скачать книгу бесплатно
898—900 гг. – Иоанн IX
IX век представляет собой важную эпоху в исторических анналах Европы, ибо он стал свидетелем учреждения постоянных монархий и правительства в большинстве его стран и государств, а папы впервые начали возноситься на ту недосягаемую высоту, на которую поднялись впоследствии, в качестве не только духовных наставников, но и политических арбитров Европы. Римская империя, ослабленная развратом и нечестием своих правителей, изнеженностью и роскошествами высших классов и абсолютной закрепощенностью низших, оказалась не способна отразить нападения варварских орд, которые раз за разом опустошали ее земли и завоевывали далеко раскинувшиеся и незащищенные провинции, так что ей пришлось отозвать свои легионы из подвластных колоний для обороны собственной столицы, вследствие чего освобожденные от ига римских солдат подданные народы один за другим приобретали независимость от опустившегося и выродившегося Рима, в 476 году ставший вассалом Греческой империи, которой когда-то был господином, и много лет оставался под ее ярмом. В 726 году он освободился от владычества византийских императоров и перешел в полное подчинение своим правителям-папам, при которых на какое-то время возродилась его прежняя слава; короли трепетали, слыша громы из Ватикана, и принцы и аристократы отправлялись в паломничество к его святыням.
В Англии бурное семицарствие прекратилось в 827 году, когда семь корон объединились на челе Эгберта; и век закончился достопамятным правлением короля Альфреда, величайшего из саксонских монархов, который, избавив свою страну от иноземных угнетателей, посвятил труды поддержке образования, способствованию торговле и составлению справедливых и беспристрастных законов; и его благодарные соотечественники могут не без оснований считать его тем, кто заложил фундамент будущего величия их нации, благодаря тому, что отдал силы на создание оплота и станового хребта Британской державы – военного флота и, обратив взор к морским открытиям, впервые дал импульс тому духу, который с тех пор позволил Великобритании называться морской державой.
Светлокожие и длинноволосые франки, выйдя из густых лесов Германии, пересекли Рейн под предводительством своего вождя Фарамонда, дали Франции ее современное название, а также, как говорит предание, династию королей-Меровингов, однако едва ли можно сказать, что у них существовало королевство или даже постоянное правительство до прихода к власти Шарлеманя – Карла Великого в 767 году, и франкские правители в первую очередь были военачальниками и полководцами, чья власть распространялась на весьма небольшую долю нынешней Франции и чьи имена были неизвестны за тесными пределами их собственных владений. На смену им пришла династия rois faineants, «ленивых королей», при которых фактическими правителями королевства были майордомы – дворцовые, управляющие дворцами, и именно они благодаря своим победам впервые расширили и прославили его и положили конец попыткам сарацинских захватчиков установить свою власть и религию в Северо-Западной Европе, лишив их всяких надежд на это благодаря судьбоносному поражению, которое нанес мусульманам самый знаменитый из maires du palais, майордомов, Карл Мартелл, который со своей доблестной армией франков одержал решительную победу на кровавом поле Тура.
Норвегия, Швеция и Дания породили в лице своих викингов тот вселяющий страх народ морских разбойников, которые, жаждая заполучить богатства своих более мирных и оседлых соседей и предпочитая полную приключений жизнь пиратов мирному труду ремесленников и землепашцев в своих неприютных землях, изводили окружающие берега постоянными набегами в поисках добычи и под именем варягов попали в летописи 864 года как свергшие Новгородскую республику и основавшие в ней монархию. Банда этих рыцарей наживы, оставив Россию, впоследствии стала опорой и самой доверенной гвардией поздних византийских кесарей, в то время как их скандинавские соотечественники в 905 году вырвали у Франции обширную и плодородную провинцию Нормандия и посадили своих вождей на английский трон, а в 1080 году эти выходцы с севера овладели Сицилией и южной частью Италии, где основали Сицилийское королевство под властью своего вождя Рожера II.
Пруссия, населенная ветвью литовского народа, которая, идя по течению Вислы, обосновалась у речного устья на берегу Балтийского моря, в течение нескольких веков хранила свою дикую независимость с идолопоклонством и первобытными нравами, хотя соседние государства Германия и Польша несколько раз предпринимали попытки обратить ее в христианство. В 1230 году Пруссию завоевали тевтонские рыцари, которые в конце концов силой заставили их отказаться от язычества.
Германская империя датирует свое возникновение эпохой победоносного Карла Великого, который, присоединив ее к Франции в 800 году, заставил короновать себя императором Запада в Риме и прибавил к орлу, символизировавшему власть императора, вторую голову, которая обозначала, что в нем объединились империи Рима и Германии; однако его преемники не унаследовали ни его политической прозорливости, ни военного или законодательного таланта; потомки разделили его владения, и в 912 году принцы и аристократы Германии заявили о своей независимости, и их страна отделилась от Франции при первом императоре Конраде, чьи преемники отныне избирались на престол великой конфедерацией принцев, баронов и рыцарей Германской империи.
Республика Венеция была основана в 803 году. Город построен в V веке на семидесяти двух островках Адриатического моря. Его основала колония итальянцев, которые, бежав из городов при приближении варварской орды Аттилы, нашли убежище на этих бесплодных пустошах, где благодаря предприимчивости и таланту возвели богатый и прекрасный город, а их обширная коммерция впоследствии позволила им создать величайшее торговое государство Средневековья.
Историю Польши, которую населял сарматский, или славянский, народ, можно включить в историю России с самых ранних времен до IV или V века христианской эры, когда ее прошлое покрыто густым туманом вплоть до обращения в христианство ее князя Мешко (Мечислава) в 965 году по случаю брака с дочерью короля Венгрии, который был христианином; и в то время ее правители признавали – по крайней мере, для части своей земли – сюзеренитет Германской империи и принимали участие в ее войнах и походах. Дочь Мешко вышла замуж за короля Дании Свена и стала матерью Кнуда, датского завоевателя Англии; а его преемник Болеслав I после продолжительной войны с императором Германии Генрихом II за владение Богемией прибавил к своему княжеству Силезию и Моравию и освободился от феодальных обязательств по отношению к империи. Он принял первым титул короля Польши и умер в 1025 году.
В этот период Греческая империя, хотя уже и находилась в состоянии упадка, все же оставалась оплотом учености и науки в Европе, и в ней развитие искусства и литературы продолжалось в тот период, который у других народов континента по праву можно называть темными веками. «Россия, по-видимому, – говорит Гиббон, – должна бы была быстро продвигаться вперед на пути к просвещению, так как находилась в близких сношениях с константинопольской церковью и с константинопольским правительством, относившимися в ту пору с основательным презрением к невежеству латинов. Но византийская нация была раболепна, изолирована и близка к упадку; после того как Киев утратил свое прежнее значение, плавание по Борисфену было остановлено в пренебрежении; великие князья Владимирские и Московские жили вдалеке от моря и от христианского мира, и разделившаяся на части монархия подпала под позорное и варварское татарское иго».
Царство Бьярмаленд, столь прославленное в сагах и преданиях Севера в раннее Средневековье европейской истории, охватывало современные губернии Перми и Архангельска от берегов Онеги и Двины до мрачных склонов Уральского хребта. Это была страна бьярмов, в которой побывал Оттар, старый датский капитан, и описал ее королю Альфреду. Путешествуя вдоль скандинавского побережья, он посетил далекие берега Белого моря и нашел там мирный и культурный народ успешных и предприимчивых землепашцев, населяющих хорошо построенные деревни и города. Ему показалось, что они говорят на одном языке с финнами[73 - Лапландцами.], очень грубым и примитивным племенем, обитавшим на севере Швеции. В то время на Двине стоял крупный торговый город Sigtem, или Бирка, куда летом часто приплывали купцы из Скандинавии и где бьярмы продавали северянам не только пушнину, соль и железо, которые производились в их стране, но также индийскую утварь, попадавшую к ним с караванами через хазар и болгар и по Каспийскому морю на кораблях персов. Чердынь, или Великая Пермь, по Страленбергу, представляла собой грандиозный рынок в тот ранний период, и, видимо, там часто бывали торговцы из Азии и всех областей Восточной Европы. В этом регионе по сей день сохранились многочисленные развалины крепостей и гробниц; и «несомненным доказательством, – говорит Притчард, – реального существования древней торговли с Востоком является огромное количество восточных монет, обнаруженных в захоронениях и других местах на всей территории этой страны от Ладожского и Онежского озер до Двины. Эти монеты, тщательно изученные множеством антикваров в Германии и России, представляют собой серебряные деньги, чеканившиеся халифами и другими восточными государями, правившими до 1000 года нашей эры, и многие из них – это серебряные персидские монеты того вида, которые были в хождении у арабов до 695 года, когда впервые появились арабские или сарацинские деньги. Из этих фактов месье Фран и другие ученые мужи сделали заключение, что в Средние века существовало интенсивное сообщение между восточными странами Европы и северным побережьем, которое тогда населяли скандинавские и финские народности, и странами у Эвксинского Понта и Каспия, куда незадолго до того проникли искусство и культура Южной Азии».
Арабские авторы также говорят о далеком царстве к западу от Верхней Волги, в трех месяцах пути от земли болгар, где летом не бывает ночи, а зимой – дня и где мороз настолько жгуч, что приезжающие из той страны даже летом привозят с собой такой суровый холод, что он может погубить деревья и растения; «по каковой причине, – замечает древний историк, – многие народы запрещают им появляться на своей земле».
Есть сведения, что еще с самых далеких времен знаменитую ежегодную ярмарку в Нижнем Новгороде устраивали в Макарьеве, в окрестностях города, откуда она переехала лишь в последние годы; и представляется вероятным, что купцы со всех стран Азии и даже из Западной Европы порой торговали своими товарами на ее рынках; монеты саксонских королей Англии были найдены между Ладожским озером и Пермью, а в Оренбургской губернии при раскопках найдено множество осколков английской керамики.
В скандинавской саге об Олаве Святом содержится рассказ о походе двух викингов по имени Карли и Гуннстейн вокруг Северного мыса в Бьярмаленд на беломорском побережье, где они наторговали шкур в городе Бирке, что в устье Двины, близ того места, где сейчас стоит Архангельск, продолжили путь и разорили храм и идола Йомалы[74 - Согласно скандинавским хроникам, драгоценные камни настолько усеивали идола, что он сиял во все стороны; на его голове была золотая корона с двенадцатью самоцветами, а на шее – ожерелье, стоимость которого равнялась 300 золотым маркам, а вес платья превышал груз трех богатейших кораблей, которые когда-либо бороздили греческие моря.], главного божества финских племен; они взяли чашу с серебряными монетами, покоившуюся у него на коленях, сняли золотые украшения с его шеи и затем забрали из гробниц похороненных там вождей сокровища и драгоценности; унеся с собой все, что там было ценного, они удалились под защиту своих кораблей. Алчные северяне, по-видимому, предпринимали множество подобных попыток поживиться за счет богатств и товаров, накопленных бьярмами в городах благодаря торговле и ремеслу; и около IX века викинги заложили поселение Колмогоры (Холмогоры) на острове в устье Двины, где впоследствии, в XIII или XIV веке, новгородцы воздвигли монастырь под предводительством своего воеводы Стефана, с которого впоследствии туземцы заживо содрали кожу[75 - Автор имеет в виду святого Стефана Пермского, однако он был миссионером, а не завоевателем (см. ниже) и скончался от болезни в Москве. (Примеч. пер.)], и завоевали и обратили в христианство процветающее царство Бьярмаленд. В X веке король Норвегии Эрик, сын Харальда Прекрасноволосого, отправился в морской поход в Белое море и, высадившись на тамошних берегах, как рассказывают саги, бился во многих битвах и одержал много побед. Его сын Харальд Серая Шкура спустя годы также вторгся в страну, сжигая и уничтожая все возделанные поля и деревни, лежавшие на его пути; и, полностью разгромив бьярмов в ожесточенной битве на Двине, ушел с их земли, опустошив ее и превратив в пустыню. Скандинавский скальд того времени Глумр Гейрасон такими словами воспевает этот набег:
Я видел, Харальд гнал мечом
Кровавым племя бьярмов.
В ночи они бежали прочь,
И град горел им вслед.
То было на брегах Двины,
Где вырос лес мечей,
Героем был бы признан тот,
Кто б мир туда принес.
Перевод К. Волгина
По свидетельствам, собранным Мюллером, Великая Пермь была завоевана в XII веке вышеупомянутым святым Стефаном Пермским, русским новгородцем, который изобрел пермяцкий алфавит и основал монастырь в устье реки Двины. Эверт Избрант Идес[76 - Он был датчанином, которого Петр I направил послом в Китай. (Текст воспроизведен по изд.: Идес И., Бранд А. Записки о посольстве в Китай. М., 1967. – Пер.)] в своем повествовании о путешествии по Сибири в 1692 году описывает жителей Великой Перми и замечает, что «народ здесь говорит на языке, который не имеет ничего общего с московским, а скорее близок к немецкому языку населения Лифляндии; кое-кто из моих спутников, знавших этот язык, понимал многое из местного наречия». Он рассказывает, что их столица – очень большой и богатый город, окруженный соляными варницами, в котором живет «много видных купцов и ремесленников, искусных главным образом в работах по серебру, меди и кости»; однако замечает, что «у них нет крупных поселений или городов и они живут в основном в маленьких деревнях, разбросанных там и сям в обширных лесах», и добавляет, что их территория граничит с лесом. «По одежде и внешнему облику, – говорит он, – как мужчины, так и женщины мало отличаются от русских… Они исповедуют православие, являются подданными их царских величеств и платят им положенную дань; однако же не знают никаких наместников или воевод, а выбирают сами себе судей… Все они, кроме тех, которые живут по одной стороне реки Сысолы, промышляют серой пушниной и обрабатывают землю».
Самые древние обитатели Крыма, о которых до нас дошли хотя бы какие-то сведения, – это кельтское племя киммерийцев, которое, будучи изгнанным оттуда скифами, вернулось на Дунай; а скифы были вытеснены из Северной Персии царем Ассирии Нином и завладели всей страной, носящей их имя. Остатки киммерийцев, найдя убежище в горных районах Крыма, впоследствии стали известны под именем тавров, и этому народу приписывают множество пещер в скалах Инкермана[77 - Это название происходит от турецких слов «ин» и «керман», то есть крепость.]. Примерно за 1700 лет до Рождества Христова амазонская царица повела своих воительниц за Дон и учредила в Тавриде культ Марса и Дианы, на чьих алтарях дикие тавры приносили в жертву всех чужаков, которые высаживались на их берегах или иным образом попадали к ним в руки[78 - Г.Д. Сеймур в своей «России на Черном море» считает, что именно на Черном море и в Крыму происходили события «Одиссеи», откуда он цитирует отрывок, который, по его мнению, является описанием Балаклавской гавани, поскольку, по его утверждению, изображает ее самым точным образом:В славную пристань вошли мы: ее образуют утесы,Круто с обеих сторон подымаясь и сдвинувшись подлеУстья великими, друг против друга из темныя бездныМоря торчащими камнями, вход и исход заграждая.<…>Я же свой черный корабль поместил в отдаленье от прочих,Около устья, канатом его привязав под утесом.После взошел на утес и стоял там, кругом озираясь.Перевод В.А. Жуковского], и где спасенная Орестом и Пиладом Ифигения стала жрицей. В VI веке до Рождества Христова греки основали в Крыму колонию[79 - Знаменитый Мильтиад, герой Марафона, некоторое время правил греческой колонией в Крыму, или Херсонесом Таврическим.] и построили там Пантикапей, где теперь стоит Керчь, и Феодосию, или Кафу; а эвксинские гераклейцы с колонией из Малой Азии примерно в то же время основали Херсон, причем название гераклейского Херсонеса, данное греками полуострову, на котором стоял город, происходит от них. Вскоре у греческих поселенцев начала процветать торговля; они строили города и храмы и перенесли в Крым греческие искусства и цивилизацию; и, как сообщает нам Демосфен в своей речи против Лептина, в определенный момент времени Афины ежегодно ввозили из Крыма от 300 до 400 тысяч медимнов зерна. В 480 году до Рождества Христова фракийцы, выгнав скифов с Керченского полуострова, основали монархическое государство[80 - Династия правителей Боспорского государства, правивших с 480 по 304 год до Рождества Христова: Археанакт (480); Спарток I (438); Селевк (431); имя царя неизвестно, правил в течение 20 лет; Сатир I (407); Левкон I (393); Спарток II (353); Перисад I (348); Сатир II (310); Притан (309); Евмел (309); Спарток III (304). Династия называлась Археанактидами по имени своего основателя; они утверждали, что происходят от Неоптолема, который после смерти своего отца Ахилла на Троянской войне якобы переселился на эти берега. Демосфен в одной из речей упоминает, что Феодосия – один из знаменитейших городов мира; и Левкон во время голода в Греции прислал афинянам 1100 медиумов зерна.], но триста лет спустя племя сарматов, или савроматов, мидийского происхождения овладело Крымом и в союзе с горными таврами вторглось в Босфор и Херсон, вытребовав с местных жителей огромную контрибуцию.
С того времени они постоянно изводили и грабили эти провинции вплоть до 81 года до нашей эры, когда весь Крым покорился армиям понтийского царя Митридата Великого, который перенес в Пантикапей столицу своего государства и выгнал савроматов в Скифию. Примерно шестнадцать лет спустя, после того как в ходе длительной войны с римлянами Митридат потерпел разгром от Помпея, его сын Фарнак взбунтовался против него и убедил войска поднять мятеж против государя; и царь, оказавшись в осаде в собственной столице, покончил с жизнью самоубийством при помощи яда[81 - В Швеции сохранилось любопытное предание о том, что Митридат не покончил с собой, как говорят римские историки, а вместе со спутниками спасся в Скандинавии, где под именем Одина подвигами и доблестью заслужил обожествление у первобытного и дикого народа, среди которого поселился; и там его слава как главного божества местной мифологии и древнейшего национального героя перешла к потомкам.], а римляне отдали его земли Фарнаку, за исключением города Фанагории, в котором они установили республику в награду его гражданам, которые первыми покинули своего злосчастного монарха[82 - Развалины и курганы Крыма стали богатым полем для исследований и гипотез любителей старины. Раскопки в окрестностях Керчи позволили найти тела, украшения и наряды. Предполагается, что они принадлежали скифским и боспорским царям, причем некоторые курганы, видимо, были возведены за несколько веков до нашей эры.].
Примерно в 62 году христианской эры сарматское племя аланов проникло в Крым и принудило царей Босфора платить им дань. Их владычество продлилось почти полтора века, когда они в свою очередь были вытеснены готами, и именно под властью готов во время правления Диоклетиана и Константина христианство проникло в страну, которой они владели дольше, чем какой-либо иной народ, и она более тысячи лет, почти до конца XVI века, сохраняла названия Готия. Несколько епархий были созданы в Херсоне, Босфоре и у готов на границах Черного моря, чьи скифские берега теперь были усеяны аккуратными, густонаселенными деревнями в окружении облагороженных сельскохозяйственных угодий; но в 357 году мирные и трудолюбивые греки были вынуждены подчиниться превосходящей силе гуннских орд, которые сожгли и уничтожили их поля, сады и дома и в конце концов заставили весь народ уйти в скифские степи. Они, однако, все же сохранили свои жилища в Крымских горах и на Керченском полуострове вместе с остатками аланов и тавров, где те хранили династию христианских царей; и, снова оказавшись под угрозой гуннского нашествия после смерти Аттилы, они взмолились о помощи греческому императору, который тогда построил стену для защиты их страны от степных кочевников и две крепости в Алуште и Гурзуфе на южном берегу. Однако в первой половине V века Боспорское царство полностью прекратило существование, хотя горные готы еще на тысячу лет сохранили крепость Мангуп-Кале. В 464 году в Крым вторглись болгары, которые владели страной до 679 года, когда ее завоевали авары и хазары, которые также покорили готов в Мангуп-Кале, тавров и хорошо укрепленные и обороняемые греческие города. Хазары, которых гунны вытеснили на Северный Кавказ, впервые описаны у греческих авторов в 626 году, когда одна из хазарских орд поставила свои палатки с волжских берегов к грузинским горам по приглашению греческого императора Ираклия, чтобы помочь ему в войне с Персией[83 - «По его приглашению, сопровождающемуся щедрыми обещаниями, орда хазар перенесла свои палатки с приволжских равнин к горам Грузии; Ираклий встретил этих союзников в окрестностях Тифлиса; хан и его свита сошли с коней и, – если верить греческим писателям, – став на колена, преклонились перед величием Цезаря. Такое добровольное изъявление преданности и такая важная помощь были достойны самой горячей признательности, и император, сняв с себя диадему, надел ее на голову турецкого государя, которого при этом нежно обнял и назвал своим сыном. После роскошного банкета он подарил Зибелу посуду, украшения, вещи из золота и драгоценных каменьев и шелковые ткани, бывшие в употреблении за императорским столом, и затем собственноручно раздал своим новым союзникам богатые украшения и серьги. На тайном свидании он показал варвару портрет своей дочери Евдокии, снизошел до того, что польстил варвара надеждой, что он может сделаться обладателем прекрасной и августейшей невесты, немедленно получил подкрепление из 40 тысяч всадников и завел переговоры о сильной диверсии турецких войск со стороны Окса» (Гиббон. История упадка и разрушения Римской империи). Потом Евдокию отправили к ее турецкому жениху, но новость о его смерти заставила ее остановиться.]. На их землю часто вторгались печенеги – еще один татарский народ, который во второй половине IX века пришел в Крым, а затем обустроился возле устья Днепра; они вели широкую торговлю и переписку с Константинополем, и их империя просуществовала около ста пятидесяти лет, когда на них напали куманы, или половцы, тоже татарское племя, которое овладело Крымом, сделало Судак (Солдайю) своей столицей и заставило печенегов отступить в их прежние места обитания в азиатских пустошах. В южных горных районах Крыма, на высоком известковом утесе, на самом краю бездны, глядя на плодородную и прекрасную долину Иосафата, стоит город или, скорее, крепость Чуфут-Кале, центральное поселение и столица иудейской секты караимов, вероятно единственный город в мире, который принадлежит исключительно своему народу и управляется в соответствии с их собственными муниципальными законами[84 - «Они пользовались значительными привилегиями при татарском правлении и были освобождены от некоторых видов дани, взимаемых с греков и армян, и причиной тому, по их утверждению, была услуга, оказанная ими татарским ханам; однако, по мнению Песоннеля, это освобождение было наградой еврейскому врачу за излечение ханской дочери» (Сеймур. Россия на Черном море).]. По караимскому преданию, они пришли в Крым еще до христианской эры из Ассирии, куда их угнали в рабство, и свое происхождение они, как утверждают сами, ведут от колена Иуды, а для своего жительства выбрали вершины этих высоких круч потому, что, как рассказывают их легенды, они напоминают Иерусалим. Караимы отличаются от остальных иудеев, которые считают их еретиками и раскольниками, в том, что не принимают учения Талмуда, составленного, вероятно, уже после их ухода из Иудеи; и их синагога в Чуфут-Кале насчитывает не менее тысячи лет, а одно из надгробий городского кладбища датировано 640 годом. Несколько представителей этой же секты по сей день держатся подле обломков иерусалимских стен, где они собираются каждую пятницу, чтобы вместе оплакать былую славу древнего города; и значительное их число рассеяно между деревнями и городами России и Польши, так как они переселились туда после того, как монголы вторглись в Тавриду и на время лишили их скалистого убежища; но и в любой земле они считают Крым, где даже русские хозяева уважают их за необычайную честность и прямоту в делах, родным домом, а долину Чуфут-Кале – наивысшим духовным авторитетом своего культа; и все они желают, чтобы после смерти их прах упокоился рядом с останками праотцов на кладбище, разбитом в долине под его белыми стенами[85 - «Все истово верующие караимы, рассеянные по Крыму, когда признаки подступающей немощи предупреждают их приближении конца, приходят туда умирать» (Оллфант. Русские берега Черного моря).].
В 840 году константинопольский император Феофил сделал Крым херсонской провинцией и объединил с греческими городами на Кубани; и в середине X века она еще оставалась частью Греческой империи и туда высылались политические преступники. В 842 году Феофил возвел крепость и основал торговую колонию в Саркеле (Белой Веже) на берегу Дона, что привело Византию в соприкосновение с печенегами и Хазарским каганатом, хотя на греческом троне еще прежде того восседала императрица из хазар.
Глава 8
Святослав. – Покорение хазар. – Вторжение в Греческую империю. – Княжества. – Поражение и смерть Святослава
В 945 году, перед тем как отправиться в Константинополь, великая княгиня Ольга передала власть в руки сына Святослава Игоревича, которому в то время было тридцать пять лет от роду.
По возвращении княгини, принявшей крещение от греческого патриарха в константинопольском соборе Святой Софии, она попыталась уговорами и увещанием при помощи красноречивых доводов сопровождавших ее греческих священников убедить сына последовать ее примеру и отречься от заблуждений язычества; но хотя тот и не объявил гонений на исповедавших христианство и во все годы своего правления позволял свободно отправлять все ритуалы и обряды их религии, а также доверил матери воспитание и обучение его детей, когда отсутствовал в многочисленных военных походах, все же ее старания пропали втуне, ибо он оставался твердым приверженцем идолопоклонства и жестокого культа своей страны, считая, что христианская вера, которую он отождествлял с греческой роскошью и изнеженностью, приводит к вырождению народов и стран, которые становятся избалованными трусами. Презирая и осуждая все достижения цивилизации и даже самые простые повседневные удобства, он сопротивлялся всем улучшениям, которые вводила его мать, и стремился возродить в России варварские обычаи, примитивные нравы и кочевой образ жизни предков, диких и неоседлых славян. Вскоре после прихода к власти он покинул киевский дворец и вместе с дружиной и личными слугами набрал большую регулярную армию из самых диких племен своих владений и с ней разбил лагерь на равнине подле столицы; он отказался от всех удобств и не признавал иных заслуг, кроме тех, которые можно было заработать превосходным владением оружием и доблестью. Ни хижин, ни палаток, никакой иной крыши над головой, кроме открытого неба, не дозволялось его воинам, которые питали преданность к князю и чьи лишения и опасности он делил с ними наравне; по ночам, завернувшись в медвежью шкуру, положив голову на седло, он спал на голой земле и не признавал иной трапезы, кроме скудной порции мяса, обычно конины, сваренной или зажаренной на угле, и самых грубых корней или каши. Простая, неприхотливая жизнь и умеренность в потребностях, к которым он приучил свою дружину, а также установленная им строгая дисциплина позволили ему водить походы в дальние страны и вступать в бой с врагом, который значительно превосходил его и числом, и вооружением и доспехами, далеко опережавшим деревянные дротики, луки и пращи, составлявшие единственное оружие, которое было в ходу у русских; и, не обремененный багажом, в своих набегах и внезапных атаках застигал врасплох врагов, несмотря на изощренную оборону, прежде чем они успевали заметить приближение его войск или как следует приготовиться к защите.
Впервые свое оружие он обратил против Хазарского каганата на южных берегах Волги, который незадолго до того принужден оставить свои земли к северу от Крыма и в устье Днепра под натиском буйных кочевых племен печенегов и который к тому моменту значительно ослаб по сравнению с теми временами, когда хазары покорили Киев и грозили независимости самой Греческой империи. Около 963 года Святослав проник в их области и, наступая по равнинам, протянувшимся к северу от Кавказских гор, разгромил хазарские армии в ожесточенных боях, подошел к их столице Беленджеру, взял ее приступом, как и крепость Белая Вежа, где греческие инженеры построили оборонные сооружения для защиты богатого и густонаселенного города; и, осадив и взяв Тумен-Тархан, хазарский город на Таманском полуострове у Керченского пролива, который назвал Тмутаракань, он в конце концов заставил все Хазарское царство склониться перед силой его оружия и признать его власть. Затем он вторгся в кавказскую провинцию Сванетию и овладел Западным Кавказом, который русские удерживали в последующие полтора века.
В 966 году, когда европейским провинциям Византийской империи угрожало вторжение венгров, греческий император Никифор Фока послал за помощью к болгарскому царю Петру, чтобы помешать им переправиться через Дунай. Когда царь Петр отказал ему в просьбе, так как он сам недавно заключил союз с Венгрией, Никифор отправил послом в Киев патриция Калокира, сына херсонесского стратига, чтобы предложить Святославу вторгнуться в Болгарию, притом же греческий посол привез в дар великому князю 15 кентинариев[86 - Ок. 455 кг. (Примеч. пер.)] золота, чтобы оплатить расходы на экспедицию. «О высоком положении, которое занимал киевский двор в X веке, – говорит Финли в «Византийской империи», – свидетельствует то, как обращались к нему константинопольские царедворцы. Золотые буллы ромейского императора Востока, направленные к русскому князю, украшала висячая печать, равная по размеру двойному солиду, как на послании к королям Франции».
Но Калокир по прибытии в Киев предал своего государя и, провозгласив себя императором, вступил с русскими в переговоры о том, чтобы они поддержали его собственные притязания на византийский престол. Святослав охотно согласился на предложение и вскоре, воспользовавшись представившейся подобным образом возможностью еще на шаг приблизиться к Константинополю – конечной цели его честолюбивых планов, повел армию по гладким и болотистым равнинам Валахии к берегам Дуная, чьи тлетворные берега почти девятьсот лет спустя сыграют столь роковую роль для русского вторжения. Он пересек реку в 968 году и разгромил болгар в свирепой битве. Вскоре после этого болгарский царь умер, и Святослав овладел столицей Преславом и в конце концов сделался владыкой всего Болгарского царства. Однако лишь немного погодя он был вынужден оставить новообретенные земли, так как получил тревожные вести из Киева. Печенеги, воспользовавшись отсутствием великого князя и почти всей его армии, с большой ратью подступили к Киеву, чтобы отомстить русским за понесенные потери, разорив перед этим соседние края, и, осадив столицу, где находились тогда великая княгиня Ольга и сыновья Святослава, вскоре обрекли город на все бедствия голода. Но их триумф продолжался недолго, ибо русский воевода Претич, собрав храбрую, но немногочисленную и неорганизованную дружину из своих соотечественников, поспешно выступил на выручку осажденному городу и, прибыв на противоположный берег Днепра, ночью переправился через реку. Затем он велел дружинникам громко кричать и трубить в трубы; услышав шум, неприятель был охвачен тревогой, и по печенежскому лагерю поползли слухи, что это Святослав вернулся с Дуная со своей победоносной ратью, и захватчики поспешно бросились в бегство, после чего Претич вошел в город и освободил его. Вскоре после этого он вступил в переговоры с Курей, печенежским князем, и последовал взаимный обмен любезностями; в доказательство будущего мира и дружбы русский воевода подарил печенежскому князю щит, кольчугу и меч, а от него в ответ получил коня, саблю и колчан со стрелами; но печенеги едва успели отступить от Киева, как со всем своим войском прибыл Святослав, который, получив известие об опасности, грозившей его столице, немедленно покинул Болгарию и поспешил на помощь. Он преследовал печенегов и, догнав, разгромил всю их армию, после чего заключил мир с уцелевшими и позволил им живыми вернуться к себе на родину.
Восстановив мир, Святослав некоторое время оставался в Киеве. Его мать настойчиво упрашивала его не возвращаться на болгарскую войну, и Святослав согласился не покидать свое княжество до ее смерти. «Не любо мне сидеть в Киеве, – сказал князь, – хочу жить в Переяславце на Дунае – ибо там середина земли моей, туда стекаются все блага: из Греческой земли – золото, паволоки, вина, различные плоды, из Чехии и из Венгрии серебро и кони, из Руси же меха и воск, мед и рабы. Чего мне еще желать?» – «Видишь – я больна, – отвечала Ольга. – Когда похоронишь меня, отправляйся куда захочешь» – и три дня спустя она скончалась. Между тем император Никифор заключил союз с Болгарией и помог сыновьям царя Петра Борису и Роману вернуть отцовский престол, однако несколько месяцев спустя сам погиб в собственном дворце в Константинополе от руки его племянника и полководца Иоанна Цимисхия, который немедленно возложил на себя императорский венец. Второе и более грозное нашествие Святослава состоялось вскоре после восшествия Иоанна на престол. Он разделил свои владения между тремя сыновьями – Ярополком, Олегом и Владимиром – и снова выступил на юг с войском из русских, хазар и хорватов, числом 40 тысяч человек, вошел в Болгарию в 970 году и приступил к городу Преславу, или Маркианополю. Князю удалось взять его после тяжелой осады, когда его несколько раз отбрасывали от стен города, причем обе стороны проявили самую безрассудную отвагу. Святослав взял в плен царя Болгарии Бориса и его родных, хотя Борис вскоре умер в плену.
Молдавия, Валахия и Болгария, звавшиеся княжествами на дипломатическом языке, веками представляли собой поле боя и ристалище между сменявшими друг друга владыками Константинополя и беспокойными, воинственными племенами севера. Скифы и македонцы, сарматы и римляне, славяне и греки, русские и турки – все они в тот или иной период переправлялись через воды Дуная и сражались за обладание империи на его берегах, так как богатый город на Босфоре представлял собой манящую цель для всех честолюбивых и победоносных завоевателей Западной Азии за последнюю тысячу лет и их нашествия на тамошние земли и непрестанные войны сыграли свою роль в упадке восточного трона цезарей, когда в конце концов он сдался перед упорным и неустанным натиском османского султана Мехмеда. Эти провинции, которые римляне называли Дакией, где они основали колонию и ссылали туда некоторых самых ученых и добродетельных мужей, первоначально входили в состав Македонского царства, и там были найдены древние монеты возрастом вплоть до царствований предшественников Александра Великого. Очень мало известно о Дакии до времен ее завоевания римлянами, чьему вторжению, как повествует Страбон, местные жители противопоставили армию в две сотни тысяч человек. В конце концов они сдались перед полководцами Тиберием и Траяном. Римляне возвели над Дунаем каменный мост длиной более версты, который был разрушен в предшествующее правление императора Адриана из-за набегов сарматов. После падения Римской державы Дакию завоевали славяне и черные болгары, или гунны; и в то время как вторые образовали царство к югу от Дуная, получившее их имя, и сохраняли номинальную независимость вплоть до турецкого завоевания в XV веке, Молдавия и Валахия объединились с Венгрией, чьи правители приняли титул царей Венгрии, Валахии и Кумании, причем последнее именование применялось к Молдавии и было образовано от названия куманов, то есть половцев, которые нашли приют в этой земле, когда монгольские орды Чингисхана выгнали их из России. Эти провинции в конце концов обратились за помощью к туркам-османам, которые, прогнав венгров, с тех пор правили страной, хотя ее жители до начала XVIII века владели привилегией выбирать собственных господарей. Затем, когда они лишились этого права, пост превратился в предмет торга и стал принадлежать тому, кто больше заплатит, и обычно его занимали греки; и в течение восьмидесяти лет, начиная с середины XVIII века до начала XIX, шестьдесят этих правителей были смещены, а двадцать пять – убиты по приказу Порты. Такое правление создавалось не с целью образовать великую или цивилизованную нацию; вследствие этого упомянутые области, хотя и располагая множеством полезных ископаемых, плодородной почвой, обильно рождающей хлеб, плоды и дерево, и пастбищами, питающими тысячи голов скота, надолго погрузились в самую глубокую бездну деградации, и тот великий гнет, которому их знать подвергалась со стороны чужеземных правителей и захватчиков, она, в свою очередь, обрушивала на несчастных крестьян, которые, когда сама их жизнь, права и собственность находились в руках порабощенной знати или свирепых и жестоких завоевателей, надолго погрузились в мучительную нищету, чудовищное невежество и апатию. Довольствуясь жалкими землянками, лохмотьями и плодами, росшими почти что без вмешательства на их полях, которые они едва бороздили все теми же деревянными сохами, которые сохранились еще от далеких предков – древних даков, местные крестьяне не заботились ни о том, чтобы сажать побольше, ни о том, чтобы трудиться упорнее ради обогащения своих хозяев или прокорма чужеземных солдат; и все же они гордо заявляют, что происходят от римских поселенцев, и их неграмотный диалект по-прежнему напоминает классическую латынь – язык Древнего Рима.
Во времена вторжения Святослава новый византийский император Иоанн Цимисхий был занят тем, что усмирял внутренние беспорядки в восточных провинциях своей империи, и русские пересекли Балканы почти беспрепятственно, после чего осадили и захватили Филополь. Там они приняли посольство от Цимисхия с предложением условий мира и требованием, чтобы они оставили Романию; но великий князь отвечал ему, что Константинополю следует готовиться к встрече неприятеля и будущего господина. «Никогда, – сказал он, – не уйдем мы из столь прекрасной страны, пока вы, греки, не выкупите свои города и пленников, которые теперь находятся в нашей власти! Если вы отвергнете эти условия и не заплатите, то покиньте Европу и уйдите в Азию: вы женщины, а мы мужи по крови». В то же время он отказывался от всякого золота, серебра и других даров, которые предлагала ему византийская знать на его пути, желая умиротворить варваров, чем заработал восхищение противников; и они сказали, что предпочли бы служить такому царю – тому, кто предпочитает золоту оружие, ибо он не принимал иных даров и выкупа, кроме вооружения и доспехов. Выкованные из железа искусными греками, они намного превосходили деревянные копья и дротики, которые вместе с плетенной из конопли кольчугой, стрелами и кожаными щитами были единственным снаряжением его солдат и азиатских союзников.
Получив эту угрозу русского полководца, император следующей же весной 971 года вышел в поле во главе армии в 15 тысяч пеших воинов и 13 тысяч всадников, не считая отборной гвардии, звавшихся бессмертными, и мощной батареи полевых и осадных орудий. Кроме того, он послал флот в триста галер с множеством более мелких судов вверх по Дунаю, чтобы перерезать коммуникации русских с их страной, и, выступив из Адрианополя, пересек Балканы, или Haemus Mons. Между тем русское войско подошло к Аркадиополю, где один из отрядов был захвачен врасплох и разгромлен греческим полководцем Вардой Склиром, а остальные снова вернулись в Болгарию, и по приближении императора те войска, которые стояли в Преславе, покинули город и встретились с его силами на открытой равнине. В ходе яростного сражения Цимисхий полностью разгромил русских, и 8 тысяч их воинов полегли на поле боя; а отряд, засевший в окрестностях Силистрии, увидев, что вражеская конница взяла их в кольцо, предпочли убить себя собственными мечами, нежели попасть в руки неприятеля. «Они поступают так, – говорит Лев Диакон, – основываясь на следующем убеждении: убитые в сражении неприятелем, считают они, становятся после смерти и отлучения души от тела рабами его в подземном мире. Страшась такого служения, гнушаясь служить своим убийцам, они сами причиняют себе смерть»[87 - Перевод М.М. Копыленко. Текст воспроизведен по изд.: Лев Диакон. История. М., 1988. (Примеч. пер.)]. Через два дня греки штурмом взяли Преслав, подожгли царский дворец, укрепленный, как цитадель, причем в огне погибло 8 тысяч оборонявших его русских, а остаток гарнизона в пять сотен солдат был предан мечу. Изменнику Калокиру удалось бежать в Доростол, или Дристр, где Святослав окопался с другой половиной своих войск, и Цимисхий, отпраздновав пасху в Преславе и восстановив сыновей Бориса на болгарском престоле, последовал за великим князем и блокировал Дристр с суши и с воды, укрепив собственный лагерь валом и рвом. Гарнизон предпринял несколько отчаянных вылазок во главе с самим Святославом; из-за голода их мучения стали невыносимы, и в конце концов после осады в течение шестидесяти пяти дней русский полководец со своей дружиной сделал еще одну попытку прорваться сквозь вражеское окружение. Но его истощенные пешие воины не могли совладать с облаченными в сталь греческими всадниками при сильной поддержке бесчисленных лучников и пращников, которых греки поставили под укрытием в разных частях лагеря и которые целились в русских всякий раз, когда представлялась возможность выстрелить без всякой опасности для себя. Тем не менее бой продолжался целый день, и русские сражались столь доблестно, что современники приписывают победу императорской армии исключительно личному заступничеству святого Феодора, который, по их утверждению, возглавил ту знаменитую атаку греков, сломившую русскую дружину и доказавшую превосходство христианских солдат над языческими варварами.
Наутро после разгрома Святослав отправил посланца в греческий лагерь с предложением мира. Великодушные условия, с которыми тот вернулся, свидетельствовали о том, что Цимисхий считал неблагоразумным доводить Святослава до крайности и отчаяния и сознавал, что, если он будет требовать, чтобы русские сложили оружие, это лишь приведет к уничтожению Дристра или к затяжной осаде и новому кровопролитию. Император удовольствовался тем, что великий князь отдал всю свою добычу, рабов и пленников и принес самую торжественную клятву, что больше не пойдет войной на Греческую империю или ее колонии в Грузии и на Херсонесе; также Цимисхий позволил русским вернуться по Дунаю на ладьях, возобновив прежний договор о торговле и морском сообщении между их странами. В то же время он раздал по мере зерна всем русским воинам, которых из-за лишений осталось меньше половины от первоначального числа; и когда в июле 971 года был заключен мир, обе стороны договорились встретиться для беседы. В сопровождении крупного отряда конных телохранителей император в блестящих доспехах, на великолепном скакуне подъехал к берегу Дуная, где и встретился со Святославом, прибывшим по воде в ладье, на которой сидел на веслах и греб вместе с приближенными. Некоторое время они разговаривали, причем Цимисхий оставался на коне на берегу, а великий князь, подойдя к берегу, продолжал сидеть на корме своей лодки. Вокруг столпились греки, желая посмотреть на русского вождя, и Лев Диакон, знакомый со многими очевидцами, описывает его как человека «умеренного роста, не слишком высокого и не очень низкого, с мохнатыми бровями и светло-синими глазами, курносого, безбородого, с густыми, чрезмерно длинными волосами над верхней губой. Голова у него была совершенно голая, но с одной стороны ее свисал клок волос – признак знатности рода; крепкий затылок, широкая грудь и все другие части тела вполне соразмерные». В одном ухе у него была золотая серьга, украшенная карбункулом между двумя жемчужинами, и выражение его лица, по словам императорского историка, было угрюмое и дикое.
Сразу же после этой беседы великий князь ушел из Дристра (Силистры) со своей поредевшей ратью, а Цимисхий поставил в городе сильный гарнизон и в конечном счете подчинил всю Болгарию, восставшую против греков.
Русские погрузились на свои утлые ладьи и поплыли к устью Днепра, но немногим из них, разочарованным провалом когда-то блестящих надежд на победы, суждено было вновь увидеть родные степи. Поднялась буря, не было попутного ветра; высокие волны Эвксина кидали их ладьи то вверх, то вниз, и путь, на который обычно уходило за несколько дней, занял много недель. Наконец, после долгого и опасного путешествия Святослав достиг устья Днепра с остатками своей армии; однако установилась необычайно суровая зима, и они были вынуждены провести несколько гнетущих месяцев на льду. Провизия подошла к концу, они терпели ужасные мучения от голода, и многие из них умерли, прежде чем Святослав снова смог продолжить путь. Но их несчастья на этом не закончились; ибо после наступления весны великий князь поплыл с оставшимися спутниками по реке, и тогда печенеги вместе с соседними племенами, которые находились в постоянной переписке с греками, и те, вероятно, подзуживали их перерезать отступление Святослава и не дать ему возвратиться в Киев, собрались с огромной ратью у речных порогов, чтобы помешать русским продолжить путь. Огромное число и свирепая наружность нападающих в первый миг вселила ужас в сердца оголодавших и изможденных воинов Святослава; и великий князь, увидев, что страх распространяется по его войскам, взошел на нос ладьи и так обратился к своим соратникам, глаза которых тщетно оглядывали берега в поисках безопасного места для высадки: «Нам некуда уже деться, хотим мы или не хотим – должны сражаться. Так не посрамим земли Русской, но ляжем здесь костьми, ибо мертвым не ведом позор. Если же побежим – позор нам будет. Так не побежим же, но станем крепко, а я пойду впереди вас: если моя голова ляжет, то о своих сами позаботьтесь». Русские воины, воодушевленные решимостью своего вождя, ответили на эту речь: «Где твоя голова ляжет, там и свои головы сложим»[88 - Автор ошибочно относит речь Святослава к бою с печенегами; по Повести временных лет, князь произнес ее перед описанной выше битвой с греками. (Примеч. пер.)] – и вслед за Святославом, спрыгнувшим на берег, яростно бросились на врага; однако в попытке пробиться сквозь неприятельские ряды великий князь был сбит наземь дротиком, попавшим в голову, и сразу же умер, а его тело захватили враги и унесли, ликуя. Когда грозный противник, когда-то внушавший им такой страх, погиб, печенеги громко закричали, торжествуя; а их предводитель велел сделать из черепа русского вождя чашу, которую оправили в золото и вывели такие слова: «Чужого ища, свое потерял».
Глава 9
Владимир Великий. – Обращение в христианство
Европейские правители, современные Владимиру Великому
Восточная империя
976—1025 гг. – Василий II Болгаробойца и Константин VIII
Германия
973—983 гг. – Оттон II Рыжий
983—1002 гг. – Оттон III Чудо Мира
1002–1024 гг. – Генрих II Святой
Англия
975—978 гг. – Эдуард Мученик
978—1013 гг. – Этельред II Неразумный
Франция
954—986 гг. – Лотарь
986—987 гг. – Людовик V Ленивый
987—996 гг. – Гуго Капет
996—1031 гг. – Роберт II Благочестивый
Польша
960—992 гг. – Мешко I
992—1025 гг. – Болеслав I Храбрый
Венгрия
997—1038 гг. – Иштван I Святой
Швеция
970—995 гг. – Эрик VI Победоносный
995—1022 гг. – Олаф Щётконунг
Дания
958—986 гг. – Харальд I Синезубый
986—1014 гг. – Свен I Вилобородый
1014–1018 гг. – Харальд II
Шотландия
971—995 гг. – Кеннет II Братоубийца
995—997 гг. – Константин III
997—1005 гг. – Кеннет III Вождь
1005–1043 гг. – Малькольм II Разрушитель
Испания
966—984 гг. – Рамиро III
984—999 гг. – Бермудо II Подагрик
999—1028 гг. – Альфонсо V Благородный
Римские папы
973—974 гг. – Бенедикт VI
974—983 гг. – Бенедикт VII
983—984 гг. – Иоанн XIV
984—996 гг. – Иоанн XV
996—999 гг. – Григорий V
999—1003 гг. – Сильвестр II
1003 г. – Иоанн XVII
1004–1009 гг. – Иоанн XVIII
1009–1012 гг. – Сергий IV
1012–1024 гг. – Бенедикт VIII
Несколько спутников Святослава под началом Свенельда, старого и уважаемого воеводы в войске великого князя, спасшись от мечей печенегов, добрались до Киева и поступили на службу к Ярополку, старшему сыну Святослава, которому к моменту смерти отца в 972 году исполнилось двадцать семь лет.
Это предпочтение и влияние, которое Ярополк позволял иметь на него своим боярам[89 - Бояре – старое славянское слово, им называли русскую знать; оно упоминается в византийских анналах еще в 764 году.] и особенно Свенельду, вызвало зависть и вражду его брата Олега, среднего сына Святослава и князя древлян; и когда Олег встретил сына Свенельда Люта на охоте, он напал на него без какой-либо причины и убил. Возмущенный отец, желая отомстить убийце, обратился за правосудием к Ярополку и уговорил его объявить войну брату и вторгнуться в его земли; и князь, уступив требованию любимца, сразу же с войском выступил из Киева. Олег лично вышел навстречу противнику, но после яростной сечи его дружина в смятении бежала, мост, по которому отступал он со своими воинами, не выдержал и рухнул, и Олег утонул в реке, погребенный под множеством лошадиных и человеческих тел тех, кто разделил его участь. По известии об этом несчастье Ярополка охватили угрызения совести, и он, отыскав тело брата среди убитых, взглянул на страшное зрелище и воскликнул: «Смотри, Свенельд, этого ты и хотел! – а потом собственными руками похоронил Олега. После смерти князя его земли подчинились киевскому войску без сопротивления; и вскоре после этого воеводы и бояре, которые всецело управляли Ярополком, уговорили его завладеть Новгородом, где княжил его младший брат Владимир, но отсутствовал в то время, уехав в Скандинавию, и разделить княжество между боярами, которые помогали ему своими войсками и вооружением.
Сумев набрать небольшую дружину варягов[90 - Шведов или норвежцев.], которые должны были помочь ему вернуть захваченные земли, Владимир сразу же вернулся в Россию, и, когда он вошел в Новгород со своим небольшим войском, народ встретил его с великой радостью и сразу же снова посадил Владимира на престол, причем он не нанес ни единого удара. Посадников Ярополка, которых застали в их домах врасплох, так что они не сумели подготовиться к сопротивлению, князь прогнал и велел сообщить его брату, что, раз он пришел в его владения как враг, пускай ждет ответного визита от новгородских войск. Вскоре у них появилась новая причина для распрей, так как Владимир потребовал себе в жены Рогнеду, дочь князя Полоцка – небольшого государства на Двине, но и его брат в то же время стал претендовать на руку княжны. Ее отец Рогволд, боясь оскорбить и того и другого князя, решил, чтобы его дочь сама выбрала, кого из двоих она возьмет в мужья. Она предпочла Ярополка и отвергла Владимира из-за того, что его мать была рабыней, и это привело Владимира в такую ярость, что он вторгся в Полоцк, разбил Рогволда в бою, захватил его с двумя сыновьями, самолично убил их и силой взял княжну в жены; потом, обратившись против Киева, он с крупными силами выступил на столицу брата. В такой нелегкой ситуации Ярополк обратился за советом и помощью к одному из своих воевод по имени Блуд, на верность и мнение которого он всецело полагался и которого осыпал многими почестями; но Блуд тайно вступил в сношение с Владимиром, от которого получил богатый подкуп, чтобы заставить его действовать в интересах новгородского князя, и посоветовал своему господину бежать из города, а не пытаться защитить его от врага, хотя такую возможность давали ему сильные городские укрепления; а потом сообщал Владимиру о тех местах, в которых Ярополк тщетно пытался найти убежище. Злосчастный князь бродил с места на место, а его мстительный враг неустанно следил за ним и преследовал его, пока в конце концов голод и ненастье не заставили Ярополка сдаться на милость брата; но, пока он еще обдумывал это намерение, возле Киева он столкнулся с искавшими его варягами, которые имели строгий приказ от Владимира не давать ему никакой пощады; и они зарубили его боевыми топорами прямо на виду у брата, который смотрел на происходящее из привратной башни.
Владимир Святославич родился в Киеве в 948 году и после разделения отцовских владений получил Новгородское княжество по просьбе местных жителей (его мать Малуша, одна из прислужниц Ольги, происходила из Новгорода). По одной из русских летописей, завладев всей империей благодаря убийству брата, он принял титул царя[91 - Как говорит Карамзин, титул царя употреблялся в России уже в правление Изяслава и Дмитрия Донского (1363–1389). «Сие имя не есть сокращение Латинского Caesar, как многие неосновательно думали, но древнее Восточное, которое сделалось у нас известно по Славянскому переводу Библии и давалось Императорам Византийским, а в новейшие времена Ханам Могольским, имея на языке Персидском смысл трона, или верховной власти; оно заметно также в окончании собственных имен Монархов Ассирийских и Вавилонских: Фаллаа [Фалассар], Набонаш [Набонассар] и проч. Исчисляя в титуле своем все особенные владения Государства Московского, Иоанн наименовал оное Белою Россиею, то есть великою или древнею, по смыслу сего слова в языках Восточных (Карамзин. История государства Российского).Фон Хаммер в одном из примечаний говорит: «Царь – это древнее именование азиатских государей. Мы находим примеры его употребления в титуле «шара» Гурджистана или скифской «царицы». Некоторые авторы полагают, что это то же, что каган или хан, из чего они также выводят слово «князь», и что древние скифские цари и первые великие князья Руси были известны под этим титулом».], хотя, по всей видимости, его преемники не звались царями вплоть до XV века, и, усыновив малолетнего сына Ярополка, родившегося уже после смерти отца, он взял в жены вдову брата. Она принадлежала к знатному греческому роду Восточной империи и равно славилась и своей красотой, и достоинствами, но ушла в монастырь и была истовой монахиней; однако войско Святослава осквернило и разграбило ее монастырь, она попала в плен к князю и была отправлена в Киев, где потом стала женой его старшего сына, которого теперь сменила на свирепого и жестокого Владимира. Вскоре после этого по его приказу умертвили воеводу Блуда, который так подло предал Ярополка, но вначале князь продержал его у себя в тереме три дня, осыпая величайшими почестями в награду за службу; однако заявил, что, как судья, должен был наказать человека, предавшего и обманувшего своего князя.
Хотя до обращения русских в христианство среди них нередко встречалось многоженство, все же второй брак Владимира вызвал ревность и возмущение полоцкой княжны Рогнеды, даже более чем убийство ее отца и двоих братьев; и она столь сильно вознегодовала, что Владимир выгнал ее из дворца и велел жить в уединении возле столицы, где он время от времени ее навещал.
Там Рогнеда размышляла о своих несчастьях, пока не решилась отомстить за них при первой же благоприятной возможности и отнять жизнь супруга. Войдя в его спальню однажды ночью, пока он спал, она схватила лежавший подле него кинжал и хотела уже вонзить оружие ему в сердце, как вдруг, проснувшись, князь схватил ее за руку и чуть было не убил на месте, если бы их сын не вбежал между ними и не умолил Владимира пощадить его мать. Его мольбы не прошли даром, потому что князь, обняв ребенка, оставил терем Рогнеды и после того пожаловал ей княжество, которым прежде правил ее отец.
Варяги, помогавшие Владимиру вернуть престол и прогнать брата, которые теперь составляли его гвардию и личную дружину, стали громко требовать награды за оказанные ценные услуги. Он настаивали, чтобы между ними разделили всю Киевскую область; и Владимир, обнаружив, что его богатств совершенно недостаточно, чтобы удовлетворить их алчные притязания и заставить их умолкнуть, и желая поскорее избавиться от таких буйных и назойливых союзников, посоветовал им поискать другого хозяина, не более благодарного, но более зажиточного, и пойти на службу к императору Константинополя, где вместо мехов и шкур наградой за верность им будут шелка и золото. «Вместе с тем, – говорит Гиббон, – русский государь убеждал своего византийского союзника распределять этих буйных детей севера по различным местам, употреблять их на службу, награждать их и сдерживать. Современные писатели упоминают о прибытии варангов, об их названии и об их характере; доверие и уважение к ним увеличивались с каждым днем, все они были собраны в Константинополе, чтобы нести службу телохранителей, а их ряды пополнились благодаря прибытию с острова Фулы (Великобритании) многочисленного отряда их соотечественников… Эти изгнанники были приняты византийским двором и сохраняли до последних времен империи наследственную безупречную честность и употребление датского или английского языка. Со своими широкими обоюдоострыми боевыми секирами на плечах, они сопровождали греческого императора и в церковь, и в сенат, и в ипподром, он и спал, и пировал под их надежной охраной, и в руках этих мужественных и преданных варангов находились ключи от дворца, от казнохранилища и от столицы».
В начале правления Владимира король Норвегии Эрик, сын Харальда, снарядил флот и войско и, проплыв по Балтийскому морю и Финскому заливу, высадился в том месте, где сейчас располагается Санкт-Петербург, и, выступив на город Альдейгьюборг[92 - Этот город, как полагают, тождествен Нотебургу, современному Шлиссельбургу, который стоит на острове, образованном Невой и озером.], что на Ладожском озере, опустошил всю страну на своем пути, грабя и убивая жителей и сжигая их дома. Он осадил и захватил город и сжег его вместе с замком. За пять лет похода он опустошил все окружающие земли.
В 982 году волжские болгары вторглись в Россию, но были разгромлены и вынуждены отступить; и на следующий год великий князь, победив ятвягов (финское племя, которое до того времени оставалось незавоеванным и независимым от Руси), великий князь по возвращении в Киев провозгласил праздник в честь богов, чтобы возблагодарить их за многочисленные победы, и по распространенному обычаю среди народа бросили жребий о том, кого принесут в жертву богу грома Перуну на священном огне, который постоянно поддерживали перед его разукрашенным святилищем[93 - Тело Перуна было из дерева, голова – из серебра, усы и уши – из золота, ноги – из железа, а в руке он держал молнию, украшенную яшмой.]. Народ встретил известие с энтузиазмом, но жребий пал на молодого христианина по имени Иван, чей отец Федор когда-то приехал из Константинополя и поселился в Киеве и отказался отдавать сына в жертву их нечестивому фанатизму. Тогда толпа собралась перед их домом и разрушила его, причем под обломками погибли и двое варягов. Однако, если верить русским историкам, это были единственные христиане, пострадавшие за свою веру в правление Владимира, хотя в тот период он ревностно строил статуи и алтари языческим божествам своей родины и истощал свои княжеские богатства и добычу, привезенную из походов в чужие земли, на умножение и украшение идолов и капищ. Слухи о его сокровищах и щедрости, о силе его войска, о многочисленной дружине и военных подвигах распространились среди других народов за пределами Руси; и некоторые европейские и азиатские государи отправили послов к его двору для заключения союза, чтобы заручиться его дружбой и помощью. Однако примерно в то же время Владимир начал сомневаться в истинности языческого культа своей родины и стал расспрашивать иноземных послов о различных религиях, которые они исповедовали, и окружающие государства честолюбиво возжаждали чести обратить столь прославленного и могущественного язычника; вследствие этого, спеша распространить свою веру, считая ее истинной, в обширной империи царя, они прислали к нему своих ученейших докторов, которые бы убедили Владимира в превосходстве их религии. Первые послы прибыли из Великой Болгарии на Волге, народ которой незадолго до того обратился в мусульманство, но их доводы не имели успеха; также Владимир отверг и Латинскую церковь, которую представляла депутация из Германии, поскольку не хотел признавать над собой владычества римского понтифика. Выслушав доводы хазарских иудеев, он спросил у них: «А где земля ваша?» – и глава посольства ответил: «В Иерусалиме. Однако разгневался Бог на отцов наших и рассеял нас по различным странам за грехи наши». – «Как же вы, – сказал Владимир, – иных учите, а сами отвергнуты Богом и рассеяны? Если бы Бог любил вас и закон ваш, то не были бы вы рассеяны по чужим землям. Или и нам того же хотите?» В конце концов греческий философ предстал перед царем и разъяснил ему Ветхий и Новый Заветы, рассказав о главных событиях, о коих они повествуют, и нарисовав убедительную картину Страшного суда, в которой постарался в самых ярких красках и выражениях изобразить блаженство спасенных и кару и страшные муки грешников. Впечатленный таким описанием, князь воскликнул: «Блаженство праведным и мучение грешным!» – «Крестись, – ответил грек, – и унаследуешь райское блаженство». Владимир отпустил его с богатыми дарами, но все же не сделал окончательный выбор и решил сначала отправить послов в Болгарию, Германию и Византию, чтобы посмотреть на все веры в тех местах, где их исповедуют. Жалкие мечети Болгарии и грубые церкви Германии из неотделанной древесины вместе с невежественным и необразованным народом резко контрастировали с великолепием и пышностью греков, где высокие, изукрашенные храмы и торжественные богослужения, которые проводили священники в богатом облачении под аккомпанемент прекрасного хорового пения, поразили и очаровали посланцев с севера; и по своем возвращении на родину они отчитались обо всем перед собранием киевских бояр и дружинников. Владимир обратился за помощью к этому совету, колеблясь принять столь важный выбор, и бояре так сказали царю: «Если бы плох был закон греческий, то не приняла бы его бабка твоя Ольга, а была она мудрейшей из всех людей».
Этот довод, а также рассказы и описания, привезенные русскими посланцами из Константинополя, полностью удовлетворили князя, и он постановил, что отныне его государство будет исповедовать византийскую веру; однако, будучи слишком гордым, чтобы окреститься у обычного скромного священника из тех, что к тому времени уже успели поселиться в Киеве, да и вообще у кого-либо иного, кроме высочайших сановников христианской церкви, и не желая просить у греческих императоров милости, чтобы послал тот епископов и миссионеров для обращения его народа и чтобы у него достало священников для всех концов страны, в 987 году князь пошел с войском в Крым и осадил богатый и людный город Херсон, что стоял на перешейке, известном грекам как Гераклейский Херсонес, неподалеку от того места, где находится современный Севастополь. Землю, на которой стоял Херсон, отделяла от остального Крыма восьмикилометровая стена, протянувшаяся от Черной речки до Балаклавы, и весь этот участок земли занимали сады и усадьбы жителей города, чью безопасность со стороны суши обеспечивала стена из известняка длиной более двух километров, а толщиною в полтора – два метра, и еще более массивную стену укрепляли три башни, из которых самая большая с пристроенным караульным помещением защищала главные ворота. Русский князь двенадцать месяцев держал город в осаде, но ему никак не удавалось взять его приступом, однако один грек-изменник по имени Анастас запустил стрелу к нему в лагерь с таким советом: «Перекопай и перейми воду, идет она по трубам из колодцев, которые за тобою с востока». Владимир тут же воспользовался этой информацией и, отрезав акведук, снабжавший город водой, за несколько дней принудил жителей к сдаче, и они открыли ворота перед его дружиной. Тогда он предложил заключить мир с императорами Василием и Константином, которые совместно правили в Константинополе, и предложил вернуть им город Херсон, а также помочь греческим монархам усмирить беспорядки в их владениях на условии, что византийские императоры отдадут ему в жены свою сестру Анну; притом, если его условия не будут сразу же приняты, угрожал привести своих воинов под самые стены греческой столицы. В то же время он велел перевезти в Новгород бронзовые ворота и городской колокол Херсона в качестве трофея и поставить перед первой в городе христианской церковью, где в храме Святой Софии ворота остаются и по сию пору; хотя, как утверждают некоторые авторы, настоящие трофеи впоследствии польский король Болеслав II увез в Гродно и поставил в тамошнем соборе.
Уже не впервые византийский кесарь покупал позорный мир тем, что отдавал сестру или дочь в жены своему победителю, которого сам презрительно считал невежественным дикарем; и после некоторых колебаний страх греческих императоров перед местью Владимира возобладал над мольбами и просьбами сестры, которая согласилась стать женой русского князя лишь после уговоров искусных и хитрых священников, убедивших ее, что, пожертвовав собой ради своей страны и веры, она безусловно гарантирует себе вечное спасение души. Поэтому византийский двор согласился на предложение царя и осудил несчастную Анну провести остаток жизни в суровом климате севера, вдали от искусств и утонченных удовольствий ее веселой и вольной родины; и царевна, горестно попрощавшись с константинопольскими дворцами и увеселениями, навсегда покинула родной город и в сопровождении священников отплыла в Херсон. В тамошнем соборе херсонский архиепископ окрестил Владимира, получившего имя Василий, вместе с двенадцатью его сыновьями и всеми воеводами и боярами войска и в тот же день обвенчал его с гордой дочерью Константинополя, и перед обрядом князь торжественно отрекся от шести жен и восьмисот наложниц[94 - Герберштейн говорит, что триста у него было в Вышгороде, триста в Белгороде и еще двести в селе Берестове.], бывших у него до той поры. Затем он вернулся в Киев, предварительно велев построить в Херсоне церковь Святого Василия[95 - Нестор в своей летописи говорит про Анну: «И пришла в Корсунь, и вышли корсунцы навстречу ей с поклоном, и ввели ее в город, и посадили ее в палате». «Крестился же он в церкви Святого Василия, а стоит церковь та в городе Корсуни посреди града, где собираются корсунцы на торг; палата же Владимира стоит с края церкви и до наших дней, а царицына палата – за алтарем. После крещения привели царицу для совершения брака… Поставил и церковь в Корсуни на горе, которую насыпали посреди города, выкрадывая землю из насыпи: стоит церковь та и доныне».] в честь своего святого покровителя и в память о своем обращении; привезя с собой жену и всех херсонских священников, включая тамошнего архиепископа и священника по имени Михаил, родом сирийца, бывшего, по словам некоторых авторов, епископом Киева во времена Аскольда и назначенного митрополитом Руси, а также шесть священников, сопровождавших греческую царевну из Константинополя. Князь велел доставить в столицу мощи святого Климента и святого Фива и множество икон и религиозных книг, которые он захватил в Крыму, два бронзовых идола и четыре железных коня; и приказал, чтобы двенадцать дружинников протащили деревянную статую Перуна по улицам Киева, забили дубинками и бросили в Днепр, и в то же время объявил, что все, кто откажется принять святое таинство крещения, будут считаться врагами Бога и князя[96 - Кларк рассказывает, что он добыл в Херсонесе несколько медных монет Владимира с буквой V, вероятно отмечающей эру его крещения.].
Более строгих мер, чтобы принудить русский народ к повиновению, не понадобилось, ибо, полагая, что вера, которую принял их князь с боярами, должна быть истинной, они сотнями окунулись в Днепр и омылись в его водах, пока священники с берега произносили молитвы; а также из могил были изъяты кости братьев Владимира Ярополка и Олега, чтобы освятить их таинством крещения, после чего их снова погребли. На вершине холма неподалеку от княжеского терема, холма, который прежде был посвящен Перуну, теперь возвышалась христианская церковь, и царь издал указ, чтобы всех идолов по всей стране уничтожили таким же образом, как в столице, и по всей Руси поехали митрополиты и епископы, чтобы крестить и наставлять народ, возводить церкви и школы и назначать священников и епископов в различные провинции. В Новгороде[97 - Предание о том, что Перун, будучи сброшен в реку у Новгорода, поднялся из воды и обратился с прощальной речью к народу, долго хранилось в памяти местных жителей, которые в годовщину этого события по обычаю вооружались палками и, бегая по городу, старались исподтишка побить друг друга.], где долго правил Добрыня, дядя Владимира, и христианская религия уже получила некоторое распространение, народ не сопротивлялся установлению новой веры и разрушению идолов под руководством новоназначенного епископа Иоакима, бывшего архиепископа Херсона; однако в Ростове пять племен, которые, несмотря на усилия Авраамия, еще хранили своих кумиров, упорно сопротивлялись и прогнали со своей земли двух первых посланных к ним прелатов – Федора и Иллариона, хотя ревностные старания их преемников Леонтия и Исаии в конце концов увенчались успехом[98 - Обычай ношения крестов на шее возник на Руси в то время, поскольку епископы велели всем христианам носить кресты в знак отличия.].
