скачать книгу бесплатно
Взаперти
Ксения Громова
Он стал моей любовью. Первой и последней. И именно он стал тем, кто разрушил меня.
Содержит нецензурную брань.
Ксения Громова
Взаперти
Глава 1
Я не хотела открывать глаза. Не хотела видеть белый потолок, от которого меня уже тошнит. За прошедший год я стала ненавидеть этот цвет. Белый. Он меня раздражал и нагонял тоску. Этот цвет стал мне приговором. Это цвет обреченности. И этот цвет стал напоминанием того, что родной брат упек меня в психушку. «За что?», – спросите вы. За правду. За то, что не стала скрывать его преступление.
Я не могла поступить иначе! Да, Антон был моим старшим братом, которого я безумно любила. Именно Тоша всегда защищал меня от строгих родителей, баловал, ценил. Для меня он был идеалом. До одного дня. Рокового дня.
Именно тогда я поняла, что это был всего лишь образ, который был только для меня. Передо мной Тоша старался быть лучшим. А в реальной жизни… С друзьями, девушками он был настоящим хулиганом. Пил, курил и вел беспорядочный образ жизни… И теперь он в тюрьме. А я в психушке.
Наверняка, наша мамочка уже давно отреклась от нас.
Я лежала на постели, мысленно отсчитывая секунды до того, как придет медсестра, чтобы разбудить и сопроводить на водные процедуры. Теперь я даже в туалет под присмотром хожу. Сначала стеснялась, даже несмотря на воздействие успокаивающих лекарств. Но за год я ко многому привыкла.
Матрас был слишком тонким для моей спины, но я уже не чувствовала боли. Натянула простынь на лицо, спрятавшись от целого мира. Посмотрела на свои запястья, на которых остались шрамы. Раньше я была очень непослушной пациенткой, поэтому меня привязывали. Сейчас я уже не сопротивляюсь.
Говорю же, за год я многому научилась и многое поняла.
Послышался скрежет открывающегося замка. Ну, вот. Начинался мой монотонный серый день.
– Олеся, – нежный голос медсестры донесся до меня сквозь простыни, – вставай.
Мне нравилась эта девушка. Она работа в нашей больнице всего месяц, но сумела расположить меня к себе. А это было очень сложно. Я никого не подпускала. Но Мирослава была очень доброй. И искренней. Мне нравились ее рыжие волосы и карие глаза, которые напоминали мне осень, которую я любила в прошлой жизни.
Мира сорвала с меня простынь и укоризненно покачала головой.
– Опять пряталась? – на ее милом лице расцвела добрая улыбка.
Кивнула. Но продолжила лежать.
– От кого на этот раз?
Пожала плечами. Если вглядываться в белый потолок, в трещины на нем, то можно увидеть много чего интересного. Вот облако, а вот косая лошадь. А там спряталась гора… И каждой трещинке я придумаю историю. Не сейчас. Завтра, послезавтра. И после-после-послезавтра. Впереди целая жизнь для чужих историй. Ведь моя-то уже закончилась.
– Все, вставай. Надо идти умыться, пока не проснулись остальные. Ты же не хочешь увидеть Марию Константиновну?
Вздрогнула.
Действительно. Не хотела.
Пришлось встать. Мирослава ловко подсунула мне под ноги мои тапочки, и я обулась. Затем она помогла мне снять ночную рубашку и переодеться в строгое платье.
Все как обычно. Изо дня в день. Но я даже была рада этой монотонности. Она успокаивала.
Я быстро привела себя в порядок, затем Мирослава заплела мои длинные волосы в косу.
– Ты красавица, – девушка улыбнулась.
Возможно. Но я не видела свое отражение уже год. Так что не могу сказать, красавица я или нет. Да и какая разница уже? Всю свою жизнь я проведу здесь, в этой психбольнице.
Я никогда не выйду замуж и не стану мамой. Так, тогда какая разница, как я выгляжу? До меня все равно никому нет дела.
Потом был завтрак. Жидкая каша и мутный чай. Еда была безвкусной, но зато сытной. Этого достаточно для выживания. Потом прием таблеток. Потом мы идем в общий зал, где кто-то смотрит телевизор, кто-то играет в шашки или шахматы. Кто-то дергает руками, изображая танец, кто-то во все горло орет то ли песни, то ли проклятия. Потом будет обед, потом сон час… Потом, потом, потом…
Моя жизнь состояла из одного «потом», и я была не в силах это изменить.
Но сегодня привычный ритм был нарушен.
Я по привычке сидела возле окна. Наверное, самое прекрасное и не грязное место в этом аду – это лес и озеро, находящееся вдалеке. Я любила сидеть и смотреть, как колышутся ветки деревьев, как листья меняют окраску, как озеро покрывается льдом, который потом тает.
Это было мое единственное развлечение. К сожалению, я должна была признать, что все-таки сошла с ума в этой больнице. И пути к выздоровлению нет.
Легкое прикосновение к плечу заставило вздрогнуть. Обернулась и увидела Миру. Она вновь улыбалась.
Я нахмурилась, как бы намекая ей, что ей нужно.
– К тебе пришли.
Мне показалось, что я ослышалась. Такого быть просто не могло.
Меня никто и никогда не навещал.
Первые два месяца я, словно одинокий пес, ждала родителей. Я всегда верила, знала, что, несмотря на всю их строгость, они очень любили меня. Поэтому мне было сложно принять тот факт, что он оставили меня. Я просила персонал позвонить маме, позвонить папе. Но они качали головой и говорили, что звонки запрещены.
Друзей у меня не осталось.
А единственный человек, которому я отдала свое сердце…
Даже вспоминать про него не хочу.
А сейчас посетитель? Спустя год? Просто не верится. Хочу отказаться, но Мирослава качает головой.
– Приказ от начальства. Придется идти.
Ну что…
Встреча с прошлым?
Я готова.
Глава 2
Мы шли по темным коридорам, а мимо нас, словно потерянные души, слонялись пациенты. У каждого из них своя история. У каждого из них свой диагноз. Первое время я боялась их, а потом, спустя какое-то время, поняла, что они самые безобидные здесь. А главное зло – Мария Константиновна. Маленькая, худая, белесая женщина с вечно недовольным лицом. Вот ее стоит опасаться. И сейчас меня вели в ее кабинет. Последний мой визит туда закончился поркой, а на моей заднице и пояснице до сих пор остались шрамы. Не хотела туда идти. Не хотела! И хоть я пила специальные таблетки, которые выжимали все эмоции из меня и превращали в овощ, но все же иногда я становилась… Нестабильной. Так они это называли. Именно в такие дни меня привязывали к кровати и накачивали чем-то, что заставляло меня спать часами напролет. Не самые лучшие времена в моей жизни.
А сейчас, чем ближе мы приближались к злополучной двери, тем сильнее меня начинало трясти. Нет, нет, нет, нет! Я остановилась и начала качать головой, обхватив себя рукой. Мира, самый добрый человек в этом адовом месте, заметила мое состояние и вернулась ко мне. Она начала гладить меня по волосам, плечам. Ее губы шевелились, но я ничего не слышала, в ушах нарастал шум.
– Олеся… Олеся… – Мира все-таки смогла достучаться до меня. – Не бойся, не бойся. Я буду рядом. Тебе не сделают больно. Слышишь?
Слышу. Но смысл слов ускользал от меня.
– Все будет хорошо, слышишь?
Мирослава взяла меня за руку и повела дальше.
Медсестра постучала в дверь, и строгий голос Марии Константиновны дал нам разрешение войти.
– Все будет хорошо, – успела шепнуть девушка, а потом она открыла дверь, и мы вошли. В кабинете были установлены огромные окна, которые пропускали солнечные лучи. В помещении было слишком светло для меня, и я зажмурилась, прикрыв ладонями глаза.
Мне дали время прийти в себя. Поморгала и посмотрела перед собой. Сначала я увидела директора нашей замечательной психбольницы. Женщина стояла возле стола, опираясь на его поверхность.
И вдруг хмурое лицо озарилось улыбкой. Наигранной. Ненастоящей. Она никогда не улыбалась. Никогда. В чем же причина такого «радужного» настроения? Я ничего не понимала, и от этого страх сковывал мое сердце.
– Олеся, присаживайся, – любезно кивнула Мария Константиновна, – как ты себя чувствуешь?
Я настороженно наблюдала за директором. Казалось, ее лицо вот-вот лопнет, уж очень сильно женщина улыбалась. Мира, стоящая за моей спиной, надавила легонько мне на плечи, заставляя опуститься на стул. Я обернулась и посмотрела на медсестру, и она ободряюще мне улыбнулась, словно говоря, что все будет хорошо. Ей я доверяла.
А Мария Константиновна все так же ждала мой ответ. Я пожала плечами. Женщина поморщилась, словно ее мучила ужасная зубная или головная боль, но она тут же взяла себя в руки, и на холодном лице появилась улыбка.
– Олеся, дорогая, ну сколько можно? – нет, все-таки сочувствующий тон ей не удается, – Скажи уже хоть слово! Надо же уже выходить из образа…
Очень странный и страшный день. Мария Константиновна никогда не пыталась разговорить меня. Ей было абсолютно плевать и на меня, и на остальных пациентов. Единственные случаи, когда обращала на нас внимание, это наказания. И все. Поэтому, разумеется, я напряглась.
Директриса раздраженно выдохнула и обошла стол. Она остановилась напротив меня и тихо произнесла:
– Олеся, послушай меня, пожалуйста, очень внимательно. Сейчас мы, я и твоя медсестра, – женщина кивнула на Миру, – выйдем из кабинета, а ты тихонечко посидишь здесь. Хорошо?
Она замолчала, ожидая моего ответа. Но я думала, что это лишь формальности. На самом деле ей не нужен мой ответ. Да и зачем он ей, если, наверняка, за меня все уже было решено?
Но все равно кивнула.
Напоследок Мира еще раз сжала мое плечо, а потом женщины вышли из кабинета. А я осталась сидеть на стуле, как мне было сказано. Несколько минут я была одно, а потом я услышала скрип. Открылась дверь, и в помещение кто-то зашел. Тяжелые шаги раздались за спиной. Мой посетитель – мужчина. Но кто он? Неужели отец? Сомневаюсь, после суда над Тошей, он отрекся от меня. Но точно не Антон. Ведь брат в тюрьме. А обернуться я не решилась. Но вскоре я сама увидела, кто пришел. Мужчина остановился прямо передо мной. Я не видела его лица. Лишь темный свитер и расстёгнутую кожаную куртку. Мужчина бедром прислонился к столу и скрестил руки на груди. Я заметила черные часы на широком запястье. Знакомые… Когда-то давно, еще в прошлой жизни, я видела их… У человека, которого безумно любила. Сделала глубокий вдох. Нос защекотали терпкие нотки, которые невольно вызывали в памяти отрывки давно забытых дней. Наверное, у меня начались галлюцинации. Ведь он не мог быть здесь. Именно из-за него я оказалась здесь. Я знала, что когда-нибудь этот день наступит. Невозможно сохранить рассудок чистым, когда в течение года тебя пичкают таблетками, а кроме серых стен и белого потолка ты больше ничего не видишь. Я забыла, что такое чистый воздух, голубое небо, зеленая листва и яркое солнце. Никогда не думала, что без этих обыденных вещей можно сойти с ума.
Я сошла с ума. Впору плакать. Но почему-то хочется орать и истерично смеяться. Но держусь. Пока держусь.
И все же любопытство сыграло свою роль. Интересно, насколько мои галлюцинации сильные?
Медленно подняла голову, и меня словно кулаком ударили живот.
Это был он.
Да, мои галлюцинации очень сильные и реальные.
Глава 3
Или это были не галлюцинации. Или все же были. Да какая разница? Илья стоял передо мной. Все такой же красивый, высокий и огромный. Понимаю, почему я была так долго влюблена. Но очень часто красивые люди совершают некрасивые поступки.
Именно из-за него я потеряла себя и разрушила свою жизнь.
Мы смотрели друг на друга. И молчали. Что ему нужно? Зачем он приехал? Особенно спустя год? Долгий мучительный год для меня, в течение которого день за днем меня превращали в безмолвную тень. И теперь вместо мозга у меня желе.
Сколько мы просидели в тишине? Не знаю. Я могла вечность сидеть так, но не Илья. Соболев никогда не отличался хорошим терпением.
– Леся, – произнес он мое имя, но я не подала виду, как я была рада слышать этот голос. Все-таки я стала сумасшедшей. Меня и тошнит от Ильи, но я действительно рада услышать новый голос. Хоть какое-то разнообразие.
Моя реакция удивила его. Но Соболев остался все таким же невозмутимым.
– Леся, – позвал он меня вновь и сделал шаг ко мне. Почему-то я напряглась. Мне не хотелось, чтобы кто-то касался меня. Прикосновения в этом месте, в этом аду, всегда приносят боль.
– Леся…
Леся.
Леся.
Леся.
Так звали меня в прошлой жизни. Он называл, а я таяла, думая, что когда-нибудь этот строгий мужчина станет моим. И изменит мою жизнь. Он и изменил. Но не так, как я хотела, как я мечтала.
И теперь у меня больше нет старого имени. Я просто Олеся.
Он остановился возле меня. Слишком близко. Нельзя мужчинам стоять рядом с женщиной. Разумеется, если один из них не сотрудник нашей чудесной психиатрической больницы. Илья протянул руку и коснулся моих волос. А я тут же вскочила со стула, который тут же упал из-за резкого движения, и направилась к двери, но Илья среагировал слишком быстро. Или я уже из-за таблеток стала слишком медлительной и теперь каждый кажется мне слишком быстрым или умным по сравнению со мной.
Он обхватил меня руками, прижимая к сильному телу. Я начала вырываться. Это напомнило мне первый месяц моего пребывания в больнице. Я сопротивлялась уколам и наказаниям, а санитары хватали меня так, со спины.
Я замахала руками и ногами, и впервые за долгие месяцы я смогла закричать. И горлу тут же стало больно. Слишком долго я молчала.
– Тихо! – прикрикнул на меня Соболев, обхватывая мои ноги своими ногами, а мои руки были тут же скручены. Он слишком сильный для моего ослабленного тела.
– Тихо, девочка, – проговорил мне Илья прямо в ухо. А я продолжала орать. Просто орала. И даже не задумывалась, почему никто не идет мне на помощь. – Леся!
Но я его не слышала. У меня словно пелена перед глазами появилась. Я вернулась в те страшные дни и больше не могла контролировать себя.
Что было дальше? Не помню. Вроде Илья звал кого-то еще, а потом я почувствовала укол. Ну вот, опять.
И все. Дальше – темнота. Мне вкололи успокоительное, и я уснула.
Приходить в себя было тяжело. Болело горло и запястья. Наверное, меня привязали. Опять. Хотя мне грех жаловаться, меня давно так не наказывали.
Я очнулась, но не спешила открывать глаза. Прислушивалась. Все было тихо. Значит, я была или одна в палате, либо вообще в изоляторе.
Открыла глаза. Белый знакомый потолок. Значит, я в своей комнате. Уже хорошо. Подняла руки и посмотрела на запястья, которые были покрыты синяками.
