Огненная Канарейка: Начало

GrininSM

Огненная Канарейка: Начало

Глава 1. Последнее разрешение

Гул вентиляции в модуле «Аркад» был ровным, почти гипнотическим – фоновым пульсом цивилизации на краю хаоса. Стены из термостойкого сплава отражали нейтрально-белый свет потолочных панелей, а в воздухе витал привычный для базы КОМ коктейль запахов: озон от систем жизнеобеспечения, раскалённый пластик и холодный металл. Всё здесь подчинялось порядку: минималистичная мебель, герметичные шлюзы, серо-стальные поверхности с редкими вкраплениями сигнального оранжевого – цвета аварийных систем и напоминания о том, что за пределами «Аркада» царит не природа, а стихия. Командный центр, встроенный в модульную структуру базы, служил последним оплотом разума перед погружением в «зону ночной недоступности». Здесь не было ни украшений, ни личных вещей – только тактические планшеты, дисплеи с данными и журналы операций. «Аркад» не был домом. Он был рубежом.

В этом пространстве, где каждый звук имел значение, а каждый жест – вес, стоял человек, чьё присутствие уже само по себе нарушало привычный порядок.

Дэвид Нортон стоял у дисплея с картой Плоскогорья Огненных змей, его пальцы в перчатках тактического комплекта едва касались стекла. Он не смотрел на цифры – приборы молчали, как и всегда в этой зоне. Но он чувствовал бугры: не как угрозу, а как ритм. Хладнокровный, аналитичный, наделённый «острым чутьём», он не верил в легенды, но и не отвергал их – он знал: то, что не фиксируют датчики, может быть важнее всего. Его статус наблюдателя из экспертной группы штаба Корпорации Освоения Меркурия – КОМ, единственной структуры, управляющей колонизацией планеты, давал доступ к информации, но не к действию. А сейчас требовалось именно действие.

Ричард Бэчелор наблюдал за ним из-за пульта командования, скрестив руки. Его лицо оставалось непроницаемым – как и положено начальнику штаба.

Именно это молчаливое противостояние – между тем, кто видит, и тем, кто решает – определяло всё, что должно было произойти дальше.

Дэвид Нортон стремился добиться разрешения на участие в операции «Конкиста» – официальной разведывательной экспедиции КОМ, направленной на прокладку безопасного маршрута через Плоскогорье Огненных змей к недавно обнаруженному месторождению иридия «Нежданное». Он знал: без прямого контакта с аномалией, без ощущения её пульса в вибрации грунта и статике в наушниках, невозможно проложить безопасный путь. Его цель – перейти от интерпретации данных к их созданию.

Но путь к этому переходу был загорожен не личной неприязнью, а железной логикой протоколов.

Дэвид направился к командному пульту, где Ричард Бэчелор просматривал финальный отчёт по подготовке к «Конкисте». Операция была одобрена: месторождение иридия «Нежданное» требовало срочной разведки, а подразделение «Мангуст» уже готовилось к вылету с «Платформы „Патерна-9“». Но в списке участников значились только десантники, пилот и геофизик Бакулина. Дэвида там не было.

Препятствием служил не личный отказ, а официальный статус Плоскогорья как «зоны ночной недоступности» – запрет, введённый после гибели четырёх меркуриологов и уничтожения двух шаттлов. Согласно протоколам КОМ, в такую зону допускались только боевые подразделения с чёткой тактической задачей, но не гражданские эксперты, даже из штаба. Администрация считала, что любое присутствие «непрофильного персонала» увеличивает риски.

Но Дэвид знал: без его интуиции, без его способности видеть то, что упускают приборы, «Мангуст» пойдёт вслепую – и повторит трагедию. Он не просил разрешения ради любопытства. Он предлагал инструмент выживания.

Тем не менее, бюрократический барьер был почти непреодолим: формально, его присутствие нарушало три пункта Устава КОМ по безопасности в аномальных зонах. И только личное решение Бэчелора могло отменить запрет.

В этот момент молчание между ними стало плотным, как герметичная перегородка.

– Ты не в списке, Дэйв, – сказал Бэчелор, не отрываясь от экрана.

– Я знаю. Но «Конкиста» пойдёт по старым координатам. А там – энергетические бугры в фазе накопления. Они не разрядились утром. Значит, энергия ещё в них.

– Геофизические датчики ничего не фиксируют.

– Потому что они мертвы. Как и в прошлый раз. Вы же сами слушали записи бортовых самописцев: «Приборы – ноль. Но земля дрожит».

Бэчелор наконец поднял глаза.

– Ты хочешь сказать, что чувствуешь то, чего нет в данных?

– Я хочу сказать, что данные молчат. А я слышу.

– Это не аргумент для протокола.

– Это аргумент для выживания. Если «Мангуст» войдёт туда без меня, они потеряют «Скарабей» на первом же бугре. А может – и людей.

Бэчелор помолчал. Вентиляция гудела, как будто планета дышала за стенами.

– Ты понимаешь, что если тебя включат в миссию, ты несёшь полную ответственность за маршрут?

– Я уже несу её. Просто молча.

– Хорошо. Будешь полевым наблюдателем. Но если хоть один маяк будет поставлен неверно – ты отвечаешь головой.

– Согласен.

Слова повисли в воздухе, но уже не как угроза – как клятва. И в ту же секунду всё изменилось.

Через десять минут приказ был внесён в электронный оперативный журнал: «Нортон Д. – включён в состав операции „Конкиста“ в статусе полевого наблюдателя с правом прокладки маршрута». Операция перешла из фазы планирования в фазу комплектования. В шлюзовом узле начали выдавать тактические комплекты, а на дисплее появилась новая строка: «Маршрут – под контролем Нортона».

Для КОМ месторождение иридия «Нежданное» было не просто геологической удачей – оно было последней надеждой. Иридий, редчайший из стратегических металлов, требовался для создания устойчивых к корональным бурям навигационных ядер – без них дальнее освоение Солнечной системы останавливалось. Запасы на Земле и Марсе истощались, а новые источники не находили. «Нежданное» содержало концентрацию, достаточную на десятилетия вперёд. Но чтобы добраться до него, нужно было пройти сквозь то, что считалось непроходимым. Иначе – колониальная экономика замедлится, а флот КОМ окажется слепым перед лицом солнечной ярости.