скачать книгу бесплатно
Сталин. Цена успеха, феномен пропаганды
Алекс Бертран Громов
Сталинская эпоха до сих пор вызывает живой интерес. Как формировалось «общественное мнение», как новая идеология внедрялась в массовую культуру? Почему миллионы людей верили Сталину, но не верили друг другу? В чем заключалась уникальность его пропагандистской машины? Сталинская пропаганда влияла не только на настоящее и будущее, но и на прошлое, моделируя его, представляя мрачным и бесперспективным по сравнению с единственно верной дорогой к светлому коммунистическому будущему. Новая книга известного историка, лауреата ряда премий посвящена эпохе великих достижений и огромных трагедий, а также ее главным образам, созданным пропагандой и до сих пор способным воздействовать на умы и чувства людей.
Алекс Бертран Громов
Сталин. Цена успеха, феномен пропаганды
© ООО Издательство «Питер», 2018
* * *
Предисловие
Однажды на круглом столе, посвященном отечественной истории, автора этих строк спросили, был ли СССР уникален во всем или его характерным чертам можно найти аналогии в других странах?
Как ответить на этот вопрос? С одной стороны, исторические обстоятельства влияли на весь мир сразу и отголоски европейских событий докатывались даже до тех регионов, которые казались далекими, – и это несмотря на отсутствие интернета и куда меньшее, чем сейчас, развитие авиации. С другой стороны, следует отметить, что на тех или иных этапах своего развития Советский Союз был очень разным. И отношение к чему-то, казавшемуся, если наблюдать за массовой советской пропагандой, еще недавно основополагающим, могло меняться до противоположности. Будь то идея мировой революции, оценка собственной дореволюционной истории или возрождение обычая наряжать новогоднюю елку.
В чем же состояла уникальность сталинской пропаганды? Пропаганда вовсе не была бездумной машиной, а наоборот – создавала систему взаимопересекающихся символов, «изгоняя» в негатив или забытье те из них, которые были не только враждебными, но и просто не укладывались в этот набор. Причем набор советских идей-символов в некоторых областях (чаще всего связанных с внешней политикой) мог изменяться.
Сталинская пропаганда обращалась не только к настоящему и будущему, но и к прошлому, моделируя его, демонстрируя не только советским гражданам, но и приезжающим в СССР иностранцам его таким мрачным, бесперспективным и несправедливым, что по сравнению с ним советское настоящее выглядело как верная, хотя и тернистая, дорога к неизбежному светлому будущему.
На рубеже переворота
Из ссылки
11 июля 1913 года Иосиф Сталин, арестованный весной того же года за революционную деятельность и высланный в Туруханский край Енисейской губернии, прибыл в Красноярск. Оттуда он был отконвоирован в село Монастырское. Вместе со Сталиным ссылку в тех же местах отбывал Яков Свердлов. У властей «ссыльный Джугашвили» значился как склонный к побегу, и он действительно изыскивал способы бежать из Туруханского края. Чтобы помешать Сталину и Свердлову в осуществлении замысла, обоих ссыльных перевели в глухие северные места за полярный круг в село Курейка, почти не имевшее связи с внешним миром: почта доставлялась реже чем раз в месяц, а пароход заходил сюда лишь один раз в год.
В октябре 1916 года политических ссыльных вдруг было решено призвать в армию. В Красноярск Сталин и остальные ссыльно-призванные добрались – на собаках, оленях и лошадях – только к концу декабря 1916 года. К этому моменту власти спохватились, что посылать в действующую армию столь опытного пропагандиста будет не слишком разумно. В итоге губернатор Красноярского края отправил Сталина отбывать оставшееся время ссылки в Ачинск, расположенный в 180 километрах от Красноярска. Там Сталин жил до начала марта 1917 года.
27 февраля (по старому стилю) 1917 года в Петрограде началось вооруженное восстание. История сохранила и имя первого мятежника – им стал унтер-офицер Т. Кирпичников, старший фельдфебель учебной команды запасного батальона Волынского полка. Под его руководством солдаты не только отказались стрелять в рабочих-демонстрантов, но перешли на их сторону, перебив часть своих офицеров и разгромив оказавшиеся на их пути казармы жандармов. К солдатам Волынского полка присоединились запасные батальоны Литовского и Преображенского полков. К вечеру 27 февраля на сторону восставших перешло около семидесяти тысяч вооруженных солдат, захвативших бо?льшую часть Петрограда. Жандармерия, на которую царское правительство возлагало большие надежды по охране порядка в столице, оказалась бессильна против такого количества вооруженных мятежников.
3 марта был оглашен состав Временного правительства и обнародована программа его деятельности, которая была согласована с Петроградским советом. Ее первым пунктом значилась полная и немедленная амнистия по всем политическим и религиозным делам. Благодаря телеграфу и телефону вести из столицы в считанные часы дошли и до Сибири.
8 марта 1917 года Сталин с группой товарищей (среди них были Матвей Муранов и Лев Каменев) сел в Красноярске на поезд и отправился в столицу. С дороги Сталин послал телеграмму Ленину за границу. Российская империя, ставшая республикой, была охвачена революционной эйфорией. На каждой станции поезд, в котором ехали недавние ссыльные, встречали толпы людей с красными знаменами. По пути поезд делал частые остановки, во время которых проходили митинги – возвращавшихся из ссылки встречали как героев. Оркестры, еще недавно раз за разом исполнявшие «Боже, царя храни!» и бравурные марши, теперь играли «Марсельезу», а порой и «Варшавянку», пламенные революционеры держали речи. По воспоминаниям очевидцев, Сталин тогда среди выступавших замечен не был.
Через четыре дня пути поезд оказался в столице, где бывших политзаключенных встретили восторженные толпы граждан новой демократической России. Затем Сталин отправился к своим старым знакомым Аллилуевым, обитавшим в то время на окраине Петрограда.
Но в начале марта в Петроград еще не вернулись ни Ленин, ни другие вожди большевиков – многие из них находились за границей и испытывали трудности с возвращением на родину через территорию стран, с которыми Россия находилась в состоянии войны.
В состав ЦК партии, в то время находившемся в Петрограде, входили Вячеслав Молотов (Скрябин), Александр Шляпников и Петр Залуцкий. Далее, как следует из сохранившихся архивных документов, состоялось заседание, на котором обсуждался вопрос о включении вернувшегося из ссылки революционера-большевика Сталина в состав Русского бюро ЦК и была принята резолюция, в которой говорилось, что «относительно Сталина было доложено, что он состоял членом ЦК в 1912 году и поэтому являлся бы желательным в составе Бюро ЦК, но ввиду его некоторых личных черт, присущих ему, Бюро ЦК высказалось в том смысле, чтобы пригласить его с совещательным голосом».
Но болезненно самолюбивый Коба наверняка воспринял это решение как понижение его законного, заработанного революционными деяниями и ссылкой статуса.
Во главе «Правды»
Но тут произошло событие, изменившее расстановку партийных сил – официально (ведь вторым пунктом программы Временного правительства была провозглашена свобода слова, печати, собраний и стачек) 4 марта 1917 года возобновился выпуск большевистской газеты «Правда», редактором которой стал Молотов. Тираж уже второго номера этого издания составлял сто тысяч экземпляров. Газета, де-факто не признававшая Временное правительство выразителем воли народных масс, считала необходимым провести избрание настоящего революционного правительства – естественно, с большевиками. 13 марта Молотов, сославшись на свою молодость и недостаточный опыт, вышел из состава редколлегии «Правды». Вместо него членом редколлегии «Правды» и членом ЦК партии по решению Бюро стал Сталин. Помимо этого, он был избран и членом президиума Бюро, то есть стал одним из высших партийных руководителей большевиков. Через день в той же самой «Правде» печатается извещение, в котором говорится о назначении Сталина, Муранова и Каменева представителями ЦК в Исполнительном комитете Петроградского совета рабочих и солдатских депутатов. Ленин, находившийся в то время в Швейцарии, не мог оперативно вмешиваться в проводимую Сталиным политику большевистской организации Петрограда (а де-факто – всей России).
Деятельность Сталина в течение этих нескольких дней подробно отражена в «Правде». На страницах газеты размещались материалы, написанные им, в которых Сталин говорил о необходимости ограничения сотрудничества с Временным правительством, поскольку демократическая революция еще не завершена, и Петроградский совет, ведущий революционную деятельность, должен контролировать «нереволюционное» правительство, вынуждая его закреплять законодательно проводимые в стране революционные преобразования. По словам Сталина, «основная задача буржуазной революции сводится к тому, чтобы захватить власть и привести ее в соответствие с наличной буржуазной экономикой, тогда как основная задача пролетарской революции сводится к тому, чтобы, захватив власть, построить новую, социалистическую экономику». Лев Троцкий называл позицию Сталина в марте 1917 года (в тот момент достаточно реалистичную) «соглашательской». И только позже, после возвращения Ленина, Сталин изменил свою позицию по отношению к Временному правительству, присоединившись к мнению лидера партии, выступавшего за безусловное превращение буржуазно-демократической Февральской революции в пролетарскую социалистическую революцию, во главе которой должны стать большевики…
3 апреля 1917 года в столицу вернулся Ленин. Он прибыл из эмиграции на Финляндский вокзал Петрограда, где ему и сопровождающим была устроена торжественная встреча. Через воюющую с Россией Германию Ленин и другие ехали в закрытом пломбированном вагоне, но все равно многие российские газеты и политические деятели обвиняли большевиков в сговоре с кайзером и использовании денег германского генштаба. Поэтому вернувшиеся ранее из Туруханской ссылки большевики (Сталин, Каменев и другие) решили организовать Ленину не просто встречу, а революционную церемонию, большой митинг. Для этого использовали прожектора, броневик, с которого и выступил вождь партии большевиков, и собранную тысячную толпу, внимавшую каждому слову Ильича.
Спустя девять лет в честь этого события был установлен памятник, а еще через четыре десятилетия на вокзале установили и тот самый паровоз H2–293, везший состав с Лениным.
Но это было после, а за день до возвращения лидера Сталин поставил на голосование в ЦК партии предложение о начале переговоров с меньшевиками по выработке общей позиции по отношению к войне. После долгой дискуссии предложение было принято (главой большевистской делегации был назначен Сталин), но переговоры из-за возвращения в Россию Ленина уже не состоялись…
Ленин осудил позицию Сталина и Каменева, и уже 4 апреля 1917 года в своих «Апрельских тезисах» (впервые напечатанных через три дня, 7 апреля, в газете «Правда» № 26), которые он озвучил на собрании большевиков – участников Всероссийского совещания Советов РСД в присутствии некоторых меньшевиков, он сказал: «Никакой поддержки Временному правительству, разъяснение полной лживости всех его обещаний, особенно относительно отказа от аннексий. Разоблачение, вместо недопустимого, сеющего иллюзии “требования”, чтобы это правительство, правительство капиталистов, перестало быть империалистским». Эти десять тезисов были одобрены после острой дискуссии на 7-й Всероссийской апрельской конференции РСДРП(б), проходившей 24–29 апреля 1917 года.
Первоначально против «Апрельских тезисов» выступил и Сталин, заявивший на заседании ЦК (что было зафиксировано в одном из протоколов заседания бюро ЦК): «Схема, но нет фактов, а поэтому не удовлетворяет. Нет ответов о нациях мелких». Но уже к началу Апрельской конференции Сталин снова стал верным соратником Ленина и поддержал все его предложения.
В мае-июне 1917 года Сталин занимался организацией антивоенной пропаганды и перевыборами Советов. 3 июня начался I Всероссийский съезд Советов рабочих и солдатских депутатов, который продлился двадцать один день. Иосиф Виссарионович принял в нем участие в качестве делегата и от фракции большевиков, набиравших силу в Петрограде, был избран членом ВЦИК и членом Бюро ВЦИК. Сталиным были напечатаны несколько статей в большевистских газетах «Правда» и «Солдатская правда» (являвшейся с середины апреля 1917 года органом Военной организации при Петербургском комитете РСДРП(б)). Помимо этого Сталин занимался подготовкой демонстраций, прошедших 10 и 18 июня 1917 года в Петрограде.
«Укрыть товарища Ленина»
7 июля 1917 года на квартире у большевика С. Аллилуева состоялась жаркая дискуссия между тогдашними лидерами питерских большевиков Лениным, Зиновьевым, Ногиным, Орджоникидзе, а также присутствовавшей там Стасовой на тему того, что предпринять в ответ на опубликованный приказ Временного правительства об аресте Ленина и Зиновьева. Так, Ногин считал, что большевистским лидерам нужно явиться в суд и использовать это для пропаганды.
Против был Сталин, который считал: «Юнкера до тюрьмы не доведут. Убьют по дороге. Нужно надежно укрыть товарища Ленина». С ним согласились Орджоникидзе и Стасова. В результате было принято решение о переходе Ленина и Зиновьева на нелегальное положение. После этого был изменен облик Ленина, для чего Сталин лично сбрил у него бороду и усы, а после надевшего парик Ленина загримировали. То же самое сделали с Зиновьевым – его постригли и загримировали. Затем Сталин отправляется вместе с загримированными Лениным и Зиновьевым на станцию Разлив, где находился дом верного партии рабочего.
Ленин и Зиновьев отправились в Разлив, а Сталин «остался на хозяйстве» – руководить партией, только что потерпевшей крупное поражение. И ему при участии Якова Свердлова вскоре удалось исправить ситуацию, причем способствовало этому само Временное правительство, которое для наведения порядка в стране ввело смертную казнь. В столице стали появляться недовольные таким «закручиванием гаек» и продолжением войны представители солдатских комитетов (ведь то и другое грозило им смертью).
10 октября в столицу нелегально вернулся Ленин, который на заседании ЦК выступил против Учредительного собрания, обосновав необходимость захвата власти именно большевиками. В ходе голосования десять из двенадцати участников этого заседания, в том числе и Сталин, поддержали ленинское предложение. Сталин был избран членом Военно-революционного центра и в его составе вошел в Петроградский ВРК. В газете «Рабочий путь» (одно из названий газеты «Правда», тогда подвергавшейся преследованиям со стороны Временного правительства), которую редактировал Сталин, 24 октября (но новому стилю – 6 ноября) напечатана редакционная статья «Что нам нужно?» с призывом к свержению Временного правительства и замене его советским правительством.
А потом раздались залпы крейсера «Аврора» и начался штурм Зимнего. После его падения на заседании II съезда Советов было избрано новое правительство – Совет народных комиссаров, которое возглавил Ленин. Сталин стал комиссаром по делам национальностей.
Троцкий, являвшийся комиссаром по иностранным делам, позже так обрисовал метаморфозу, произошедшую со Сталиным – членом правительства: «Временное правительство с участием меньшевиков и народников, вчерашних товарищей по подполью, тюрьме и ссылке, позволило ему ближе заглянуть в ту таинственную лабораторию, где, как известно, не боги обжигают горшки. Та неизмеримая дистанция, которая отделяла в эпоху царизма подпольного революционера от правительства, сразу исчезла. Власть стала близким, фамильярным понятием. Коба освободился в значительной мере от своего провинциализма, если не в привычках и нравах, то в масштабах политического мышления. Он остро и с обидой почувствовал то, чего ему не хватает лично, но в то же время проверил силу тесно спаянного коллектива одаренных и опытных революционеров, готовых идти до конца. Он стал признанным членом штаба партии, которую массы несли к власти. Он перестал быть Кобой, став окончательно Сталиным».
Наркомнац
25 октября 1917 года открылся съезд Советов, которому Военно-революционный комитет передал уже фактически завоеванную власть в городе. В ночь на 25 октября в столице произошел переход войск на сторону революционеров-большевиков и захват основных государственных учреждений. «В поведении Временного правительства замечалась нерешительность, – писал в статье, опубликованной в 1918 году в «Правде» и посвященной годовщине революции, Сталин. – Только вечером оно стало занимать мосты ударными батальонами, успев развести некоторые из них. В ответ на это Военно-революционный комитет двинул матросов и выборгских красногвардейцев, которые, сняв ударные батальоны и разогнав их, сами заняли мосты». Эти события считаются началом вооруженного восстания, приведшего большевиков к власти.
В книге Р. Слассера приводится основанная на мемуарных источниках версия историка Е. А. Луцкого, что 25 октября в 3 часа утра в Смольном состоялось еще одно заседание ЦК с участием Ленина, Зиновьева, Каменева, Троцкого и Сталина. Главной целью было обсуждение задач будущего правительства и, с учетом важности земельного вопроса, – проекта Декрета о земле.
Есть свидетельства, что в те дни Сталин вел работу с агентами партийной разведки, и поэтому никаких протокольных поручений за ним не могло быть записано. Впоследствии с первого дня организации Всероссийской чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией, спекуляцией и саботажем (7 декабря 1917 года) именно Сталин курировал ее работу по линии Политбюро.
8 ноября (по новому стилю) 1917 года Иосиф Сталин занял свою первую государственную должность – народного комиссара по делам национальностей. Народный комиссариат по делам национальностей (сокращенно Наркомнац) был создан в тот же день, то есть сразу после победы большевиков, согласно декрету «Об учреждении Совета Народных Комиссаров». Наркомнац просуществовал до июля 1923 года. Задачей этого органа было урегулирование порой непростых отношений между различными народами, населявшими территорию бывшей Российской империи, а теперь Советской республики. Кроме этого надлежало заботиться о материальном и культурном развитии «всех национальностей и племен» с учетом их традиций и обычаев.
14 ноября 1917 года Сталин выступил в Гельсинг-форсе (ныне Хельсинки) на съезде Финляндской социал-демократической рабочей партии. В своей речи он сообщил о победе в Петрограде пролетарской революции и приветствовал финских рабочих от имени новых властей России. При этом глава Наркомнаца пообещал: «Полная свобода устроения своей жизни за финляндским, как и за другими народами России! Добровольный и честный союз финляндского народа с народом русским! Никакой опеки, никакого надзора сверху над финляндским народом!» Кроме этого Сталин говорил о необходимости скорейшего прекращения войны, которая выгодна только «старым волкам империализма», причем на самом деле им нельзя доверять даже заключение мира.
Сам Сталин описывал начало деятельности советского правительства достаточно реалистично: «Первые дни после Октябрьской революции, когда Совет Народных Комиссаров пытался заставить мятежного генерала, главнокомандующего Духонина, прекратить военные действия и открыть переговоры с немцами о перемирии. Помнится, как Ленин, Крыленко (будущий главнокомандующий) и я отправились в Главный штаб в Питере к проводу для переговоров с Духониным. Минута была жуткая. Духонин и Ставка категорически отказались выполнить приказ Совнаркома. Командный состав армии находился целиком в руках Ставки. Что касается солдат, то неизвестно было, что скажет 14-миллионная армия, подчиненная так называемым армейским организациям, настроенным против советской власти. В самом Питере, как известно, назревало тогда восстание юнкеров. Кроме того, Керенский шел на Питер войной. Помнится, как после некоторой паузы у провода лицо Ленина озарилось каким-то необычайным светом. Видно было, что он уже принял решение. „Пойдем на радиостанцию, – сказал Ленин, – она нам сослужит пользу: мы сместим в специальном приказе генерала Духонина, назначим на его место главнокомандующим тов. Крыленко и обратимся к солдатам через голову командного состава с призывом – окружить генералов, прекратить военные действия, связаться с австро-германскими солдатами и взять дело мира в свои собственные руки”. Это был „скачок в неизвестность”. Но Ленин не боялся этого „скачка”, наоборот, он шел ему навстречу, ибо он знал, что армия хочет мира и она завоюет мир, сметая по пути к миру все и всякие препятствия, ибо он знал, что такой способ утверждения мира не пройдет даром для австро-германских солдат, что он развяжет тягу к миру на всех без исключения фронтах…»
10 ноября 1917 года Ленин и Сталин подписали постановление Совета народных комиссаров, запрещающего выход «всех газет, закрытых Военно-Революционным Комитетом».
Грозы двух революций
Враг народа, а точнее «враг римского народа» (hostis populi Romani), – термин римского права, который объявлял лицо вне закона. Известно, что в 68 году нашей эры римский сенат объявил Нерона врагом народа.
Выражение «враг народа» вошло в политический, а потом и повседневный обиход в эпоху Великой французской революции. Тогда едва ли не впервые многие вещи, в том числе и весьма жестокие, начали вершиться именно «именем народа». И клеймо «врага народа» стало готовым приговором, не требовавшим ни расследования, ни доказательств.
Смешивая факты с клеветой и щедро приправляя их словами гнева – «вероломство», «махинации», «беспорядки», «преступления», «жестокость», «коварство», – Робеспьер излагал придуманное им видение истории жирондистов и возлагал на них всю ответственность за нынешние беды страны. В конце речи он потребовал призвать к ответу перед революционным трибуналом «таких патриотов, как Бриссо, Верньо, Жансонне, Гаде.
Елена Морозова. Робеспьер
Робеспьер говорил: «Чем больше триумфов у революции, тем злее ее враги». В своей речи «О Принципах Революционного Правительства», произнесенной в Национальном конвенте 25 декабря 1793 года, Робеспьер заявил, что «теория революционного правительства так же нова, как и революция, ее породившая. Ее не нужно искать ни в книгах политических писателей, которые не предвидели этой революции, ни в законах тиранов, которые, довольствуясь злоупотреблением своей властью, мало заботятся о ее законности; поэтому для аристократии слова “революционное правительство” являются лишь предметом ужаса или клеветы, для тиранов – лишь позором, для многих людей – лишь загадкой. Эти слова нужно объяснять всем, для того чтобы приблизить, по крайней мере, добрых граждан к принципам общественной пользы. Функция правительства состоит в том, чтобы направлять моральные и физические силы нации к поставленной цели. Цель конституционного правительства – сохранить Республику; цель революционного правительства – основать ее. Революция – это война свободы против её врагов; Конституция – это режим победоносной и мирной свободы».
Для русских большевиков Марат и Робеспьер были дорогими соратниками и предшественниками. Ленин называл Дзержинского «нашим Фукье-Тенвилем» (председатель якобинского трибунала, известный особой жестокостью). Позаимствовали и «врагов народа».
Артем Кречетников. Би-Би-Си
Затем Робеспьер провозгласил необходимость революционного террора. Одержимый манией заговоров, он обвинял англичан в подготовке с помощью подкупа восстания и клеймил своих противников как агентов иностранных государств. Сам Робеспьер продолжал разоблачать и обвинять, устраняя врагов. Иностранные газеты называли его «Максимилианом Первым». 10 июня 1794 года был принят закон «22 прериаля», устанавливающий смертную казнь по всем делам, подлежащим ведению революционного трибунала.
Четко отработанный ритуал казни – начиная от отрезания волос в Консьержери, тюрьме, которую называли «прихожей гильотины», и до выверенного маршрута, которым телеги с осужденными следовали к площади Революции, где стояла гильотина, – напоминал масштабную театральную постановку и привлекал толпы народа… По мнению психологов, тогдашние зрители воспринимали казнь осужденного как реализацию акта справедливости и с падением ножа гильотины испытывали своеобразный катарсис… Как сказал кто-то из современников, якобинцы дали народу головы вместо хлеба.
Елена Морозова. Робеспьер
Не прошло и полутора веков, как на авансцену истории вышли большевики, сумевшие не только совершить революцию, но и в отличие от якобинцев удержаться у власти. И красный террор был одним из инструментов, сделавших это возможным.
Эдвард Радзинский посвятил свою книгу «Берегитесь, боги жаждут!» сравнению двух революций – Великой французской и отечественной Октябрьской, показывая их явное сходство и преемственность. После покушения на Ленина на заводе Михельсона «большевики официально последовали совету якобинцев. В сентябре якобинцы объявили беспощадный якобинский террор. Пятого сентября был объявлен красный террор. Второй раз в европейской истории власть государственно утвердила террор… Нарком внутренних дел Г. Петровский подписал “Приказ о заложниках”: “Все известные местным Советам правые эсеры должны быть немедленно арестованы. Из буржуазии и офицерства должно быть взято значительное количество заложников. При малейших попытках сопротивления должен применяться массовый расстрел”».
Историки пролетариата видят в якобинстве один из высших подъемов угнетенного класса в борьбе за освобождение. Якобинцы дали Франции лучшие образцы демократической революции.
Владимир Ленин. «Правда» № 90, 7 июля (24 июня) 1917 г.
Однако рьяность в выявлении «врагов народа» отнюдь не гарантировала, что сам ревнитель в один из последующих дней не отправится на гильотину. Уже стоя на эшафоте, бывший глава Национального собрания Франции Верньо произнес: «Революция, как бог Сатурн, пожирает своих детей. Берегитесь, боги жаждут!»
История большевизма подтвердила и это правило.
Первая эпоха Террора (фр. la Terreur) – массовых казней, постоянно работавшей гильотины (ставшей символической «бритвой нации»), произошла во время Великой французской революции, с 5 сентября 1793 по 27 июля 1794 года.
Происходили массовые казни врагов народа – «врагов революции», участников реальных и не существовавших заговоров. Среди них были бывшие офицеры, чиновники и землевладельцы – дворяне, лишенные революцией их статуса и наследственных привилегий, и священники римско-католической церкви, выступавшей против революционных преобразований, в результате которых священнослужителей обязали давать присягу на верность французской нации (а не римскому папе).
Поскольку, по словам приведших к власти якобинцев, Франция со всех сторон была окружена врагами и предателями («эти ядовитые насекомые, распространяющие бесстыдство, фальшь, подлость»), которые не только сбежали за границу и теперь сотрудничали с интервентами, но вели подрывную деятельность внутри страны, то им можно было противостоять только с помощью террора.
Мы не только уничтожим всех врагов, но и семьи их уничтожим, весь их род до последнего колена.
И. Сталин. Из сказанного на обеде после праздничной демонстрации 7 ноября 1937 года (Запись в дневнике Генерального секретаря исполкома Коминтерна Георгия Димитрова)
Революционный террор стал не только средством борьбы с сопротивлением представителей бывших привилегированных классов, но и средством борьбы за власть между революционерами. Прошло немногим более полувека, и Карл Маркс назвал «революционный террор» самым быстрым и эффективным способом разрушения старого общества. Сталин это место отметил как nota bene.
В конце октября 1917 года в Петрограде отдельной брошюрой издательства «Прибой» вышла работа Ленина «Грозящая катастрофа и как с ней бороться», в которой он утверждал, что «…без смертной казни по отношению к эксплуататорам (то есть помещикам и капиталистам) едва ли обойдется какое ни есть революционное правительство».
Но одновременно с запретами и развертыванием террора необходимо было представить населению страны новые революционные идеалы. 12 апреля 1918 года председатель Совета народных комиссаров Ульянов (Ленин), наркомы Луначарский и Сталин подписали декрет СНК «О памятниках Республики», согласно которому «Памятники, воздвигнутые в честь царей и их слуг и не представляющие интереса ни с исторической, ни с художественной стороны, подлежат снятию с площадей и улиц и частью перенесению в склады, частью использованию утилитарного характера». Вместо них – согласно ленинскому плану монументальной пропаганды – планировалось сооружение большого числа памятников и мемориальных досок в честь борцов революции всех времен и народов.
Короленко дал самую резкую из всех известных характеристик Ленина: тоже дурачок, несмотря на все схемы. Между прочим, несколько дней назад в него стреляли какие-то идиоты. Убили секретаря. Ленин остался невредим и, конечно, в ореоле мученика. Вслед пришло известие, по-видимому, достоверное: в Петропавловской крепости убиты Шингарев и Кокошкин только потому, что они кадеты. Подлое кровавое обезьянство французского террора.
Сергей Дмитриев. Владимир Короленко и революционная смута в России. 1917–1921 годы
Ленин и большевики не смущались сравнений их с якобинцами, развернувшими террор. Более того, это активно использовалось в пропаганде в первые послереволюционные годы.
Одним из первых памятника удостоился Робеспьер. Газета «Правда» 5 ноября 1918 года так отметила открытие этого памятника: «Стройными рядами заполняют красноармейские полки Александровский сад, – сообщает с места событий собственный корреспондент газеты. – Пьедестал памятника увит гирляндами живых цветов. Памятник окружен стягами и знаменами. Музыка играет Марсельезу. Спадает покрывало. К подножию кладут венки хризантем».
По мере строительства социализма в СССР Сталин более не желал увековечивать прежних революционных деяний – в самом начале 1930-х годов Великая французская революция перестала считаться «великой», поскольку отныне «великой» становилась лишь Октябрьская революция (с вождями Лениным и Сталиным).
А уже в середине 1930-х годов она стала всего лишь «французской буржуазной революцией 1789–1794 годов». Поэтому исторические параллели между Октябрьской и Французской революциями во времена Большого террора (и позже) были явно неуместны. Как и сравнения методов борьбы с «врагами народа».
Сходство Октября с Французской революцией прослеживается и в упорных поисках кандидата на роль возможного «красного Бонапарта» – от Фрунзе до Тухачевского. Искали современники – кто с подозрением, кто с надеждой. Ищут и нынешние историки. Хотя, если вдуматься, то искать и не надо. История действительно повторилась, новый Бонапарт в ней был – тоже выходец с бедной окраины державы, исполнявший в момент победы революции вполне скромную роль, несравнимую с образами харизматических вождей и блистательных ораторов, но выдвинувшийся за счет своей жесткости и энергичности. И неустанного внимания к такому мощному оружию, как пропаганда.
Утилитарное создание врага неопасно. Вот когда от чистой души создают врага… В чем загадка 37-го? При поддержке населения, с энтузиазмом составляют расстрельные списки. Не укладывается в голову… Это как воздух, атмосфера.
Владимир Лефевр. Новая газета № 84 от 1 ноября 2007 года
А на роль Тулона в отечественной истории можно с полным правом назначить Царицын. «Первое событие стратегического масштаба, в котором Сталин не только принимал участие, но и сыграл руководящую роль, произошло в 1918 году под Царицыном, – писал Владимир Карпов в книге “Генералиссимус”. – Причем начиналось его участие в том большом сражении не в положении военачальника, а всего лишь продовольственным комиссаром. Напомню, что, окруженный тогда со всех сторон фронтами, Петроград оказался отрезанным от губерний, которые снабжали столицу хлебом и другими продуктами. Голод начинал душить не только жителей огромного города, но и саму революцию. Надо было предпринимать срочные меры по налаживанию снабжения продовольствием. Одной из таких акций было решение ЦК направить Сталина продовольственным комиссаром в Царицын, через который можно было везти хлеб с Волги и Северного Кавказа в обход деникинской армии, занимавшей Украину и донские хлебородные просторы».
Ну и да, именовался достигший высшей власти красный Бонапарт не «императором французов», а «отцом народов». И вновь стихийная сила революции была безжалостно укрощена и обращена на строительство империи. Но выходцу из Гори судьба благоприятствовала больше, чем уроженцу Корсики. Возможно, потому, что он хорошо усвоил, какой силой обладает массовая пропаганда. И слова «враг народа» сыграли в этой пропаганде далеко не последнюю роль.
Как Бонапарт клялся перед палатой в верности конституции и одновременно подготовлял провозглашение себя императором, так и Сталин в борьбе с Троцким, а потом с Зиновьевым и Каменевым заявлял, что он борется за коллективное руководство партии, что «руководить партией вне коллегии нельзя», что «руководить партией без Рыкова, Бухарина, Томского невозможно», что «крови Бухарина мы вам не дадим», что «политика отсечения противна нам» – и одновременно подготовлял «бескровное» 18 брюмера, производя отсечение одной группы за другой и подбирая в аппарат ЦК и в секретари губкомов и обкомов лично верных ему людей. Если во время государственного переворота Бонапарта население Парижа в течение нескольких дней слышало грохот пушек, то во время государственного переворота Иосифа Сталина партия в течение нескольких лет слышит «пальбу» клеветы и обмана…
Мартемьян Рютин. Сталин и кризис пролетарской диктатуры
Первому социалистическому государству, в котором были бывшие и нынешние, были нужны свои герои и антигерои. Рождалась новая советская мифология, где наряду с покорителями воздушных далей, Севера и подземных недр – как в горных забоях, так и в метро, – героическими пограничниками и доблестными работниками органов и военнослужащими должны были найтись изменники и предатели.
Всеобщий поиск врагов: начало
По иронии судьбы, первым в революционной России эти слова – «враг народа» – произнес бывший тогда министром юстиции Временного правительства Александр Керенский. Выступая в марте 1917 года перед делегацией Черноморского флота, он заявил: «Прошу вас не верить слухам, распространяемым врагами народа и свободы, стремящимися подорвать связь между Временным правительством и народом».
Потом в мемуарах, вспоминая печальный финал своего пребывания во главе правительства и отъезд на автомобиле американского посольства (то ли предоставленном американцами, то ли захваченном адъютантами премьера), Керенский именовал «врагом народа» уже себя самого. С точки зрения противников, разумеется. Он писал, что попадавшиеся навстречу солдаты, узнав его, отдавали честь: «Наверное, секунду спустя моего проезда ни один из них не мог себе объяснить, как это случилось, что он не только пропустил этого “контрреволюционера”, “врага народа”, но и отдал ему честь».
Но еще до этого за выражение «враг народа» ухватились большевики. Именно так был назван в их листовках в августе 1917 года генерал Лавр Корнилов. А после октябрьских событий термин широко вошел в обиход. Верховный главнокомандующий русской армией Н. Н. Духонин был объявлен «врагом народа» в ноябре 1917 года, когда отказался выполнить приказ Ленина о немедленных мирных переговорах с немцами и вдобавок освободил из-под ареста (так называемого Быховского сидения) Корнилова и группу высших офицеров из числа его сподвижников. 3 декабря (по старому стилю – 21 ноября) Духонин был убит толпой революционных матросов.
В то время хаос и потеря ориентиров были в порядке вещей, являя собой плодородную почву для распространения жестокости и поиска тех, кого можно назвать виновными в происходящем. Города и веси наводнили толпы беженцев и эвакуированных, что усиливало хаос. Еще до падения династии Романовых министр сельского хозяйства Кривошеин проницательно отмечал: «Из всех суровых испытаний войны исход беженцев является наиболее неожиданным, самым серьезным и трудноизлечимым… Мудрые стратеги немцев создали этот поток, чтобы запугать противника… Болезни, печали и нищета движутся вместе с беженцами на Россию. Они создают панику и уничтожают все, что осталось от порыва первых дней войны… Это тучи насекомых. Дороги разрушаются, и вскоре уже невозможно будет подвезти пищу… Будучи членом совета министров, я утверждаю, что следующая миграция населения приведет Россию во мрак революции». В 1915 году таких сорванных с места войной людей оказалось уже 10 миллионов человек – по стране блуждало население современного мегаполиса. Через два года ситуация была еще хуже…
28 ноября 1917 года выражение «враги народа» употребил в своей речи и сам Ленин. Выступая на заседании Совета народных комиссаров, он потребовал арестовать руководство партии кадетов – «как партии врагов народа». Тут же соответствующий декрет СНК был подписан председателем Ульяновым (Лениным) и народными комиссарами Троцким, Авиловым, Менжинским, Сталиным, Петровским, Шлихтером, Дыбенко. И партия кадетов (конституционные демократы) – как выражающая интересы буржуазии – была запрещена как партия «врагов народа».
13 января 1918 года было принято постановление СНК РСФСР «О разрыве дипломатических сношений с Румынией». В нем командующий румынским фронтом генерал Д. Г. Щербачёв официально назывался «врагом народа».
И вот «караул устал»
5 (18) января 1918 года в Таврическом дворце в Петрограде началось заседание Учредительного собрания. Из 410 присутствовавших делегатов большинство принадлежало эсерам-центристам, большевики и левые эсеры имели 155 мандатов – менее 40 %. Открывший заседание по поручению ВЦИК его председатель Яков Свердлов в своей речи выразил надежду на «полное признание Учредительным собранием всех декретов и постановлений Совета народных комиссаров» и предложил принять написанный Лениным проект «Декларации прав трудящегося и эксплуатируемого народа», в первом пункте которой Россия объявлялась «Республикой Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов». Этот проект ленинской Декларации повторял принятую съездом Советов резолюцию об аграрной реформе, рабочем контроле и мире, и большевики теперь хотели провести ее через Учредительное собрание, которое большинством в 237 голосов против 146 отказалось даже обсуждать эту большевистскую Декларацию. Это явилось поводом для большевиков уже во второй части заседания, в третьем часу ночи, в знак протеста против непринятия ленинской Декларации, покинуть заседание Учредительного собрания.
История революционного движения в России написана победителями, возможно, поэтому мы воспринимаем фигуры Дегаева, Азефа, Малиновского, Гартинга-Геккельмана, Житомирского, Вильбушевич и многих других осведомителей и провокаторов как нечто противоестественное, из ряда вон выходящее, как некий чудовищный нарост на общем благообразном фоне идейных борцов и радетелей за народное счастье. На самом деле печальная правда заключается в том, что вся антигосударственная конспиративная деятельность в те годы была так или иначе связана с предательством, двурушничеством, убийствами, провокациями и нравственным беспределом. Быть двойным агентом считалось в порядке вещей… Революционеры осознанно делали свой новый выбор и выдавали соратников и друзей органам политической полиции, не считая свои поступки аморальными.
В. Д. Игнатов. Доносчики в истории России и СССР
Перед этим представитель большевиков Федор Раскольников заявил, что «не желая ни минуты прикрывать преступления врагов народа, мы заявляем, что покидаем Учредительное собрание с тем, чтобы передать советской власти депутатов окончательное решение вопроса об отношении к контрреволюционной части Учредительного собрания». Через двадцать с небольшим лет, 26 июля 1938 года, бывший советский дипломат, а позднее невозвращенец, тот же самый Федор Раскольников опубликовал в парижской русской эмигрантской газете «Последние новости» протестное письмо «Как меня сделали „врагом народа”».
В пятом часу утра 6 (19) января начальник охраны анархист А. Железняков заявляет председательствующему эсеру Чернову, что «караул устал» и заседание закрывается. И уже вечером того же 6 января газета «Правда», упоминая «врагов народа», оценивает роль Учредительного собрания с точки зрения большевиков.
Прислужники банкиров, капиталистов и помещиков, союзники Каледина, Дутова, холопы Американского доллара, убийцы из-за угла правые эсеры требуют в учр. собрании всей власти себе и своим хозяевам – врагам народа.
На словах будто бы присоединяясь к народным требованиям: земли, мира и контроля, на деле пытаются захлестнуть петлю на шее социалистической власти и революции.
