скачать книгу бесплатно
Юрий Григорьев – Сгоревшие тетради
Юрий Александрович Григорьев
Сборник ранних произведений автора. Будет интересен в первую очередь молодым людям, находящимся в поиске своего пути.Рассказы о добром волшебнике, о мудрых спичках, о профессоре математики, открывшем "звёздную теорему", о забавном гр. Пустякове и о прочих человеческих скитаниях в поисках своего смысла в этом мире.В конце прошлого века эти произведения публиковались автором на своём сайте. Хочется дать им вторую жизнь. Девизом моего старого сайта было: "Странствия в поисках Бога и Человека".Всем моим попутчикам – счастливого пути!
Четыре желания
Шёл по дороге волшебник. И встретились ему четыре человека: купец, глупец, мудрец и воин.
А у волшебника было как раз хорошее настроение. Дай, думает, осчастливлю этих людей – пусть меня потом добрым словом вспоминают.
Подошёл он к ним и спрашивает:
– А что, почтенные люди, каждому из вас для счастья надобно?
Подумал купец, погладил бороду и говорит:
– Да вот, кабы ты, мил человек, подарил мне миллион рублями, да миллион добавил, а третий сверху положил – был бы я, что ни на есть, счастливый человек. Потому как – были бы деньги, а счастье мы купим!
Дал ему волшебник мешок с деньгами, взвалил его купец на плечи – только крякнул. Побежал купец домой, от радости и спасибо сказать позабыл.
Повернулся волшебник к солдату:
– Ну а ты, служивый, чего для счастья желаешь?
Солдат недолго думал, ему долго думать по уставу не положено:
– Генералом хочу быть, золотые погоны носить, на белом коне скакать, и чтобы все мне честь отдавали. Солдатское счастье – слава!
Подарил ему волшебник и белого коня, и генеральский мундир с золотыми погонами. Сел солдат на коня и поскакал свою армию искать, потому – генералу без армии несподручно.
Посмотрел на всё это мудрец, почесал в голове и сказал:
– И что деньги – прах, и что слава – дым, а есть у меня мечта заветная: подари ты мне книгу премудрую, где на любой вопрос ответ даден, и чего бы мне не захотелось узнать, – про всё там рассказано. И все тайны заветные и загадки мировые – учёными словами прописаны.
Выслушал это волшебник, сказал слово тайное и дал мудрецу книгу желанную; а в книге той страниц – считано, не считано, – из тончайшей бумаги, а весу в ней – два пуда. Взвалил её мудрец на спину, охнул и побрёл домой, согнувшись.
Дошла очередь до глупца. Стоит глупец, в носу ковыряет.
– Говори, родимый, – чего желаешь?
– Хочу, – говорит, – дудочку волшебную, чтобы только ко рту поднесёшь, – сама играла, да всё мелодии весёлые, да каждый раз новую; чтобы жить – не тужить, да приплясывать.
Подарил и ему волшебник желанное и пошёл своей дорогой, собой довольный.
Прошёл год, – как день пролетел.
Возвращался волшебник дорогой обратною: Дай, – думает, – посмотрю, как моими подарками воспользовались, рады ли, довольны ли?
Повстречал купца, – не узнать лица. Похудел купец, помрачнел. Сидит на мешке с золотом, есть – не ест, пить – не пьёт, одна дума душу грызёт: "Эх, дурак – остолоп, почему не выпросил у волшебника два мешка с золотом." Сидит, тоскует, ничего не видит, никого знать не хочет.
Вздохнул волшебник, – дальше пошёл.
Стоит у дороги памятник роскошный. На бронзовом коне бронзовый генерал сидит, а солдатские косточки в земле сырой тлеют. И цветы роскошные лежат, и слова высокие золотом на плите писаны, а спросить: "Счастлив ли, солдат?" – некого.
В другой раз вздохнул волшебник, – дальше пошёл.
Заходит в дом к мудрецу, – аж дыхание перехватило: грязь, да вонь и запустение. Потолок в копоти, на полу – огарки свечные. Сидит мудрец, волосами оброс, глаза осовелые, рукой подпёрся, двухсоттысячную страницу читает. А только не дочитать ему той книги до самой смерти. Махнул рукой волшебник и поскорее долой, на свежий воздух.
Совсем загрустил: "Что же я понаделал! Хотел людей осчастливить, а только несчастье принёс. Нет, видно, никто на свете не знает, – чего ему для счастья надобно."
И вдруг, услышал мелодию чудную, дудочку волшебную.
Идёт глупец, приплясывает, рот до ушей. Штаны в заплатах, рубаха дырява, – да горя мало.
– Бог в помощь, старик! Дай тебе Бог здоровья. Уж удружил ты мне, удружил, уважил, так уважил. Век тебя буду благодарить за дудочку волшебную.
Обрадовался волшебник, – хоть одному угодил. И дальше уже пошёл веселее, а после призадумался. И долго потом ещё головой качал и чему-то улыбался.
А что он думал, то нам неведомо.
На том и сказке конец.
1986
Уродинка
"Маленькая спичка,
Венчик золотой -
Крохотная стычка
Света с темнотой."
Спички лежали на полочке. Деревянной полочке в углу маленькой, тесноватой кухни. Спичек было много – десять коробков. Шестьсот граждан маленькой спичечной страны.
Деревянная полочка, подвешенная за нитку на гвоздик, была их планетой, а маленькая кухня – целой вселенной. Ещё, правда, было окно, а за ним – кусочек неба, то синего, то безнадёжно серого, и клочок земли с чахлыми деревцами и реденькой травой. Но это всё было так неясно и смутно сквозь запылённое окно, что не имело никакого значения.
Итак, кухня была маленькая и тесная, полочка маленькая и узкая, и спички поневоле жались друг к дружке. Но что за беда! В тесноте, да не в обиде. Жизнь у них была спокойная, беззаботная – лежи себе на боку, да ничего не делай. Опять же и поболтать есть с кем, поспорить и даже пофилософствовать. А чего же не пофилософствовать, если тепло, спокойно, уютно? И всё бы хорошо, но…
Как и все живые, спички очень боялись смерти.
Каждый день, утром и вечером, в маленькой вселенной загоралась лампочка на потолке – маленькое слепящее жёлтое солнце, и раздавались шаги. И хотя это было так обыденно, ежедневно, но в этот миг все спички замирали, затаив дыхание, и во всех коричневых головках растерянно трепетала одна мысль: только не меня, только не меня…
И когда протянувшаяся рука брала один из коробков, можно было, если прислушаться, услышать слабый, облегчённый вздох – это радовались остальные спички.
Потом, когда несчастный коробок возвращался на место, в нём недосчитывались одной, а то и двух спичек. Их соседи по коробку пересказывали, как огромные и толстые пальцы, от которых резко пахло потом и ещё чем-то неприятным, безжалостно выхватили из их рядов хрупкое, охваченное ужасом, беззащитное тельце и, не слушая или не слыша его отчаянные мольбы о пощаде, били коричневой головой несчастной по стенке домика. И все оставшиеся слышали, безотчётно содрогаясь, непередаваемо мерзкий звук и тошнотворный дым говорил им о судьбе несчастной жертвы.
Мало того, одна из спичек, избежавшая расправы, потому что упала на пол, и вернувшаяся затем обратно в свой домик, рассказала, что видела на полу в маленькой жестяной банке обгоревшие останки многих спичек, – чёрные, согнутые, рассыпавшиеся трупики. Это было ужасно. Это было невыносимо.
За что? Вот каким вопросом задавались все спички, не находя ответа. И никто из них не подумал – зачем?
Но стоит ли их винить? Ведь любому из нас на их месте было бы обидно.
В нижнем ряду, ибо домики стояли в три ряда, лежала самая красивая, самая аккуратная коробочка. На ней была наклеена очень замечательная картинка – синие море, жёлтое солнце и белая чайка. Очень симпатичная картинка, не то, что на остальных: какие-то серые дома или вообще чёрт знает что. И понятно, что жильцы этого домика очень им гордились, а все остальные спички их уважали. Тем более все они были, как на подбор, – толстенькие и с большой головкой.
Но была среди них одна просто замечательная – из неё одной можно было бы сделать две обыкновенные спички, а коричневая голова, именно голова, была таких размеров, что об этой спичке безоговорочно утвердилось мнение, как о самой мудрой из всего спичечного царства. Звали ее – Дубинка. Она и впрямь была похожа на маленькую дубинку и безусловно имела все права быть королевой спичечного царства.
И вот однажды на полочке появилась новая удивительная коробочка. Мало того, что она была лёгкая и картонная, но все спички в ней были с зелёными головками!
– О, ужас! Как это омерзительно, как гадко! – кричали возмущённые старожилы. – Да любая, уважающая себя спичка сгорела бы со стыда, имея такой отвратительный цвет. Какие бесстыдницы эти новые спички! – горячились они.
Впрочем, говорили они так скорее из зависти. Ведь новые жильцы были так стройны и красивы, а их домик был так изящен и легок – зелёный цвет был им даже очень к лицу. А главное, на их картинке были горы, настоящие высокие и снежные горы, над которыми гордо парил орёл. Этого спичечное царство не могло вынести. Ведь так устроен этот несовершенный мир, что любое преимущество становится недостатком в глазах тех, кто его лишён. И громче всех возмущались, конечно же, солидные, толстые спички во главе с Дубинкой. Но их утешало то, что эти новые зазнайки, "зелёнки", как они их прозвали, лежали на самом верху и были обречены на скорую гибель.
Но… Судьба или случай оказались благосклонны к новичкам. Быть может, их ярко-зелёные головки нравились не только им самим. И их не трогали.
Прошли дни. Спичечное царство поредело. И вот однажды на полочке остались только две коробочки. Это были дубинки и зелёнки. К этому времени они уже помирились. Общая беда сблизила их, и часто между ними протекали удивительные и интересные философские споры. О чём? Конечно же о высоких материях: о жизни и смерти, о величии и ничтожестве, и просто о смысле спичечной жизни.
Громче всех спорили две спички: Дубинка и Зелёнка, самая стройная и гордая из всех зелёнок. Если бы кто-то ухитрился подслушать их разговор, он услышал бы примерно следующее:
– А как вы думаете, – важно говорила Дубинка – существует ли потусторонняя жизнь или нам суждено навеки покинуть этот прекрасный и многострадальный мир?
– Оставьте мысли о вечности, – отвечала ей Зелёнка – это только сладкая сказка. Но мы ведь с вами мудрые спички и потому не верим в сказки. Вся наша короткая и печальная жизнь, весь мир сгорит в одном огне вместе с нами. И потому давайте наслаждаться жизнью пока не пробил наш Час, – горько добавила она.
– Ах, как это ужасно! Неужели ничего нельзя сделать? Мне так хорошо в моём тёплом и уютном коробке. Я так боюсь огня!
– Не бойтесь, ваше деревянное Величество. Это произойдёт так быстро, что вы не успеете испугаться. Чирк – и готово.
– Ах, не говорите так, ваша зелёная Светлость. Меня бросает в озноб от этой мысли.
После этого разговор обычно переходил на другие, более приятные темы.
Так или почти так думали и все остальные спички. Но правильно говорится – в семье не без урода. И такой уродинкой была маленькая зелёная спичка. Она лежала на краю коробочки и не вмешивалась в споры, но долго о чём-то думала.
А думала она о том, как прекрасно, когда маленький, но храбрый золотистый венчик озаряет сумрак и щедро дарит своё маленькое, но доброе тепло всем, кто в нём нуждается. А ещё она думала, как прекрасно, когда в комнате горит огонь, озаряя стены весёлыми язычками пламени, и весело пыхтит на огне большой остроносый чайник, захлёбываясь от удовольствия. А, может быть, ещё она думала о том, как приятно, здорово наверно гореть, чувствуя, что превращаешься не в жалкие обгоревшие останки – нет! – а в яркий, волшебный свет. А, быть может, именно в этом смысл любой жизни – подарить миру свет, открывая его тайны и красоту, и согреть его своим теплом, чтобы он стал добрее и ближе, – тем, кто остаётся жить.
Не правда ли – глупая спичка?
И пришёл день и пришло время. Толстые и грубые пальцы достали из картонного коробка маленькую, согнутую, нелепую спичку, задержались на мгновенье, как бы раздумывая, и.. бросили её на пол.
Вслед за ней в жестяную банку полетела смятая коробка со снежными высокими горами и гордым орлом.
Маленькая ошеломлённая спичка не могла поверить, понять случившееся.
– Как же так? Ведь я хочу гореть!
А из последней коробки уже вытаскивали могучую её Величество Дубинку. Если бы её могли увидеть в этот момент её подданные! Как бы они поразились! Она съёжилась, скрючилась, сморщилась, и если не кричала, то только потому, что была в обмороке. Сжавшие её пальцы решительно чиркнули, и огромная коричневая голова постыдно разлетелась в крошки, так и не дав огня.
Но нужен огонь! Без огня нельзя. И пальцы нащупывают на полу поникшую тоненькую спичку, поднимают её и осторожно чиркают о коробок. Чирк.
Как она горела! Ни одна из стройных и крепких спичек не могла дать такого высокого и яркого пламени. Казалось, она торопилась сжечь себя без остатка, отдать всё, что может. Она сгорела вся, обожгла пальцы и на пол упал тонкий чёрный скелет. Упал и рассыпался.
Можно сказать: «Ну и глупая же спичка. К чему ты стремилась? Чего так ждала? Твоим гордым и счастливым пламенем зажгли газовую конфорку и поставили на неё глупый пузатый чайник.» И будете правы.
Куда приятнее пить горячий чай из чайника, не думая, что кто-то зажёг под ним огонь. Ценой своей жизни.
Да и вообще, о чём разговор? О спичках?
Да, нет…
1986
Звёздная теорема
Было это давно. В те времена, когда люди ещё жили не спеша, жил среди них великий математик. Звали его -… Нет, забыл – как его звали. Но это неважно. Всё равно все его звали чудаком.
Жил он в каком-то городе. Может во Флоренции, может в Могилёве – это тоже неважно. А вот – что у него было.
Была у него собака лохматой породы, но очень преданная. Была у него тросточка, с которой он любил гулять по окрестностям или, сидя на берегу небольшой речушки, чертить на песке разные непонятные формулы и уравнения. Был у него маленький домик под черепичной крышей, и в окне до поздней ночи, а иногда и до утра, горел свет. Было у него время отпущенной жизни, и большое желание выразить мир в замечательной формуле, где ни добавить, ни убавить, а всё, как оно есть на самом деле.
И были у него звёзды над головой. И хоть принадлежали они всем и никому, но люди так редко подымают голову от своих забот, и так редко проживают ночь, усталые от своих трудов, что звёзды давно уже обиделись на них. Они молчат с людьми, им не о чём с ними говорить. Они говорят между собой на своём языке, который мало кто из людей может услышать и понять.
Профессор-математик понимал звёзды. Уже несколько лет каждую ночь проводил он на чердаке, наблюдая сквозь подзорную трубу великий калейдоскоп рассеянных миров.
Протекали часы, похрапывали в сладком сне люди, восходила и закатывалась луна, прохладный ветер качал верхушки деревьев, серая мышка шуршала в углу, а он всё смотрел и смотрел. Временами делал какие-то записи и что-то восклицал, размахивая руками и пугая осторожную мышку. Лохматая собака, лежащая у ног, подымала голову и глядела на хозяина. Она переживала за него и, хотя не понимала, чем же он занят, не сомневалась, что это очень и очень важно. Когда у хозяина было хорошее настроение, он трепал её по спине и говорил:
– Ах, дружок, если бы ты знал, как я тебе завидую! У тебя есть Бог, твой хозяин, ты видишь его, ты веришь ему, ты любишь его. Бог любит тебя, он кормит тебя, ласкает тебя – и на душе твоей покойно. Зачем тебе иные миры, когда Бог рядом! Как я тебе завидую!
И, смеясь, трепал её по шерсти.
Собака преданно смотрела ему в глаза и, казалось, отвечала:
– Не знаю, что ты говоришь, но вижу, что ты любишь меня. И, значит, в мире всё в порядке.
Собака была стара. Она помнила лучшие времена. Когда она была жизнерадостным щенком, тогда ярче светило солнце, голубее было небо, вкуснее были мозговые косточки, и в доме чаще раздавался смех. Тогда, помимо хозяина, была у неё хозяйка – жена профессора. Весёлая, ласковая женщина, от одного вида которой, глаза профессора лучились и губы трогала нежная улыбка.
Мир тогда был огромнее и прекраснее. Приходили разные люди в гости к хозяевам, звучали шутки, пение. И озорной щенок крутился у них под ногами, вилял хвостом и каждого, кто брал его на руки, норовил лизнуть в лицо.
Но… – как часто в жизни встречается это «но»! Однажды всё кончилось. Кончилось сразу и навсегда. Хозяйка исчезла из дома. Глаза профессора погасли, а на лбу появилась глубокая морщина, зачеркнувшая прошлую жизнь. Ещё приходили люди с вытянутыми лицами, приносили соболезнования, неуютно сидели в холодной гостиной, слушая молчание хозяина, потом подымались, откланивались и исчезали навсегда.
В доме поселилась тишина.
Собака не знала, что такое смерть. Впрочем, и люди не знают этого. Но они знают, что это – есть. Собака не знала о смерти. Она видела, что её Бог осиротел и сразу как-то ссутулился, поник. Он по-прежнему ласкал собаку, давал ей вкусную еду, но ласки его были скупее, а еда перестала быть радостью.
На рабочем столе профессора появилась толстая темно-зелёная книга. Он читал её в тишине, читал помногу раз, позабыв и забросив пылиться все свои учёные книги. Всё чаще он подымал голову и вглядывался в ночное небо, как будто силился что-то прочесть в этой звёздной книге, открытой для всех, кто имеет глаза.
– Нелепый человек! – думал он. – Всю свою жизнь, пока я был счастлив, счастлив молодостью, любовью, наукой, я не часто поднимал глаза к небу, не часто смотрел в глаза звёзд, но и тогда, когда было это, я любовался ими, как чудесной картиной, подаренной природой нам, чтобы не опустели наши души, не разучились видеть и любоваться красотой мира.
– Нелепый человек! Только теперь, поражённый несчастьем, подкосившем мои силы и радость жизни, я понял, что эта прекрасная картина – звёздное послание, открытое всем людям, звёздная рукопись, хранящая тайны бездонного мира.
