волосы придавали ей еще больше изящества, еще больше оттенков и штрихов. Он в смущении отвернулся и начал крутить в руках свою шахматную клипсу.
Задерживающийся в баре Лёша так и не смог спасти его от неловкой ситуации своим внезапным появлением, так что он скромно уместился на стуле и начал наблюдать за тем, как Маша, уже успевшая одеться в шорты и черную майку, переключив его канал про животных, где медленно и учтиво ведущий пояснял особенности жизни сурикатов, ушла куда-то в поисках легкого и простого сюжета, дабы разгрузить мозг после стольких дней психологического давления, произведенного на нее всеми (в основном бабушкой, которая до последнего не могла поверить в то, что Маша уезжает в поход).
Наконец, они сошлись на комедии про каких-то девушек, делящих парней, гуляющих по вечеринкам и решающих, как провести в кайфе студенческую жизнь. Очень дешевая и посредственная комедия стала той самой отдушиной, которую все искали. Спустя пару минут они уже вместе смотрели за драмой, разгоревшейся на экране, обсуждая только что открытых друг для друга героев с какой-то взаимно образовавшейся деликатностью и непринужденностью.
V
Раскрасневшийся старший брат зашел в комнату, довольно неся поднос с тремя пинтами пива и коктейлем и как-то тяжело дыша. На лице его было неописуемое удовольствие и в то же время усталость; его тонкие губы расплылись в улыбке, которая, казалось, была максимальным отражением экстаза на лице человека. Он открыл зажмуренные глаза.
– Фу-ух, добрался, – Лёша поставил поднос на стол и пригласил младшего брата на балкончик, который имелся в номере.
Егор захватил тарелку с сухарями и оставил Машу, в одиночестве смотрящую комедию и попивающую сладкий коктейль. На балконе шестого этажа, куда его пригласил старший брат, был один столик, три пластмассовых стула и пара горшочков с кактусами и другими зелеными растениями. Балкон был довольно большой, и с него открывалась настоящая картина города и вид на крыши довоенной застройки.
С этого нескромного крыльца был вид на ночной город, слабо пестрящий красками, зато увешанный бесчисленным количеством рекламных щитов. К сожалению, застройщики и государственные компании даже не планировали создавать имитацию какого-либо нарастающего благополучия (только на словах). Теперь, сидя на балконе более-менее приличного отеля, братья чувствовали оттенки свежести в воздухе, те немногочисленные капли свободы и неподдельного удовольствия, разливающееся приятным теплом по венам. Лёша отпил большой глоток от своей пинты и, сравнив это самое тепло в венах с алкоголем, опьяненный своим сравнением, сказал:
– Чего же ты ждешь от этого приключения? Неужели ты даже сквозь весь этот страх взял и собрался идти до талого?
– Черт, – выругался Егор. – Будь уже что будет. Я, честно сказать, живя столько лет в одних и тех же стенах, с такими же людьми, теми же пейзажами, как-то потерял возможность бояться перемен. Точнее, не потерял – я все еще не могу свыкнуться с мыслью, что мы преодолели этот мнимый барьер, но при всем при этом, появись на нашем пути «новые люди», пчелы-мутанты или одичалые гнойные собаки, я вряд ли побегу очертя голову назад, лишь бы сохранить свою жизнь. Если это путешествие даст мне возможность забыться, тогда я с радостью пожертвую собой.
Старший брат рассмеялся и отхлебнул еще холодного качественного пива, довольно ахнув. Его взгляд, направленный на младшего брата, был как мягкий отцовский подзатыльник, от чего Егору стало стыдно. Он опять начал жалеть о том, что сказал.
– Нет, – прочитав его мысли сказал Лёша, – никогда не жалей о том, что сказал. Ты должен анализировать, а не корить себя за подобное. Да ты и сам поймешь, что жизнью не дорожит человек до тех пор, пока тебя не начнет настигать смерть.
– Да кто тебе сказал, что я сожалею? – возмутился Егор.
– Упря-ямец!
На такой ноте они закончили диалог, дав мышцам возможность успокоиться и набраться сил, пока они разглядывали гуляющих около путей, на которых стояли накренившиеся и сошедшие с рельсов поезда солдат, бросавших свои холодные и бесчувственные взгляды на каждого заплутавшего в этих краях прохожего или хмельных старичков, зорко, как коршуны, выглядывая тех, кто хотел сунуться в места прошлых боевых действий, надеясь там найти прибежище и уйти от городской жизни.
Егор начал все чаще замечать в глазах прохожих людей желание убежать, словно это самое желание передалось им от братьев; с каким возбуждением эти прохожие смотрели на серую дорогу, ведущую вдаль сквозь земли оккупированного севера, за которыми, возможно, им были бы рады. Ранее не испытывающий к ним симпатии, Егор проникся их проблемой, их рефлексией, которую они точно не из слабости заглушали алкоголем. Проблема этих людей была такой же, какой была у них до поры до времени – страшно, да и лень как-то что-то менять.
Где-то на нижних этажах запел Джон Денвер. Общее настроение больше не выражало озабоченности. Лёша размяк, укутался в пальто и просто созерцал серые дали: городские ворота, статуи, которые давно потеряли свои лица, руки и части роскошных одеяний, здания, не тронутые с середины двадцать первого века, и оставшийся в своей прежней кондиции старый торговый центр, поросший плесенью и виноградником, в который до сих пор любят захаживать фанаты старых безделушек и заброшенных зданий.
– Джо, я тебе когда-нибудь рассказывал, как мы пришли к такому?
– Я и так знаю – в учебниках на… – Егор приложил палец к губам и призадумался. – Ну, был какой-то чел, который узурпировал власть и привел нас к такому, но подробностей я не знаю… Ах, да! Еще знаю, что он и создал тех самых «новых людей». Дамиан его звали. Редкостная тварь.
– Да, трудное это все дело, – говорил неясно Лёша, допивая первую пинту и хватаясь за вторую, на которую Егор еще питал надежды. – Тут даже однозначно не скажешь, кем он был. Даже пишут про него, чую, брехню. Ручки! – он хлопнул по руке брата, которая тянулась к пиву. – Ты еще маловат для двух пинт… Видишь те однообразные домики, у которых покатые крыши и по три трубы всегда наверху? Знаешь, почему их зовут «дамианщины»?
– В честь того самого диктатора, – не сомневаясь, ответил Егор, не понимая, к чему ведет брат.
– Именно. Первый такой, можно сказать, неоднозначный человек на территории Беларуси двадцать первого века. Страшно гениальный в своих политических ходах, как мне рассказывали. У него было много интересных идей, но апогей его мысли был тогда, когда он придумал личную армию, разделив людей на старых и новых.
– Ну вот на этом и заканчиваются мои познания, – сказал Егор. – А откуда ты знаешь об этом?
– Разговоры со старожилами помогают. Человек старше тридцати пяти или сорока помнит то время, отчего пропаганда на него не работает. Однако, им легко промыть мозги тем самым светлым «будущим». Хах, смешно все это. Нет никакого будущего, – он затих и спокойно осмотрел округу. – Бездонная дыра.
– Не думаю, что все так уж плохо. Так что про армию ты говорил?
– Этой личной армией стали те самые городские легенды, которых мало кто видел и слышал, но зато все боятся их до ужаса. Конечно, учитывая общее настроение, я не думаю, что кто-то здесь обладает подлинной информацией о них, но, как я знаю, их придумали чтобы сражаться с людьми снаружи, в других странах. В каком-то смысле они даже были хорошей идеей в плане эффективности, однако гуманности в действиях Дамиана я вообще не наблюдаю. Ни капли. Не знаю, существуют ли они сейчас, но, когда мы были в семье Постулатовых, папа Игорь рассказывал мне, что в командировке, когда он ездил в Полоцк, видел одного из таких ублюдков. Он говорил, что у него была одна рука, а вторая заменена на протез из плоти и титановых стержней. К голове его был прикреплен металлический прутик, и он смог одним лишь взглядом расчленить троих его коллег, после чего этого парня с рукой-протезом расщепили на атомы какой-то пушкой, заранее расположенной на крыше одного из зданий. Видимо, они были готовы к подобному. Вполне вероятно, что все это байки, а папа просто преувеличил, но у меня нет сомнений, что эти люди опасны, пусть и не так сильно, как говорят. Также много историй о них я слышал от случайных знакомых и даже от нашего препода по древнеримскому праву. Он говорил, что у таких тварей возможности и потенциал безграничны. Когда он, прогуливаясь за «золотой веткой» в поисках иван-чая, который он постоянно хлещет на уроке, собирал травы, то наткнулся на какого-то мужчину лет тридцати, который из своих пальцев выпускал длинные ниточки и впивался ими в дерево. У этого мужика все тело было покрыто зелеными венами, и когда он расправился с деревом, наполнив его своей кровью, мужчина напал на нашего препода, впиваясь в него зубами и стараясь вогнать в него что-то вроде яда. Палыч быстро сообразил, что к чему, так что перерезал ножичком для сбора трав его лимфоузлы, на время оставив мужика без сознания. Но сразу после того, как он увидел, что его плоть рассечена, на ее месте стали расти зеленые ниточки, медленно заживляющие и сращивающие его шею. Палыч в спешке убежал оттуда и больше никогда не заходил за «ветку».
Егор слушал эту историю и медленно закусывал все это солеными орешками. К концу рассказа в миске осталась лишь перемолотая соль да шелушившаяся оболочка арахиса. Младший брат трясущимися руками отпивал пиво и все смотрел и смотрел на ветшающие здания, будто бы прямо на глазах превращающиеся в груды бетонных куч. Как раз в этот момент от старого торгового центра отвалился приличного размера стеклопакет, разнеся в щепки машину под ним. К разбившемуся вдребезги куску стекла подскочила пара армейцев, принявшись в спешке чистить периметр от наличия там посторонних.
– Интересно, – начал теперь уже сонно и особо не задумываясь и не контролируя поток мыслей Лёша. – Эти ребята вообще в курсе, что происходит вокруг, или они лишь пешки в руках новоиспеченного «кандидата от народа»?
Не ожидая дискуссии и даже ответа на свой вопрос, Лёша положил окурок в пепельницу, потрепал брата по кучерявой голове и направился спать, слегка покачиваясь от пива, растекшегося по телу. Егор немного повременил со сном и остался снаружи, докуривая тлеющую сигарету и что-то думая о своем. Он помнил, что когда-то был здесь, но никак не мог понять, когда это было и что он тут делал. Закрытая станция метро, у которой их высадил таксист, напоминала что-то холодное и безжизненное. Он будто бы уже везде тут побывал и все это прошел. Тусклые огоньки редких окон окончательно истощили его. Он встал, прикрыл дверцу на балкон и пошел спать.
В комнате он обнаружил не самую приятную картину: настольная лампа горела, а при ее свете на неудобных пуфиках разлегся старший брат, пока Маша пускала слюни на мягкую и белоснежную подушку, распластавшись по площади всего матраса. Егор подошел к ней и попытался было разбудить ее, но она лишь протянула теплую руку и взяла за его холодную, крепко сжав ее и что-то буркнув себе под нос. Все было как тогда в ее доме. Он не смог сдержать улыбки и оставил ее царствовать на своем ложе.
Сам же он, привыкши к такому образу жизни, словно уже на генетическом уровне заложенном в нем, разлегся рядом на полу, подстелив под себя плед. Егор поставил десять будильников с 5:40 до 6:00, горько вздохнул, предвкушая тяжелое пробуждение, и завалился набок, чувствуя приятный и мягкий запах свежевымытых волос Маши, слегка свисающих с края кровати. Так он, еще пару секунд смотря в потолок, снова ощутил наплыв романтики.
Он не смог удержаться, поднялся с пола и посмотрел на спящую девушку, которая лежала, слегка приоткрыв рот и тихо сопя. Будучи не в силах сдержать умиление, он расплылся в улыбке, как пьяная рука дернула его провести пальцем по ее щеке. Ощутив мягкую, гладкую кожу под подушечкой пальца, он задрожал и упал на спину, испугавшись глупости, которую он сделал, но заснув теперь с полным спокойствием и удовлетворением, вызванным этим странным прикосновением. Мягкая подушка под головой утянула его в глубокий сон. На часах было 01:12.
VI
Более мерзкого звука в своей жизни он еще не слышал. Сладкое пение птиц и шелест деревьев, которые исходили от телефонного будильника, обернулись адской одой самому Люциферу, воспеваемой сотней чертей. Егор стонал и взывал к старшему брату, чтобы тот поскорее выключил злосчастный будильник и дал ему отоспаться, но тот и ухом не повел. Наконец звук утих, но песнь возобновилась вновь.
К этому треску прибавилась еще и головная боль, вызванная легким похмельем от пинты пива, выпитой накануне. Егор заревел в подушку и резко поднял голову, но его макушка встретилась с чем-то очень мягким и упругим еще прежде, чем он успел открыть глаза, в которых от резкого пробуждения и удара потемнело вдвойне, а в голове застыл жуткий гул. Маша вскрикнула и уронила телефон, за которым она с таким упорством и негодованием одновременно тянулась. Егора как током ударило, и он вскочил на ноги, расклеивая залипшие за ночь глаза, стараясь привести зрение в норму.
– Господи, прости, пожалуйста! – протянул Егор, смотря, как Маша потирает глаза и жмурится от боли. – Я не хотел.
– Да я сама виновата – нечего было на вашу кровать ложиться. Чего вы меня не прогнали? – стонала она и, видимо, была чем-то огорчена.
– Ты так сладко спала, что мне было как-то стыдно будить тебя, – сказал Егор и словил на себе смущенный взгляд подруги.
Только после он понял, что удар по макушке пришелся не чем иным, как ее грудью. Сначала он, естественно, испугался, а потом его вдруг осенило, а по макушке пробежали мурашки. От ее стеснительного личика внутри него все начало просыпаться быстрее, но его не отпускал страх и чувство стыда. Пусть даже в такой обстановке, но Егору было приятно просыпаться в одной комнате с ней. Никогда раньше он не начинал день с женской груди, и вот теперь в нем как-то умещался стыд и необоснованная гордость.
– Да и что девушке спать на таких неудобных пуфиках, в конце концов. А то, что Джо тебе загоняет, так это он просто пытается шары подкатить, – отвечал только что проснувшийся старший брат, довольный тем, что его избавили от лишних телодвижений для выключения будильника. – Как ты быстро вырос, однако, – Лёша в своей манере спрыгнул с пуфов и начал усердную зарядку.
– Пошел ты! – возмутился Егор. – Маша, не слушай его. У него такая привычка – бред по утрам нести. Еще и с похмелья небось.
Старший брат, прыгая на правой ноге, засмеялся во весь голос, и у всех троих моментально отпало желание ложится спать, хотя Лёша еще дал себе покряхтеть, ежась от холода и пробирающего его от похмелья озноба.
Егор вышел из комнаты, вернувшись только через пять минут с тремя кружками чая на подносе, заветренными булочками с джемом и песочным печеньем. Это был не полный комплект завтрака, включенного в стоимость, потому что в такую рань никто им готовить в трехзвездочном отеле фуршет не собирался. Вдоволь насытившиеся в свое время скудными завтраками, что уже начинали всплывать в памяти как элемент их роскошной жизни, братья переглянулись и надулись, а вот Маша наоборот: девушка взяла свой фотоаппарат, именуемый «Полароид 255», и сфотографировала булочки, очень по-детски ухмыльнувшись.
– Довольствуйся тем, что имеем, – упрекнул его младший брат и скорчил осуждающую мину. – В запасе и так не много еды, так что экономим, как можем, граф Алексий.
– Ой, а что это ты такой юморной с утра? – спросил Лёша и дал подзатыльник брату, после чего злорадно засмеялся.
Все трое, а Егор и с обидой, принялись с жадностью за скудный завтрак, который выдала та самая пухлая дама у стойки, отрабатывающая ночную смену и буквально засыпающая на рабочем месте. Лёша и Маша жадно принялись за булки, но каждый ел по-своему, а Егор это исследовал в своих, как он полагал, научно-психологических изучениях: старший брат, буквально проглатывающий крохотные булочки со сладким джемом, запивал все это обильным количеством чая, запивая это еще и порцией кофе из термоса, в то время как Маша, не менее жадно кусающая мучное, хотя бы удосуживалась вытирать капельки джема с пухлых губ.
Испытывая чувства жалости и умиления, Егор готов был взорваться от любопытства. Он хотел получить от Маши еще одну улыбку, так трогающую его, но в то же время хотел и прощупать почву, научившись этому приему с Лерой. Он протянул ей свою булочку. Она жадно посмотрела на нее, стараясь скрыть желание выхватить ее из его рук. Прямо напротив старший брат посмотрел на него как на предателя, прищурив глаза и вызывающе нахмурив брови. Младший брат даже не посмотрел в его сторону.
– Спасибо, – шепотом сказала Маша. Она, слегка робея от неловкости, выхватила булочку и, почти не жуя, проглотила ее. – Не надо на меня так смотреть!
Она моментально изменилась в лице и нахмурилась, приняв свой прежний, холодный и слегка надменный вид. Но Егору и этого хватило: одна только улыбка на ее лице моментально насытила его, и он, в гордом одиночестве, продолжил пить свой разведенный кислым молоком отечественный чай.
Все трое, не выжидая лишнего времени, которого у них было как кот наплакал, принялись одеваться. Маша набросила на себя свою любимую куртку в шахматную клетку, старший брат пальто, а Егор приоделся в новую темно-синюю клетчатую рубашку, навесив сверху легкий шарфик и вернув клипсу на ухо. Они вышли в коридор и спустились к полной даме, уже уложившей голову на стойку. Лёша, взяв на себя инициативу, налил бутылку пива, положил ее в рюкзак и оставил около дамы их ключ-карты и пять рублей за бутылку.
Путники вышли на все еще темную улицу, на которой, что не характерно для раннего лета, пока не собиралось проглядывать из-за горизонта солнце. Лёша зашел в круглосуточный магазинчик с изрезанной суровыми ветрами стеклянной вывеской за сигаретами и вариантом карты города поменьше, чем их метровый экземпляр, уже заранее исчерченный его путями и пометками. Егор тоже зашел в магазин после него и быстро вернулся с каким-то свертком, поспешно запихивая его в рюкзак.
Развернув карту, он засунул сигарету в рот для утренней процедуры насыщения никотином и начал говорить, слегка понизив голос, опасаясь редко разгуливающих в округе армейцев:
– И что им не спится-то. Псы позорные, – возмутился Лёша и сплюнул себе под ноги.
– Ха-ха, какой ты злой, однако, – язвил Егор.
– Все, тихо! Итак, мы начинаем отсюда, – он поставил черную точку около метро, рядом с которым и стоял отель. – Нам нужно пройти семь километров за четыре часа, что можно бы было сделать без проблем, но на пути ждут блокпосты – вот они. Их два: перекресток через четыре километра и Т-образный перекресток прямо перед станцией поезда. Их мы должны обойти настолько далеко, насколько это вообще возможно, учитывая, что по бокам тоже разгуливают стайки этих гадов. Мы обойдем блокпосты и где-то за три часа доберемся до станции. Я думаю, что, кроме армейцев да шальных снарядов с севера, нам бояться нечего. Вы готовы?
– Конечно, – в унисон ответили остальные.
– Отлично. Армейцам в глаза не смотрим, а просто беседуем о всяком и ведем себя максимально естественно; спустя где-то половину километра мы уже будем их избегать, чтобы не ловить лишних вопросов. Спустя километр мы вообще не попадаемся на глаза – расстреляют на месте.
– Откуда ты все это знаешь? – поинтересовался Егор, точно знавший, что такой информации нигде нельзя было узнать, кроме как из личного опыта да из рассказов людей с опытом.
– Джо, без глупых вопросов. Просто делаем так, как я говорю. Как видишь, армии почему-то не особо выгодно предупреждать своих же граждан; черт поймешь, что у них в голове. Когда-нибудь мы это узнаем, не сомневайся.
Старший брат гордо вытянулся, распрямил затекшие плечи и выбросил окурок. Еще когда они проснулись, он успел пожалеть, что так много выпил перед сном, а теперь так вообще шел, еле противясь внутреннему шторму, который пинал его из стороны в сторону. Теперь Егор и Лёша держали путь до поезда с больными головами, поддерживаемые лишь прагматизмом Маши и минимальной осведомленностью старшего брата. И даже так Егор никак не мог найти себе места. Его чувство собственной бесполезности угнетало все сильнее, а вместе с ним всплыли и прежние переживания. Так ему пришлось идти очень долго, натягивая на лицо притворную улыбку и стараясь казаться максимально сосредоточенным, хотя почти никто, за исключением брата, не был так в себе уверен.
Все трое перешли железные пути, состоящие из семи дорог для монорельсов, обошли старый, обрубленный в трех местах вагон и направились вглубь пустынного города.
VII
Позади уже была добрая часть километра; судьба будто бы даровала им чистую и пустую дорогу, по которой они спокойно шли, преследуемые лишь крысами да скулящими псинами, не осмеливающимися и приблизиться к ним, не говоря о том, чтобы напасть. Ярко-оранжевый диск солнца уже медленно показывался из-за горизонта. За этот короткий промежуток Лёша успел неслабо обеспокоиться. Атмосфера вокруг не давала ему покоя, ведь каждый разваленный дом, обломанный монорельс, метр асфальта и детская горка – все было пустынно и тихо, что, судя по выражению его лица, казалось ему неестественным. Другие же, в свою очередь, не видели тут ничего необычного.
– Слишком просто, – протянул Лёша, даже не заметив, что обратил на себя внимание своих спутников.
– Ты что-то говоришь? – спросил Егор.
Вдруг старший брат схватил Егора за плечо и прислонил очень близко к себе, чтобы Маша их не слышала. В глазах старшего вспыхнуло синее пламя какого-то безумия.
– Я ей не доверяю, – вдруг сказал Лёша. – Мало того, что обстановка до боли тихая, а это пригород, черт его дери, так еще и она меня беспокоит.
– Черт ТЕБЯ дери, – прошипел Егор. – Что в ней может тебя смущать? Неужели она не показала себя как надежный человек? – он говорил это, четко понимая, к чему вел брат, но сам он ответить на его вопрос не мог и вдруг впал в растерянное состояние.
– В том и дело, что нет. У меня нет оснований ей доверять, а еще мы ничего не знаем о ее способностях. Помнишь случай на лестнице? Она просто взяла и растворилась! А как она так быстро добирается до дома? Почему постоянно появляется внезапно, будто из воздуха?!
– Тише ты! – Егор приложил палец к губам и покосился на девушку, обеспокоено следящую за ними поверх очков. – Черт, да она обычная студентка, которая захотела чего-то нового. Не относись ты к этому так серьезно. А ее способность быстро перемещаться это…
– Это что, мать твою!? – прошептал, брызжа слюной от ярости, Лёша. – Говори, сученок, кого ты взял с нами.
– Братан, следи за языком! – не выдержал младший и закричал: – Не знаю я, но точно уверен, что Маша нам не враг!
Эти слова он произнес нарочно громко, и девушка уже отчетливо расслышала их и выдала на лице неподдельное изумление и испуг. В этот момент Лёша отпрянул от брата и посмотрел на девушку полными надежды и волнения глазами, но потом он, словно одержимый, достал Заин из пояса на штанах и крикнул:
– Решено!
Страшно длинное дуло уперлось ей прямо в грудь, от чего у бедной девушки проступил пот на лице, глаза намокли, а изо рта начал рваться крик. Даже младший брат не ожидал такой глупости от него, молясь, чтобы Лёша ненароком не сделал что-то непоправимое. И тут у него вдруг все в глазах преобразилось: пистолет, наставленный на ее грудь, начал плыть, дрожащий голос Маши усилился стократно, в сердце его сделалось невыносимо больно. Это новое, неизведанное и тщательно не проанализированное им ранее не позволяло Егору контролировать свои действия.
– Ты не серчай, – начал Лёша, высверливая ее холодным взглядом, – но мне нужно убедиться, что ты чиста.
– Господи, что ты…
– Нет, мать твою! – завопил он, оборвав фразу девушки. – Ты ответишь лишь на один вопрос, который я тебе задам, и только я увижу на твоем лице оттенки лжи – я убью тебя.
– Лёха, ты идиот!? О чем ты говоришь, сумасшедший! – взмолился Егор в последний раз, чувствуя, что здравый и трезвый рассудок наполняет какая-то гуща. Осознавая, что брат невменяем, он уже бессознательно достал Далет и вставил ему в затылок, точно зная, что все равно не сможет выстрелить, но одновременно убежденный, что выстрелит непременно. Он протянул сбоку руку для Заина, но Лёша и бровью не повел, видимо, понимая, что это блеф.
– Итак, – продолжил брат, – кто ты? Нет, не надо мне рассказывать свое прошлое! Кто ты – новая или старая модель человека?!
Тут Маша впала в замешательство, сама не зная, что можно ответить в такой ситуации. По ее лицу было видно, что она была загнана в угол, но тем не менее она еще питала надежду на то, что все образуется, с надеждой смотря на младшего, что вселял в нее только больше уверенности. Но, завидев его холодные, а в тоже время и испуганные глаза, которыми словно управляли два разных человека, она испугалась, что могла стать свидетелем, а в первую очередь и самой причиной жестокого убийства.
– Давай ты послушаешь спокойно? – начала она. – Пистолет в этой ситуации лишний раз заставит меня нервничать. Мой голос дрогнет, а ты примешь его за ложь.
– Давай я буду решать, что нужно делать? – закричал он и почти в упор пододвинулся к ее лицу. Егор начал сильнее давить в бритый затылок брата, но тот все еще не дергался.
– Да, да – новая, – задыхаясь от страха и дрожа всем телом, начала она. – Сама не знаю, когда стала такой, но этот процесс был мне неподвластен. Когда я пошла в школу, то уже проникала в учительские за закрытые двери, сама не понимая того, как это делала. Я могла попасть в любую точку на определенном расстоянии, если того захочу. Я, черт тебя дери, правда не знаю, когда такое произошло, но это факт, и навредить я вам не имею морального права; в худшем случае – давно бы вас прикончила, спрятавшись за спину и исподтишка перерезав глотку.
В ее глазах читалась храбрость, которая удивила обоих братьев, а Егора снова взяла гордость, но при этом Маша все еще дрожала, точно видя по глазам старшего, что тот не шутил. Егор был уверен, что брат образумится, но что-то пошло не так.
