скачать книгу бесплатно
– Тебя уволили окончательно или это временное явление?
– Фирма называет это неоплачиваемым отпуском. Год или два мы числимся в штате, даже сохраняем за собой медицинскую страховку, но зарплаты не получаем. Ну а потом, если все наладится, фирма обещает взять нас обратно на ту же должность.
– Напоминает какие-то жалкие усилия удержать вас на поводке. – Спасибо, мамочка, за прямоту. – Карен меж тем не унималась: – Почему ты не послала этих негодяев куда подальше?
– Потому что хотела сохранить медицинскую страховку. И еще хотелось быть уверенной в том, что однажды смогу вернуться.
– Ты можешь найти работу где-то еще. – Мать говорила прямо как заправский бюрократ.
Карен Кофер работала старшим юристом в Министерстве юстиции в Вашингтоне. Всю жизнь проработала там и до сих пор трудилась – вот уже на протяжении тридцати лет. Положение она, как и все ее коллеги, занимала прочное. Несмотря на экономические депрессии, войны, смены правительств, катастрофы национального масштаба, политические волнения и прочие всевозможные бедствия, Карен Кофер регулярно получала зарплату. Именно этим и объяснялось высокомерие множества окопавшихся в своих траншеях бюрократов. Нас надо ценить, потому что мы абсолютно незаменимы.
– Нет, мам, – сказала Саманта, – сейчас хорошей работы не найти. Если ты не в курсе или просто забыла, могу напомнить: у нас в стране финансовый кризис, недалеко и до депрессии. Юридические конторы то и дело вышвыривают сотрудников на улицу и запирают двери.
– Ну, не знаю. Сомневаюсь, чтоб дела обстояли так уж плохо.
– Да неужели? В «Скалли энд Першинг» отменили набор новых служащих, а это означает, что дюжина или около того самых талантливых выпускников юридического отделения Гарварда получат уведомления о том, что мест, которые им обещали в сентябре, нет. То же самое касается Йеля, Стэнфордского и Колумбийского университетов.
– Но ведь ты у меня такая талантливая, Саманта.
Спорить с бюрократом бесполезно. Саманта глубоко вздохнула и уже собиралась вежливо распрощаться, когда у Карен прорезался срочный звонок «из Белого дома» и она сказала, что ей надо бежать. Обещала перезвонить тотчас же, как только спасет республику.
– Хорошо, мамочка, – только и осталось сказать Саманте.
Грех было жаловаться, что мать не уделяет ей должного внимания. Саманта была единственным ребенком – в ретроспективе не так уж и плохо, особенно в свете того, что утлую лодочку ее взаимоотношений с родителями так и швыряло по волнам то вверх, то вниз, особенно после того, как они развелись.
День выдался такой ясный, солнечный, погожий, что Саманта решила прогуляться. Она зигзагом двигалась по Сохо, затем – по Вест-Виллидж. Зашла в пустующее кафе и только оттуда позвонила наконец отцу. Маршал Кофер некогда был высокопрофессиональным юристом обвинения, именно от его заключений напрямую зависело, на какую сумму должны оштрафовать авиакомпанию, самолет которой потерпел катастрофу. Затем он создал весьма агрессивную и успешную фирму в округе Колумбия и шесть дней в неделю проводил в гостиницах и самолетах, мотаясь по миру. Занимался расследованиями, представлял интересы пострадавших в судах. Он сколотил целое состояние, сорил деньгами, и еще девочкой Саманта отчетливо ощущала, что ее семья гораздо богаче, чем семьи других детей, с которыми она училась в подготовительной школе округа Колумбия. Отец брался то за одно важное и прибыльное дело, то за другое, мама умудрялась потихоньку воспитывать единственную дочь, но при этом не упускала шанса продвинуться по карьерной лестнице в Министерстве юстиции. Если родители и ссорились, Саманта об том не знала; к тому же отца почти никогда не было дома. В какой-то момент – никто уже точно не помнил, когда именно, – в эту картину вписалась молоденькая и хорошенькая помощница с неполным юридическим образованием, и Маршал не устоял. Загул перешел в интрижку, интрижка – в роман, и года через два Карен что-то заподозрила. И стала предъявлять претензии мужу, который поначалу все отрицал, но потом сознался. И еще он хотел развода – мотивировал это тем, что встретил наконец настоящую любовь всей своей жизни.
Примерно в то же время, когда в семейной жизни Коферов наступил разлад, Маршал – по случайному совпадению или нет – принял еще несколько неверных решений. Одно из них было связано со схемой получения более высоких доходов через офшоры. В Шри-Ланке разбился «Боинг-747» компании «Юнайтед эйшиа эрлайнс» с сорока американцами на борту. Все пассажиры погибли, и Маршал Кофер умудрился прибыть на место катастрофы первым. Во время переговоров с заинтересованными сторонами он создал несколько фиктивных компаний на Карибах и в Азии, куда можно было переводить деньги, те переводили их друг другу со счета на счет, и проследить за его солидными доходами было сложно.
У Саманты была папка, где хранились газетные вырезки и отчеты по расследованию столь неуклюжей коррупционной деятельности отца. На основе этих материалов можно было бы написать весьма увлекательную книгу, но Саманта не была в этом заинтересована. Отца схватили за руку, он был унижен, его снимками пестрели газетные полосы. Затем его судили и приговорили к трем годам заключения. Из тюрьмы он вышел досрочно за две недели до того, как она окончила университет в Джорджтауне. Сейчас Маршал работал консультантом в ряде мелких фирм в старой части города Александрия. Он говорил, что консультировал юристов, занимавшихся расследованием случаев нарушения гражданских прав, но в подробности не вдавался. Саманта, как и мать, была убеждена, что Маршалу все же удалось припрятать часть нечестно нажитых доходов где-то на Карибах. Впрочем, Карен уже давно прекратила поиски.
Маршал всегда подозревал жену. Карен все отрицала, но сам он был твердо убежден: его бывшая приложила руку к его аресту. Она занимала высокий пост в Министерстве юстиции, знала все ходы и выходы, у нее было много влиятельных друзей.
– Папа, меня уволили, – тихо сказала Саманта в трубку.
Посетителей в кафе не было, но в этот момент мимо как раз проходил бармен.
– О, Сэм, мне так жаль, – сказал Маршал. – Расскажи толком, что произошло.
Насколько она могла судить, тюрьма научила отца только одной важной вещи. Не состраданию, не терпению, не пониманию, не стремлению прощать или унизить кого-то – словом, ничему тому, что обретает человек, потерпевший подобную жизненную катастрофу. Он остался все таким же жестким и амбициозным, по-прежнему стремился проживать каждый день на полную катушку и сметать любое препятствие, появлявшееся у него на пути. Но по некой неясной причине Маршал Кофер научился прислушиваться хотя бы к собственной дочери. Саманта принялась неспешно рассказывать, он внимал каждому ее слову. Она уверяла его, что все будет нормально. В какой-то момент ей даже показалось, что он вот-вот заплачет.
Обычно он отпускал ехидные замечания по поводу того, насколько неудачное место она выбрала для юридической деятельности. Он ненавидел большие фирмы, потому что боролся с ними на протяжении долгих лет. Он считал их бездушными корпорациями, где нет места подлинному партнерству, нет настоящих юристов, борющихся за интересы своих клиентов. Под рукой у него всегда была импровизированная трибуна, встав на которую, он мог прочесть дюжину проповедей о том, каким злом является Закон с большой буквы. Саманта слышала их все, и у нее не было ни малейшего желания выслушивать их снова.
– Может, мне приехать к тебе, Сэм? – спросил он. – Смогу быть через три часа.
– Нет, пап, спасибо, сейчас не стоит. Дай мне денек-другой. Хочу устроить себе маленькие каникулы, выбраться из города хотя бы на несколько дней.
– Могу поехать с тобой.
– Было бы славно, но только не сейчас. Я в полном порядке, пап, честное слово.
– Ничего ты не в порядке. Тебе нужен отец.
Странно было слышать это от человека, который практически всегда отсутствовал на протяжении первых двадцати лет ее жизни. Но он хотя бы сделал попытку.
– Спасибо, папа. Позже перезвоню. Надо уладить кое-какие дела.
– Я мог бы устроить тебя на работу, – сказал он. – Хорошую, настоящую работу.
Ну вот, снова завел свою шарманку, подумала она, но промолчала. Отец не раз уговаривал ее заняться настоящим делом, то есть попытаться прищучить крупные корпорации за все совершенные ими злодеяния. По мнению Маршала Кофера, каждая компания определенного уровня совершает множество вопиющих грехов, чтоб преуспеть в жестоком мире западного капитализма. И он считал долгом всех юристов (возможно, даже бывших юристов), в том числе и своим, разоблачать зло и подавать иски против этих фирм целыми пачками.
– Спасибо, пап. Позже перезвоню.
Вот ирония судьбы. С упорством, достойным лучшего применения, отец стремился подключить ее к работе в той ветви юриспруденции, из-за которой сам оказался в тюрьме. Но Саманта никогда не проявляла интереса к судебным заседаниям или конфликтам. Она сама не до конца понимала, чего именно хотела – возможно, какой-нибудь спокойной работы за письменным столом с хорошей зарплатой. Благодаря гендерному подходу и незаурядному уму у нее появился вполне реальный шанс стать партнером в «Скалли энд Першинг». Но чем это закончилось?
Возможно, ей нужна именно такая карьера, а может, и нет. Прямо сейчас ей хотелось одного – побродить по улицам Нижнего Манхэттена, проветриться, чтоб в голове хоть немного прояснилось. Она брела по Трайбеке[3 - Престижный и романтичный район Нью-Йорка.], шли часы. Два раза звонила мать, один раз – отец, но отвечать ему она не стала. Изабель и Бен тоже звонили, но ей не хотелось с ними говорить. Неподалеку от Чайнатауна она оказалась у паба под названием «У Моука», остановилась, заглянула в витрину. Вспомнила, как они с Генри впервые выпивали именно в этом пабе, и ей показалось, что с тех пор прошло сто лет. Познакомились они у общих друзей. Генри был подающим надежды актером, одним из миллиона в этом городе, а она тогда только что поступила на службу в «Скалли энд Першинг». Они встречались около года, потом их отношения рухнули, не выдержав ее загруженности на работе и его безработицы. Генри улетел в Лос-Анджелес, где, по последним сведениям, работал шофером, возил в лимузинах неизвестных актеров, ну и еще немного подрабатывал на стороне, а вот чем именно – не говорил.
При других обстоятельствах она могла бы полюбить Генри. Он располагал временем, привлекательной внешностью, был страстным. А она слишком выматывалась на работе. Явление для женщин, служащих Закону с большой буквы, не столь уж и редкое. Когда им исполняется сорок, они однажды просыпаются и осознают, что по-прежнему одиноки и десять лет прошли как один миг.
Она отошла от паба «У Моука» и направилась на север, в Сохо.
Анна, сотрудница службы занятости, оказалась на удивление расторопна. В пять вечера Саманта получила пространное электронное сообщение с указанием адресов и названий десяти некоммерческих организаций, которые некто счел самым подходящим местом работы для не претендующих на заработок израненных и оскорбленных душ, вдруг вылетевших из крупнейшей в мире юридической фирмы. Консультант по правовым вопросам в заповеднике в Лафайете, штат Луизиана. Приют для женщин, подвергшихся домашнему насилию, в Питсбурге. Организация «Иммигрантские инициативы» в Тампе. Центр бесплатной юридической помощи неимущим клиентам в Брэйди, штат Виргиния. Общество сторонников эвтаназии из Туксона в Аризоне. Организация помощи бездомным в Луисвилле. Фонд защиты озера Эри. Ну и так далее. Все эти десять вакансий находились в местах, весьма отдаленных от Нью-Йорка.
Саманта долго смотрела на список и прикидывала, стоит ли ей уезжать из города. Она прожила здесь шесть из семи последних лет – три года училась в Колумбийском университете, затем три года проработала в фирме. Какое-то время по окончании учебы работала помощницей федерального судьи в округе Колумбия, но вскоре вернулась в Нью-Йорк. Между жизнью в Вашингтоне и Нью-Йорке без колебаний выбрала последнее.
Но Лафайет в Луизиане? Или Брэйди, штат Виргиния?..
Слишком скупым для столь значимого выбора языком эта Анна пыталась убедить уволенных, что вышеуказанные должности в некоммерческих организациях долго ждать никого не будут, слишком уж их мало. Иными словами – или быстро соглашайся, или позже может и не подвернуться случай переехать в эту дыру и проработать весь следующий год пусть за мизерную, но все же какую-то зарплату. Но Саманта была слишком потрясена, чтоб принимать столь поспешные решения.
Заскочила Блит – поздороваться и разогреть пасту в микроволновке. Саманта уже успела отправить ей эсэмэску с печальными новостями, и ее подруга и соседка по квартире чуть не плакала. Впрочем, через несколько минут Саманте удалось ее успокоить и заверить в том, что жизнь продолжается. Фирма, где трудилась Блит, представляла собой группу контор по сдаче недвижимости под залог, и настроение там царило столь же мрачное, как и в «Скалли энд Першинг». Вот уже несколько дней подруги говорили только о грядущем увольнении. Блит еще не съела и половины пасты, как у нее затрезвонил мобильник. Ее разыскивал партнер-супервайзер. И вот в 18.30 она пулей вылетела из квартиры, торопясь в контору и опасаясь, что ее могут уволить даже за малейшее опоздание.
Саманта налила себе бокал вина, наполнила ванну горячей водой. Лежала, отмокала, отпивала из бокала и наконец пришла к выводу, что, несмотря на приличный заработок, ненавидит Закон с большой буквы и никогда не вернется в эту контору. И никогда больше не позволит, чтобы на нее орали только потому, что ее нет на работе после заката или перед восходом солнца. Она никогда больше не соблазнится большими деньгами. Она никогда больше не будет… много чего делать.
С финансовой точки зрения дела обстояли не блестяще, но и не так уж плохо. На счету у нее около 31 тысячи долларов, долгов нет, если не считать трехмесячного взноса за аренду квартиры. Если поджаться, начать экономить, ну и еще подрабатывать где-то понемногу, то, возможно, удастся переждать эту бурю. При том условии, разумеется, что не наступит конец света. Она не видела себя в роли официантки или продавщицы обуви, но, с другой стороны, никогда, даже в страшном сне, не могла представить, что ее столь успешная карьера оборвется так внезапно. Да весь город скоро наводнят официантки и продавцы с дипломами о высшем образовании.
Ладно, вернемся к Закону с большой буквы. У нее была цель где-то годам к тридцати пяти стать партнером фирмы, оказаться одной из немногих женщин на самой верхушке этой пирамиды, занять отдельный угловой офис, где бы она сражалась, играла в жесткие игры с парнями. Там у нее был бы секретарь, помощник, несколько юристов-выпускников на подхвате, водитель по вызову, золотая кредитная карточка и дизайнерский гардероб. Лишь тогда сто четыре тяжелые рабочие недели могли бы превратиться в нечто стоящее. Она зарабатывала бы минимум два миллиона в год, пробыла бы на этой должности лет двадцать, потом вышла на пенсию и путешествовала по миру. А где-то на этом пути могла бы подцепить мужа, обзавестись парой ребятишек, и тогда можно было бы считать, что жизнь удалась.
Но все эти планы превратились в прах.
Они с Изабель договорились выпить мартини в холле отеля «Мерсер», в четырех кварталах от ее дома. Пригласили и Бена, но тот недавно женился, к тому же был не в настроении. Отправка в вынужденный неоплачиваемый отпуск по-разному отражалась на людях. Саманта старалась вообще не зацикливаться на этом, строила планы, как выжить. Ей повезло, у нее не было долгов за обучение. У родителей оказалось достаточно денег, чтоб дать ей отличное образование. А вот Изабель просто задыхалась под грудой старых долгов и с ужасом смотрела на будущее. Жадно пила мартини, и спиртное быстро ударило ей в голову.
– Я без зарплаты и года не протяну, – нервно сказала она. – А ты?
– Ну, возможно, – ответила Саманта. – Если экономить на всем, питаться только супом, как-нибудь продержусь. И из города уезжать не собираюсь.
– У меня не получится, – грустно заметила Изабель и отпила еще глоток. – Знаю одного парня из отдела судопроизводства. Его отправили в отпуск в прошлую пятницу. Так вот, он обзвонил пять некоммерческих организаций, и везде ему говорили, что место уже занято. Можешь представить? Тогда он позвонил в службу занятости и устроил скандал, и там сказали, что продолжают работать над списками, отправляют запросы в разные некоммерческие организации в поисках самых низкооплачиваемых должностей. Мало того, что нас увольняют, эта их схема по трудоустройству ни черта не работает. И никому мы не нужны, даже если согласимся работать вообще бесплатно. Плохи наши дела.
Саманта отпила маленький глоток, подержала жидкость на языке, почувствовала легкое онемение.
– Я не намерена соглашаться на этот чертов отпуск.
– А как же тогда медицинская страховка? Хочешь остаться голой и совсем незащищенной?
– Может, и хочу.
– Но если заболеешь, тогда вообще все потеряешь.
– Терять особенно нечего.
– Но это просто глупо, Сэм! – Последовал еще один глоток мартини, на этот раз поменьше. – Выходит, ты напрочь отказываешься от блестящих перспектив в «Скалли энд Першинг»?
– Фирма от меня отказалась. Я ей не нужна, как и ты, и многие другие. Надо найти место работы получше, придумать лучший способ зарабатывать на жизнь.
– Давай за это и выпьем.
Возникла официантка, и они заказали по еще одному мартини.
Глава 3
Саманта проспала часов двенадцать и проснулась с желанием немедленно уехать из этого города. Лежа в постели и разглядывая старые деревянные лучи перекрытий на потолке, она вдруг поняла, что не выезжала с Манхэттена вот уже семь недель. Долгий августовский уик-энд в Саутхемптоне бесцеремонно прервал Энди Грабмен, и вместо того чтоб отсыпаться и ходить на вечеринки, всю субботу и воскресенье она корпела в офисе, перечитывая и анализируя пачку контрактов в фут толщиной.
Семь недель. Она быстро приняла душ, запихала в чемодан самое необходимое и ровно в десять утра села в поезд на Пенн-стейшн, перед этим отправив голосовое сообщение на мобильник Блит. Она едет в округ Колумбия на несколько дней. «Позвони, если тебя вышибут с работы».
Поезд катил по Нью-Джерси, и тут ею овладело любопытство. Она отправила имейл в Фонд защиты озера Эри, а потом еще один – в приют для женщин в Питсбурге. Прошло минут тридцать. Никто не отвечал, она читала «Таймс». Ни слова о массовом кровопускании в «Скалли энд Першинг», хотя разговоры об экономическом спаде не стихали. Массовые увольнения в финансовых учреждениях. Одни банки отказываются выдавать кредиты, другие просто закрываются. Конгресс гоняется за собственным хвостом. Обама во всем винит Буша. Маккейн/Пейлин[4 - Сара Пейлин – американский политик, была губернатором Аляски с 2006 по 2009 г.] возлагают ответственность на демократов. Она проверила почту в ноутбуке и увидела еще одно сообщение от неунывающей Анны из службы занятости. Образовалось шесть новых вакансий в некоммерческих организациях. Так что добро пожаловать на работу!
Из женского приюта пришло очень вежливое сообщение. Они благодарили мисс Кофер за проявленный интерес, но место, к сожалению, уже занято. Через пять минут храбрые ребята, борющиеся за спасение озера Эри, ответили примерно так же. Саманта приняла вызов, отослала имейлы по пяти новым адресам, возникшим в списке Анны, затем отправила сообщение ей самой, в котором вежливо советовала тщательнее проверять данные. Где-то на полпути между Филадельфией и Уилмингтоном защитники болот в Луизиане сказали ей «нет». Проект под названием «Сохраним невинность» из Джорджии – тоже. «Иммигрантские инициативы» в Тампе ответили отказом. Не осталось вакансий в «Клиринговой палате по контролю за вынесением и исполнением смертных приговоров», а также в «Бесплатной юридической помощи» из Сент-Луиса. Нет, но огромное вам спасибо за проявленный интерес. Все вакансии уже заняты.
Семь организаций, а результат ноль. Даже волонтером никуда не устроишься!
Выйдя из поезда на вокзале «Юнион-стейшн», располагавшемся неподалеку от Капитолия, она взяла такси, уютно устроилась на заднем сиденье и смотрела в окно, пока машина пробиралась в потоке. Куда ни глянь, правительственные здания тянутся квартал за кварталом, штаб-квартиры тысяч разных организаций и ассоциаций, затем пошли отели, сверкающие новенькие кондоминиумы, просторные офисные здания, битком набитые юристами и лоббистами. Тротуары так и кишат людьми, все куда-то торопятся, снуют взад-вперед, стремятся преуспеть в своем бизнесе в то время, как мир повис на краю пропасти. Первые двадцать два года жизни она провела в округе Колумбия, но сейчас эта жизнь казалось ей такой скучной! Нет, разумеется, она привлекала талантливых и умных молодых людей, но все они говорили только о политике и недвижимости. Лоббисты – вот худшая человеческая порода. Их расплодилось просто немерено, по численности они превосходили юристов и политиков, вместе взятых, именно они и правили этим городом. Это они главенствовали в конгрессе и контролировали денежные потоки и за коктейлями и обедами до смерти утомляли вас подробностями своих последних героических усилий по обеспечению населения свининой или переписки какой-то закорючки в налоговом законодательстве. Все друзья ее детства и однокашники по Джорджтауну получали зарплату, к которой были приплюсованы федеральные доллары. Да что там далеко ходить, ее мать получала 145 тысяч в год, работая юристом в Министерстве юстиции.
Саманта не знала, как именно зарабатывает деньги отец. Она решила вначале заехать к нему. Мама торчала на службе весь день, до темноты домой точно не вернется. Саманта заскочила на квартиру к матери, оставила там чемодан, потом на том же такси поехала через Потомак в так называемый Старый город в Александрии. Отец уже ждал, встретил ее улыбкой и крепкими объятиями. Он успел переехать в куда более симпатичное новое здание и переименовать свою фирму в «Кофер групп».
– Звучит как шайка лоббистов, – заметила Саманта, оглядывая просторную приемную.
– О нет, – возразил ей Маршал. – Мы стараемся держаться от этого цирка подальше. – И он махнул рукой в сторону окна с таким видом, точно считал весь округ Колумбия каким-то гетто. Затем они двинулись по коридору, и он распахивал двери и показывал маленькие офисы.
Так чем именно ты занимаешься, папочка? Но она решила отложить этот вопрос на потом. Он провел ее в просторный угловой кабинет с видом на реку Потомак, правда, отдаленным, но не таким, как у Энди Грабмена из той, уже прежней ее жизни. Они уселись в кожаные кресла за журнальным столиком, отец попросил секретаршу принести кофе.
– Ну, как ты? – с искренним беспокойством спросил он и положил ей руку на колено, точно она только что упала с лестницы.
– Я в порядке, – ответила Саманта и вдруг почувствовала, что в горле встал ком. «Держись, не позволяй себе этого». Она сглотнула и продолжила: – Это произошло так внезапно. Месяц назад дела шли просто прекрасно, все катилось по накатанной дорожке, никаких проблем. Да, работы было много, но ведь любая такая контора – это соковыжималка, сам знаешь. А потом вдруг поползли слухи. Отдаленный бой барабанов, возвещающий об опасности. Ну а затем все рухнуло. Так неожиданно.
– Да, именно. Прямо как гром среди ясного неба.
Секретарша внесла кофе на подносе, поставила на столик и затворила за собой дверь.
– Читала Тротмена? – спросил он.
– Кого?
– Раз в неделю публикует аналитические заметки в прессе о рынках и политике. Вот уже какое-то время живет здесь, в округе Колумбия, и очень хорош в своем деле. Полгода тому назад предсказал кризис банковской ипотечной системы, написал, что предпосылки к нему складывались годами, ну и так далее. Говорил, что этот пузырь непременно лопнет и тогда наступит масштабная рецессия. И посоветовал всем игрокам уходить с рынков, со всех рынков.
– И ты ушел?
– Ну, вообще-то я никогда не был привязан к рынкам. А если б и был, вряд ли последовал бы его совету. Ведь полгода назад все мы жили в счастливом заблуждении, что все стабильно, что цены на недвижимость никогда не упадут. Кредиты были дешевы, как грязь, все кругом только и делали, что брали займы. Пределов не было.
– Ну а что теперь говорит Тротмен?
– Не ликует по поводу своей правоты, просто советует властям, что надо делать. Он предсказал масштабную рецессию и мировой финансовый кризис, но непохожий на депрессию 1929 года. Он считает, что рынки рухнут наполовину, сильно возрастет безработица, выборы в ноябре выиграют демократы, пара крупных банков обанкротятся, в обществе будут царить страх и неуверенность, но мировая экономика выживет. А что говорят у вас, на Уолл-стрит? Ведь ты находишься в самой гуще событий. Вернее, находилась.
На нем были черные мокасины с кисточками – любимая его обувь. Темный костюм, возможно, пошит на заказ, как и в те дни, когда он процветал. Из камвольной шерсти, очень дорогой. Шелковый галстук с безупречным узлом, на манжетах запонки. Когда Саманта впервые навестила отца в тюрьме, на нем была рубашка цвета хаки и грязно-оливковый комбинезон, стандартная тюремная роба, и он жаловался, что жутко скучает по своему привычному гардеробу. Маршал Кофер всегда любил хорошую одежду, и вот теперь, судя по всему, вновь мог тратить на нее немало денег.
– Да ничего, только паника, – сказала она. – Вчера, если верить «Таймс», двое покончили самоубийством.
– Да, кстати, а ты завтракала?
– Съела сандвич в поезде.
– Тогда приглашаю тебя пообедать.
– Сегодня обещала пообедать с мамой, а вот завтра можем пойти с тобой на ленч.
– Договорились. Ну как там Карен? – спросил он.
Послушать его, так можно подумать, что родители по-приятельски болтают по телефону минимум раз в месяц. А по словам матери, созванивались они не чаще раза в год. Маршал хотел бы наладить дружеские отношения с бывшей супругой, но у Карен всегда находилась отговорка – слишком занята. И Саманта никогда не пыталась установить между ними перемирие.
– Думаю, что в полном порядке. Много работы и все такое прочее.
– С кем-нибудь встречается?
– Я не спрашиваю. Ну а у тебя как на личном фронте?
Молодая и хорошенькая помощница бросила Маршала через два месяца после того, как он оказался тюрьме, так что он уже много лет жил в одиночестве. В одиночестве, но редко один. Ему было уже почти шестьдесят – все еще крепкий стройный мужчина с красивой сединой в волосах и сражающей наповал улыбкой.
– О, я все еще в игре, – ответил он со смешком. – Ну а ты? Есть кто стоящий на примете?
– Нет, пап, боюсь, что нет. Последние три года словно в пещере прожила. И жизнь пролетала мимо. Мне двадцать девять, и я вновь превратилась в девственницу.
– Нечего было поступать на эту работу. Ты здесь надолго?
– Только что приехала. Так что пока не знаю. Я говорила тебе об этой их схеме, отпуске без содержания. Так вот, думаю отказаться.
– Иными словами, ты добровольно уходишь на год, а потом можешь поступить на ту же работу в той же должности?
– Ну да, вроде того.
– Плохо пахнет. Ты ведь не доверяешь этим ребятам, верно?
