скачать книгу бесплатно
А вот весьма интересный взгляд из сегодняшнего дня профессионального филолога и писателя Олеся Бузины на реформатора украинского языка М. Грушевского:
«Фактологическая строгость, тем не менее, вынуждает нас признать – украинскому языку Михаил Сергеевич так и не научится. До конца жизни русским он будет владеть куда более свободно. Любая бумажка, написанная им на «великом и могучем», вполне удобочитаемая. Конечно, не Пушкин. Но нигде – ни в полиции, ни в университете на непонимание Грушевского не жаловались.
Украинские же «перлы» академика звучат как наглая издевка над «солов’iною мовою». Читая Грушевского, и не поверишь, что она вторая по благозвучности после итальянской.
…Но что вы хотите от человека, честно признавшегося, что он плохо владеет украинским языком! Попробуйте-ка сами написать историю папуасов, не зная папуасского. Не получается? То-то и оно…».
Вывод Нечуй-Левицкого о том, что «галицкая агитация вредит нам больше, чем цензура», актуален и в наши дни. Полонизацию современного украинского языка вопреки здравому смыслу пытаются продолжить и сейчас. Известный в науке «принцип актуализма» может в значительной мере объяснить процесс полонизации украинского языка, растянувшийся на столетия. Ключ к пониманию этого процесса легко увидеть в упорных стремлениях отдалить украинский язык от русского путем искусственного введения «новых» слов, практически совпадающих с устоявшимися словами в польском языке. В литературе приводятся следующие примеры подобного «новояза»: слово «генератор» предлагают заменить на слово «витворець» (в польском – «wytwornica»); коммутатор – на слово «перелучник» (в польском – «przeluchnick»); реостат – на слово «опiрниця» (в польском – «opornic»); спортсмен – на «спортовець», как и в польском, и т.д.. Это словотворчество доходит до абсурда. К примеру, желание заменить слово «аэропорт» на нечто иное натолкнулось на неожиданное совпадение с таким же звучанием этого слова в польском языке. Но «упертых» словотворцев это не остановило, и они предложили заменить его на слово «летовище»…
Следует, однако, быть объективным и замечать в украинском языке не только полонизмы, но и исконно русские слова, которые в русском-то языке уже давно заменены на слова иностранного происхождения. К примеру, украинское слово «друкарня», что по-русски означает «типография». У советского украинского поэта Павла Тычины можно прочесть такие строки:
Не на Рейнi, не на Марнi —
В МТС пошлем друкарнi.
Остается, правда, вопрос – зачем в МТС (Машинно-Тракторные Станции) посылать типографии, и причем здесь европейские реки Рейн и Марна? Советский патриотизм, однако, диктовал и не такие тексты, которые изучались в школах… У академика Павла Тычины были, правда, и другие, очень неплохие, стихи. Но социальный заказ и личный интерес творили с людьми прямо-таки чудеса. К примеру, отметившийся в ранней молодости среди петлюровцев украинский поэт Владимир Сосюра свою поэму о гайдамаках перелицевал под комсомольцев и был обласкан советской властью, получив награды и почетные звания.
О том, что предки нынешних украинцев говорили на русском языке и, более того, считались русскими, свидетельствует множество источников, ссылки на которые имеются в обширной литературе.
К явно негативному влиянию Галиции на Украину (здесь не описка – обе эти территории так и назывались в упомянутой работе Нечуй-Левицкого) настороженно относились не только украинские литераторы и деятели культуры. Вот мнение гетмана П. Скоропадского, который был категорически против предложения западноукраинских лидеров об отторжении от России:
«Великороссы и наши украинцы создали общими усилиями русскую науку, русскую литературу, музыку и художество, и отказываться от этого своего высокого и хорошего для того, чтобы взять то убожество, которое нам, украинцам, так любезно предлагают галичане, просто смешно и немыслимо… Я считаю бессмысленным и гибельным для Украины оторваться от России, особенно в культурном отношении».
Интеллигенция украинских больших городов традиционно двуязычна, и это не противоречит преобладанию в них украинского национального типа, многими десятилетиями подпитываемого выходцами из окружающих мест. Во множестве этнически смешанных семей переплелись ментальности украинского, русского и польского народов. Пласты мировой культуры жителям были доступны, главным образом, в русских переводах. Украинская интеллигенция опирается на эти пласты и на многонациональную русскую культуры. Поэтому идеологическая борьба, нацеленная на разрушение сложившихся традиций украинцев и россиян, обречена на провал. Достаточно в качестве примера привести творчество русскоязычного писателя Н. В. Гоголя, произведения которого пронизаны ярко выраженной украинской ментальностью. Так к каким писателям его отнести, следуя «свидомым» украинцам, – к русским или украинским?
Стремление иных лидеров современной украинской элиты (главным образом – «нацарювавшихся» нуворишей) угодить своим заокеанским хозяевам не знает меры. Проявляется оно, к примеру, в парадоксальном и явно авантюрном призыве к замене русского языка английским. Мнение украинского ученого Ивана Дзюбы по поводу попыток вытеснения российской культуры возвращает многое с головы на ноги:
«Самостоятельное историческое бытие украинского народа должно быть обеспечено культурно, иначе оно останется ущербным. Речь идет о вытеснении российской культуры (это было бы драматическим самообеднением, и в этой связи стоит сказать о неразумности новомодного украинского стереотипа о русском языке как о „языке иностранного государства“: ведь это родной язык многих украинских граждан, он с детства знаком почти всем украинцам, нравится ли это кому-то или нет, и поэтому его нынешний статус нельзя сравнивать со статусом английского или какого-либо иного), – так что, речь идет не о вытеснении российской культуры, а об оптимизации ее отношений с украинской, о сбалансировании ее присутствия – присутствия других мировых культур. Главное же – конкурентоспособность самой украинской культуры, ее способность задавать тон интеллектуальной и культурной жизни своего общества, адаптировать для общества мировую культурную реальность. Только тогда надежно изменится взаимоотношение между потенциалами обеих культур в целом и в самой Украине».
А пока же парадоксы нынешней украинской языковой политики проявляются в том, что она приводит не к оптимальному разрешению бесспорно существующих языковых проблем, а, по недомыслию, к эскалации социальных конфликтов во всех областях жизнедеятельности страны, включая ее экономику. Досужие разговоры об уникальности украинской нации на основе одного (разумеется, украинского) языка лишь увеличивают центробежные тенденции, подталкивая страну к расколу.
О парадоксах украинской культуры лучше всего судить по высказываниям самих украинцев, вполне компетентных в данном вопросе. К примеру, вот как оценивает состояние культуры в своей стране Богдан Струтинский, художественный руководитель Национальной оперетты Украины:
«Культура и парадоксы. Эти два понятия на Украине почему-то всегда идут рядом. Говорят, Украина славится своими талантами. Славится! Но, к сожалению, не для нашей власти. Мы постоянно сталкиваемся с тем, что ей достается слава, когда едут за границу. Туда не везут достижения химической промышленности, машиностроительной, например. За границу с собой берут представителей искусства, ведь Украина имеет большие достижения в области искусства, культуры. А когда возвращаются домой, о культуре не упоминают, даже в предвыборных обещаниях! Даже в высказываниях первых лиц государства ты не находишь слова «культура». Однозначно, это один из тех глобальных парадоксов, которые сегодня преследуют культуру.
…Украинскую культуру берут на щит, хвастаются, что мы – самый богатый песенный народ, и сразу же начинают ругать ее. И это происходило во все времена. Когда бездарные чиновники дорывались до власти и доводили до экономического упадка государство, они тут же бросались на культуру».
С этим мнением пересекается мнение Ивана Дзюбы:
«Непосредственное отношение к проблематике нашей культуры, ее качества и перспектив имеют те угрозы, которые вытекают из тенденции к социально-этической деградации общества. Это, прежде всего, – утрата в обществе социального стыда и совести как точнейших индикаторов социальной ответственности личности. Имеется в виду буквально кричащая комфортность самоощущения определенной прослойки шикующих субъектов на фоне массового обездоливания, забастовок, голодовок, унизительных голодных походов, самоубийств из-за безысходности. Большинство этих новоиспеченных хозяев состояния охвачено публичной демонстрацией своего роскошного образа жизни, и мало кого беспокоит убожество и нищета соотечественников, мало кого совесть побуждает приобщиться к какой-либо из форм благотворительности.
Потребность в переориентации норм социальной этики на обслуживание совести этой категории граждан породила новые пропагандистские лозунги: быть богатым – это не стыдно; чем больше богатых, тем лучше для всех; настало уже время окончательно освободиться от допотопных этических предрассудков «совка». Что ж, как говорил классик, «по форме правильно, а по сути – издевательство» (цитата из высказываний В.И.Ленина – Г.Ш.). Почему в наших условиях эти «правильные» тезисы превращаются в «издевательство», – объяснять, думается, не нужно».
С прогнозом развития культуры на Украине дело обстоит, однако, не столь плачевно, если судить по оптимистическим аналогиям культуролога Д. Фурмана, имеющего в виду богатство культурной традиции России:
«Богатство культурной традиции – далеко не всегда и не во всем преимущество.
…На Востоке первый успешный переход к современному обществу совершает не Китай, с его величайшей культурной традицией, а Япония, с культурой более молодой и «провинциальной». Может быть, нечто подобное мы видим и при сравнении России с Украиной. Само богатство и специфический характер российской культуры, формировавшейся в имперских и недемократических условиях, могут быть препятствием при решении задач построения демократии, а бедность и «плебейский» (по выражению украинского историка прошлого века М. Драгоманова – Г.Ш.) характер украинской – оказаться преимуществом».
И далее – его парадоксальный на первый взгляд вывод, касающийся «старшего брата», т. е. России:
«Старшему брату, во всяком случае, в политической сфере – труднее, чем младшему. Его сковывают вредные в новых условиях привычки прошлого. Демократия у него не получается. Это в какой-то степени унизительно. Но если мы хотим все-таки в конце концов стать нормальной, „приличной“ демократической страной, нам следует преодолеть это ощущение униженности и перестать компенсировать его фразами о том, какая мы великая держава. Надо понять, что не только размеры, но и „старшинство“ и великое прошлое – не всегда преимущества, и старшим часто нужно, преодолев стыд, идти учиться у младших».
Таким образом, целесообразным и взаимно полезным все больше становится диалог культур – русской и украинской. Это тем более важно, учитывая братское, без всяких кавычек, происхождение обоих народов. Что же касается критериев более высокой ценности одной из культур по сравнению с другой, то здесь часто имеют место явные перекосы, вытекающие из субъективных, подчас противоречивых, оценок. Вот пример такой оценки, допущенной Ильей Эренбургом, когда он на праздновании своего 70-летия торжественно заявил: «Не было в мире литературы более гуманистической, чем русская». Это не помешало ему тут же подчеркнуть: «Мне ненавистно расовое и национальное чванство. Береза может быть дороже пальмы, но не выше ее. Такая иерархия ценностей нелепа». Иван Дзюба в ответ на подобное суждение правомерно вопрошает: «А как же тогда быть с иерархией гуманности?». Возразить здесь нечего.
Влияние российской культуры на украинскую было, на взгляд И. Дзюбы, неоднозначным:
«Вопрос осложняется тем, что российская культура не была и не является для украинской просто культурой соседнего народа, как английская для французской, а также немецкая для итальянской, или наоборот. Это была культура, во-первых, этнически и языково близкого народа с низким этническим и языковым барьером, что в принципе может иметь положительные или отрицательные последствия, или и те, и другие; во-вторых, она была также и культурой имперской, которую империя насаждала силком с отчетливой политической задачей (не говоря уже о том, что массовый отток украинских талантов в российскую культуру, начиная с конца 18 века, обескровливал культуру украинскую)».
Обсуждение данного вопроса уместно завершить вполне объективным мнением Дзюбы о месте каждой из культур в самосознании украинцев и россиян:
«Конечно, украинская культура еще долго, а может, и никогда не сможет занять такого исключительного места в сознании россиян, как российская – в сознании украинцев (будем реалистами). Но, по крайней мере, какой-то необходимый минимум понимания украинского народа как самобытной частицы человечества – должен же быть? Если мы хотим быть добрыми соседями и гарантировать себя от недоразумений, – а хотим ли?».
«Безусловно, хотим», – так наверняка ответил бы каждый нормальный и доброжелательный человек.
Украинские корни: от Коломойского до Колумба и времен ветхозаветных
Происхождение фамилии Коломойского, одного из нынешних украинских олигархов, вопросов ни у кого не вызывает: предки его явно родом из украинского городка Коломыя, расположенного в Ивано-Франковской области.
А откуда родом Христофор Колумб, открывший для европейцев Америку? Вы будете смеяться, но он, по мнению одного из современных украинских историографов по имени АлександрДубина, родом оттуда же, т. е. Коломойский и Колумб – земляки. Созвучия перечисленных слов ведь для этого как бы вполне достаточно…
В России есть город Коломна, который почти на век старше, чем Коломыя. Существует мнение, что название Коломны происходит от латинского слова колонна (columna), и это даже нашло отражение в его гербе. К слову, Христофор Колумб по-испански звучит как Кристобаль Колон. И что? А то, что его фамилия пришлась бы по душе и жителям Коломны, если бы они, следуя мифотворчеству упомянутого Дубины, захотели объявить первооткрывателя Америки своим земляком. Но им этого явно не надо. А зачем это украинскому «исследователю»? А затем, чтобы обосновать право украинцев на часть золота и серебра, которое Испания вывезла из американских колоний. На полном серьезе он объявляет: «Часть этого богатства по праву принадлежит Украине, представители которой открыли Новый свет». Прочтя это и вспомнив о том, как на Украине прямо-таки в суицидальном порыве крушат памятники Ленину, одному из создателей Украины в ее нынешних границах, и возводят при этом памятники сомнительным «героям», я захотел подарить единомышленникам Дубины такую идею: водрузить на один из освободившихся пьедесталов памятник Колумбу. Учитывая же финансовые трудности страны, его бронзовую статую можно было бы выпросить у Венесуэлы, где ее в 2004 году группа сторонников Уго Чавеса сломала и увезла в неизвестном направлении из-за того, что 500 лет назад Христофор Колумб положил начало геноциду индейского населения Америки. Вот и стояли бы в современной Украине памятники махровым антисемитам, а рядышком с ними – Колумб. О еврейском происхождении легендарного мореплавателя (есть и такие мнения) можно было бы не вспоминать. Так же, как стараются не вспоминать об активном участии украинских националистов в геноциде украинских евреев…
Возникновение понятий «Украина» и «украинец» имеет крайне непростую историю. C понятиями «русский» и «украинец» имеет место путаница даже у корифея украинских историков академика Михаила Грушевского. Его причудливое и нарочитое стремление крутануть колесо истории назад так, чтобы русские много веков назад числились украинцами, просвечивает на многих страницах написанной им в 1898 году «Истории Украины-Руси», переизданной затем в виде «Иллюстрированной истории Украины». Тем не менее, об исключительной роли Украины и украинцев в человеческой истории за годы независимости этого государства написано очень много. Мифотворчеству на эту тему нет предела, и истоки его понятны. Достаточно эрудированные и психически адекватные люди воспринимают подобные тексты с должной иронией. Вот пример иронического отношения знатока данной темы Ивана Дзюбы к декларируемому украинскому мессианству:
«Разнообразные, хотя и приглушенные, отзвуки украинского мессианства можно расслышать в нынешнем духовном просторе Украины: от вновь провозглашенных представлений об исключительной роли в развале СССР (хотя вообще-то можно сказать, что российский большевизм на самом деле постоянно разбивал лоб об украинскую проблему, начиная с 1918—1919 г.г.), об исключительном посткоммунистическом пути Украины (нереализованном!) – до занятных патриотических, вульгарно-компенсаторских (на фоне комплекса заниженной самооценки) иллюзий о наших фантастических масштабов возможностях, о несравненной древности украинского этноса и его прометеевской роли как первопроходца хлеборобской цивилизации, о мировом первородстве украинского языка… (Здесь мы, правда, немного опоздали. Еще в 1799 году немецкий ученый Д.Г.Гассе доказал, что Адам и Ева говорили по-немецки. В начале 19 века венгерский ученый Иштван Хорват нашел следы венгерского языка в раю, а Йожеф Гида в 1837 году опубликовал статью «Во времена Моисея в Египте говорили по-венгерски». Их всех подправил А. Кемпе: «Бог говорил по-шведски, Адам – по-датски, а змей соблазнял Еву по-французски».
Так что, в райских кущах не звучала ни украинская, ни даже хорватская речь, несмотря на противоположные утверждения…). Достойным завершением этого направления патриотической мысли являются многочисленные публикации определенной части нашей прессы на темы пророчества знаменитого Нострадамуса о том, что новое возрождение человечества начнется с берегов Днепра. Очень своевременная и очень весомая поддержка нам в наших хлопотах с постголодоморовской, постгулаговской, постчернобыльской и даже постукраинской независимостью…».
Чего хотели украинцы 100 лет назад
Достаточно правдивая картина борьбы украинства за свое освобождение дана писателем Владимиром Винниченко, премьер-министром первого украинского государства. С изрядной долей иронии и самоиронии он, свидетель событий, детально описывает все шаги, направленные на достижение независимости, и анализирует причины краха надежд, связанных с формированием украинской государственности (Винниченко, 1920).
Февральскую революцию 1917 года украинство встретило прямо-таки с восторгом. Самодержавие, с его точки зрения, должно было отмереть с такой же неизбежностью, с какой отмирает всё, исчерпавшее свою необходимость. Война лишь ускорила этот процесс.
В преддверии революции в среде украинцев выделяли три течения, отображавших интересы своего народа:
– Украинцы, сросшиеся с российской жизнью, верили в то, что победа России в войне даст свободу и достойную жизнь всем народам империи в пределах страны. Они ориентировались на «широкую душу» российской демократии, на «гром победы», который смягчит крутой нрав царизма вплоть до степени самоуправления, до парламентаризма и воли наций, которые благословенно молчали в пределах необъятных просторов империи.
– Ориентация других украинцев была на немцев, на бессилие российской государственности и непосредственно на захват немцами территории Украины. Немецкий империализм им виделся в качестве хотя и эксплуататора, но при этом эксплуататора культурного и разумного. Он, с их точки зрения, не будет так безумно, лениво, неряшливо и нерационально грабить, как это делал царизм. Он будет заботиться о том, чтобы дойная корова была сыта и чтобы давала больше молока. Кроме того, немец – не родственник, не славянин, язык его полностью чужой, а не близок к украинскому, поэтому немец, в отличие от русских, якобы не сможет сказать, что украинец – это «разновидность» немца, и на этой основе отнимет у него право на свой язык. Так что, сторонники этой ориентации из двух бед выбирали как бы более культурную и более полезную для украинского народа.
– Третья ориентация – социалистическая – была ни пророссийской, ни пронемецкой, а опиралась на спасение собственными усилиями, усилиями трудящихся масс. Украинцы, представляющие это течение (их было большинство), не ждали освобождения ни от смягченного российско-самодержавного или конституционного кулака, ни от закованного в железо немецкого военного кулака.
Революция одним махом освободила украинцев от всех иных возможных способов освобождения, тем более ориентированных на внешние силы, враждебные России. Более того, в одночасье улетучился и украинский сепаратизм, поскольку пропала причина, его порождавшая. О том, какие надежды тогда связывали украинцы с российской революцией, свидетельствуют следующие строки (Винниченко, 1920):
«За 250 лет пребывания в союзе с Россией украинство впервые в эти дни почувствовало себя в России дома, впервые интересы этой прежней тюрьмы стали близкими, своими.
Мы стали частью, – органичной, активной, живой, желанной частью, – единого целого. Всякий сепаратизм, всякое отделение себя от революционной России казалось смешным, абсурдным, безумным. Для чего? Где мы найдем больше того, что теперь мы будем иметь в России? Где во всем мире имеется такой широкий, демократический, всеобъемлющий строй? Где имеется столь неограниченная свобода слова, собраний, организаций, как в новой великой революционной стране? Где имеется такая гарантия прав всех угнетенных, униженных и эксплуатируемых, как в Новой России?
Ни про какой сепаратизм, самостоятельность даже языка даже речи не могло быть, а когда слышались реденькие голоса, то это были голоса либо схоластиков, чистых теоретиков, ярых «самостийников» либо людей чересчур уж пропитанных национальным чувством
…Да и для чего отделяться, когда все требуемые для свободного национального развития нашего народа меры для нас будут в полной мере обеспечены в автономии. Денационализация, духовное уродование наших масс будут сразу же остановлены украинской школой, как низшей, так и средней и высшей».
Очень скоро эйфория, вызванная Февральской Революцией в среде украинцев, стала спадать. Способность российской интеллигенции вести разговоры и рассуждать разумно не подкреплялась делом. Временное Правительство, являясь слепком русской интеллигенции, «принципиально» соглашалось с многочисленными украинскими делегациями, не проявляя, однако, никакого желания к реализации своих обещаний, при молчаливой поддержке русских демократов. При этом приводились различные демагогические соображения. Например, не только многие буржуазные, но и социалистические русские демократы считали, что подъем национальных течений может ослабить единый фронт, сломать фронт военный (война до победного конца была еще популярной) и возродить реакцию. Меньшевистская часть российской социал-демократии, под влиянием которой тогда находился Совет Рабочих и Крестьянских Депутатов, категорически не соглашалась с той автономией, которую хотели украинцы. Она согласна была лишь на предоставление национально-культурной автономии в виде обучения в украинской школе, да и то лишь в селах, к чему уже был ранее склонен даже умирающий царизм.
Обманутые надежды породили сомнения и, в итоге, обусловили новый этап борьбы за возрождение нации. Вот как происходила переоценка украинцами понятия интернационализм по-русски (Винниченко, 1920):
«…Интернационализм специально русского образца, интернационализм, который требует отречения от своей национальности и растворения себя в бесцветной, абстрактной массе человечества, является абсурдом. И не только абсурдом, но и лицемерной, вредной, просто преступной пропагандой самоубийства, пропагандой убиения жизни в себе. Однако интернационализм как сочетание всех национальных сил человечества, как кооперация народов является высшим развитием национального чувства и высшей ступенью движения человечества».
Основное требование, которое единодушно стало поддерживаться на различных общественных украинских форумах, состояло в следующем: автономия Украины в рамках федеративной России и украинизация всех отраслей жизни. Считалось при этом, что у украинского народа должны иметь место все учреждения: правительство, администрация, школа, суд, а также войско, для которого предусматривался план украинизации. При этом украинцы сходились во мнении о том, что без национального освобождения не может быть освобождения социального. С этих стартовых позиций, соответствовавших воле украинской нации, и возникла в марте 1917 года Украинская Центральная Рада (УЦР). Это была первая смена власти в Киеве, за ней власть в городе за последующий период по июнь 1920 года менялась еще 13 раз!
В первой стадии своего существования УЦР брала на себя выражение только лишь национального облика украинского народа. Решение острых социальных вопросов сознательно откладывалось на потом. Украинские социалисты сознательно принимали участие в Центральной Раде, не боясь лишиться своей «социал-демократической чистоты». Понимая свершившуюся революцию как буржуазно-демократическую, они не покушались на существующий строй, делая при этом ставку на союз с украинской мелкой буржуазией, так же участвующей в работе Центральной Рады. Между тем, преобладающее большинство Центральной Рады, по мнению В. Винничепнко, рассматривало революцию именно как социалистическую и даже стремилось к этому.
Стремление украинцев иметь собственное войско в рамках своей автономии сто лет назад воспринималось как явная причуда. Усугублялось это тем, что в условиях продолжающейся Первой мировой войны они настаивали на создании собственных воинских частей, состоящих из украинцев.
О том, как проходила на практике украинизация воинских частей, можно судить по воспоминаниям П. Скоропадского. Две дивизии корпуса, которым он командовал, было приказано украинизировать. Будущий гетман начал с того, что передал в другой корпус «членов комитетов, всех евреев и великороссов», но «хороших офицеров» он оставил у себя. Вскоре ему, однако, пришлось разочароваться в своих действиях по следующим причинам:
«Во-первых, через некоторое время явились пополнения совершенно другого состава, все больше политиканы на социалистической подкладке. Затем недостаток украинских офицеров сразу дал себя почувствовать. Мне все присылали с пополнениями одних лишь прапорщиков, очень остро национально настроенных, но не имеющих никакого понятия о военных делах. В части сразу же пошла рознь между новыми украинскими офицерами и старым, главным образом великорусским, элементом.
…Глядя на всех этих украинских шовинистов, я понял с первого дня, что ссоры должны начаться и что в каждой части будет два непримиримых лагеря.
…Офицеров мне не присылали, снаряжения также, а самое главное, совсем не думали о том, что делать с офицерами и солдатами великороссами, положение которых, несмотря на все мои усилия, становилось все более и более трудным. В данном случае обе стороны были виноваты: великороссы надсмехались над украинцами, последние отвечали тем же, но очень часто бывало наоборот».
Российское Временное Правительство в итоге основательно потеряло доверие украинцев, которые своими продолжали считать лишь тех, кто непосредственно сверг царя, к которому они были непримиримы. К требованию о создании Российской Демократической Республики делегаты Центральной Рады на Всероссийском Крестьянском Съезде, проходившем в Петрограде, настойчиво требовали добавки слова «федеративная». Как только кто-либо из докладчиков произносил «Российская Демократическая Республика», украинские делегаты поднимали отчаянный шум и возмущенно кричали «I хведеративна! I хведеративна!». Снова забегая на столетие вперед, в сегодняшнее время, можно в полной мере понять позицию тех украинских граждан, которые сейчас выступают за преобразование Украины в федерацию, как украинцы сто лет назад – России.
Примечательно, что в Инструкции, выданной украинцам вместо ожидаемой ими Конституции, полномочия Генерального Секретариата т. н. Временного Правительства Украины, а не Центральной Рады, распространялись лишь на пять губерний: киевскую, волынскую, подольскую, полтавскую и черниговскую. Харьковщина, Екатеринославщина, Херсонщина, Таврия и Бессарабия в сферу влияния Генерального Секретариата при этом не входили. Украинская делегация, заполучившая данную Инструкцию в Петрограде, вынуждена была с большинством ее пунктов согласиться, и УЦР, хотя и с множеством оговорок, ее все же приняла.
Восстание в Петрограде и арест большевиками Временного Правительства нашел отклик в Киеве. Здесь, однако, рабоче-крестьянская революция приняла иные формы, поскольку на сцену сразу же выступила третья сила – украинство. Полемика в Центральной Раде завершилась тем, что она выступила против восстания в Петрограде, потому как сочла «недопустимым переход всей власти исключительно в руки Советов Рабочих и Солдатский Депутатов, которые являются только частью организованной революционной демократии». После этого большевики покинули Центральную Раду, а находящийся под их руководством киевский Совет Рабочих и Солдатских Депутатов решил держаться в стороне от Центральной Рады. Силы большевиков в Киеве были невелики, и мятежникам, верным свергнутому правительству, удалось арестовать руководство большевиков и потеснить их войска в разгоревшемся бою на улицах Киева. Кончилось это тем, что войска Центральной Рады выступили против мятежников. Мирное соглашение с мятежниками предполагало, в частности, освобождение арестованных большевиков и вывод из Киева воинских частей, вызванных мятежниками с фронта в свою поддержку. Руководители мятежников из Киева бежали, а вся власть в городе перешла в руки Центральной Рады и Генерального Секретариата.
Не поддержав власть большевиков, УЦР фактически отрезала Украину от России, оставив с ней лишь номинальную федеративную связь. Это было зафиксировано 3-м Универсалом (Манифестом), выпущенным Центральной Радой 20 ноября 1917 года. В нем, в частности, было провозглашено следующее:
«Отныне Украина становится Украинской Народной Республикой.
Не отделяясь от Российской Республики и сохраняя ее единство, мы твердо станем на нашей земле, чтобы силами нашими помочь всей России, чтобы вся Российская Республика стала федерацией равных и свободных народов.
…К территории Народной Украинской Республики принадлежат земли, заселенные в большинстве украинцами: Киевщина, Подолье, Волынь, Черниговщина, Полтавщина, Харьковщина, Екатеринославщина, Херсонщина, Таврия (без Крыма).
…Украинский народ, сам долгие годы боровшийся за свою национальную свободу и ныне ее добывший, будет твердо следовать воле национального развития всех народностей, существующих на Украине. Поэтому заявляем, что за народами великорусским, еврейским, польским и другим на Украине признаем национально-персональную автономию для обеспечения им права и свободы самоуправления в вопросах их национальной жизни».
Солдатские массы и украинские трудящиеся в это время поддерживали Центральную Раду, не выказывая враждебности к большевизму, полностью разделяя провозглашаемые им лозунги полного социального освобождения. Они ничего не имели против лозунга «Вся власть Советам!», но с условием – своим Советам, не позволяя большевикам скинуть украинскую власть.
Однако вскоре вновь созданная украинская власть стала ощущать отчуждение со стороны своего народа. Причиной тому была отнюдь не большевистская агитация, а нечто другое (Винниченко, 1920):
«Вся причина в том, что украинская власть и вся правящая партийная украинская демократия разошлась со своими массами оттого, что она была социально непоследовательной, нерешительной, невыразительной и не социалистической.
…Вместо того, чтобы идти к своему пролетариату, хотя бы и не совсем разбуженному национально; вместо того, чтобы пробудить его и набраться у него социальной решимости и отваги; вместо того, чтобы, пойдя с ним социально, повести его за собой национально, мы отшатнулись от него, мы испугались его и даже того крестьянства, которое шло за ним.
Это было основной ошибкой и промахом нашим. А из этого стали вытекать все наши дальнейшие болезненные и вредные ошибки. И главной из них было фальшивое понимание нашей национально-украинской государственности».
Суть этого «фальшивого понимания» состояла в следующем:
«Мы боялись, что с властью советов придет та самая русская власть, с которой нам так тяжело приходилось бороться. Мы не верили в то, что наш русифицированный пролетариат станет активно в защиту нашей государственности, наших национальных интересов, в защиту того, что он ощущал своим, родным и необходимым для себя.
Это недоверие было огромнейшей ошибкой, которая проявилась после. Это стало величайшим вредом и для чисто национального дела, так как недоверие и дальнейшая наша политика отвернули от национального дела русифицированный украинский городской пролетариат.
…Мы настолько мало были социалистами, что не допускали даже мысли о разрушении буржуазного государства. Где уж там, как говорится, в таких странах, как Россия или Украина, где подавляющее большинство населения есть крестьянство и где капитализм только в начальных формах, – заводить социалистический строй. Мы даже ссылались на Маркса, не зная его учения, не зная, что большевизм был ничем иным, как последовательным, чистым марксизмом.
…Все «действующие» законы остались в полной их силе, все аппараты охраны буржуазного строя мы и ногтем не тронули. Вся наша «революция» была в том, что мы не-украинцев заменяли украинцами и велели применять те законы «именем Украинской Народной Республики».
Примечательный факт. Когда украинская власть провозгласила Украинскую Народную Республику (УНР), то много украинских воинских частей, расположенных в тылу в России, стали проявлять жгучее желание ехать на Украину, чтобы защищать вновь созданную республику. Преодолевая большие трудности, эти воинские части стали прибывать в Киев. С дороги они постоянно слали телеграммы в Центральную Раду, сообщая о том, что они едут поддерживать ее и помогать своей революционной, народной и социалистической власти. Вполне естественно, что они рассчитывали на теплый прием, который будет оказан им, как своему войску. Однако в большинстве случаев их встречали недоверчиво и настороженно, допуская, что они успели пропитаться большевистским духом. Поэтому некоторые из таких полков украинская власть по нескольку дней держала «под карантином» на станции без еды в холодных грязных вагонах. То, что предстало взорам солдат, этих переодетых в солдатские шинели крестьянам и рабочим, отнюдь не свидетельствовало о том, что новая власть борется с социальной несправедливостью и эксплуатацией. Описание этого явления В. Винниченко завершает следующим выводом:
«И разве это не было самой бессовестной, самой преступной нашей агитацией против великой идеи национального освобождения нашей несчастной служанки-нации? И каких еще большевистских агитаторов нужно было, чтобы вызвать глубокое недоверие к „своей“ власти?».
Интересно мнение Павла Скоропадского, убежденного монархиста, о причинах популярности большевизма на Украине:
«Почти вся промышленность и помещичья земля на Украине принадлежат великороссам, малороссам и полякам, отрицающим все украинское. Из-за ненависти к этим национальностям, очень может быть галичане, а наши украинцы и подавно, скажут, что большевизм им на пользу, так как он косвенно способствует вытеснению этих классов из Украины».
КОгда автономии уже мало: война с Советской Россией
Украина от Советской России сразу же после победы большевиков получила всё то, за что она долго боролась. Совет Народных Комиссаров заявил о своем признании УНР, о статусе федерации и о праве каждой нации на самоопределение в том виде, в котором это ей видится наилучшим образом. Теория, однако, вскоре разошлась с практикой, и между большевиками и Центральной Радой, сразу же не поддержавшей власть большевиков в Питере, развернулась борьба, перешедшая в итоге в военный конфликт. Начиналось это так.
После описанной выше победы над войсками Временного Правительства в Киеве остались некоторые большевистские воинские части, состоявшие преимущественно из русских. Эти части, как и киевские большевистские организации, вначале вполне лояльно относились к Центральной Раде. Однако вскоре им стало ясно, что политика, проводимая Центральной Радой, ничего им хорошего не дала ни в социальном, ни в национальном планах по сравнению с властью Временного Правительства. Лояльность к Центральной Раде сменилась на агитацию против нее. Украинские организации ответили контрагитацией, обвиняя большевиков в том, что они выступают против чисто национальной украинской власти как таковой, что они по существу как бы такие же русские шовинисты и империалисты, как меньшевики и черносотенцы, и что они якобы только о том и думают, как бы сбросить на Украине украинскую власть и установить власть свою – русскую, центральную.
Дело не завершилось вербальной перепалкой. Украинские власти стали делать всё для того, чтобы распустить большевистские воинские части: перестали им выдавать регулярно еду, одежду, зарплату и выпустили специальный циркуляр, разрешающий солдатам покинуть службу и разъехаться по домам. Эти и другие мелкие пакости лишь усилили агитацию против Центральной Рады, которая в ответ приняла решение разоружить красногвардейцев и выслать их за пределы Украины, что и было проделано довольно быстро. Кроме того, Украина стала беспрепятственно пропускать с фронта на Дон через свою территорию донских казаков, из которых там начала формироваться антисоветская Добровольческая армия генерала Каледина. Позитивный «нейтралитет» к Дону вызвал сильное недовольство Петроградских властей. В итоге Совет Народных Комиссаров предъявил Украине ультиматум. В нем, в частности, были выдвинуты требования: прекратить формирование украинской армии, не пропускать с фронта на Дон казачьи части для помощи Каледину, прекратить разоружение красногвардейцев и вернуть им отобранное у них оружие. На удовлетворительный ответ был дан срок 48 часов.
Однако УНР от прямого ответа отклонилась и предпочла выдвинуть свои требования, сопровождая их уклончивыми обещаниями. Отклонив ультиматум Совнаркома, УНР перешла в состояние войны с большевистской Россией.
Овладев Харьковом, большевистские войска в середине декабря 1917 года овладели важными железнодорожными узлами – Лозовой, Павлоградом, Синельниковым, что дало возможность блокировать калединские войска на Дону и Донбассе и создать выгодный плацдарм для решающих боев с УНР.
В начале декабря в Харькове собирается большевистский съезд Советов, объявивший себя единственно законным Съездом Советов Украины. Состоявшийся перед этим съезд в Киеве, на котором большевики успеха не добились, они объявили незаконным. С этого момента провозглашается Украинская Советская Республика (УСР) со столицей в Харькове, которая и заключает договор о взаимопомощи с Советской Россией. УЦР при этом объявляется вне закона. Парадокс, однако, заключался в том, что Харьков в то время был русским городом, находящимся в Новороссии. Устраняют большевики этот парадокс тем, что произвольно создают территорию нового украинского государства, в которое включен Харьков с его окрестностями, Донбасс и другие районы. УСР объявляет, что эта территория является частью подлинной Украины и что созданная в Харькове советская украинская власть и есть единственная законная власть на территории всего украинского государства, временно расколотого «сепаратистами». Киев получает еще один ультиматум: признать законные полномочия Харькова и подчиниться ему. УЦР отвергает и этот ультиматум.
Основную ударную силу большевистских вооруженных сил составляли части регулярной русской армии, перешедшие на сторону большевиков, подразделения моряков и красногвардейцы промышленных центров Украины и России. 25 декабря 1917 г. 30-тысячному советскому войску был дан приказ о наступление на УНР. Войска довольно быстро овладели Александровском (http://histua.com/ru/slovar/o/oleksandriya), Екатеринославлем, Полтавой, Лубнами и другими городами, перед ними открылся путь на Киев.
26 января 1918 года в Киев вступили красные части под командованием бывшего полковника царской армии Никиты Муравьева. В городе сразу же начался красный террор: экспроприируют буржуев и по спискам мужчин призывного возраста, имевшимся в захваченном архиве Рады, расстреливают офицеров.
Но представители Рады успевают попасть в Брест-Литовск и начать там переговоры с немцами. В результате Германия признает Центральную Раду как законное правительство Украины, с которым заключает договор. Согласно этому договору, в помощь Раде и по ее просьбе Германия и Австро-Венгрия с целью обеспечения законности и порядка вводят на Украину свои войска, гарантируя Раде помощь в сохранности границ. Рада же в ответ гарантирует оккупантам поставки хлеба и сырья. Самым же чудовищным было то, что едва только созданная большевиками территория УСР со столицей в Харькове так же становилась частью «единой и неделимой» территории Украины, как бы временно оккупированной русскими большевиками. И немцы к 1 марта 1918 года в соответствии с договором без боев стали занимать Украину в «новых границах».
Летом 1918 года немцы решили, что Рада, опьяненная своей «независимостью», плохо обеспечивает обещанные «союзникам» поставки и что ее пора разогнать. Поводом для такого разгона стало похищение директора Киевского банка внешней торговли Абрама Доброго, организованное министрами марионеточного украинского правительства, подчиненного УЦР. Занятно, что Михаил Ткаченко, один из этих министров, до того, как принять МВД, занимал в УЦР должность, носившую название «министр справедливости и финансов». Видимо, на новую должность его потянуло стремление улучшить собственное благосостояние.
Судил высокопоставленных рэкетиров германский военно-полевой суд. Судебный процесс вылился в трехдневную комедию, которой издевательски управлял прокурор суда ротмистр Трейде. Вот примеры его реплик в адрес подсудимых, то и дело вызывавших смех в зале:
«Когда с вами разговаривает прокурор, вы должны стоять ровно и не держать руки в карманах», «У воробьев лучшая память, чем у некоторых бывших министров Украины!».
«Что, вы действительно так глупы или представляетесь таким глупым?», – это было сказано в адрес бывшего премьер-министра Голубовича, который признал-таки свою вину и, расплакавшись, пообещал «больше никогда этого не делать». Трейде в ответ сказал: «Не думаю, что вам вновь когда-нибудь придется стоять во главе государства!».
Сейчас, как и сто лет назад, после недавнего Майдана Украина заполучила такую Верховную Раду и такое правительство, что многострадальный украинский народ выручает только чувство юмора. Ну, разве это не комедия, когда во время заседания Рады премьер-министра Яценюка стаскивают с трибуны подобно манекену, обхватив его за интимные места?..
Созванный одновременно с разгоном УЦР Съезд селянских хлеборобов Украины, проходивший в центре Киева в здании цирка, постановил сменить в стране стиль правления и учредил гетманство, а в качестве гетмана по предложению немцев выбрал потомка старого рода Павла Скоропадского. УЦР сочла это военным переворотом, однако гетман считал себя легитимно избранным (из 7000 делегатов за Скоропадского проголосовали 6432).
