скачать книгу бесплатно
Не чужие
Наира Григори
Издательство "Четыре" представляет сборник прозы Наиры Григори. Он заставляет задуматься о многом. Это жизненные, увлекательные, не лишенные юмора картины нашего времени. Истории, удивительные в своей простоте, но полные тонкого психологизма, трогают до глубины души. Сюжеты книги связаны с человеческим одиночеством и недопониманием, душевными метаниями и упорным поиском себя. Здесь и мелкие, случайные неудачи, и серьезные проблемы, берущие начало в детстве и юности. И, конечно, любовь – то взаимная, то неразделенная… Несмотря на то, что в некоторых рассказах сквозит печаль, они не оставляют в душе горького осадка. А потому книга наверняка приведет читателя в хорошее расположение духа и станет не только прекрасным способом скоротать вечер, но и поводом поразмыслить на вечные темы…
Наира Григори
Не чужие
Посвящается моему деду –
Григору Саакяну.
Об авторе
Наира Григор? (Хачатрян) родилась в Ереване – столице Армении.
Окончила медицинский институт, параллельно училась на режиссерских курсах при киностудии им. Амо Бекназаряна.
Писала и печаталась на армянском языке.
В 1994 году переехала в Москву, где продолжала работать врачом.
НЕ ЧУЖИЕ
К семидесяти годам соседки Вера Никитична Агафонова и Надежда Матвеевна Самойлова остались одни. Мужья умерли, дети разъехались.
Всю жизнь жили в одном доме, в одном подъезде, но близко не общались. Дело в том, что Самойлова была из «интеллигентных», работала в НИИ, а Никитична – то в магазине, то в поликлинике, то в ДЭЗе.
А тут прибились друг к другу, как будто всю жизнь вместе прожили.
Хотя так и было: хоть не вместе, да рядом. Прежних соседей почти не осталось. Лица все незнакомые. Район престижный, поэтому новые жильцы важные, как на подбор: спесь так и стекает с гладко выбритых лиц. Жены ухоженные, на иномарках. Детей мало. Не то что пообщаться – поздороваться не с кем.
И вот однажды пригласила Матвеевна соседку за скромный стол – по случаю годовщины смерти мужа. А после так и повелось – то одна в гости позовет, то другая. Хотя до сих пор за глаза критиковали друг друга. Никитична называла Матвеевну финтифлюшницей (за церемонность), а та о Никитичне говорила досадливо: «Простая, как три копейки».
А потом выработали один режим на двоих. С утра в магазин вдвоем – когда скидки. Там и решали, что будет на ужин. Причем, если ужин был у Никитичны, то Матвеевна обязательно покупала что-нибудь к столу от себя. Это раздражало Никитичну: казалось, что «финтифлюшница» выпендривается – пользы на десять копеек, а ей приходится соответствовать.
Но зато она отыгрывалась в дачный сезон. На маленьком участке, который ей достался от второго мужа, Никитична успела построить домик-времянку и посадить плодовые деревья. С ранней весны она хлопотала над саженцами и собирала потом неплохой урожай.
Всё лето таскала с собой подругу «на дачу», но работала там одна. Изнеженная Матвеевна ничего делать не умела. Правда, прибирала в домике и готовила. Иногда сажала цветы, но без успеха – рука у нее была «не зеленая» – ничего не приживалось и не росло. Осенью помогала закатывать банки. Она больше по вареньям была мастерица, а Никитична – по соленьям.
После сборки урожая Никитична чувствовала себя кормилицей и насильно отдавала половину банок товарке.
Так и жили. С утра отправлялись в магазин, после обеда – на прогулку, а вечером вместе ужинали и смотрели сериал. Концерты смотрели врозь: вкусы разные. Никитична – День милиции по Первому каналу, Матвеевна – классику на «Культуре».
Сын Никитичны жил в Москве, на другом конце города. Иногда навещал ее. Чаще всего один. Когда с ним приезжала невестка или внучка-студентка, Никитична расстраивалась. «Сидит и рыскает глазами по всем углам – что выбросит, что оставит, какой ремонт сделает после меня», – это про невестку. А про внучку: «Копия матери! Ей не я нужна, а квадратные метры. Спит и видит, когда вечеринки тут будет закатывать».
После таких семейных визитов соседка плохо спала, жаловалась на давление. Хотя сына любила до дрожи и откладывала часть невеликой пенсии на похороны, чтобы не побеспокоить его своей смертью.
Сын же Матвеевны, умница и красавец, еще в лихие 90-е уехал в Америку и остался там. Сначала обустраивался несколько лет, потом женился. После вызвал мать. Матвеевна побыла месяц и вернулась обратно.
– Чужая я там, понимаешь? – делилась она с подругой, – Славик весь день на работе, а мне делать нечего. Английский я не знаю, общаться не с кем. Нет, невестка замечательная. Со мной как с королевой. Всё делает сама, помощи от меня не ждет. Старается, русский учит. Но вот если бы была из наших, да еще внуков бы мне подкинула, я бы не возвращалась. А так… плохо мне там, скучно…
На исходе пятого года совместного сосуществования, Матвеевна как-то не пришла на ужин. Никитична, разволновавшись, побежала наверх.
Матвеевна лежала на пороге без сознания. Хорошо, что дверь была открыта – видимо, инсульт с ней случился, когда она открыла дверь, чтобы пойти к соседке. Иначе произошло бы непоправимое: пока выломали дверь, помочь уже не смогли бы.
Пока лежала в больнице, Никитична от нее не отходила. Отлучалась лишь что-нибудь приготовить да помыться.
Потом начались долгие месяцы реабилитации. Приехал Славик, нашел матери невропатолога, сиделку, специалиста по лечебной физкультуре и логопеда.
От сиделки дружно отказались. Никитична даже обиделась, когда сын соседки предложил ей деньги. «Ты, главное, врачей оплачивай, а я что – чужая, что ли?»
Матвеевна старалась изо всех сил, но выздоравливала плохо. И характер у нее испортился. Иногда, намаявшись с ней целый день, Никитична возвращалась домой, обливаясь горькими слезами. Грозила в темноту кулаком: «Вот позвоню Славке, пускай сиделку ищет! Мочи моей больше нет с тобой!»
Но утром опять обреченно шла к подруге, как на работу.
Матвеевна и сама чувствовала, что своими капризами перегибает палку, однако ничего сделать не могла, а только гладила ладонь подруги здоровой рукой да плакала одним глазом.
Новый год встретили вместе, хоть Матвеевна и уговаривала соседку поехать к сыну. «Ой, кому я там нужна, Матвейна!» – отмахнулась та и занялась новогодним угощением.
Матвеевна впервые встала и села за стол. Правда, ненадолго, но это был настоящий подарок.
К весне, как начался дачный сезон, Матвеевна была уже на ногах. Это был второй – царский! – подарок, потому как всю зиму Никитична горевала, что не сможет ездить на дачу из-за соседки.
Сначала ездила одна, потом и подругу заставила. Правда, толку от нее уже не было никакого. Матвеевна быстро уставала и двигалась, как черепаха. И сказать по правде, очень раздражала своей шаркающей походкой. А ужинать с ней уже было невмоготу, потому как пол-ужина у нее вываливалось из парализованного угла рта.
Но Никитична терпела: как-никак почти родной человек.
Через год Славик приехал из Штатов с твердым намерением увезти мать.
Никитична помогала соседке собираться. Месяц минул как в лихорадке, а как подошло время, Матвеевна не выдержала – разрыдалась: «Как же я без тебя, занозы?..»
Слава уехал один, взяв с матери обещание, что к Новому году приедет сама.
Через месяц Никитична поехала на дачу за последним урожаем и не вернулась.
Искали ее недолго. Упала на платформе и умерла мгновенно, от обширного инфаркта. Оказалось, что сердце у нее было больное. А тут перетрудилась, давление подскочило, да и волнений было много…
Матвеевна пережила подругу на день. Через три часа после того, как ей сообщили горестное известие, легла спать и не проснулась.
Ну не оставлять же Никитичну одну – не чужие, поди…
РЕКА ВРЕМЕНИ
Старая Србуи стоит у витой кованой решетки и провожает глазами проезжающие машины.
Автомобили теперь сплошь большие, черные, стекла затонированы – и не разберешь, кто там сидит. А дорога стала узкая. Двум таким машинам не разъехаться.
А раньше дорога была хоть и грунтовая, но широкая. И район был окраинный, весь покрытый садами. А сейчас стал престижным: старые дома скупают и строят вместо них новые, большие. И каждый норовит часть дороги урвать, подальше свой забор поставить. Вот и стала дорога узкой.
И садов теперь не видно – одни стены да ограды. Понастроили домища, накупили машины огромные, и прячутся в них – ни поздороваться, ни словечком с соседями перекинуться. Удивительно: чем мельче человек – тем больше ему места надо занять…
«А вот мой Григор, – думает Србуи, – большой был человек. И душой, и сердцем. Но такой неприхотливый! Когда только вернулись в родные края, и выдали нам клочок этой каменистой земли на спуске в ущелье, радовался как ребенок!»
Встретили репатриантов, правда, не так уж и приветливо. Тогда во всех шпионов видели. Но не сослали – и на том спасибо. Григор был не простой работяга, а строитель с образованием. Хотя все тогда были непростые: и врачи, и архитекторы, и инженеры – всех ссылали. А их не тронули. Видимо, строители были нужны больше, чем врачи.
А потом, на этой скудной земле, муж построил их первый домишко с земляным полом. Там и родился их первенец – Армен. Как они были счастливы… А какой был мальчик – крепенький, смышленый! Все ему давалось легко – и языки, и математика. И что за красавец! Девочки вокруг сбивались в стайки и жужжали: Армен, Армен!
Всю жизнь Григор строил свой дом. Сначала вырыл маран, потом поставил крепкий дощатый пол и устроил светлую комнату, которая позже стала гостиной, выходящей окнами в ущелье. А за окнами разбил сад. Затем пристроил кухню и две спальни. А еще позже соорудил перед гостиной и кухней большую веранду. Если сидеть там за столом, то видно узкую змейку реки на дне ущелья. Сколько раз они ловили на веранде скорпионов! Но, слава богу, обошлось, никто не пострадал.
А сколько застолий помнила эта веранда, увитая виноградом! Правда, больше печальных. Потому что следом за Арменом она родила и потеряла двоих сыновей. А последнего не донесла, выкинула на позднем сроке.
Странно все устроено в жизни… Пока были бедные и, можно сказать, бездомные – все было хорошо. А как устроились… эх. Думали: всё, больше детей не будет. Да и возраст был уже немаленький.
И тут родилась Эрминэ. Маленькая, слабая. Не хотела Србуи к ней привязываться: боялась, что не вынесет очередной потери. Для ребенка всё делала механически. Даже от груди хотела отлучить…
Но Армен не дал. Он сразу полюбил сестренку какой-то звериной, яростной любовью. Стал ей защитником на всю жизнь. Обвинял мать, что та недостаточно ее любит. А Эрминэ глядела на мир черными печальными глазами, как будто прощаясь с ним каждый день.
Но все же девчушку выходили, вырастили. Армен возил ее заниматься плаванием, говоря, что спорт ей необходим. Учился он играючи, не прилагая усилий, и все свободное время уделял Эрминэ – старался всячески развивать сестру.
А у Србуи сердце словно окаменело. По-прежнему готовила, убирала, заботилась, но… без любви, а просто потому, что надо.
Григор дочку тоже обожал. «Мой дар» – называл ее. Хотя та и училась хуже, чем действительно одаренный брат, и болела чаще. Да и красотой не блистала, откровенно говоря. Глаза большие, чернющие, будто маслины, и бездонные – никогда не поймешь, что у нее на уме. Руки-ноги тонкие, как спички, бледные, безвольные. Потом уже, когда брат отдал ее в спорт, стала крепенькой, стройной. Не красавица, но с изюминкой.
А замуж не вышла. Поди пойми, что у девчонки на уме. Может, несчастная любовь какая – кто ее знает… Хоть и любила брата, но даже с ним не делилась. Только взгляд становился печальней, чем обычно.
А Григор все трудился, трудился… строил, строил свой дом. Вкус у него был отменный. Из любой ерунды мог, как говорят, «конфетку» сделать. И ставни необычные навесить, и стулья украсить, и стол старый облицевать – не налюбуешься.
А уж как неприхотлив был! Проголодался – мог краюшку хлеба посолить и съесть. Ни тебе пахлавы, ни разносолов с родины (с бывшей родины) – ничего не требовал. С обильных застолий убегал…
Всем помогал, но никого не пускал к себе в душу. Только ее, Србуи. «Ты моя святая
!» – говорил он, поглаживая ее каштановые, а потом седые волосы.
Думала, так у всех. Однако, как не стало мужа, оглянулась – оказалось, он единственный был такой. Сам был святым человеком. Ни разу не нагрузил жену неприятностями, но всегда тащил груз ее скорби.
К этому времени Армен уже два года как уехал. На заработки. Тяжелое было время. А как отца не стало, и Эрминэ уехала к брату. Србуи сама ее вытолкнула – подальше от горя. И – слегла. Если бы не соседка, так и умерла бы вслед за мужем. Но та не дала, выходила. Спрашивается – зачем?.. Кому она нужна теперь: без Григора, без детей?..
А потом приехал Армен. Бранил, что не вызвала раньше.
Оказалось, пока Србуи лежала в беспамятстве, нижний сосед, которому всю жизнь помогали, чем могли, оттяпал кусок земли и оформил на себя. Когда узнали, было уже поздно. Вырубил деревья, посаженные Григором, и поставил забор.
Армен успокаивал мать как мог. Купил соседний дом и обещал, что разобьет вокруг сад. Только зачем ей новый сад, если, сидя на веранде, видишь не змейку реки в ущелье и сады, а глухую стену?
Потом Армен женился – на русской. Хорошо, что отец этого не увидел… Привозил невесту знакомиться. Красавица, конечно, слов нет. Но пустышка. Кроме внешности Бог ничего не дал: ни ума, ни глубины. Ни поговорить с мужем, ни позаботиться… Зачем? На это есть Эрмиша! А она создана, чтобы платья и драгоценности носить да красоту свою лелеять.
Еле уговорил ее сын двоих детей родить. Старший лицом пошел в мать, а глубиной в деда. Хороший мальчик… Александром назвали. У Србуи брат был старший, Алексан, от турецкого ятагана погиб в младенчестве. Она его не видела. «Будем считать, что в честь него», – вздыхала. А девочка темненькая, кокетливая растет, как мать. Чужих не признает. От Эрмиши ни на шаг!
Да… Если бы не Эрминэ, развалилась бы семья. А так – и хозяйка, и нянька, и психолог, и повариха. Вся, без остатка, отдалась семье брата. Вынянчила, воспитала племянников. А брату еще и секретарь. Невестка же – «только для украшения быта», как шутит Армен.
Раз в год приезжает к матери Эрминэ. Уговаривает переехать к ним. Но Србуи не отступает. Не уеду – и всё. Здесь могилы Григора и мальчиков. Куда она от них?..
А несколько лет назад Армен нанял строительную фирму, и возвели ей дом. Такой же огромный, как соседские. И ограду поставили эту витую. А маленький дворик весь вымощен дорогим камнем.
Ни веранды теперь, ни кухоньки любимой. Всё новое – техника, мебель. Всё светлое, неживое. Ковры роскошные, люстры. И Србуи при всем этом, словно сторож. Боится на диван присесть, плиту включить.
Соседи – кто умер, кто продал дом с участком новым богатеям. Никто никого не знает. А нижний сосед открыл ресторан. Теперь и в тишине не посидишь – по вечерам музыка залихватская: тюркская, арабская, блатная. Где наши песни?.. Грустные, мелодичные?..
Вот и сидит Србуи вечерами в маленьком дворике за витой оградой. Поглаживает руки с выступающими змейками синих вен и пигментными островками да провожает глазами машины.
Кто они? Кто эти люди? И что я здесь делаю, Господи?..
Србуи в переводе с арм. – святая.
РЫБА
Годы, прошедшие после института, высушили Оксану, превратив в подобие классической старой девы: невысокий рост, почти болезненная худоба, ранние морщины на лице, желтоватая «пергаментная» кожа и жирная, неуместно-яркая красная помада. Все это дополнялось жеманством, выдаваемым за естественность и обаяние.
«В общем, скучно», – думала Ляля, лениво прихлебывая кофе.
Говорить было почти и не о чем, но встреча старых подруг (а на самом деле просто однокурсниц) обязывала. Все дежурные вопросы были заданы, темы исчерпаны, новости и сплетни озвучены.
– А давай коньячку! – с искусственным оживлением вскрикнула Ляля и, не дожидаясь согласия, подозвала официантку.
После коньяка беседа потекла легче. Перешли на личное. Ляля, счастливая супруга и мама двух девочек, слушала безрадостный рассказ Оксаны о профессиональных успехах, которые ограничивались пределами одного офиса. Начала с принеси-подай, выбилась в мелкие начальницы.
– А романы у тебя были? – не удержалась Ляля от бестактного вопроса.
– Ну-у… – замялась собеседница, – поклонники, конечно, были. Но ты ведь знаешь мои моральные принципы.
«Мать твою за ногу! – подумала Ляля. – Моральные принципы! Да если бы Серёга, по которому ты сохла, пальчиком тебя поманил, под каким кустом бы валялись твои моральные принципы?»
– А ребеночка не хочется?
– Без мужа?
– Моральные принципы? – с пониманием кивнула подруге Ляля.
– Да нет, не потому. Я думала об этом. Но ты же помнишь мою мать… С ребеночком она сидеть не будет. А не работать я не могу. Кто будет нас содержать?
– Может, тебе найти вдовца с ребенком?.. Слу-у-ушай, – посветлела лицом Ляля, – у мужа на работе есть очччень приличный мужчина. Александр. Симпатичный. У него жена умерла год назад. Оставила двоих детей. Дочка совсем взрослая, а мальчику года четыре, кажется. Надо вас познакомить!..
– Да ну тебя! Энтузиастка! – жеманно отмахнулась Оксана.
– Всё, решено! – Ляля твердо ударила ладонью по столу и одновременно кивком подозвала официантку. – Счет, пожалуйста! А ты жди звонка. Я всё устрою.
Наскоро распрощавшись, подруги расстались. Оксана – в предвкушении встречи с симпатичным Александром, а Ляля уже вся в делах и планах.
Усевшись за руль модной «японки», она тут же позвонила мужу:
