Ловец мгновений

скачать книгу бесплатно


Не поднимаясь с колен, огляделся. Не позволяя себе остановиться, отдышаться, поразмыслить, побрёл вперед, внимательно глядя под ноги, стараясь держаться кочек и островков желтой высохшей травы. Выбирал чернеющий впереди силуэт сухого дерева и шел на него. Куда? Просто шел… Наконец, вспомнил: шест, палка! Подобрал валявшийся в воде ствол молодой березки, долго и мучительно обламывал оставшиеся на ней ветки. Несколько раз потыкал перед собой и бросил. Одной рукой – тяжело, неудобно.

Шел медленно, аккуратно переставляя ноги, старался, чтобы не было всплесков – звуки по воде ой как далеко разносятся – и всё же не удержался, споткнулся о кочку и завалился в воду, на бок. Хрипло дыша сел в мокрую траву на ближайшем, выступающем из воды островке, с удивлением огляделся и только сейчас до конца понял бессмысленность затеи – болото не выпустит.

Болото простиралось во все стороны без конца и края – черное, неуютное, тревожное. Хотя нет, там, откуда пришел, в темноте светилась маленькая яркая точка.

«А! Значит, правильно всё рассчитал, в болото на ночь глядя они не сунулись, будут ждать утра. Думают, что и я не рискну. Вот вам! Если смогу ещё пройти километр или два – хрен вы меня достанете».

Он не хотел, не мог себе представить, что будет делать один посреди болота, и главное, даже при самых благоприятных обстоятельствах, если выберется, то куда выйдет? Сейчас он ставил перед собой простейшие задачи: подняться на ноги; дойти вон до того дерева, корявая вершина которого маячит на горизонте; дошел? давай дальше, вон до следующего.

Наступил момент, когда понял, что больше идти не может.

С сожалением смотрел на чернеющий вдали ствол сухого дерева, до которого намеревался дойти, вздохнул и, с трудом переставляя ноги, побрёл к ближайшему островку с кособокой берёзкой посередине.

Опустившись на колени, c шумом втягивал ртом гнилую воду. Напился и сел, привалившись спиной к тонкому стволу. Сейчас важно было не потерять направление и не пойти назад. Поэтому, худо-бедно попытался запомнить характерные особенности деревьев, используя их в качестве ориентиров, и только после этого облегченно закрыл глаза – понеслись багровые круги на черном фоне.

Расслабленно сидел, пытаясь ни о чем не думать, но усталость ещё не до конца победила возбуждение от пережитого. Мысленно, вновь и вновь, возвращался назад: видел лодку; сорванный выстрелом капюшон; как она легко и покорно падает в воду… вот он, спотыкаясь и перелезая через поваленные деревья, ломится по лесу, не зная куда, лишь бы подальше от реки, от голосов, что доносятся сзади, рвёт на ходу подол майки, выпростав её из-под ремня, а она всё не рвётся, а он всё дергает и дергает… вот она, прикрывается рукой и морщится, размешивая оструганной палкой макароны в котелке, – дым от костра попадает в глаза; а вот…

Калейдоскоп. Цветные картинки, не связанные между собой…

Он не хотел сейчас копаться в себе, знал, что допустил ошибку, не уследил за ситуацией – она умерла… Вина его и только его… Он тоже, наверное, долго не протянет, поэтому сейчас не хотел думать о ней. Сейчас надо было попытаться уцепиться за собственную жизнь, попробовать ещё потрепыхаться, не опускать руки, бороться. Но тоска заливала, топила… Ведь она беспрекословно повиновалась, доверяла ему, и не только здесь, в этой так кошмарно сложившейся поездке, но и по жизни верила в него. Как же он мог так лопухнуться?

«Супермен хренов, Рембо недоделанный – поддался, повёлся на восторженные взгляды молоденькой девчонки – всё из головы вылетело. Идиот! А, ладно, хватит об этом».

Сколько он так просидел – неизвестно. Сейчас его существование протекало вне времени.

Вынырнул из сладостного светлого полузабытья, когда что-то стремительное – птица – сова, наверное, – черной тенью, расталкивая вокруг себя воздух, пронеслась рядом, низко и канула в темноту.

Вздрогнув от неожиданности, медленно и изумлённо возвращался в своё тоскливое и болезненное одиночество.

Ночь заполнила, залила пространство вязкой чернотой, и только впереди, на горизонте сияла, манила к себе серая тонкая полоска – то ли гаснущий закат, то ли зарождавшийся рассвет.

«Надо подняться и идти. Надо… Куда и зачем? Руку совсем не чувствую. Гангрена какая-нибудь начнётся… Как хорошо здесь сидеть, не двигаясь, закрыв глаза, надеясь, что провалишься опять туда, в забытьё, где светит солнце, нет забот и жизнь протекает плавно и радостно…

Вставай, давай!»

Впереди, на фоне светлой полосы, коряво тянулись ввысь высохшие стволы деревьев, а чуть сбоку, относительно выбранного им направления, чётко выделялся один – прямой и ровный – тонкой иглой устремившийся вверх. Куда идти, в принципе, было безразлично – огонёк от костра преследователей давно пропал из виду…

Он зацепился мыслью за странную «иглу» на горизонте – хоть какая-то цель – дойти, посмотреть…

Сразу и не заметил, что под ногами пошла твёрдая поверхность. Всё так же хлюпала вода под сапогами, но почва перестала быть вязкой, засасывающей – была твёрдой, ровной. В другой ситуации, не будь он таким усталым и раздавленным, это бы заинтересовало, но сейчас просто тупо отметил про себя эти изменения, ничему не удивляясь и ничего толком не воспринимая.

До «иглы», как он назвал для себя это странное дерево, оставалось несколько десятков метров, и оно всё больше и больше напоминало обычный столб с остроконечной длинной верхушкой, искусственно изготовленный и непонятно зачем установленный здесь.

И ещё, он обратил внимание, как постепенно всё менялось вокруг – просто отметил, не анализируя, не стараясь понять. Шел по гладкой и ровной поверхности, напоминавшей скальное основание, непонятно, с точки зрения геологии, как очутившейся среди этого бескрайнего болота. Воды под ногами не было – сухо. Столб проблёскивал в темноте гладкой, черной поверхностью. А главное, та светлая полоса, что он принял за отголосок заката или начинавшегося рассвета, была внизу, почти на уровне земли, совсем близко и сейчас всё больше и больше напоминала полоску света, вырвавшуюся из-под неплотно прикрытой двери.

Всё вокруг было непонятным, но исчезла тревога… Пришло опустошенное спокойствие.

Потрогал, провёл рукой по гладкой и холодной поверхности столба. Металл или полированный камень – в темноте не разберёшь.

«Откуда он здесь? Кто и зачем поставил?»

Сел, привалившись спиной, пошарил руками вокруг себя. Поверхность, на которой сидел, гладкая, ровная, холодная, как у столба.

«Странно всё это… Неужели люди? Может «вояки»? Чего они только на Севере не понастроили – секретного и таинственного… Ведь, на первый взгляд, совершенно бессмысленное сооружение…»

Сидел, смотрел на свет впереди, а вокруг осязаемо клубилась влажная тяжелая темнота.

Хотелось пить, но возвращаться к воде не стал. Охая и постанывая, поднялся, покачиваясь пошел в направлении светлой полосы впереди, не сразу сообразив, что это был последний ориентир в сгустившейся темноте. Больше ориентиров не стало.

Шел легко, это не болото, и только было приноровился, пошел, механически переставляя ноги, не контролируя каждый шаг, как вдруг почувствовал, что стала затекать спина, шея, сильнее заболело плечо. Остановился и с удивлением обнаружил, что стоит, сгорбившись, вобрав голову в плечи, физически ощущая вязкое давление темноты. Нет, выпрямиться он мог, но при этом сила, что еле заметно давила на плечи, пригибала к земле, только увеличивалась. Разлившаяся вокруг темнота сейчас напоминала тяжелое ватное одеяло, придавливающее своим весом к земле всё живое. И можно напрячься, приподнять малую часть, только зачем? – огромная тёмная плоскость, что раскинулась вокруг, жила по своим законам, требовала подчинения.

Десяток шагов по направлению к свету, и тяжесть, навалившаяся на плечи, возросла.

И всё же он шел… Сначала, согнувшись в три погибели, потом встал на колени и, помогая себе здоровой рукой, по-крабьи, боком, упорно и одержимо стремился достичь светлой полосы. Время от времени, пробовал приподнять тяжесть, что давила сверху, – получалось, и это успокаивало, придавало силы, но долго находиться в таком положении было бессмысленно, поэтому пригибался всё ниже и ниже и, наконец, пополз, неуклюже, боком, стараясь не потревожить больное плечо.

Вот он, свет – яркий, белый, неживой!

Рывком протиснулся, прополз, распластавшись, в эту светлую щель.

Лежал с закрытыми глазами – нестерпимо ярко вокруг, после долгих часов блуждания в темноте. Дышал тяжело, со всхлипом.

Не сказать, что он удивился – подспудно давно ожидал увидеть нечто подобное, не укладывающееся в голове, фантастическое… Предшествующие события настолько измотали психику, что душа закостенела, не поддавалась на внешние воздействия.

Яркий молочно-белый свет разливался вокруг. Неба не было – был свет…

Он лежал на краю огромной чаши, воронки, кратера? Нет слов, чтобы правильно определить и описать это огромное сооружение, раскинувшееся перед ним. Край чаши, из гладкого черного камня, похожего на обсидиан, матово поблескивал уходя вниз. Он видел только часть этой огромной воронки, ближайший к нему край, – остальное терялось вдали, в едва заметной дымке, но в форме сомнений не возникало – чаша или воронка. Внизу, в центре, клубилось что-то белое, напоминавшее облака или медленно перемещающиеся сгустки тумана.

Грандиозность сооружения завораживала. Зрелище было настолько необычным, не соответствующим знаниям природных конструкций и явлений, что он воспринимал увиденное, словно во сне, отрешенно, со стороны: ну, есть такая штуковина… интересно… – но к нему она не имеет никакого отношения.

Отстранённость, спокойствие и умиротворение. Даже плечо перестало болеть. Расслабленно лежал, прикрыв глаза от яркого света рукой, на краю громадной воронки, лениво убеждая себя, что скорее всего это сон, что вот сейчас он очнется и снова надо будет заставить себя подняться и брести по бесконечному болоту, спотыкаясь о торчащие из-под воды кочки, что пора бы, наверное, закончить этот истеричный побег в никуда самому, волевым усилием…