banner banner banner
Байки чащобы
Байки чащобы
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Байки чащобы

скачать книгу бесплатно


– Вла-а-ад, – еле промычала она, – а где Славик?

– А-а-а, ныряет, – заплетающимся языком ответил тот. – Не ма-а-аленький… Сам выплывет…

Мимо прошёл рыбак в выцветшей штормовке, с удочкой и ведёрком, полным карасей. «Тьфу!» – с искренним отвращением бросил он и удалился, вернув парочке её туманное уединение.

***

«Ну дурак!.. – мысленно ругал себя Слава, заведя руку за спину и ощупывая вентиль акваланга. – Надо же быть таким идиотом! Невнимательным, импульсивным…. Поплыл за щукой! Померещилось чёрт-те что! Небось после шуточек Влада. Попал теперь в эти силки… Ладно хоть акваланг ещё цел! Вроде бы ничего не сорвало. Сейчас отцепим…»

В толстых нейлоновых перчатках он с трудом нащупал жгуты, обвившиеся вокруг вентиля кислородного баллона. Попытался просунуть пальцы под образовавшуюся петлю, не провернув при этом вентиль. Но рука в перчатке действовала неуклюже: не ощущала мелких деталей. И он не мог помочь себе второй, занятой фонарём. Согнувшись, парень подтянул к себе ноги и сжал фонарь коленями.

Он щупал вентили и шланги, подёргивал обвивавшие их нити, пытаясь их поддеть и скинуть, но ничего не выходило. Капроновые верёвки накрепко напутались на трубчатые сочленения. Слава глянул на часы.

«Сорок пять минут. Вышло время безопасного погружения. И воздух скоро кончится. Правда, есть маленькая запаска – «пони-ботл». Но это не больше, чем минут на десять… Надо выбираться!»

Он колебался между двумя вариантами.

«Снять перчатки, чтобы распутать сеть? А если потеряю? Жалко… Зажать между коленями? Уроню фонарь!.. Ладно. Лучше по-другому… Ох, прости меня, неведомый рыбак…»

Он снял с пояса нож, завёл руку за спину и стал подковыривать пальцами верёвки, чтобы их разрезать.

Перчатки сильно мешали. Нож соскальзывал. Лезвие почти не резало туго натянутый капрон, промахивалось мимо нужной петли. Мысленно ругнувшись, парень сбросил одну перчатку, потом вторую, с грустью наблюдая, как они, медленно кружась, падают во мглу.

«Ничего, может, ещё подберу…»

Он снова поднял руки, остро ощутив холод сентябрьской воды. Вдыхая как можно реже и задерживая воздух в лёгких как можно дольше. Слушая шелест своего размеренного дыхания. Ощупывая вентиль регулятора давления в поисках державшей его нити. Компенсатор плавучести костюма переполнился – жилет тянул Славу наверх, прижимая к сети. Тогда парень слегка стравил отработанный воздух, и серебряные пузырьки побежали к долгожданной свободе.

Наконец Слава нашёл нужную верёвку. Капроновый жгут натянулся, глубоко забившись под детали акваланга, и даже оголённый палец не чувствовал, где кончалась сеть и начинался вентиль. Парень сжал капроновую нить, подсунул под неё лезвие ножа, провернул его и резко надавил.

Что-то булькнуло прямо над ухом. Славе показалось, что длинные чёрные щупальца обвились вокруг его шеи. Руки дрогнули. Лезвие проскользнуло, резанув по пальцу. От боли Слава разжал руку. Нож проехался по плечу, разрезав гидрокостюм. Парень тут же забыл о наваждении и попытался всё исправить.

Не успел. Нож канул вниз, скрывшись в слое ила. Слава заметался, зашарил вокруг свободной рукой, выпуская в воду красные облачка. Дно предательски рассыпа?лось перед ним склизкой бурой взвесью, не давая нащупать рукоять ножа.

Слава стал рвать верёвки голыми руками. Сначала одной, скрюченной над головой, потом обеими, дёргаясь и озираясь, зажав фонарь ногами и не щадя порезанного пальца. Бесполезно.

Сетчатое полотно уходило к поверхности озера. Совсем рядом виднелся топляк. Мшистый, покрытый тиной ствол дерева лежал наклонно. Одного его конца не было видно из-за солнечных бликов наверху.

«Это, наверное, дерево, упавшее с берега, да так и оставшееся в нём корнями! Чёрт! А ведь я так близко!..»

На дно по бокам от парня опускались верёвки с грузилами, утонувшими в иле. Сеть простиралась во все стороны. Она тряслась от Славиных движений, как паутина с попавшей в неё мухой. Но сеть была большой, вдали её колебания ослабевали. Слава не мог всплыть вместе с нею. Хоть и тянул изо всех сил, но поднимал её лишь на пару метров. А она тут же прижимала его обратно, возвращая в муть, поднятую со дна. Он давным-давно избавился от грузиков собственного пояса, не без сожаления выбросив их из специальных ячеек, но вырваться из сети не мог. Здесь не помешал бы нож, только его больше не было. Как ни бился Слава, верёвки держали крепко. Он начал уставать.

Тут в акваланге кончился воздух. Уже и предыдущий вдох парень делал с большим трудом: смесь почти не поступала из баллона. А теперь кислорода вовсе не осталось: ничто не поднялось в Славину грудь через шланг. Наоборот: акваланг чуть не вытянул из лёгких остатки воздуха, так и норовя вывернуть их наизнанку. Словно издеваясь, часы на руке замигали, сообщая об окончании подъёма.

Слава выплюнул раструб респиратора и рванул из кармана запаску. Но вдруг замер.

«Это не сильно поможет. Задержу дыхание, попробую свинтить регулятор, чтобы не терять акваланг. Если повезёт, освобожусь и открою «пони-ботл» на подъёме».

Он сунул запаску в разгрузочный пояс, поднял руки, нащупал тугую резьбу креплений и сжал её изо всех сил. Измученные пальцы проскальзывали по металлу. Парень задыхался. Перед глазами всё стало чёрно-зелёным. Он выхватил из кармана запаску, судорожно свернул вентиль, приложил баллон к губам и сделал глубокий вдох.

Пятна перед глазами не исчезли, лишь слегка поблёкли. Пегая муть преследовала Славу, куда бы он ни глянул. Он не обратил внимания и воткнул баллон обратно в карман. Снова поднял руки, схватился за шланг, попытался снять его, стискивая зубы и впиваясь пальцами в резьбу. Но его пальцы становились всё слабее и мазали по холодному металлу, не в состоянии разъединить шайбы.

Слава боролся с желанием хлебнуть воздуха, судорожно сглатывал, но запрещал себе открыть рот и втянуть воды. Он неистово рвал вентили, сотрясая сеть и поднимая вихри бурых облачков. Внезапно Славу осенило.

«Идиот!»

Он потянулся к пряжкам акваланга, но сделать уже ничего не смог.

Парень не замечал, как вода вокруг него бурела, наполняясь ржавью. Кровь выплёскивалась из пореза на пальце, смешиваясь с илом. В другой ситуации порез не причинил бы серьёзного вреда, но мозг Славы был измучен нехваткой кислорода. Минута. Две. Три? Он не знал, сколько задерживал дыхание. Воздух кончился. Когда Слава уже хотел достать запаску, силы его покинули.

Кончики пальцев закололо мелкими иголками. Колени разжались, выпустив фонарь. Бриллиантовый луч оборвался, став тусклым ореолом на дне. В глазах у парня потемнело. Руки обмякли и соскользнули с вентилей. Мозг передал управление телом вегетатике. Слава открыл рот и глубоко вдохнул.

Вода ворвалась в лёгкие, тело скрутили спазмы. Парень закашлялся и неосознанно втянул ещё больше воды. Его конвульсии выдрали из дна грузила. Сеть стала опадать, окутывая Славу ажурным саваном. И сквозь едва заметные ячейки ему мерещились пара круглых глаз да косой порез рта на фосфорическом лице. В агонии он вывернул из разгрузника запаску, но она тут же выскользнула у него из рук. Насмешливо кружась, она съехала вниз вслед за перчатками, ножом и фонарём.

***

Ольга заперлась в мужниной квартире. Не отвечала на звонки, не открывала дверь соседям, ну а Влада и близко не подпускала. Дни сливались для неё в недели, недели в месяцы. Она выходила только в магазин, чтобы купить буханку да бутылку. Раз за разом она мысленно проживала тот день, когда в последний раз ездила на озеро, изводя себя поздним раскаянием. В пьяном бреду она повторяла: «Не ходи, Слава, не ходи… Утащит водяной…»

Однажды она лежала на двуспальной, слишком широкой для неё одной кровати, бесцельно уставившись в небо за окном. Свинцовые тучи густо сыпали снегом, кружащимися невесомыми хлопьями. Дверь тихонько скрипнула и приоткрылась. Звякнула кучка бутылок у стены. Ольга, медленно повернув голову, упёрлась затуманенным взглядом в проём.

Там стоял Слава. В водолазном костюме, в ластах, с аквалангом, в котором его вытащили из озера. Мелкие хромированные детали опутывали клочья водорослей. Лицо его было серым, раздутым, кожа крупными складками выдавливалась за края маски. Шланг для дыхания болтался у Славиного плеча, и Ольга подумала: «Конечно, ведь баллон пустой, и трубка ему больше не нужна». Губы Славы разлепила широкая, искренняя, по-детски счастливая улыбка. Жёлтые хлопья ила вывалились изо рта и сползли по подбородку.

– Ты вернулся, мой родной!

Ольга вскочила с кровати. Покачнулась, но не упала. Оттолкнувшись от пола голыми пятками, бегом пролетела комнату и врезалась в Славу. С силой обняла мужа, стиснув его вялое тело, так и норовившее просочиться сквозь пальцы. Встав на цыпочки, закрыла глаза и прижалась к холодным губам. Ощутила не то привкус тины, не то запах собственного дыхания. А снег всё кружил – казалось, теперь в её голове, – заметая искры сознания.

Сокращённый день

В сельской школе раздался звонок. Последний на сегодня. Суббота была сокращённым днём, и всех отпускали с уроков уже в полдвенадцатого. Дети разбегались домой: младшие – вприпрыжку и наперегонки, старшие – сдержанной пружинистой походкой, с потрёпанными ранцами, лихо перекинутыми через плечо. Но Коле с Надей не хотелось уходить.

Они учились в разных классах. Надя – круглая отличница, умница в стоптанных сандалиях и линялой юбке, которая стала ей донельзя коротка, – в пятом «А». Коля – бойкий темноволосый хорошист, зимой и летом в одном и том же свитере, – в шестом «В». Жили ребята по соседству, в деревне неподалёку. С детства дружили, несмотря на подколки и порой даже злые нападки мальчишек. Всегда ходили вместе, а иногда задерживались в школе после уроков.

– Ну что, пойдём? – с тревогой спросила Надя, когда все поля её тетрадки по литературе уже были изрисованы улыбками и красивыми завитушками, а вырванный из Колиной тетради лист исчиркан «точками» и «крестиками-ноликами».

Коля серьёзно посмотрел на неё.

– А ты как – хочешь?

– Мама с папой, наверно, пьяные… – грустно ответила подруга. – У них сейчас работы нет.

– Тогда останемся! Отчиму тоже всё равно…

За окном вовсю морозил февраль. Деревья с утра стояли в инее, а сейчас немного оттаяли, с неба повалил снег. В классной комнате было тепло: грела старая буржуйка с дымоходом, выведенным в форточку. Угли уже остывали, но Марья Сергеевна строго-настрого запретила разжигать её снова: «Нужно экономить дрова, а то не хватит на зиму!» Впрочем, класс и так был неплохо прогрет дыханием учеников. А если бы стало холодно, Коля с Надей могли сходить в раздевалку за куртками. Хотя и это было нежелательно, ведь дядя Ваня – бессменный школьный охранник – очень не любил, когда в школе кто-то оставался. Говорил: «Не по правилам!» Если он их с Колей увидит, наверняка отправит домой. «Похоже, – подумала Надя, – потом всё же придётся топить».

– Давай тогда домашку поделаем! – живо отозвалась она и отвернулась, чтобы достать книги из портфеля.

– Нет, – ответил Коля, – давай лучше клеить!

В углу классной комнаты был большой прямоугольный стол для уроков труда. На нём стояли поделки: петушки из шишек и желудей, собранных осенью в лесу, из них же – коровки с хрюшками, ёжики, домовые и лешие. Но самой главной достопримечательностью был большой бумажный за?мок. Он возвышался надо всем этим добром почти полуметровой громадой: со стройными башенками, увенчанными конусами крыш, с зубчатыми стенами, снабжёнными вырезами бойниц, с широким откидным мостом, крепившимся к арке входа внушительными цепями, собранными из бумажных лент.

За?мок был гордостью Коли с Надей. И каждый раз на уроках труда по особому разрешению учительницы, охотно освобождавшей друзей от других заданий, он дополнялся новыми архитектурными элементами, всё разрастаясь вширь и в высоту.

Вот и сегодня дети засиделись допоздна, подклеивая к нему новые башни со шпилями и хитрые пристройки, вырезанные из картонок, найденных чуть ли не на помойке. Коле даже удалось смастерить и торжественно водрузить в середину его внутреннего двора крытую грузовую повозку.

Мальчик уже начал задумываться о том, из чего бы сделать лошадь, и тут в животе у него громко заурчало. Коля посмотрел в окно. Там всё стало ярко-синим, с прожилками снежных вихрей, которые сдувал с крыши здания вдруг поднявшийся ветер.

– Я обед взяла, – сказала Надя. – Правда, только гречка с луком…

– У меня тоже есть, – подхватил Коля. – Давай поедим. Как раз чуть-чуть и согреемся.

Когда они поужинали, на улице совсем стемнело. Дети едва различали друг друга. Но свет они не включали. Электричество-то здесь было – к пологому холму, на котором одиноко стояла школа, тянулись провода от проходившей рядом ЛЭП. Но время было позднее, суббота. И дядя Ваня уже оставил свой пост: закрыл школу до понедельника, а перед этим опустил все выключатели в главном электрощитке.

– Ну всё, пора… – неуверенно сказала Надя. – Дядя Ваня уже точно ушёл. Хорошо, что мы заперлись, а он кабинеты не открывает! И одежду в раздевалке не заметил… А ты смотри, какой ветер! – девочка поёжилась, глянув в окно, за которым свистала вьюга. – Мы и за час не доберёмся.

– Да, – ответил Коля. – Собирайся. Я возьму ключи.

Учебные классы редко запирались, но в этом кабинете стоял старенький телевизор с трубчатым кинескопом и кассетный видео-проигрыватель. Конечно, такую ценность не доверили бы Коле, но Наде Марья Сергеевна оставляла ключи без вопросов, лишь изредка напоминая, чтобы та потом прятала их за стеклянный шкафчик на вахте. Парадные же двери школы были снабжены крепким врезным замком, открывавшимся как изнутри, так и снаружи. У классной руководительницы был ключ и от него.

Дети наощупь сложили учебники с тетрадями в портфели, поворошили на всякий случай потухшие угли в печурке. Надя даже умудрилась ополоснуть банки из-под обеда. У выхода из классной комнаты стояла раковина с простым рукомойником. Воды было много: видимо, раз всех отпустили домой до обеда, у одноклассников не появилось повода мыть руки.

Друзья вышли из кабинета. Слабый отсвет луны едва пробивался сквозь вьюгу к окошку в конце коридора, а справа и слева тянулись ряды запертых дверей кабинетов. Темень здесь стояла ещё гуще, чем в классе.

– Посветить? – спросила Надя, доставая маленький фонарик («от маньяков», как называли его дети, но он, к счастью, не подтвердил своего назначения и служил скорее для того, чтобы не утонуть в сугробе).

– Не, я уже всё, – ответил Коля, поворачивая ключ в замке в последний раз. – Береги батарейки!

Он отвернулся от двери и взял Надю за руку. Для Коли это был долгожданный момент – он мог без неуклюжих оправданий прикоснуться к Наде и, как настоящий мужчина, повести её по тёмному коридору, оберегая от опасностей. Потом будет короткая лесенка в холл из пяти ступенек. Там Коля обгонит подругу и станет спускаться спиной вперёд, аккуратно находя каждую ступеньку ногой. И тогда он сможет держать Надю уже за обе руки.

Так он и сделал, поймав её кисти в свои ладони.

– Тихонько… – чуть дрогнувшим голосом сказал он.

Руки Нади были тёплые, совсем не потные, и даже на расстоянии Коля чувствовал ветерок её дыхания.

– Так!.. Одна… две… три… – стал считать он, – четыре… Почти пришли!

Но тут Коля замер на месте. Его нога в хлипком ботинке воткнулась во что-то мягкое и упругое. Мальчик вздрогнул. Надины пальцы сжались вокруг его ладоней.

– Что?.. – начала она и, не договорив, отдёрнула одну руку, чтобы вытянуть из рюкзака фонарик.

Сначала луч упал на Колины брюки, чётко высветив белёсые ворсинки сильно истёртой ткани, затем – на квадратные носы его ботинок. Прошёлся по старому паркету и остановился на чём-то зелёном, тоже похожем на ткань. Мальчик оглянулся, по-прежнему крепко сжимая руку Нади. Яркий луч пробежал слева направо, упав на свалянный овечий ворот и выглянувшую из-под него рубашку. А в следующий миг выхватил из тьмы страшное, неузнаваемое лицо. Рот на нём зиял огромной дырой, из которой растекалось что-то красное, заливая две нижние ступеньки и пол под ними.

Надя завизжала, выронив фонарик. Тот звонко брякнулся о бетон, ещё раз осветив то, что было когда-то человеком. Потом уткнулся в тёплый зимний китель, утопив луч света в плотной ткани. Надя с криком бросилась назад по коридору.

Коля тоже был на волосок от того, чтобы кинуться бежать, но сумел взять себя в руки. Быстро наклонившись, поднял фонарик, стараясь не коснуться мёртвого тела. Затем внутренняя пружина, сдерживавшая его страх, распрямилась, и мальчик бросился прочь.

Он быстро догнал Надю. К счастью, она ещё не успела добежать до двери классной комнаты и не начала рвать ручку в ужасе, забыв, что дверь заперта. Коля схватил Надю за руку. Девочка, обезумев от страха, заколотила ладошками по Колиным плечам, но он крепко прижал её к себе, обездвижив.

– Ш-ш-ш… Тише! Надя! Это я… Это – я!

Понемногу она стала затихать. Всхлипывая, опустила голову ему на плечо. Коля робко поглаживал подругу по спине, хоть и сам с трудом боролся со слезами.

– Т-там… – начала она.

– Дядя Ваня, – смягчая голос, спокойно ответил он. – Что-то случилось…

– Надо что-то сделать!

– Нет, уже поздно. Мы пойдём в Вершки и вызовем участкового.

– Нет! – вдруг взвизгнула Надя. – Я больше не пойду туда… где о?н!

Коля ничего не ответил. Он осторожно опустил руку и достал из кармана ключ. Надя вздрогнула, когда тот тихонько звякнул на колечке.

– Пойдём пока внутрь, – твёрдо сказал мальчик, отстранившись и развернув Надю к двери.

Они зашли в комнату. Коля дважды провернул защёлку и тщательно подёргал дверь, убедившись в надёжности замка. Затем он вновь обнял подругу и повёл её в темноте к партам. Они сели на край длинной скамьи.

– Я больше туда не пойду, – всхлипывая, повторила Надя, и плечи её затряслись.

– Ну всё, – приговаривал Коля. – Тише! Ничего, я пойду.

– Нет! – вскрикнула Надя. – Не уходи!

***

Друзья не знали, сколько просидели в темноте. Над старой меловой доской висели часы, но они давно не тикали. А если бы и шли, это бы ничего не изменило. Вряд ли родители Нади или Колин отчим, с которым он остался после смерти мамы, начали бы о них беспокоиться. После горячих споров и горьких Надиных слёз друзья договорились идти вместе.

– Я буду с фонариком впереди. Возьму тебя за руку. А ты закрой глаза и не смотри! – уверенным, почти спокойным тоном сказал Коля, втайне надеясь, что и сам сможет всё это выдержать: не дать дёру, бросив Надю одну в темноте.

– Ладно, – твёрдо вымолвила девочка. – Давай… А я тогда закрою класс.

После недолгой возни мелко дрожащими пальцами с неподдающимся замком, да ещё заминки, когда Коля слишком сильно сжал фонарик, случайно его выключив, всё устаканилось, и дети тихонько двинулись в холл. Коля старался не направлять луч на ступеньки впереди и светил себе чётко под ноги, упрямо бормоча ободряющие фразы.

– Ну вот, Надя… Тихонько… Не смотри… Я здесь… Всё хорошо…

Он тянул её за руку, чувствуя лёгкое сопротивление. Потом Надя всё-таки медленно переставляла ноги, пробуя пол под ними сначала носком. «Как в игре, – подумал Коля, – когда тебя раскручивают и надо ловить друзей с завязанными глазами. Арами?я Гусия?-я-я, Гусия?-я-я, Гусия?-я-я…»

Вдруг мальчик остановился. Надя воткнулась в него, но Коля тут же двинулся дальше. Теперь они шли ещё медленней. Коля вслушивался. Вскоре Надя с дрожью прошептала:

– Ты слышишь?..

– Не бойся! Это, наверно, счётчик…

Коля соврал.

«Какой счётчик? Он не крутится, когда света нет…»

Они были почти у лестницы, и Коля посветил вниз.