скачать книгу бесплатно
Карьерист
Дмитрий Васильевич Григорович
Дмитрий Васильевич Григорович
Карьерист
Очерк
Я познакомился с ним в гимназии, где мы вместе учились. Тогда еще стал он обращать на себя внимание товарищей. Ничем не отличаясь, по-видимому, от других мальчиков, маленький Ягозин (так его звали) всегда, между тем, был отличаем начальниками. В конце первого года он так подружился с сыном директора, что был принят у последнего наравне с сыном, ставился даже в пример ему. Директорша была без памяти от маленького Ягозина.
Помню, раз, в начале лета, нескольких воспитанников взяли на дачу. Мы разбежались немедленно по лесу и начали объедаться земляникой. Ягозин не съел ягодки: тщательно выбирая кусточки с лучшими ягодами, он составил из них маленький букет, перевязал его красиво ниточкой и, тайно ускользнув от нас, вернулся на дачу и преподнес свой букет директорше; мы узнали об этом после, во время обеда, от самой начальницы.
Шестнадцати лет можно было его видеть в день именин директора сидящим за роялем рядом с его дочерью и разыгрывающим в четыре руки какую-то сонату, нарочно сочиненную для этого торжественного случая.
Откуда взялись вдруг музыкальные способности? Где выучился он играть? Где, наконец, нашел для этого время?… Все это оставалось совершенно покрыто мраком.
Вечером, в тот же день, во время бала, он танцевал с такою ловкостью, с таким юношеским увлечением вскрикивал: Les dames en avant, s'il vous plait, – что решительно обворожил всех присутствующих.
Мы перешли затем в университет и провели там с грехом пополам четыре года. Учились мы посредственно.
После выпускного экзамена все разбрелись в разные стороны: Ягозин остался в Петербурге и был немедленно кем-то определен на действительную службу.
Тут на некоторое время я потерял его из виду. Но прошло три-четыре года, я узнал – он сделался необходимым лицом у новой своей начальницы: состоял, должно быть, по особым поручениям. Мимо службы он занимал еще место секретаря двух дамских благотворительных комитетов: одного – «имеющего целью снабжение даровым мылом бедных трубочистов», другого – «по снабжению нюхательным табаком бедных слепых старух»; сверх того он управлял танцами чуть ли не на всех балах столицы.
Встретясь с ним в этот период его жизни, я выразил наивно удивление: каким образом ухитрился он, чтобы проникнуть так скоро в большой свет.
– Любезный друг! – возразил он, прищуриваясь и посматривая куда-то своими серыми глазками (что доказывало, что в эту минуту он вовсе обо мне не думал), – любезный друг! надо провинчиваться в люди, il faut se pousser au monde!… – прибавил он и быстро пустился догонять какого-то важного сановника, проходившего по другой стороне улицы.
Не знаю, в чем собственно заключались служебные обязанности Ягозина; я встречал его всюду, на всех пунктах, где только в урочный час показывается «высшее дворянство», как печаталось когда-то в афишах увеселительных садов: на Дворцовой набережной, на мостках Летнего сада, в соборах при торжественных молебствиях (больше, впрочем, на виду при выходе из церкви), в ложах театра во время антрактов, в креслах во время представления, на вечерах играющим вместе со старушками, на балах танцующим всегда в видной паре. Там имел он почтительный, какой-то наклоненный вид; здесь, во время танцев, лицо его отражало юношескую восторженность… подпрыгивая и перевертываясь с замечательною ловкостью, он и здесь, впрочем, в танцах, находил возможность придавать лицу что-то солидное, сдержанное и почтительное, когда проносился мимо особ существенного веса; словом, он был везде, поспевал всюду, являлся во всех видах, так что меня нимало бы не удивило, если б сказали, что, подобно знаменитому Пинетти, он в одну и ту же минуту выехал из всех застав Петербурга.
