скачать книгу бесплатно
«Толя, есть ли у тебя ребята, пишущие природу, землю, людей? Каков их уровень?»
1984 год.
Здравствуй, милый Толя!
Получил я твоё письмо и, как понял, ты моего письма, что посылалось тебе из Карелии ещё в апреле и писалось от руки, не получал.
Придется повториться.
Делаешь ты всё правильно. Я тебе советовал в том письме собрать книгу рассказов-очерков о своих земляках, о тех, с твоей точки зрения, замечательных людях, о которых ты мне рассказывал. Это была бы удивительная книга.
Далее: все данные для того, чтобы вызвать тебя в октябре-ноябре на семинар в «Молодую гвардию», я передал Главной редакции, думаю, что там не откажут. Твой «Остров» включил в сборник молодогвардейский «Земля – наш дом».
В Москве буду только к 5–10 сентября. Так что до этого прочесть твоё произведение не смогу никак. Сюда посылать его рискованно, да и дел у меня здесь куча – всё время в бегах – я здесь не пишу и не читаю.
Пишу тебе коротенько, ибо нечаянно объявилась почта и уже уходит. Ну, вот пока и всё.
Мой адрес до 15 августа: 186174, Карелия, Пудожский район, п/о Усть-река, д. Пелусозеро. А. С. Агальцов (Онегов).
8 июня 1984 года.
Здравствуй, милый Толя!
Ты в списках, утвержденных ЦК ВЛКСМ. Семинар чуть задерживается – будет он в декабре. Но будет обязательно. И тебя хочу увидеть, и уговорить тебя на очень интересную работу хочу. Появишься в Москве – объявись по телефону…
1984 год.
Сегодня, то есть спустя почти сорок лет, мне нечего добавить к этим боевым, оптимистичным письмам Анатолия Онегова. Только слова благодарности, только восхищение подвижнической деятельностью великого писателя-натуралиста. Поверив в меня, осознав, что я, как и он, – добровольный и искренний защитник природы, он протянул мне крепкую руку помощи. Не на словах, а на деле доказал всем мечтающим реализовать себя – дорогу осилит идущий.
В трудные минуты он любил повторять: человек может победить даже самого себя.
Сборник «Мы и наша земля» актуален сегодня, как никогда. Его стоит изучать и перечитывать, чтобы понять, насколько хрупка экосистема планеты, насколько важен каждый защитник природы. А для меня важно ещё и то, что это пример, продемонстрированный Анатолием Онеговым, как следует работать с молодыми литераторами и как важно придать экологическому образованию и воспитанию государственную значимость.
Дом в Реброво
Долгие годы я мечтал купить дом в лесной деревушке Реброво, обустроить там семейную усадьбу и навсегда спрятаться от городской суеты. Не только журналистская работа, но и политическая деятельность не могли остановить меня… Упорно идя к цели, я ездил в Реброво и вел переговоры с хозяином понравившегося дома, который то и дело откладывал продажу на потом.
Во всей округе этот дом был самым привлекательным – и потому что единственный был построен из красного кирпича, и потому что стоял у живописного пруда, окруженного липами и тополями. От него веяло таинственной стариной. В просторной комнате из белого изразца возвышалась печь с лежанкой. Прохаживаясь по дому и вокруг него, я представлял, как тихо, спокойно и красиво будет протекать здесь моя усадебная жизнь.
Кроме старинного дома с помещичьим, видимо, прошлым, меня радовала и сама деревня – тихая, ухоженная, с малым количеством жителей, спрятанная в глухом лесном углу, далеко от наезженных дорог. Порой я спорил с самим собой о том, что в том краю больше мне нравилось: сама деревня с её тишиной или кирпичный дом с его основательностью.
Мечта моя жила до тех пор, пока хозяин дома не расстался с желанием продать его. Как только он тормознул, сказал, что отдает его родственнику, я вынужден был отступить и приобрести дом в другой лесной деревне Денисьево.
О полюбившейся деревне Реброво я вспомнил, когда ко мне в гости приехал писатель Анатолий Онегов. После выхода в Москве книги «Мы и наша земля», в которой был опубликован мой очерк «Остров», ему захотелось побродить в описываемых местах. Дорога к острову, зажатому с двух сторон извилистой рекой, проходила как раз через Реброво. По ней в детстве я сотни раз уходил в поход с ночевкой в шалаше. На речных раскатах и широком омуте ловил на удочку и жерлицы окуней, щук, голавлей, налимов, язей. Опытный рыбак Анатолий Онегов загорелся увидеть собственными глазами мой загадочный остров.
Отправившись рано утром в поход, я решил изменить маршрут движения – выйти к деревне Реброво не со стороны родной деревни Редкошово, откуда всегда уходил на рыбалку, а с противоположной стороны. Там, за лесом, на взгорке, когда-то жила-была деревня Вахрево, но она прекратила своё существование – её объявили неперспективной. На месте разобранных ушлыми плотниками домов плотной стеной выросли крапива да иван-чай, а там, где были посажены сады, по сей день плодоносили яблони, вишни, смородина, крыжовник.
Прежде чем дойти до Вахрева, мы заглянули в деревни Акулово и Кузнечиха, где непременно останавливались и беседовали с жителями. Для Онегова это был первый поход по ярославской сельской земле, начало знакомства с её жителями и природой, потому мне, естественно, хотелось удивить его, поразить… Хотя это было непросто, ведь он прошагал полстраны и в своих путешествиях встречал тысячи интересных собеседников и подвижников. Но меня выручили старожилы деревень. Они приглашали нас в дома, угощали чаем из самовара и наперебой рассказывали о своей судьбе. Кто-то вспоминал голодные годы войны с фашистами, кто-то горевал по поводу раскулаченных родственников, а кому-то в голову приходила мысль поделиться секретами плотницкого ремесла, садоводства, пчеловодства… Одна говорливая старушка, приобняв писателя, долго пела ему озорные частушки.
В знак признательности и душевного расположения Онегов дарил старикам свои книги.
После хлебосольных бесед мы отправлялись в дальнейший путь. И, к моему удивлению, Онегов через каждые пять минут то переспрашивал меня фамилии сельчан и детали услышанных историй, стараясь отложить их в памяти, то повторял слова бодрых частушек. Его глаза светились искренним радостным светом, а с лица долго не сходила довольная улыбка.
На краю лесной опушки мы спустились в низину и обнаружили едва живой родничок. Серебристая струя воды выбивалась из-под обмокшей земли и протекала под листьями высоких растений. Онегов снял кепку, как бы выказывая уважение к редкому и необычному дару природы, опустился на колени и, набрав в ладони воды, освежил лицо. Попробовал её на вкус, помотал головой от удовольствия и начал усиленно расчищать родник от травы и бугристой земли, мешающих его жизнеутверждающему движению.
Для меня этот поступок был хорошим уроком. Писатель из далекой столицы, в добротном костюме, с фотоаппаратом, висящем на шее, опускается на колени перед родником и, шепча загадочные слова, очищает родник, который встречает впервые и который наверняка больше не увидит. На такие поступки способен лишь истинный эколог, патриот, защитник природы. И когда он пишет книги о животном и растительном мире, то в его словах содержится истинная любовь… А приведенные в повестях и рассказах мысли излучают, будто спасенный родник, теплый, радостный свет и дают не только духовное прозрение, но и утешение на трудных земных дорогах.
Весь остаток пути до долгожданной деревни Реброво я думал почему-то об одном: что двигало писателем, когда тот снял кепку перед родником и опустился перед ним на колени? Видимо, в этом крылась основная идея его жизни: доказать, что человек в вечном долгу перед природой. Уже несколько десятилетий этот любимый мною учитель – широкоплечий, подтянутый, седовласый – борется против человеческой алчности и жестокости, против равнодушия и негуманного отношения к животным. И если бы его одинокому голосу громко и настойчиво вторила другая появившаяся сотня голосов, полная тревоги за экологическую судьбу планеты, то в коллективное сознание человечества обязательно пришла бы идея, что данную нам от Бога природу следует не покорять, а беречь.
К полудню мы вышли к намеченному месту. Сквозь высокие и кудрявые кроны сосен проглядывали контуры знакомой деревни. Я осознанно завел Онегова на эту возвышенность – отсюда открывались просторы лугов и полей, а посреди них утопали в зелени крестьянские избы. Полная идиллия, гармония сосуществования человека и природы. Глядя на одиноко стоящие среди разнотравья пышные, богатырского сложения сосны, невольно вспоминаешь живописные картины великого художника Ивана Шишкина, и от увиденного захватывает дух. А тут ещё глаз радуют древние камни-валуны, покрытые рыжеватыми лишайниками. Порой я ложился возле них на отдых после дальней дороги, глядел на бездонное небо и поражался, что вокруг меня сосны так высоки, что, кажется, задевают облака.
Во мне жила уверенность, что Онегов испытает здесь те же восторженные чувства. Ну, а когда войдем в саму деревню, утопающую в зарослях зеленых садов и огородов, то его душа вообще запоет. Ранее Анатолий Сергеевич признавался мне в письмах, что видит в снах русские луга и сады, речку, где бы он ловил рыбу… Он жил ожиданием раствориться в том мире тишины и покоя, который хранился в душе и который утрачен был в северных таежных краях.
– Боже, какая красота! – услышал я радостный возглас Онегова, положившего руку на грудь в восхищении от увиденной деревенской идиллии. – Какая тишина! Кажется, лес и деревня спят и днем.
Через пару минут молчания добавил:
– Я, кажется, слышу, как стучит растревоженное сердце.
Он присел у крупного камня-валуна. Откуда он знал, что я любил тут тоже сидеть и лежать? Мысль эта передалась ему. Он ответил:
– Самое время перевести дух, подышать травами, разливающими медовый аромат, послушать живую музыку сосен.
В юности я тоже слушал здесь необычные звуки сосен. Они шли накатами, широкими очищающими волнами, заставляя сердце стучать в унисон им. Хотелось жить, мечтать, стремиться к душевной чистоте.
Он ещё не взошел в деревню, не проникся её тайнами и уютом, а вдруг вымолвил:
– Я в последнее время только и мечтаю пожить в такой деревне.
Меня его признание ничуть не удивило. Я хотел познакомить Анатолия Онегова с деревней Реброво и наконец-то подарил такую встречу. Он был тем писателем-натуралистом, который месяцами жил в тайге, дружил с медведями, питался от матери-земли, умывался росой и потому сходу оценил бы таинственный дух и благолепие деревни Реброво. К тому же я с пылким мальчишеским воображением подогревал его интерес к ней, когда он расспрашивал по телефону или в письмах про то, в каком состоянии ярославские леса, чем богата и привлекательна сельская природа. Мои рассказы не могли не завораживать – вот из небесных глубин звонко льется песня жаворонка, а в ночном лесу разбойничьими посвистами обмениваются невидимые совы, а вот глухарь важно вышагивает по лесной поляне, задрав кверху бородатую голову, а на дальнем омуте громко хвостом бьет о воду щука-охотник…
Деревня Реброво встретила нас теплым вечерним ветерком и задушевной, веселой песней со свистовыми переливами зеленой пеночки.
– Тююу-тюу, ти-притю-прититити-ти…
– Здравствуй, птичка-невеличка! – приветливо выдохнул Онегов. – По-доброму нас встречают…
На заросшей мелкой травой деревенской улице мы не увидели ни резвящихся детишек, ни гуляющей домашней животины. Но стоило нам, поглядывая на палисадники, сделать несколько шагов, как навстречу вышла простоволосая старушка, а следом за ней и небольшого роста дед в разноцветной рубахе. То была семья Грамагиных. С ними я раньше вел переговоры о продаже кирпичного дома у пруда. В разговоре с Онеговым они теперь пообещали ему подумать о торговой сделке. Приезжать каждое лето из далекого города Череповца им по старости уже было тяжело, а дети и родственники давно расстались с мыслью тратить время, чтобы зачем-то навещать деревню.
Онегов зацепился за предложение приобрести дом и как только уехал в Москву, стал заваливать меня письмами с напоминанием о нём. Ему уже не грезились воспоминания о спасенном роднике, о музыке сосен, о благолепии деревни… Все мысли сосредоточены были на одном – каким образом купить дом. Не в одном, а в нескольких письмах сразу он просил меня помочь ему осуществить ожившую мечту.
Здравствуй, милый Толя!
…Из архивов достал карту Ярославской области и нет-нет да и посматриваю на твои места.
Знаешь, когда-то я мечтал пожить и поработать где-то возле Ростова Великого! Всё-таки эта земля очень-очень русская. А мой Север меня очень мучает – всё там разгромлено (и с/х, и лес, и люди), живу там в обстановке умерших деревень и уничтожаемого леса. А едешь мимо ярославской земли и сердце радуется – всё-таки живут там люди.
А вот речушку твою представляю только по твоему «Острову» да по нескольким строкам из письма: «были в походе, варили уху из голавлей и хариусов». Толя, а речка Устье – это твоя речка?
А. Онегов.
Пиши! Очень уж чисты и честны твои письма!
21 октября 1984 года.
Толя, милый!
Письмо твоё получил сегодня, после нашего с тобой разговора по телефону. За приглашение – спасибо.
Теперь с рукописью!
Пошли её мне сразу же. Но пошли в одном экземпляре (лучше второй, чтобы первый не трепать) и ценной бандеролью (чтобы не пропала). Я к твоему приезду всё прочту и разговор подготовлю.
Да ты и прав – если до этого рукопись прочесть – то я мог бы основательнее предлагать её издательству «Молодая гвардия». Словом, жду рукопись – и побыстрей.
А приехать к тебе истинно хочется. М.б. после семинара к тебе и загляну. Хоть на полдня! Была у меня и такая мечта – оставить свои северные леса и переселиться (обжив свой дом) в места Ярославские, чтобы из одного дома видеть луг и речку и сажать сад, из самых разных мест собранный к одному дому. И с такой мечтой я не расстался. Север прекрасен, но я вырос в средней России и не могу не видеть, как солнце встает над росным лугом и снова уходит на ночь за луг над травами, вновь приготовившимися омыться росой.
Это у меня, Толя, как видение. И отделаться от этого не могу. И ходил бы я пешком по такой земле, здоровался бы с людьми и от них тоже слышал: здравствуй. А на Севере сейчас великий разбой – сносят остатки леса. Сам понимаешь, что люди, уродующие свой лес, свою землю, перестают быть людьми. И общаться с такими пьяными недоумками очень тяжело. Но об этом тоже при встрече.
Жду рукопись. Жду в Москве.
Твой А. Онегов.
Пиши – я понимаю, что душе думающей порой только письмо-откровение приносит облегчение. И не ругайся на меня, если вдруг задержусь с ответом.
А. Онегов.
31 октября 1984 года.
Милый Толя!
Поздравляю тебя и всю твою семью с Новым 1985 годом. Желаю счастья, здоровья, успехов в творчестве!
А вот приехать к тебе 4 января не смогу – у Гали тяжело болен отец и ей, видимо, придется туда к нему ехать. Как соберусь, дам телеграмму.
Твой А. Онегов.
26 декабря 1984 года.
Здравствуй, Толя!
…А о Кузнечихе все время помню. И приеду обязательно ещё до весны – хочу посмотреть места, чтобы нацелиться на твою землю окончательно. Будет возможность, поинтересуйся, оформляют ли у вас продажу домов людям из города (т. е. без прописки – я имею в виду себя), но только вслух об этом не кричи, а то кого-то ещё испугаешь. Будет возможность, поинтересуйся, почём дома (больше тысячи или меньше?).
Так что видишь, я очень по-деловому настроен на Борисоглебск.
Ну, вот и всё.
Посмотри, если не забыл Киреевского – он был в Москве летом, издание 1983 года. И. В. Киреевский.
Всё. Обнимаю.
Твой Онегов. Пиши, как живешь?
17 января 1985 года.
Дорогие Галя и Толя!
Я почти по дипломатическому этикету спешу (как с борта самолета) сказать Вам Большое Спасибо за тепло и доброту Вашего дома.
Добрался я очень быстро и просто до Москвы. До Ростова доехал с умным собеседником (шофер), который все наши с/х беды предложил излечить очень простым способом: надо говорить людям правду и менять систему отношения человека к земле. А в 11.45 я уже был в поезде «Котлас – Москва», а в 16 часов 15 минут был дома. Вот как у меня все хорошо получилось. И тут же во всякие грязные дела залез.
За лето «угробили» двух моих подшефных: один москвич, другой из-под Москвы – обоих «угробили» в издательстве «Малыш». Одному сказали, что книжечка из его рассказов не получится. Другому сказали то же самое. Вот ещё одно поле боя! А пишут ребята хорошо каждый по-своему. Оба с биологическим образованием. Причём обоих привлекает и печатает Ленинградский «Костер» – печатает то, что в Москве называют дерьмом. Вот, Толя, и вся наша литература, все её тайны: на бумаге и полиграфии сидит куча банд, поделивших между собой сферы (все, как в Италии у мафии), и никого к себе не пускает. У каждой банды свои главари. Та банда, с которой я сейчас жестоко воюю, имеет в главарях С. Михалкова и т. д. А вот ребят, как и тебя, мне жалко. А почему мордуют, ясно – чтобы не делиться с Вами ничем. А для этого надо отбить у Вас желание писать – мыслить словом вслух!
Вот почему, Толя, нам никак нельзя складывать оружие. Иначе болото разрастётся до такой степени, что всех нас в себе утопит. Болоту сдаваться нельзя! Воюй у себя в Борисоглебске, собирай людей. И с твоими «Вопросами к самому себе» (повесть) мы в эту осень повоюем. Готовься. Как уговаривались, по моему письму перешлешь мне рукопись, рецензию и оба письма из издательства. Займемся этим, как только пройдет Октябрьский Пленум ЦК КПСС (он будет идеологическим!). В ЦК КПСС теперь вся литература будет в одних руках у нового зав. отделом пропаганды. Так что надежды на лучшее есть.
Ну, а теперь о Борисоглебске…
Во-первых, жду твои вопросы. Во-вторых, есть мысль написать нечто «Дорога в тумане», как мы с тобой шли и как перед нами через туман являлись деревни, вознёсшиеся к небу столетними липами. В-третьих, решение мое купить тот дом укрепилось. Жду твоих известий в сельсовете и следом буду писать в Череповец с тем, чтобы в мае можно было уже в доме жить.
Не знаю, что у меня получится, но есть большое желание (если не будет с твоей стороны и со стороны твоей жены возражений) посетить тебя и Борисоглебск, включая Редкошово и окружающие его места где-то в начале октября, чтобы встретиться с тобой, и с золотой осенью. Отпиши мне о возможности такого приезда на день-два.
Толя и Галя! Есть у меня ещё одна дерзкая мысль.
Своим домашним я наговорил всего хорошего про Борисоглебскую землю, вот у нас и возникла такая идея: поехать на школьные каникулы (ноябрь) всем вместе в Ваши края. Мысль такая: попасть в ту самую твою деревушку, где мы с тобой собираемся поселиться, и попроситься на пару-тройку дней пожить у тех милых старичков, которые хранят ещё жизнь в тех местах. То есть, взять с собой спальные мешки и просто попроситься под крышу на ночь. Как ты думаешь, пустят или нет? И тогда походить по округе, половить рыбу… Хорошо бы и Вас с собой вытащить.
Вот какие у меня мечты. Но для их осуществления мы вынуждены будем так или иначе беспокоить Вас, поэтому и тут жду Вашего письма.
А Борисоглебск мне видится часто – удивительна всё-таки земля русская: не хватает она тебя сразу, как тропическая страсть, а притягивает незаметно, но надолго, навсегда. Уезжал от Вас, будто был где проездом. Но в поезде уже Борисоглебск и та святая деревушка явились и живут во мне всё время. Какая-то чистота вместе с ними приходит. Всё время бабушку Вашу вижу на крылечке с грибами и куры рядом, а чуть в стороне Дашка лежит. Господи, Боже мой! Сколько во всём этом мира и уверенной в себе мудрости! И никто не мельтешит, не ерзает по-жидовски! Неужели жива Россия? Есть?
Вот от такой России и в бой уходить легче – тут, после такого свидания в любую пасть дьявола залезешь с уверенностью, что победишь!
А мы эту торжественно-скромную мудрость норовим изъездить тракторами, как твою родную деревушку!
Вот с чем надо, Толя, воевать! С варварством и недомыслием в отношении всего того, что зовется жизнью, историей нашего народа. Иначе не будет у нас никаких сил и пойдем мы повязанными в любой полон, а землю нашу превратят в сырьевую колонию и свалку отходов.
Что от этого выиграет мир, потеряв Русскую землю? Ничего! Станет он совсем бездуховным! Ибо дух есть нынче только у нас. Вот он: деревушка, где живут старички с козой, и бабушка Шура на крыльце с грибами, курами и собакой Дашкой. Чем живы эти люди? Духом! Его силой! Ведь всё пережили! И нам силы дают.
Жду писем. Обнимаю. Спасибо большое за Россию.
Ваш А. Онегов.
10 сентября 1985 года.
Здравствуй, дорогой Толя!
…Я 29 сентября еду в Петрозаводск – повезу по глухим северным деревням бригаду молодогвардейских молодых писателей. Едем на 10 дней, так что поездка к тебе немного откладывается.
Будут новости из сельского совета, сообщи. Я к весне дом всё-таки хочу купить, чтобы с мая начать там жизнь.
