скачать книгу бесплатно
«Солнце встает, и новый день пробивается сквозь, – выводил волшебный голос Дэвида Байрона, – утро нового дня, в котором тебя нет».
Слушая то, как он поет, легко было представить себе зачарованный лес, населенный демонами, волшебниками и единорогами. По тропинке среди деревьев, сплетавшихся в непроницаемый для солнечного света полог, ехал рыцарь, отправившийся спасать принцессу. Он знал, что дракон, с которым предстояло сразиться, невероятно силен, но точно так же он твердо верил: ничто не остановит чистого сердцем. И абсолютно наплевать было, что Байрон умер, как настоящий рок-н-ролльщик семидесятых: он был еще молод, но успел наиграться с наркотиками и выпивкой, успел стать знаменитым, а потом точно так же быстро был забыт – и умер в пустой квартире, когда его внезапно настиг сердечный приступ. Его имя ничего не говорило некоторым уже тогда, когда легендарный вокалист был еще жив, зато остались песни.
«И пока катятся час за часом, некому здесь будет увидеть, как я плачу, – некому, кроме восхода, кроме восхода и тебя».
Да, кстати… Снайпер обвел комнату взглядом. Конечно, то, что любой мужчина обязательно генерирует вокруг себя беспорядок, это миф. И все-таки в доме не чувствовалось женщины. Обычно если мужчина живет не один, это хоть как-то да проявляется. А здесь – ни малейшего следа.
– Ты что, один живешь? – не удержался Олег от вопроса.
– Что? – не понял сначала Денис. – А, вот ты о чем. Да, личная жизнь не складывается.
Он отошел от камина, брякнул на стол две чашки, банку с кофе, вынул из шкафа початую бутылку коньяка. Олег тоже подошел к столу и взялся за приготовление напитка. Кофейный порошок смешался с сахаром, послушно принялся растворяться в кипятке, по поверхности закружилась бежевая пенка, затем в чашку щедро плеснулся коньячный янтарь – по комнате поплыл дивный аромат.
– Ну что? – первым заговорил Музыкант, возвращаясь в глубокое массивное кресло. – О чем ты хотел со мной поговорить?
– У меня накопилось много вопросов. И ни на один из них нет ответа. А мне это не нравится.
– Хорошо, – Олег откинулся на спинку кресла. – Задавай свои вопросы.
– Можно подумать, Музыкант, ты сможешь на них ответить.
– А если не смогу, то зачем ты меня позвал?
– Мало ли… Вдруг ты задумаешься. Подскажешь что-нибудь. Покажешь того, кто может знать хотя бы, в какой стороне ответ поискать.
– Любопытно. Ладно, что там тебя волнует?
– Смотри, – Денис развернул стул спинкой от себя, сел на него верхом, сложил руки на спинке стула, водрузил поверх худой подбородок и пристально взглянул на Олега. – После Катастрофы прошло четыре года. Так?
– Так.
– Мы навели порядок в Городе. Мы не выигрываем войну с крысами, но и не проигрываем ее. У нас пока что хватает продуктов. Мы сохранили неплохие запасы бензина. У нас даже есть электричество. И телефон работает. Иногда. Так?
– Так-так. К чему ты клонишь?
Музыкант откровенно не понимал, чего хочет добиться от него этот странный Денис.
– К тому, что нам пора бы заняться решением других проблем.
– Каких?
– Да ты что, не понимаешь?! Музыкант, нельзя постоянно топтаться на одном месте. Вокруг нас – десятки, если не сотни, разных «почему». Почему произошла Катастрофа? Почему не работает радиосвязь? Почему ни одна группа, вышедшая из Города на разведку, не вернулась? Почему до сих пор никто не добрался до нас? Почему мутировали крысы?
– А, вот ты о чем.
Олег вспомнил, как заходил в гости к Сверзину, у которого на кухне – почему-то по какой-то давней, непонятной Олегу традиции именно на кухне – постоянно собирались люди, которых мучили те же вопросы, что и Дениса. Обычно дальше плетения умных словес дело не шло.
– Остынь, Денис, – сказал Музыкант, прихлебывая вкусный ароматный кофе. – Ты не найдешь ответов на эти вопросы. Только голову о стену расшибешь.
– Ну и что? Человечество так и двигалось вперед, Олег. Люди бились головами о стены. Большинство из них расшибало лбы в кровь и оставалось ни с чем. А потом находился кто-то, кто обнаруживал именно то место, о которое нужно биться головой особым образом. И он пробивал дыру. Человечество лезло за ним – и так до следующей стены. Жизнь – это движение, Музыкант. Нельзя стоять на месте.
Байрон тем временем уже запел про то, что она пришла к нему однажды утром, однажды одиноким воскресным утром. Олег и сам не заметил поначалу, что пальцы его отстукивают по подлокотнику кресла давно знакомый ритм.
– Хорошо, – медленно сказал он, перестав барабанить и глядя собеседнику в глаза. – Я сегодня видел крысу. Она играла на флейте и вела за собой зачарованных музыкой людей. Ты веришь мне?
Денис не моргнув встретил вопрошающий взгляд Олега. Задумчиво нарисовал в воздухе полупустой чашкой хитрый узор, слегка кивая в такт «Леди в черном», лившейся из динамиков.
– Да. Нет. Не знаю. Мне над этим нужно еще подумать. Но Вась-Палыч много мне про тебя рассказывал, и в одном я уверен точно: тебе незачем врать.
– Да? – усмехнулся Музыкант. – Не считай меня каким-то слишком уж особенным, парень. Я не хуже многих других. Но и не лучше, это факт. Только хорошие умирают молодыми.
– Что ты сказал?
В вопросе Дениса звучала искренняя заинтересованность.
– Только хорошие умирают молодыми. Присказка у меня такая. Это…
– Это песня, да?
– Точно. – Теперь и Олег по-новому посмотрел на Дениса. – Это «Айрон мэйден». Я ими до Катастрофы заслушивался.
– «Мэйден» – вещь. Надеюсь, Музыкант, у нас найдется еще что-нибудь общее. Музыку-то мы с тобой, похоже, почти одну и ту же слушаем… – Денис вздохнул. – Мне кажется, что с тобой что-то должно быть связано.
– Что? – удивился снайпер.
– Пока не знаю. Но о тебе очень много говорят, ты об этом в курсе?
– Конечно. – Музыкант пренебрежительно отмахнулся. – Много. Всякого. Музыкант то. Музыкант се. Я слышал, будто бы я умею читать мысли. Ходить сквозь стены. Что я умею разговаривать с пулями. Что я бессмертен. Что я – не то реинкарнация Иисуса, не то сам Антихрист. Вот. Выбирай по вкусу.
– Я не о том. Это все треп. Словесный мусор. Новому обществу нужна новая мифология. Если наши потомки одичают и станут зверями, закутанными в шкуры, они сохранят легенды о глухом боге с волшебным оружием, поражающим врага на расстоянии. Но согласись, что ты и на самом деле особенный. Вот поэтому я и хочу поговорить с тобой. И еще… кое с какими людьми. Штаб, Музыкант, хорош, пока он решает текущие задачи. Но Штаб не сможет дать нам стратегии.
– Значит, ты против Штаба? – прямо рубанул Музыкант.
– Нет, почему же. Просто однажды его время кончится. И лучше бы, если бы к тому моменту были люди, которые имеют хоть какое-то видение ситуации.
– Ну, – расслабился Олег, поняв, что его не зовут участвовать в перевороте, – я на эту роль не гожусь. С видением ситуации у меня всегда было плохо. Разве что когда я вижу эту ситуацию через оптический прицел. Ты мне вот что скажи: а почему тебе Вась-Палыч что-то про меня рассказывал?
– А… – Денис покачался на стуле туда-сюда. – Он мой отец.
– Вот как?
Членов Штаба редко называли по фамилиям – вот Музыкант сразу и не сообразил, почему фамилия Дениса показалась ему знакомой. Значит, сынок Вась-Палыча? Так-так. По внешнему виду и не скажешь. Тот плотный, с румяным круглым лицом, слегка переваливающимся через ремень брюшком, истребить которое не смогли даже тяготы Катастрофы. Сын же – какой-то субтильный, с тонкими артистическими пальцами, наверняка до Катастрофы его папа с мамой отправляли учиться играть на скрипке или пианино. И ни малейшего намека на знаменитые вась-палычевские усы. Честно говоря, лучше бы отцом Дениса оказался кто-нибудь другой. Штабист с пшеничными усами Музыканта недолюбливал и при каждой встрече это демонстрировал. Снайпер платил ему той же монетой. Другое дело – Доцент. Но там ведь действительно другое дело. Ладно, не будем об этом, мысленно сказал себе Олег.
– А ты что думал? У лидеров детей не бывает? Он не прочь пристроить меня в Штаб. По праву наследования. – Денис улыбнулся. – Кое-кто «против». Кое-кто «за». Все как всегда.
– Ну ладно, – Снайпер встал. – Пойду я, наверное. Вроде познакомились. Поговорили немножко – и хватит. Устал я, Денис. Тяжелый день выдался.
Денис, казалось, был вполне удовлетворен и коротким разговором, и тем объяснением, что дал Олег своему уходу.
– Согласен, – сказал он. – Главное – познакомились. Я бы хотел, чтобы мы стали друзьями, Музыкант.
– Да? – Олег изучающе посмотрел на Дениса. – Тогда зови меня по имени, что ли… приятель.
Однако, покинув дом новообретенного знакомого, Олег не отправился домой отдыхать. Сказав Денису, будто он устал, снайпер ничуть его не обманывал. Но в Музыканте вспыхнул какой-то потаенный азарт. Ему вдруг захотелось еще покопаться в истории с таинственной крысой. Поэтому от бывшего коттеджа Лехи Петли Музыкант отправился не в сторону проспекта Мира, где он жил, а свернул на Зареченскую и, пройдя пару кварталов, пересек площадь Труда и поднялся на четвертый этаж обычной панельной девятиэтажки.
Олег не успел еще поднять руку к кнопке звонка, как дверь распахнулась. На пороге стоял грузный седой мужчина в мятых домашних брюках и клетчатой рубахе навыпуск, небрежно застегнутой на случайно угодившие под пальцы две пуговицы.
– Ну заходи. – Хозяин кивнул в знак приветствия.
– Ты что, Данил Сергеевич, мысли читаешь? Я и позвонить-то не успел, а ты уже у дверей.
– Да нет. Просто увидел с балкона, как ты по площади топаешь. Ну, думаю, Олег ко мне собрался, не иначе. К кому ему сейчас еще идти, как не к Кравченко. Кстати, я уже в курсе твоих новых россказней.
– Быстро ты.
Снайпер, не разуваясь, прошел в комнату, сел на край потертого дивана, укрытого грубым пледом в зеленую и черную клетку. Кравченко, пропустив гостя вперед, уселся на скрипнувший под его немалым весом стул.
– Ну, рассказывай, – велел он.
– Что рассказывать? Ты же говоришь, что уже в курсе.
– Это я от других людей в курсе. Теперь хочу тебя послушать.
Снайпер коротко пересказал все, что с ним случилось сегодня. Про двух крысюков в лодке. Про человеколова с флейтой. О том, как покорно шли за ним люди. О том, как – редкий случай – он промахнулся, стреляя в крысу-флейтиста. Он умолчал лишь о непонятном таинственном чутье, которое вдруг проснулось в нем.
– Спасенные тобой люди ничего не подтвердили, – сказал Кравченко, выслушав его рассказ.
– И не опровергли.
– И не опровергли. – Хозяин, соглашаясь, важно покивал седой головой. – Но, как ты догадываешься, в расчет берется первое.
– Они и не могли подтвердить. Крыса их заколдовала, – упрямо сказал Музыкант.
Кравченко тяжело вздохнул и откинулся на спинку стула, сцепив руки на затылке. Стул опять заскрипел. Снайпер вспомнил, как совсем недавно хозяин квартиры жаловался ему, что стулья приходится часто менять: не выносит хлипкая мебель его манеры сидения.
– Ну что мне с тобой делать? – спросил он. – Олег, ты говоришь вещи, в которые очень трудно поверить. При этом «очень трудно» – это еще мягко сказано.
Музыкант тоже вздохнул:
– Десяток лет назад, Данил Сергеевич, вряд ли кто поверил бы, что нам придется воевать с крысами в рост человека. С крысами, которые навострились строить блиндажи и ловко шмалять из автоматов. Что на это скажешь?
– Скажу, что разница есть. Крыс с автоматами мы видим каждый день. Это давно стало привычным. А вот крысы с флейтами, зачаровывающие людей с помощью музыки, – это уже граничит с бредом.
– Ты мне не веришь? – прямо спросил Музыкант.
– Не знаю, Олег. Не знаю. Я готов поверить, если ты мне покажешь такую крысу.
– Извини, Данил Сергеевич. – Музыкант соскочил с дивана и принялся застегивать куртку. – Я не умею вызывать крыс с флейтами по заказу. Более того, скажу тебе: если я ее увижу, то сначала буду стрелять и только потом позову тебя посмотреть. Мало ли какую музыку она сыграет тебе, пока будет жива.
– Знаешь, что мне в тебе не нравится, Олег? – прямо спросил Кравченко.
– Не знаю. Но ты скажи, а я послушаю.
– Ты приходишь к людям за ответами на твои вопросы. Но люди не могут тебе помочь, потому что твои вопросы – они слишком твои, в них слишком много тебя. Ты сам на них отвечать должен, а не другие. Но когда человек не может тебе помочь, ты на него обижаешься. Вместо того чтобы покопаться в себе и выудить ответ.
– Вот как? Значит, я сам должен искать ответ на свой вопрос, да не где-нибудь, а в себе? – Музыкант порывисто вскочил. – Не буду больше тебе мешать, Данил Сергеевич. Домой пойду.
Кравченко не стал задерживать Музыканта. Лишь когда тот подошел к двери, он окликнул глухого снайпера:
– Опять обиделся, Олег? Именно об этом я тебе сейчас и говорил. Ты надеялся, что у меня есть какие-нибудь тузы в рукаве, про которые ты не в курсе, но которые обязательно тебе помогут?
Вопрос в спину не остановил Музыканта. Тот только коротко мотнул головой – нет, мол, не обиделся, да и не надеялся – и вышел из квартиры.
Кравченко еще долго сидел у окна, глядя в наплывающую на Город ночь, и думал: все ли правильно он сказал? Он давно знал Олега, в отличие от многих, понимал, что Музыкант, хоть и сам себе на уме, не станет откровенно врать или выдумывать лишь для того, чтобы набить себе цену.
Впрочем, цена ему и так немаленькая: один из лучших снайперов Города. Опять-таки куда-то ведь люди пропадали? Пропадали, факт. К тому же, как ему рассказали, Козычев подтвердил, что в течение примерно двадцати минут он и оба его подчиненных находились в каком-то загадочном трансе и пришли в себя, только когда услышали выстрелы, а затем – окрик Олега. Чертовщина. Бесовщина. Дьявольщина.
Но что же тогда выходит? Значит, была крыса? Крыса с флейтой, танцующая посреди тротуара и управляющая вереницей зачарованных людей? И что теперь делать? Как быть? Одного Музыканта не хватит, чтобы прикрыть все посты. Или ставить в караулы только глухих? А если это и правда какая-нибудь граничащая со сверхъестественным хрень, то вручать каждому перед дежурством пузырек со святой водой? Вот уж действительно нет ничего страшнее, чем непонятное.
Тьфу ты. Была крыса. Или не было крысы. Была галлюцинация. Был бред. Было откровенное вранье. Вот сколько вариантов – выбирай, не хочу. Но лишь один из них правильный.
Проклятье! Он, что ли, самый крайний? Есть Штаб, они там думают, что умнее нет никого, – пусть теперь и отдуваются. Кравченко убрал руки с затылка, потянулся затекшим от долгого сидения в кресле телом, хрустнул пальцами. И пошел наконец спать.
Глава 2. Немного воспоминаний
Музыкант вышел от Кравченко и потихоньку побрел домой. На улицах не было ни души. Впрочем, неудивительно. После Катастрофы выжило не так уж мало народу, но ее последствия оказались тяжелыми. Полное отсутствие вменяемой администрации, войны банд, недостаток продовольствия, отсутствие тепла зимой, неработающие больницы – список можно продолжать. А в довершение всего – крысы в рост человека, которые каким-то чудовищным, не поддающимся воображению образом научились брать и держать в руках предметы. Работать ими. И не последним в списке этих предметов оказалось оружие.
Кравченко, к которому Олег пошел поговорить буквально наудачу после непонятной беседы с Денисом – а ну да подкинет умную мысль не самый глупый в Городе мужик, – уже два года был откровенно никем. Просто городской житель, который, как и все прочие, по четкому графику ходил на общественные работы и привлекался к службе на постах, цепочкой протянувшихся вдоль порубежья, отделявшего «наш город» от «серой зоны». Но до этого времени Данил Сергеевич был лидером одной из банд. Впрочем, бандой это трудно назвать: сбились в кучу бывшие спортсмены, бывшие менты, бывшие сотрудники охранных контор… Им тоже хотелось выжить и спасти близких людей… Да, дрались, стреляли, насмерть бились за драгоценные запасы горючего и еды. Отвоевывали у конкурентов заправки, захватывали оставшиеся неразграбленными магазины и без суда вешали захваченных с поличным мародеров на фонарных столбах. А что им оставалось делать? Еды и бензина не хватало на всех. Или, быть может, хватило бы, если бы все сразу собрались, договорились и готовы были делиться. Но чтобы много людей поняло друг друга сразу и согласилось поступиться своими интересами во имя выживания общества – такое ожидалось только при коммунизме, а его наступление было для многих гораздо менее вероятным, чем, например, Второе Пришествие. И банда Кравченко, по сути, была всего лишь структурой, которая хоть как-то старалась наладить жизнь на контролируемой территории. А что методы не отличались гуманностью – так на фоне братков Лехи Петли или помешанной на вдруг проснувшихся и будоражащих кровь идеях цыганского национального превосходства общине Бешеного Барона Кравченко с его ребятами смотрелись почти что ангелами: ведь даже ангелы, даром что крылатые вестники, не гнушались таскать мечи.
Именно Данил Сергеевич, бывший до Катастрофы милицейским капитаном, сыграл немалую роль в том, чтобы те банды, предводители которых хоть как-то походили на людей и старались вести себя по-человечески, собрались вместе и объединились. А что? Любая власть в далеком-далеком прошлом произошла от какой-нибудь банды, вожак которой вовремя понял, что резать всех без разбору – это неправильно. От пуль кравченковских ребят отправились на тот свет и Леха Петля, и Бешеный Барон, и безумный проповедник Иоанн Добропас (которого, говорят, до Катастрофы собратья-бомжи звали попросту Ванька Жаба), провозгласивший наступление Царства Божьего на земле и причащавший своих апостолов собственным мясом, и многие другие, кто не соглашается поступиться своими интересами в пользу общего блага. А затем как-то так вышло, что власть над «нашим городом» постепенно перешла в руки Штаба, который составили люди, бывшие в «цивилизованных бандах» на вторых ролях, эдакими «серыми кардиналами». Штабистов никто не выбирал – они сами назначили себя для координации усилий тех, кто остался в живых. Они не проводили никаких репрессий, казнили только по суду и только тех, чьи преступления были настоящими преступлениями, а не проявлениями диссидентства, хотя злые языки и поговаривали порой, что недовольный ростом влияния Штаба Вовчик Каратаев, бывший до Катастрофы одним из лидеров городских байкеров, а после возглавивший выживших моторокеров, не пропал без вести, а нарвался на пулю по приказу кого-то из штабистов. Как бы то ни было на самом деле, Штаб был вполне похож на вменяемую администрацию, и в какой-то момент Кравченко ушел сам.
Почему Олег пошел именно к Кравченко? Да просто потому, что Данил Сергеевич и его ребята вытащили Музыканта буквально с того света. Можно сказать, с самого порога ада выдернули. Это случилось через три месяца после Катастрофы, когда пришла зима и холода косили людей, которые не знали, что делать в панельных многоэтажках, лишенных привычного отопления. Примитивные печурки, с которыми горожане в массе своей правильно обращаться не умели, становились причиной пожаров, и квартиры выгорали одна за другой. Не хватало еды. Апостолы Ваньки Жабы бродили по улицам, хватая неосторожных прохожих, и, говорят, скармливали их сдвинувшимся от принудительных медитаций и постов прихожанам. Тем, кто спасался от рук религиозных фанатиков, приходилось беречься цыган, которые, словно в апокалиптическом сне, разъезжали по городу на грузовиках, сжигая остатки драгоценного бензина, и стреляли в каждого, в ком не признавали сородича, – а таких, естественно, было подавляющее большинство. Городская администрация кое-как контролировала центр города, постепенно теряя всякое представление о том, что происходит на окраинах.
Кравченко тогда сколотил костяк своей банды, установил в ней жесткую и даже жестокую дисциплину и принялся методично насаждать добро и защищать человечность автоматным огнем и взрывами гранат. Людоеды, националисты всех мастей, обычные мародеры – все признавались врагами, с которыми нечего было церемониться. Во время одной из операций они и нашли Олега.
Проблемы со слухом у Музыканта начались еще перед Катастрофой. Конечно, его пытались лечить, но никакие старания врачей не давали толку. А потом мир перевернулся вверх тормашками, и стало не до этого. Отец Олега, занимавший высокий пост в городской администрации, из кожи вон лез и пытался порваться на много маленьких лидеров, чтобы везде поспеть и спасти еще кого-нибудь. Дома он почти не появлялся. Потом заболела мать. В конце концов вышло так, что предоставленный сам себе юноша, к тому времени совсем уже оглохший (повлияла ли на это Катастрофа или Музыкант лишился слуха из-за того, что его больше не лечили, теперь никто уже не скажет), январским вечером пошел на раздачу бесплатной еды. И на обратном пути, когда до родного дома оставалось рукой подать, его прихватила шайка, промышлявшая тем, что отбирала продукты у одиночек вроде Олега.
Двое сытых и здоровых розоволицых мужиков в добротных полушубках, туго перепоясанных армейскими ремнями, преградили ему дорогу. Будущий снайпер и дернуться не успел, как сзади из вечернего сумрака возникли еще двое.
– Ну что, – сказал один, похлопывая себя по ладони бейсбольной битой, – сам хавку отдашь или тебя придется по-плохому просить?
Олег попятился, пока не уперся спиной в бетонный забор, ограждавший место начатой незадолго до Катастрофы стройки. Четверо грабителей не препятствовали ему – они отлично понимали, что жертва никуда не денется. Сказать честно, им даже не сильно интересно было отобрать у парня жалкий пакет с булкой хлеба и парой банок консервов. У них выдался удачный день, и сытые розоволицые ребята могли себе позволить роскошь бросить охоту и вернуться в логово. Но оставаться на улице их заставляло желание покуражиться, и одинокий парнишка показался четверке вполне подходящей кандидатурой.
Олег почувствовал плечом забор и понял, что отступать некуда. Драться он не хотел и не умел. Это потом он станет не знающим промаха снайпером, полулегендарным Музыкантом, о котором ходят самые разные слухи, один другого причудливее, жизнь заставит его крутиться, уметь сжимать кулаки и быстро и точно вколачивать их в противника. Пока что все было не так – обычный домашний мальчик, недоучившийся студент, последний раз дравшийся в третьем классе, столкнулся с тренированной сворой псов, мечтающих о крови.
Бита в руках говорливого неторопливо поднималась, пока не уперлась Олегу в пах. Остальные трое одобрительно ухмылялись, выстроившись полукругом за его спиной.
– Эй, мудила. – В голосе грабителя звучали ласковые нотки. – Ты что, язык проглотил? Гони сюда пакет, пока я тебе не сделал яйца всмятку.