скачать книгу бесплатно
Мужчины тоскливо переглянулись и с внезапно нахлынувшей симпатией подумали, что, пожалуй, вампиров и людей разделяет не такая уж широкая пропасть, если мостиком через нее может стать обычная детская корзинка…
* * *
Еле дотерпев до рассвета, еще не друзья, но уже и не враги снова забрались в седла. Стоило лошадям тронуться с места, как рев сменился плачем, потом редкими всхлипами и, наконец, – вожделенной тишиной, нарушить которую маг и вампир не смели даже шепотом, перейдя на общение выразительными знаками.
Через пару часов взошло солнце. Стало жарко, над выжженным, только-только начавшим обрастать молодой травкой полем зажурчали трели жаворонков. Кобыла Ксандра наступила на обрывок кольчуги, запуталась и испуганно прянула в сторону, волоча за копытом звенящее кружево. Маг поспешно натянул поводья и, спрыгнув, отцепил от разболтавшейся подковы застрявшее под ней колечко. Прочитал короткое заклинание, чтобы она окончательно не отвалилась посреди дороги кому-то на счастье, боязливо прислушался, но все по-прежнему было тихо.
И десять минут спустя, и час, и два…
Ороен не выдержал первым:
– Слушай, а вдруг он уже есть хочет? Но ночью так накричался, что сейчас даже пискнуть не в силах?
Маг повернул к нему осунувшееся лицо с красными от недосыпа глазами. Никакая нежить ночью так и не появилась – видимо, побоялась, что вконец озверевшие мужчины припрягут ее к неблагодарному делу по укачиванию несостоявшегося обеда. Но лучше бы Ксандру пришлось иметь дело с десятком упырей, чем с одним раскапризничавшимся младенцем.
– Если он чего-нибудь захочет, – выразительно сказал маг, – мы сразу об этом узнаем!
Вампир не посмел настаивать. Он и сам только-только задремал в седле, так что следующие полчаса прошли в тишине – увы, уже не казавшейся мужчинам такой блаженной. Ксандр с трудом удерживался от искушения распотрошить обвязанную тряпкой корзину и убедиться, что маленький паршивец сладко спит, а не отдает концы или – о ужас! – по какой-то жуткой ошибке забыт на привале.
Наконец маг сдался и, притормозив, осторожно заглянул в корзину.
Больше таких экспериментов не делали. В отличие от мужчин, ребенок успел прекрасно отдохнуть и отоспаться, за последующие четыре часа с лихвой выполнив и перевыполнив дневную норму по реву.
– И почему ты меня ночью не загрыз?
– Какое счастье, что я этого не сделал! – Корзинку в данный момент вез маг, что отнюдь не радовало его кобылу (до этого вампир около часа ждал Ксандра неподалеку от деревушки, куда тот отправился за молоком и имел неосторожность вернуться, так что отвертеться от почетной ноши ему не удалось).
Ко времени ночного привала до Догевы оставалось всего несколько верст, но лесом, соваться в который по темноте с лошадьми путники не рискнули. Тем более даже вампир не мог дать гарантии, что его соплеменники встретят незваных ночных гостей с распростертыми руками. С распростертыми зубами – куда вероятнее, так что утро больше подходило для первого… ну, не дружеского, но хотя бы нейтрального контакта.
На этот раз первое дежурство выпало магу. Ороен с полчасика поворочался, поморщился, но все-таки уснул. Ребенок, для разнообразия – тоже, и Ксандр, на всякий случай не спуская его с рук, начал малодушно клевать носом.
За что пару часов спустя и поплатился. Роковая ошибка выглядела как дюжинный отряд бывших легионеров, он же банда нынешних мародеров со взведенными арбалетами. Когда Ксандр поднял голову, а Страж, даже сквозь глубокий вампирий сон почувствовав присутствие чужаков, беспокойно шевельнулся и открыл глаза, разбойники уже обступили их стоянку и, поняв, что серьезного отпора здесь не предвидится, окончательно осмелели.
– Ага. – Главарь вразвалочку подошел к костру, по-хозяйски заглянул в котелок. – Сидят, голубчики. Огоньком греются. И кулеша, гляди-ка, нам уже наварили… Да ты сиди, мужик, сиди, не беспокойся, мы сами себя обслужим!
Мародеры вразнобой, но одинаково мерзко захохотали.
– А это у нас чего? Никак, упырь? – Разбойник кончиком меча заставил злобно ощерившегося Ороена приподнять голову. – Надо же, как нам сегодня свезло! И за клыки можно у знахаря горсть монет выручить, и на доху мне как раз одной шкуры не хватает.
– Война закончилась, – холодно сказал маг, прижимая к себе снова начавшего попискивать ребенка. – И в случае чего вас будут судить по законам мирного времени как разбойников и убийц.
– Что ты сказал? – Главарь глумливо приставил ладонь к уху. – Что там у этого хмыря кончилось, э?.. Ничего не расслышал! Зато вот чего скажу: лес вокруг глухой, королевские глашатаи вечно с вестями запаздывают, а наше дело маленькое – приказали нежить изничтожать, мы и рады стараться. Верно, ребята?
Банда отозвалась согласным гулом и придвинулась еще ближе. Двое, ничуть не стесняясь владельца, беззастенчиво рылись в седельных сумках, отшвыривая бесполезные, с их точки зрения, вещи.
– Почему бы вам просто не забрать деньги и лошадей и не убраться отсюда? – предложил Ксандр. Унижаться перед подобным отребьем было невыносимо противно, но нацеленные со всех сторон арбалеты и занятые ребенком руки сводили на нет все его магические способности. – Мы лю… путники мирные и шума поднимать не будем.
– Э нет, мил человек, – осуждающе покачал головой главарь. – Ты, мнится мне, обмануть бедных лесных мужичков хочешь. Думаешь, не вижу, что ты колдун? И только, покуда мы тебя на прицеле держим, не рыпаешься? А когда мы сдуру денежки возьмем и, откланявшись, спиной к тебе повернемся, тут-то ты нам в нее молнию какую и влепишь. Нет уж, придется тебя, болезного, вместе с упырем кончать…
Ксандр ни на секунду не усомнился в серьезности их угроз. Свидетели мародерам и в самом деле ни к чему – они же собираются через недельку-другую, когда кончатся хлебные деньки послевоенной суматохи, вернуться домой героями. Не признаваться ведь женам и детям, что привезенное золото взято не с бою в захваченном вражеском обозе, а снято с трупов мирных жителей, зачастую – своих же, людей…
Лицо мага исказилось от ужаса, он попытался что-то пролепетать, но вместо этого побледнел, закатил глаза и повалился на спину, выпустив ребенка из рук – да так неудачно, что тот шлепнулся с лежака на землю. Будь на месте Ороена любящая мамочка младенца, она бы либо сама упала в обморок, либо, невзирая на арбалеты, кинулась проверять, все ли в порядке с ее драгоценным чадом, а разбойники без колебаний истыкали бы болтами всех троих. Но, на что Ксандр и рассчитывал, по другую сторону костра сидел хоть и верноподданный, однако разъяренный, невыспавшийся и оттого еще более злой вампир, который без колебаний набросился на ближайшего разбойника, по чистой случайности оказавшегося главарем. Тот успел спустить тетиву, но Ороена это не остановило. Вампир сгреб человека за шиворот и рывком развернул спиной к дружкам, тоже поспешившим разрядить арбалеты. Главарь не успел даже крикнуть, только выгнулся дугой и захрипел, когда его тело пробили сразу четыре болта.
Никому и в голову не пришло для верности пальнуть в потерявшего сознание мага – а совершенно напрасно. Боясь задеть вампира, Ксандр ограничился простым силовым пассом, подкосившим колени и выбившим из рук оружие, и приготовился было орудовать мечом, но оставшиеся без главаря разбойники не приняли боя, бросившись врассыпную.
– Мразь! – сплюнул маг, убирая меч в ножны и наклоняясь за ребенком. Судя по интонации – если это слово вообще применимо к непрерывной вибрирующей трели, – и выражению сморщенного от рева личика, вампиреныш не столько испугался, сколько возмутился, приготовившись долго и жестоко мстить за такое бесцеремонное обращение.
Ороен, помедлив, разжал руки, и мертвое тело мешком осело к его ногам. Поморщившись, вампир нашарил засевший в боку болт, выдернул и швырнул в костер.
– Вот ты его теперь и успокаивай, – только и сказал он проштрафившемуся караульному, возвращаясь на лежак, и с головой укрылся одеялом.
А Ксандр всерьез задумался: не потерять ли ему сознание по-настоящему?
* * *
Лес горел совсем недавно – сверху еще осыпались черные хлопья бывшей листвы, горький сизоватый воздух першил в горле. Уцелели только самые высокие и зеленые деревья, занявшийся до самых макушек сухостой валялся на земле в виде дотлевающих колод, а от подроста остались лишь обугленные прутики стволов.
Ороен бросил на мага быстрый, вроде бы ничего не выражающий взгляд, но Ксандр пристыженно прикусил губу и потупился, хотя причиной пожара стали вовсе не пульсары или прочие огненные магические штучки. В лесу их не использовали, да и маги уже месяц как отказались от участия в войне. Люди превосходно обошлись катапультами с облитыми смолой и подожженными ядрами.
«Да, я маг. Я первым выступил на Совете с гневной и пламенной речью, убедив междурасовый Ковен Магов, до сих пор старавшийся держаться в стороне от политики, прекратить войну, приняв ради этого сторону вампиров.
Но я еще и человек. И все равно виноват – в том, что не сделал этого раньше… что вообще позволил войне начаться…»
– Orroen?! T-ta irra, kasshen!
– Trenn, in’sa! – охотно откликнулся Ороен, приветственно махнув рукой невидимому Стражу. – Thail’letta, na rren, weris Lan Kielanna!
– Klea, dsai w’est!
Из кустов так никто и не вышел, но вампир заметно оживился:
– Он сообщит Совету о нашем прибытии и позаботится, чтобы мы беспрепятственно добрались до города.
– Прекрасно, – с облегчением вздохнул маг, наконец-то позволив себе расслабить плечи. Хотя и до этого отлично понимал, что стреле совершенно все равно, в какую спину втыкаться – прямую или ссутуленную.
Пепелища домов и выжженные просеки встретились на их пути еще не раз. Но были и аккуратно расчищенные полянки, заново вспаханные поля и свежие, только что сложенные срубы с костяками-стропилами будущих крыш. Долина понемногу восстанавливалась – а теперь, с возвращением Повелителя, у нее и в самом деле появилась надежда на возрождение.
Сердцевину города война почти не затронула. У эффектного фонтана посреди площади стояла стройная – пожалуй, даже худощавая – женщина в черном облегающем костюме, выжидательно сложившая руки на груди и безо всякого энтузиазма наблюдающая за приближением мага. Легкий ветерок ворошил коротко, неровно остриженные волосы – то ли опаленные, то ли наспех обкорнанные ножом, чтобы не мешали в бою.
Ксандр заглянул ей в глаза и содрогнулся. Черные, пронзительные, глубоко запавшие от усталости и такой же застарелой ненависти… и совершенно мертвые. Маг подумал, что, если бы Догеве пришлось-таки принять последний, безнадежный бой, эта женщина бросилась бы на врага даже с голыми руками – беспощадно мстить за тех, кого она потеряла.
Охраны возле нее не было, но все проходящие в тот момент по площади женщины (ни одного мужчины Ксандр не заметил – видимо, те занимались восстановлением долины, да и немного их осталось) на всякий случай задерживались и настороженно присматривались к человеку, готовые, чуть что, броситься травнице на выручку.
Ребенок выбрал просто идеальный момент, чтобы сообщить миру о своем очередном недовольстве оным.
Это стало последней каплей. Вернее, пронзительным, насквозь пробуравившим голову воплем. Измученный, еле стоящий на ногах маг, несколько дней готовивший дипломатическую речь, неожиданно понял, что ему глубоко плевать, что подумает о нем Верховная Догевская Травница, неофициально возглавляющая Совет долины. Да пусть хоть загрызет на месте, лишь бы наконец-то полежать в тишине и покое!
И, без положенных церемоний шагнув вперед, молча протянул женщине свою ношу.
Травница брезгливо и удивленно присмотрелась к попискивающему свертку… и вдруг, вытаращив глаза, со звериным рычанием метнулась к магу и выхватила у него ребенка. Ксандр пошатнулся от неожиданности, Ороен едва успел придержать его за локоть, а вампирша, распотрошив пеленки и торопливо удостоверившись, что ей не померещилось, подняла испуганно вякнувшего младенца вверх и срывающимся голосом выкрикнула несколько слов на алладаре. Изумленные возгласы очень быстро сменились криками ликования, женщины плотным кольцом обступили травницу, наперебой тараторя и пытаясь коснуться пальцами хоть краешка пеленки.
О мужчинах забыли. Напрочь. Умиленно ахающая и сюсюкающая процессия (из середины которой доносились протестующие вопли младенца, запоздало сообразившего, во что он вляпался) пересекла поляну и скрылась в Доме Совещаний, оставив героев в гордом одиночестве.
– Может, по пиву? – неожиданно предложил Ороен, кивая на расположенное неподалеку заведеньице.
Ксандр, словно еще не веря в избавление от предмета их общих мук, посмотрел на свои пустые руки, потом воздел глаза к небу и истово возблагодарил всех богов оптом, хотя до сих пор сомневался в существовании даже одного.
– Да, за такое определенно стоит выпить!
И вампир с человеком, опираясь друг на друга, из последних сил поковыляли к пивной.
Но это уже совсем другая история…
Узелок на удачу
– Ты, говорят, на паучиху собрался?
Данька поперхнулся, оплевав пивом стол и рубаху. Даже на штаны немножко попало. Разрешения присесть на свободный стул колдун не спрашивал. Сам черным сухоногим тараканом обшуршал стол и скрючился напротив, сложив руки на конце узловатой клюки и буравя парня глубоко ввалившимися глазами-бусинками.
Колдунов Данька, как и положено неглупому селянскому парню двадцати лет от роду, уважал и побаивался. А дряхлого, но все никак не укладывающегося в гроб чернокнижника-неклюда, способного одной левой поднять из этого самого гроба какую угодно пакость, так и вовсе боялся. Даже с тенью его дела иметь не желал, посему ограничился расплывчатым и ни к чему не обязывающим «угу».
Лысый сморчок… хотя нет, забирай выше – мухомор, а то и бледный поганец, – ни проваливать, ни заказывать пару кружек «за знакомство» не собирался. Скупость старого колдуна вошла в поговорку даже у ростовщиков. По слухам, за последние пять лет он не потратил ни единой заработанной чародейством монетки: во всех лавках ему отпускали бесплатно, ибо при намеке о расчете окаянный «покупатель» хоть и лез в кошель, но при этом начинал так злобно бубнить под нос какую-то невнятицу, что торгаши предпочитали потерпеть небольшой убыток, чем, скажем, пожар или нашествие крыс.
– Подготовился небось как положено?
– Ага.
Маг поерзал на стуле, будто неосмотрительно пристроил тощий зад на россыпи сухарных крошек (хотя, разумеется, за такой промах корчмарь давно бы квакал под стойкой).
– Меч заговорил?
– Ыгы.
Меч, конечно, неважнецкий. Дерьмо, прямо сказать, меч. С ним только перед девками грудь выпячивать, а врагам больше спину показывать следует. Точил его Данька до полуночи, пробуя то на обгрызенном от усердия ногте, то на стоящем у порога чурбане. А заговор, наложенный ведьмой из приречной хатки, обещал всего один удар без промаха, зато такой, которому и былинный кладенец позавидует. Большего Даньке и не требовалось. Хотелось бы, само собой, вообще не махать, но ежели придется – ударить, бросить и драпать со всех сапог. Тоже, кстати, заговоренных на четверть версты безустального галопа.
– Паучиха-то у тракта с прошлого года сидит, каждые две недели на промысел выбирается, – вкрадчивый шепот змейками полз в уши, Данька едва удержался, чтобы не помотать головой, сбрасывая назойливых гадов. – Небось прикопилось там уже порядочно, одно приданое купцовой доченьки чего стоит, на трех телегах везли… И тебе хоть одну прихватить надобно: чего сразу не заберешь, охотники за дармовой поживой мигом разметут.
– Ну дык! – Парень гордо расправил плечи. Немалой, кстати, ширины – любое чудище должно оценить. Особенно когда глодать станет.
«Не учи, старик, ученого! Есть у меня телега, и кобылка мышастой масти по кличке Капустка тоже есть. Маленькая, плешивая, зато повыносливее иного битюга будет. Свезет и купцовы шелковые отрезы, и гномьи щиты, серебром по краям обшитые, и волменских куниц, ежели еще не погнили. В одном ты прав, неклюд: давно паучиха на тракте сидит, а тракт наезженный».
Правда, отдал Данька за найм животины с телегой единственную свою рубаху, новехонькую, только с торжища, а в случае неудачи обещался год у их владельца за кукиш без масла пробатрачить. Ну да ничего, паучиха не девка, к ней и с голой грудью в гости можно. Куртку поплотнее запахнуть – и сойдет.
На сей раз колдун задумался надолго.
– Зелье?
– Эге.
«Ну ты и сказанул! Какой же дурак без него в паутину сунется?!»
Зелье, сиречь эликсир животельный, обошелся Даньке в пять золотых. И то по дешевке, потому как у знакомого ведуна. Сам ведун употреблять сей продукт по назначению отказался. Дескать, и кости у него к холодам ломит, и идти до паучьего логова далеко, а кобыла, как назло, клевера обожралась – пучит ее нещадно, хоть бы вообще не сдохла. Струсил, короче. А пять золотых Данька под залог обручального кольца у ростовщика взял. Высосет его паучиха – и кольца, тремя годами батрачества оплаченного, не надо: отгорюет златокосая Шарася положенный срок, да и выберет себе нового жениха, поудачливее. А вернется Данька – будет на что и кольцо выкупить, и свадьбу справить, и домишко свой отгрохать. Двухэтажный, с резным коньком, как Даньке с детства мечталось.
Парень поболтал кружку и разом выхлебнул плескавшиеся в ней остатки, уже выдохшиеся и горькие. Мол, шел бы ты, старый хрыч, ночным погостом, или чем там чернокнижники вроде тебя шляются.
Как же, держи торбу шире! Колдун наклонился вперед и так вперился в Даньку крысиными гляделками, что пиво всерьез задумалось, вниз ему течь или вверх.
– А об удаче позаботился?
– Чего-о-о?! – гыкнуть на такое заявление оказалось выше Данькиных сил. – Дык она же того… не наколдовывается? – неуверенно припомнил парень. Даже присловье такое есть: «без удачи и маг заплачет!»
– Это у самопальных ведьм не наколдовывается, а у толковых чародеев – запросто, – мертвой осенней листвой шелестел колдун, заметая ею, как зеленую травку, все доводы разума. – Ну что, сторгуемся?
У парня, несмотря на только что выпитое пиво (три кружки, между прочим, на последние медяки, для храбрости!) пересохло в горле. Удача – она, того, штука нужная! Даже понужнее меча с зельем будет: много их там, мечей и склянок, под паутиной валяется. Три рыцаря на паучиху ходили. Два ведуна, то бишь мага боевых. Дружок Данькин, по пьяни, перед девками хотел выхвалиться – тот, правда, назавтра обратно прибежал, зубами щелкая. До сих пор дома отсиживается. Ну, по огороду до нужника еще пройдется, а в лес ни ногой, хотя до паучихи без малого день пути. Издалека увидал, как она харчит кого-то – хватило.
А сколько там еще случайных проезжих, дураков да героев в паутинных люльках куколками сухими висит – только они перед смертью и считали. К кому себя относит Данька, парень еще не определился. Но твердо знал: так дальше жить нельзя. Горбатишься на хозяина от рассвета до заката, всех радостей – поесть да с девкой в стогу поваляться, если чуток сил осталось. А жизнь-то, она такая – оглянуться не успеешь, как ни девкам, ни друзьям не нужен, а своего ничего не нажил. Нет уж, лучше к паучихе в лапы…
– Показывай свою удачу, коли не шутишь! – нарочито грубо потребовал Данька.
Рыбка клюнула. Оставалось только аккуратненько подсечь.
Колдун бережно, как величайшую ценность, достал из кармана обрывок тонкой волосяной веревки и не спеша, тщательно выплетая пальцами, затянул на ней три обманных узелка. Данька такими младшую сестренку забавлял: с виду узел как узел, а потянешь за концы веревочки, он и разойдется, только щелкнет негромко.
– И чего? – не утерпел он.
– И того. – Колдун бросил веревочку на стол, ровнехонько между собеседниками. – Если понадобится тебе удача, пожелаешь ее и распустишь узелок.
– А сколько ты за нее просишь? – Данька и на обычном-то рынке торговаться не умел, мигом блеском глаз себя выдавал.
Прожженный старикашка и вовсе хомутом на шею влез, ножки свесил.
– Используешь один узел – мне треть добычи отдашь, два – две, три – со всей расстанешься.
– Ага, хитренький! – позабыв, с кем разговаривает, возмущенно завопил Данька. – А ежели не сработает?!
– Хоть один не сработает – не плати, – сухо отрезал колдун. – Но учти: если сработает, а ты мне солжешь или трофеи утаишь, я мигом узнаю. И тогда уж пеняй на себя: всю оставшуюся жизнь без удачи проходишь!
Данька мялся еще добрых полчаса. Чесал маковку, кочевряжился, делал вид, что уходит, и снова возвращался, надеясь выторговать у паскудного неклюда хотя бы четвертушку существующих пока что только в воображении сокровищ, а сам изначально знал: согласится. На что угодно согласится, лишь бы к дурной, вызванной отчаянием отваге добавилась хоть малая толика удачи.
И согласился.
* * *
Страшно стало уже в распадке, густо выстланном осиновой листвой. До рассеченного трактом леса, где угнездилась паучиха, оставалось больше пяти верст, но сюда, говорят, она уже захаживала. Данька специально подгадал, чтобы выехать в обед, заночевать на полдороге и с рассветом снова тронуться в путь, добравшись до паучьего логова к следующему полудню. Днем оно, во-первых, не так жутко, а во-вторых, на тракт гадина выползала только по ночам. Авось свет ей не по нутру.
Хотя особо Данька на этот счет не обольщался. Отступать, однако ж, не собирался. Некуда. Родители померли, сестренка вышла замуж в город, изба сгорела и заново отстраивать ее парень не стал. Тощий узел с пожитками запихан под лавку в каморе для батраков – если через неделю Данька не вернется, дружки поделят и добрым словом помянут. Вот и все, что от него останется: колбасные шкурки рядом с распитой за упокой бутылью…
Но чем дальше топала послушная Капустка, тем меньше парню хотелось упокаиваться. Стоило подуть ветру, как дорогу мышиной стайкой перебегали скрюченные кленовые листья, сухие и бурые, словно вытаявшие из-под снега, а не только что облетевшие с веток. Нехороший был распадок, неправильный. И лез Данька по нему, будто крыс какой по водосточному желобу, где ни свернуть, ни развернуться, а у выхода жирный котяра затаился.
