скачать книгу бесплатно
На улице совсем стихло, даже шум дождя стал каким-то приглушенным. Александр сам не заметил, как ноги принесли его к старому святилищу Хатимана. За небольшими ториями[73 - ?? (буквально «птичий насест») – в синтоизме ритуальные ворота без створок перед входом в святилище, обычно выкрашенные в красный цвет, но встречаются и тории естественного цвета материала, дерева или камня, из которого они изготовлены. В японском языке существует образное выражение ?????? (тории о кугуру, то есть, буквально, «поднырнуть/пройти под ториями»), что значит «приходить в храм». Пройдя через тории, ограничивающие священное пространство, человек оказывается во владениях ками.] из серого камня виднелась чисто подметенная дорожка, укрытая от дождя смыкавшимися над ней ветвями сосен. Александр сложил зонт, приставил его к столбу ворот и зашел на территорию святилища: у входа стоял небольшой тэмидзуя[74 - ??? (тэмидзуя или тё: дзуя) – специальный небольшой павильон в синтоистских храмах, представляющий собой навес, под которым находится тё: дзубати (???) – резервуар или чаша с водой для ритуального омовения рук и рта перед посещением храма и общением с божествами.] с покосившимся и поросшим ярко-зеленым мхом деревянным навесом и двумя бамбуковыми ковшиками на каменной чаше, в которой тихо журчала водопроводная вода. Александр омыл руки и рот, как учил его господин Канагава, когда они вместе зашли в святилище Инари, чтобы оставить лисам их пятничные онигири и сакэ: сначала левую руку, потом правую, потом левой рукой ополоснуть губы, затем еще раз омыть левую руку и положить ковш на место, не забыв очистить остатками воды его ручку. Делая это, он про себя улыбнулся: наверное, Канагава-сан был уверен, что его иностранный подчиненный никогда не запомнит правильной последовательности. Выпрямившись, краем глаза он заметил перед святилищем неподвижную фигуру: человек стоял, низко склонив голову и сложив ладони, и, видимо, был глубоко погружен в молитву. Его заслоняла статуя Хатимана: грозный бог был изображен в человеческий рост в виде круглолицего монаха лет сорока, в традиционной такухацугаса[75 - ??? – конусообразная шляпа странствующих монахов, обычно плетенная из бамбука, камыша или соломы.] на голове. В руке монах держал за хвост большого тунца; фартук из когда-то ярко-красной ткани, повязанный на шею статуи, выцвел от дождей и солнца и стал почти белым.
Александр подошел ближе, стараясь ненароком не наступить на какую-нибудь ветку и не зацепиться штаниной за кусты соснового стланика, в свое время, видимо, высаженные вокруг площадки перед храмом, а теперь разросшиеся и захватившие ее практически целиком. Встав сбоку от святилища и еще раз посмотрев на молящегося, он с удивлением обнаружил, что это его знакомый из «Тако»: глаза официанта были закрыты, длинные пальцы сложенных рук плотно прижаты к губам. На волосах серебрилась дождевая влага, и спина была вся мокрая – похоже, он был здесь уже давно. Александру захотелось поскорее уйти, но вместо этого он остался стоять, глядя, как вода струится по покатой крыше храма, выложенной зеленоватой черепицей, и фигуркам комаину[76 - ?? – пара мистических стражей, обычно при входах в синтоистские храмы, но встречаются и возле буддийских. Внешне комаину напоминают львов, но на самом деле это собаки (что следует и из их иероглифического названия, состоящего из знаков «статуя собаки» и «собака»).]: у одной из них мордочка была расколота надвое и оттого имела не свирепое, а больше какое-то обиженное выражение. Закончив молитву, Кисё дважды низко поклонился, затем расстегнул куртку, вытащил из-за пазухи несколько веток какого-то растения с глянцевыми листьями и аккуратно поставил их в вазочку подле ящика для пожертвований. Некоторое время, сидя на корточках, он расправлял листья и поворачивал веточки так и эдак, и наконец, видимо, довольный результатом, выпрямился и сделал несколько шагов назад, не отрывая взгляда от храма.
– Кисё, добрый день! – Окликнул его Александр.
Официант вздрогнул от неожиданности и обернулся:
– А-а, здравствуйте, Арэкусандору-сан! Простите, я вас сразу не заметил.
– Как вы и говорили, сегодня опять идет дождь.
– Это точно. – На лице Кисё появилась его обычная приветливая улыбка. – Как говорят в России, как будто воду льют из ковша?
– Из ведра, – поправил Александр.
– Вот как. А я думал, это про очищение, как в храме. – Кисё застегнул куртку. – Похолодало, вы не находите?
Александр пожал плечами, показывая, что совершенно не мерзнет, и подошел ближе.
– Часто приходите сюда молиться?
– Я живу рядом, почему бы не зайти по пути в святилище и не поставить свежую веточку сакаки[77 - ? или ??? – сакаки, или клейера японская, Cleyera japonica, вечнозеленое растение с плотными блестящими листьями, напоминающими листья чайного дерева. В синтоизме считается священным растением (даже в иероглифе его названия присутствует элемент «ками/бог»). Букетами из веток сакаки, долго сохраняющими свежесть, нередко украшают тории, также их ставят в вазы в святилищах.] для старого Хатимана. Ками-сама любят все свежее.
Они медленно побрели вместе по сосновой аллее.
– Вы, кажется, верите в богов, раз так долго молились.
– А вы, значит, не верите? – Кисё искоса посмотрел на собеседника.
– Ну, я… Вообще-то нет, не верю.
– Совсем?
– Ну я как-то…
Кисё усмехнулся.
– Ну согласитесь, Кисё, странно в современном мире верить в богов. – Александру стало неловко, что он вообще начал этот разговор.
– Если подумать, то мир, в котором живет человек, всегда современный. А боги обитают в потустороннем мире, который почти вечен – разве это не здорово, что можно обратиться за советом к тем, кто живет в вечности, а, Арэкусандору-сан?
– Ну если вы так считаете…
– Совсем не обязательно для этого быть верующим. Я недавно читал в газете интервью с одним писателем, так он сказал, что всегда носит с собой талисман, охраняющий его от болезней, но в случае малейшего недомогания обращается к врачу. Писатели вообще забавные люди. Кстати, Арэкусандору-сан, вы не думали вернуться на родину?
– Почему вы вдруг спрашиваете?
– Мне кажется, вам у нас немного скучно.
– Нет, напротив, мне совсем не скучно. Мне здесь очень интересно, и я снял вполне удобную комнату…
– Вы ведь остановились у Мацуи-сан, да? – Мягко перебил Кисё.
– И что с того? Вы-то откуда знаете?
– Разве это так важно?
– Мне бы хотелось быть в курсе, – Александр развернулся, чтобы посмотреть Кисё в глаза, – кто и с чего это вдруг так мною интересуется.
– Не сердитесь, пожалуйста, я не хотел вас обидеть. Остров маленький, все здесь всех знают, а я работаю в ресторане. Случайно от кого-то услышал.
– Ну да, конечно.
Выражение лица официанта оставалось безмятежным и приветливым, как будто они по-прежнему вели спокойную дружескую беседу. Обида и злость, не находившие себе выхода все последние две недели, наконец захлестнули Александра целиком, и он ощутил, как всегда бывало в такие моменты, слабое головокружение. Работа, на которую он возлагал столько надежд, Изуми с ее разбитой чашкой, придурок этот с его якитори, Ясуда Томоко – и почему у каждой симпатичной девушки обязательно есть кто-нибудь вроде Акио? А теперь еще и этот тип непонятно по какому праву сует нос не в свое дело и пытается спровадить его подальше отсюда.
– Послушайте, Арэкусандору-сан, не нужно…
Александр, не дав ему договорить, размахнулся и изо всей силы ударил японца кулаком в лицо. Тот тихо охнул, отступил на несколько шагов, пока не прижался спиной к стволу одной из старых сосен, и медленно сел на землю. Где-то высоко в ветвях пронзительно закричала потревоженная шумом птица. Александр сделал пару глубоких вдохов. Голова еще немного кружилась, но злость уже улетучилась, остались только досада и стыд. Пересилив себя, он подошел к сидевшему на мокрой земле официанту: тот прижимал ладони к носу и рту – почти так же, как делал это, когда молился. Между его длинными пальцами выступила кровь.
– Дайте я посмотрю… – Александр взял его за запястье и отвел в сторону руку. Нос у парня, похоже, сломан не был, кровь текла из сильно разбитой верхней губы. На нижней, впрочем, тоже виднелся кровоподтек.
– У вас хороший удар, Арэкусандору-сан. – Кисё попытался улыбнуться, и кровь, накопившаяся у него во рту, залила подбородок и закапала на куртку, растекаясь черными пятнами. Александр подавил желание отвернуться. – Тренировались когда-то?
– Да нет. Я последний раз, наверное, на втором курсе дрался.
– Из-за девушки?
– Ну да, из-за девушки.
– Понятно. – Кисё прикрыл глаза. По сосновой коре сновали вверх-вниз большие рыжие муравьи. – У нас в школе было кэндо, но у меня плохо получалось: из-за тяжелой маски я почти ничего не видел и однажды ударил деревянным мечом учителя.
– Вот как…
– В старших классах мне нравилась одна девушка, но у нее был роман с классным старостой, так что у меня не было шансов.
– Обидно было, наверное.
– Это точно…
– Давайте-ка я помогу вам подняться, вам нужно в больницу.
– Это? – Кисё осторожно дотронулся пальцами до разбитой губы. – Думаю, это быстро заживет.
Он с трудом приподнялся, придерживаясь за дерево, но, выпрямившись, снова покачнулся и обхватил старую сосну левой рукой. Александр подошел к нему и положил его свободную руку себе на плечо.
– Давайте. Если обопретесь на меня, доведу вас до дома, или куда вам там нужно.
Птица опять закричала в кронах деревьев: скорее всего, беркут или коршун. Александр совершенно не разбирался в птицах, но не раз видел, как даже в ветреную погоду крупные темные силуэты кружили над святилищем, ловко маневрируя в воздушных потоках. Крик раздался еще раз: высокий, отрывистый, как будто царапали металлом по стеклу.
– Камата-сан, что с вами случилось?!
Александр едва удержался от того, чтобы не выругаться вслух: нужно же им было именно сейчас встретить Томоко! Хорошо, она была хоть без своего парня – видимо, днем он работал. На этот раз девушка была одета по погоде: в высокие сапожки и очень шедшее ей светлое пальто. Вокруг шеи у нее был намотан большой шарф нежно-фиолетового цвета, из-за которого черты ее лица казались еще более трогательными и детскими, чем даже были на самом деле. Обеими руками она сжимала ручку слишком тяжелого для нее зонта.
– Ничего страшного, Ясуда-сан, не беспокойтесь. – Кисё пренебрежительно махнул рукой. – Это ерунда.
– Но у вас все лицо в крови! Вы… упали? – Огромные глаза девушки выглядели сейчас точь-в-точь как рисуют в анимэ[78 - ??? (от англ. animation) – японская анимация самых разнообразных жанров. В русском переводе принято записывать это слово как «аниме», однако более правильной транслитерацией, отвечающей чтению слогов каны, является «анимэ» с концевым «э».]. – Я живу совсем недалеко, у тети. Вам нужно хотя бы умыться, Камата-сан…
– Действительно, умыться бы не помешало, а то ведь я всех посетителей распугаю, верно?
– Ну да, конечно… – Пробормотал Александр.
Он вдруг понял, что все это время ему хотелось снова увидеть Томоко, а теперь он мечтал только о том, чтобы провалиться сквозь землю. Девушка шла совсем рядом, чтобы зонт закрывал и ее спутников (свой зонт, вернее, зонт госпожи Мацуи, Александр забыл возле ворот святилища – впрочем, с опиравшимся на него Кисё зонт был бы все равно бесполезен, и они уже давно промокли до нитки). Он скосил глаза на Томоко: как и в первый раз, она была совсем не накрашена, и теперь на ее бледной фарфоровой коже проступал румянец. К щеке прилипла влажная прядка темных волос, на вид казавшихся очень мягкими, гораздо мягче, чем у большинства японских девушек. Александру захотелось протянуть руку и убрать эту прядку, провести пальцами по нежной коже, коснуться мочки маленького уха, в которой поблескивал крошечный прозрачный камешек, как будто Томоко только вчера ее проколола. В этот момент Кисё запнулся и едва не упал.
– Держитесь, – Александр помог ему выпрямиться и слегка встряхнул, – совсем немного осталось.
– Я в порядке, Арэкусандору-сан, не беспокойтесь… – Официант слабо улыбнулся, но из-за крови улыбка получилась жутковатой.
Они действительно дошли до дома Томоко спустя минут десять: это был небольшой типовой двухэтажный дом на две семьи, выкрашенный в розовый цвет и в остальном ничем не выделявшийся среди других построек на Химакадзиме. Перед домом было посажено несколько не цветущих сейчас кустиков гортензии с большими овальными листьями.
– Ну вот. – Томоко на всякий случай посмотрела на окна второго этажа – видимо, чтобы проверить, не горит ли там свет. – Тетя сейчас на работе, она у меня в библиотеке работает. Мы живем на втором этаже. – Она отдала Александру зонт и вытащила из крошечной сумочки ключи. – Вы только извините, у нас не прибрано, мы не ждали сегодня гостей…
В небольшой уютной квартире, вопреки словам Томоко, царил полный порядок: казалось, даже пыль здесь протирали совсем недавно. Томоко отвела их в свою комнату и убежала за мокрым полотенцем и медикаментами. Пока Кисё, запрокинув назад голову, молча сидел на кровати, Александр, чтобы не смотреть на него и не разговаривать, рассматривал обстановку. Опрятная комнатка была совсем крошечной, в ней только и помещались, что кровать, письменный стол, на котором стояли лампа, ноутбук и чисто вымытая чашка, да небольшой книжный стеллаж на четыре полки: в основном старые издания в неброских переплетах, несколько романов Содзи Симады, Кэйта Синадзугавы, Кэйго Хигасино и Минато Канаэ, томики «Тёмного дворецкого» и «Слуги-вампира»[79 - Симада Содзи (?? ??), Синадзугава Кэйта (??? ??), Хигасино Кэйго (?? ??), Минато Канаэ (? ???) – популярные японские писатели в жанрах детектива и мистического триллера; «Темный дворецкий» (???, куро-сицудзи) – мистическая манга Яны Тобосо, «Слуга-вампир» (??????, са: вампу) – манга писательницы Страйк Танаки.] да какие-то женские журналы. Кроме книг и журналов, в стеллаже ничего не было, только на верхней полке в углу стоял небольшой одноглазый Дарума[80 - ?? или ??? – японская традиционная кукла, обычно из папье-маше, олицетворяющая Бодхидхарму. Дарума, если это не сувенир и не интерьерное украшение, не имеет прорисованных глаз: его владелец может загадать желание, нарисовав кукле один (левый) глаз, а после того, как желание исполнилось, в благодарность нарисовать второй (правый) глаз. Не исполнивших желание дарум принято в конце года относить в храм и сжигать.] и рядом с ним – плюшевый синий Тоторо с круглыми глазами, обнимавший лапами пушистое розовое сердце с надписью I love You. «Подарок Акио, наверное», – подумал Александр.
– Ну, вот и я. – Руки у Томоко были заняты, и она открыла дверь плечом: Александр бросился было ей помогать. – Нет-нет, спасибо, я справлюсь.
Она присела рядом с Кисё и принялась осторожно стирать с его лица запекшуюся кровь. Когда она коснулась полотенцем его разбитой губы, Кисё вздрогнул.
– Потерпите, Камата-сан, я намочила полотенце специальным раствором, у тети в аптечке нашла, скоро все должно пройти. Что все-таки с вами произошло?
Александру еще сильнее захотелось провалиться сквозь землю и одновременно – самому оказаться на месте официанта.
– Я пришел в святилище Хатимана помолиться и, к несчастью, поскользнулся на влажной листве, – не моргнув глазом соврал Кисё. – Ударился лицом прямо о деревянную ступеньку. Если бы не Арэкусандору-сан, не знаю, что бы я делал.
– А-а, вот как… – Томоко бросила на Александра робкий взгляд и тут же отвела глаза. – Как это неприятно – упасть прямо в храме…
– Это точно, Ясуда-сан, ками-сама были ко мне сегодня неблагосклонны. – Кисё засмеялся. – Видимо, я чем-то их рассердил. Но ведь могло быть и хуже. Вам известна история лавочника, который каждый день ходил в храм и просил у Инари-син удачи в торговле?
Томоко отрицательно покачала головой.
– В конце концов этот лавочник так надоел ками-сама своими просьбами, что, когда он в очередной раз пришел молиться о прибыли, лисы сбросили с крыши святилища комэдавару, полную риса, прямо ему на голову, и он погиб на месте[81 - ?? – традиционная (используемая и в настоящее время) емкость для риса, изготовленная из плетеной рисовой соломы. Комэдавары бывают разные, встречаются небольшие, по 3–5 кг, но чаще можно увидеть комэдавары по 10 и 30 кг.].
– Вот как… но это ведь сказка, Камата-сан…
– А другой человек слишком сильно горевал по своей умершей жене и каждый день приходил в храм просить богов воскресить ее из мертвых, – не обратив внимания на замечание Томоко, продолжал Кисё. – Чтобы от него избавиться, ками-сама сделали так, что его домашняя кошка приняла облик его умершей жены. Все бы ничего, да вот только эта женщина, едва завидев мышь, сразу же бросалась ее ловить, переворачивая все вверх дном и корча при этом страшные гримасы… – Он попытался изобразить, что вытворяла жена бедняги, но из-за разбитой губы ему удалось только смешно вытаращить глаза и несколько раз выразительно моргнуть. – А еще она время от времени принималась вычесывать блох, распускала где ни попадя прическу и кусала собственные волосы…
– Вот уж действительно странная история, – фыркнул Александр.
– Ну вот, так почти ничего не заметно… – Закончив вытирать кровь, Томоко смазала ссадины Кисё мазью и наклеила на рану небольшой пластырь. Делая все это, она едва прикасалась к его лицу кончиками пальцев. – Я заварю чай, тетя вчера вечером принесла сластей из «Судзумэ».
– Почему вы не сказали правду? – Тихо спросил Александр, когда она вышла из комнаты.
– Но в каком-то смысле это правда, – отозвался Кисё. – И потом, вам ведь нравится девушка, разве нет?
– Да ну вас! – Александр раздраженно махнул рукой. – Вас не поймешь, Кисё!
За чаем Кисё рассказал еще несколько случаев про людей, рассердивших ками-сама, и в конце концов даже развеселил Томоко: девушка заулыбалась и тотчас, смутившись, прикрыла рот ладонью.
– Вы мне не верите, Ясуда-сан? – Кисё взял с тарелки очередное шоколадное печенье. – Думаете, все, что я говорю, неправда?
Александр сидел молча, наблюдая, как медленно кружатся чаинки в его чашке зеленого чая[82 - Томоко, в отличие от Кисё, работающего в ресторане, и Изуми, которая сдает комнаты туристам, очевидно, заваривает гостям не дорогой и довольно сложный в приготовлении маття, а более распространенный и повседневный сэнтя (??, сокращение от «сэндзи-тя» (???), буквально «чайный отвар», в русской транслитерации обычно встречается неправильный вариант «сенча»). Сэнтя можно заваривать как в специальном заварочном чайнике, так и непосредственно в чашках.].
– Нет-нет, я этого совсем не говорила, Камата-сан. Так вы, значит, родились в Фукуоке?
Александр в изумлении уставился на Кисё, но решил не вмешиваться.
– Ну да, в Фукуоке.
– Надо же… а я никогда не бывала на юге. Говорят, это красивый город.
– Я бы сказал, самый обыкновенный. – Кисё взял ещё одно печенье. – Большой портовый город с множеством высоких зданий. Мне больше по душе старая Япония, Нара или Киото.
– Но… – Томоко запнулась, видимо, стесняясь задать следующий вопрос. – В Фукуоке же можно найти хорошую работу, не то что здесь. Почему вы решили оттуда уехать?
– Это долгая история. – Кисё вдруг внимательно и серьезно посмотрел на Томоко. – Я любил там одну девушку, Ясуда-сан.
– И она предпочла вам кого-то другого?
Когда Томоко улыбалась, ее милое лицо как будто начинало светиться. Зубы у нее были мелкие и немного неровные, один из верхних был повернут чуть боком, но это ее нисколько не портило, только придавало ее лицу непосредственности. Сейчас, без пальто и шарфа, в темной юбке до колен и свободном темно-зеленом джемпере, она казалась совсем миниатюрной. Александру снова мучительно захотелось к ней прикоснуться.
– Нет, она просто… пропала без вести.
– Пропала без вести? – Удивилась Томоко. – Как это?
– Если вам так любопытно, то я расскажу. – В выражении лица Кисё промелькнуло лукавство. – Но это очень грустная история. Вы уверены, что хотите ее услышать?
– Расскажите, Камата-сан, ну пожалуйста! – Томоко, забыв о своей стеснительности, даже подалась вперед, глядя на официанта во все глаза. В этот момент она была странно похожа на сгоравшую от любопытства Изуми, когда та расспрашивала Александра о его встрече с японской девушкой.
– Ну хорошо… только обещайте мне, что вы не расстроитесь.
Томоко с готовностью кивнула:
– Не расстроюсь, Камата-сан, обещаю!
– Мы познакомились с Мидзухо[83 - ??, имя девушки состоит из двух иероглифов – «вода» и «колос».] в университете: она училась на факультете менеджмента, а я на медицинском, но, после того как я бросил учебу на втором курсе, наши пути на несколько лет разошлись, и я встретил ее вновь случайно, когда она уже заканчивала учиться и искала себе подходящее место работы. Она была настоящей красавицей – почти как вы, Ясуда-сан.
Александр отпил совершенно остывшего чая: Томоко была так увлечена рассказом Кисё, что даже не предложила ему свежего.
– В ту нашу встречу я понял, что эта девушка – моя судьба. Ну или я тогда подумал, что я это понял. – Кисё усмехнулся. – У судьбы ведь на нас всегда свои планы. Только мне тогда уже показалось, что Мидзухо сильно похудела: я решил, что она просто повзрослела и оттого ее лицо кажется более худым, чем было в юности… – Кисё помолчал немного, погрузившись в воспоминания. – Я пригласил ее в одно кафе на берегу Микасы. Мы сидели за столиком возле окна и вспоминали первые годы в университете – по правде, у нас было не слишком-то много общих воспоминаний. Я заказал для Мидзухо чизкейк, но она не съела ни крошки, только пила холодный оолонг и время от времени отворачивалась от меня и смотрела в окно на медленное течение реки. Мне казалось, что ей грустно, но, когда я спросил ее, она только беззаботно рассмеялась в ответ. Девушки бывают ужасно скрытными, когда они этого захотят, не правда ли, Ясуда-сан?
