скачать книгу бесплатно
* * *
Нинку с Наташкой в кабинет к Обручевой сопроводили мигом, стоило только ей позвонить дежурному.
Девочки не испытывали ни грамма растерянности и повели себя крайне развязано. Высокая и худая, в полосатых ярких чулках – это была Наташка Костромская – принялась дерзить прямо с порога, причем самым бесцеремонным образом:
– Ой, Нинка! – она прыснула в кулачок. – Я думала здесь мерин будет сидеть, а тут такая девочка… Ух! – тонконогая подмигнула следовательше накрашенным глазом. Однако видя, что та не отреагировала на ее выпад, продолжила с пущей наглостью: – Раскинем базарчик, да лейтенантша? Кабинетик у тебя маленький, но ничего; костюмчик зелененький на тебе нормально сидит, под цвет глаз…
– Девушка, хватит ломаться! Вы не артистка варьете! – попыталась охладить ее пыл Обручева.
– Ой, Нинка, я балдею! – длинноногая повернулась к подруге. – Она про варьете вспомнила!.. – и вновь в сторону Обручевой: – Это почему же не артистка? Мы что, хуже тебя? Как раз в варьете мы и готовились, да твои менты обломали.
– С таким поведением вам только в тюрьму готовиться, девушки! – по-прежнему оставаясь спокойной, проговорила Елена.
– Да брось ты пугать, лейтенантша! – отмахнулась Костромская в то время, как ее пышногрудая подруга продолжала молчаливо рассматривать потолок. – Ты ведь молодая, должна понимать в современной жизни. Вот старшина, – девица обернулась в сторону притулившегося к стене милиционера, лет пятидесяти, сопровождавшего их, – он хоть и старенький уже малость, но сойдет… Если бы ты сходила куда прогуляться, мы бы с Нинкой его в раз совратили. И он бы помолодел, и нам в кайф.
Девицы одновременно захохотали, а старшина, багровея, досадливо крякнул. Он не знал, как повести себя в присутствии незнакомой молодой следовательши.
Непрекращающееся нахальство девиц в конце концов возмутило Елену Владимировну.
– Ну вот что! – она было потянулась к телефонной трубке, однако вспомнила для чего здесь стоит старшина и закончила: – Хотела я по-хорошему, но да черт с вами, начинайте с распределителя!
– Да ладно тебе, Наташка! Чего придуриваться-то щас, – наконец подала голос вторая девица, пытаясь образумить подругу. – Мы больше не будем! – по-детски заверила она Обручеву и для достоверности хлюпнула носом. – Что мы, преступницы какие?! За что нас сюда привезли?
– Хватит тебе слюнявиться, крыса несчастная! – возмутилась длинноногая. – Нашла место, где слезы в жилетку пускать! – она резко дернула Нинку за руку.
Но Елена медлила с окончательным решением, и возможно это повлияло-таки на Костромскую – она заговорила вполне серьезно.
– А чо, действительно! Мы чо, обокрали кого? Парней и то не повезли в этот клетушник – обидно все-таки! Вы что-то выискиваете, а у вас не выходит. Вот вы со зла нас и поволокли! Или, может, я не имею права распоряжаться собственными ляжками, как мне этого хочется?! Но я у интуриста не стою, за валюту трусы не снимаю, хоть Ельцин давно разрешил торговать всем и везде! – Наташка победно поглядела на следовательшу.
– Девушки, к чему эта пустая демагогия?! Лично ты, Наташа, какие претензии предъявляешь ко мне? Твое заявление, что ты не стоишь у интуриста, выглядит так, будто это я там стою, а теперь еще смею задавать какие-то вопросы! У всех есть свои обиды… А проблемы нашего общества ты знаешь не хуже меня! Я же, в данный момент, исполняю свою работу, за которую мне платят деньги. Что касается ваших личных затруднений – а я их не знаю, – то в любом случае они не решаются в этом кабинете. Правила же приличия и нормы морали существуют в любом государстве и поддерживаются между людьми.
Замолчав, Обручева подумала, что эти слова, конечно, набили оскомину, но иначе не скажешь.
– Красиво, лейтенантша, ты говоришь, только это давно использованная жвачка. Я многие сказки изучила еще в школе. Помню, в седьмом классе училась… Банальная история называется… Мамаша напьется – ей не до меня, да и у трезвой полтинник не выпросишь! Короче, преподавал у нас в школе гражданскую оборону один молодой дяденька. Девчонки с девятых-десятых классов все от него без ума ходили… У нас в школьном подвале тир был, и он там стрельбу преподавал, а мне ужасно хотелось научиться стрелять, однако разрешалось это лишь с девятого класса. Но я хоть и тощая была, зато самая длинная в своем седьмом бэ, и стала я регулярно отираться около того тира. Заметил меня Григорий Александрович Печорин (так его девки наши между собой называли), а настоящая-то фамилия у него была Северин, Олег Иванович, ну и спросил, что я здесь делаю. Я сказала, что хочу научиться стрелять, а он поинтересовался, из какого я класса. Нельзя, говорит, директор узнает – мигом взбучку устроит. Стала я его уговаривать, ну и, короче, он согласился заниматься со мной вечерами, чтоб никто не знал. Внимательным он дядечкой оказался: кроме занятий, каждый вечер давай угощать меня то пирожными, то мороженым, а потом зонтик красивый подарил ни с того ни с сего. В тот вечер мы с ним не стреляли, и я сразу почуяла, что что-то произойдет. Сидели мы рядышком, он мне неожиданно руку на коленку положил, я и затихла, как мышь в норе. Вот тогда Печорин и начал действовать потихоньку. Платье на мне школьное было – так, фантазия одна, поэтому я поняла, что к чему, уже когда он под плавочками вовсю рукой гладил. Мне и стыдно, и плакать хочется, а язык словно к зубам прирос – ведь он столько обо мне беспокоился … Короче, так и попробовала, а дальше уж пошло-поехало как по маслу.
Елена затихла, слушала нежданное откровение девушки. Правда, ей до безобразия хотелось поесть: уж одиннадцать стукнуло, а она сегодня и не обедала. «Ну да, главное – кажется, потихоньку наметился контакт с этой занозистой хулиганкой», – с гордостью подумала Лена. Себя она считала следователем новейшего типа, обязанного понять каждого конкретного человека. Для нее был чуждым и неприемлемым подход к задержанным по некогда широко известному принципу: «Всегда что-то есть… Человек зачат во грехе и рожден в мерзости. Путь его – от пеленки зловонной, до смердящего савана». Так что плевать на время: слава богу, что девчонка разоткровенничалась, но Обручеву несколько смущал старшина, маячивший у дверей. Лена подняла глаза на милиционера, собираясь сказать, что он свободен, но тот как раз пристально смотрел на нее, и она, от того смутившись, но чтобы хоть как-то смягчить возникшую неловкость, взглянула на часы. Однако этот-то взгляд заметила и длинноногая, а расценила его по-своему.
– Ой, блин, ну и кобыла же я припудренная! Расчувствовалась я здесь не на шутку, экскурс в прошлое совершила! И как я забыла, что вам всем некогда! Раньше все верещали с трибуны: человеческий фактор, все во имя человека, все ему внимание… Но спасибо, что хоть теперь бросили притворяться. Не было и нет ни у кого времени для другого! Ладно, ты еще молодая, тебе прощается: саму небось хахаль давно заждался, – по-своему смягчилась Наташка. – Мы сейчас здесь одни девочки–целочки остались, ты бы нам и призналась, куда спешишь? Тоже ведь на ночь чешется? – Костромская с наглой ухмылкой уставилась в лицо Обручевой.
– Тебе сколько лет, Наташа? – совершенно спокойно спросила Елена Владимировна.
– Семнадцать, а что? – удивилась та не столько вопросу следовательши, сколько ее невозмутимости. А ведь Наташке опять так хотелось позлить эту сидящую за столом особу в строгом и ладно подогнанном костюмчике.
– Все поражаюсь, откуда ты столько грязи насобирала – на двоих хватит, – тихо проговорила Елена.
– В вашем социалистическо-демократическом обществе и насобирали, – неожиданно подключилась к разговору полногрудая, как будто сказанное в первую очередь затрагивало лично ее. – Мы недавно старую «Литературку» нашли, за 89-ый год, и там прочитали про Щелокова…
– Знаешь такого? – перебила подругу Наташка, обращаясь к Елене, и сама же ответила: – Знаешь! Сколько он там, пять или десять лет, олицетворял собой правопорядок? А что сам? Меня меньше поразило, что он девять «Мерседесов» захапал и хрустальную люстрищу к себе на дачу упер, чем то, что он бабам надарил одних цветочков на тридцать шесть тысяч… Это по тем-то деньгам – обалдеть! А между прочим, цветочки те предназначались павшим воинам к какому-то юбилею! Мозги ты нам здесь заправляешь о нормах морали! – презрительно завершила девчонка свою речь и скривила губы. Однако в последний момент не сдержалась и решила добавить: – Всегда и у всех имеется свой показатель: просиди-ка день – трудодень, человеко-час и в глаз, человеко-койка, затем попойка – вся жизнь помойка! Всем правит экономика, никакой совести – все строится из выгоды!
– Девушки, поймите, это бесконечный разговор; и меня, и вас он ни к чему не приведет. Наше прошлое уже не изменить, реальнее попытаться улучшить будущее. В частности, постарайтесь больше ценить самих себя, вас будут меньше таскать по милициям. А вообще, обязательно нужно во что-то верить, сколько бы тебя не обманывали. Но давайте, девушки, о деле, из-за которого мы и встретились. Вы, конечно, знаете, где работает ваш знакомый Лученок Коля…
– Ну и что из того? – поспешила Наташа с вопросом. – Можно я закурю?
– Кури… Ту организацию, где он работает, обворовали, – сообщила им следователь.
– А мы здесь при чем? – в один возмущенный голос воскликнули девицы.
– А вы вникните в ситуацию: милиция прибывает на место преступления и, кроме всего прочего, начинает искать свидетелей. Заходит в рядом стоящий дом, а там целая гоп-компания, распивающая спиртное. Ну а в конторе, коме денег, украли и спирт.
– Но мы-то не спирт пили, а водку! У вас, что, нет экспертизы проверить, что мы пили? Правильно Ванька рассказал, что у нас, если прицепятся, любое дело пришьют, вплоть до диверсии! Если бы мы вылакали столько спирта, то давно бы валялись под столом! Вот Алик, когда еще с Лученком работал, хотел со мной переспать. Купил пузырь белой и собрался с него упоить нас с Нинкой… В общем, не вышло у него ничего, и тогда на следующий день он с настойкой к нам подкатился. Настоечка, говорил, вещь, и что его бабка по бразильскому рецепту ее делала за большие деньги специально для женщин – от нее, мол, цвет лица особым становится. С этой настоечки мы и вырубились; тут он, сволота, стянул с нас трусы, а на утро признался, что обычное повидло из магазина развел на спирту.
– И вы его за это простили?
– Я лично презирать его сначала собралась, а он разнылся, что любит меня, – донельзя просто объяснила Костромская.
– Ну вы и даете, с таким подонком до сих пор поддерживаете отношения?! Чем он вас привязал? Своей шикарной квартирой с ананасами на столе?
– Не хитри, лейтенантша! – вдруг насторожилась Наташа. – Не знаем мы, где он живет. За изнасилование вы его не возьмете: времени много прошло, а мы заявление не напишем. На этом деле ты себе новую лычку не заработаешь!
– Наташа, прекращай выпендриваться! Сама сказала, что Алик вместе с Лученком работал, а мне свидетели нужны.
– Он давно с Лученком работал, и про эту кражу ничего знать не может, – пришла на помощь подруге пышногрудая Нинка.
– Нам нужно знать всех: и тех, кто работает, и тех, кто работал. В том числе и всех их друзей, – все еще пыталась протолкнуть свой вопрос Елена.
– Клюнешь сейчас на твои уговоры – и начнут мужиков по кабинетам таскать! А мы потом им доказывай, что не работаем на ментов! – Наташка закинула ногу на ногу и подперла кулаком подбородок, ясно давая понять, что с ней разговор окончен.
– Ну что ж, девушки… Не хотите помочь следствию – обойдемся без вас, – вдруг быстро смирившись, сказала Обручева и встала из-за стола. – Подумайте обо всем по дороге, что плохо и что хорошо! Вы свободны.
– Обязательно подумаем, – с ехидством отозвалась тонконогая, а пышногрудая поспешила подтолкнуть ее в спину.
* * *
– Слушай, Нино! – заговорила Костромская, когда они выскочили из милиции в ночную прохладную темень, – Фраернулась я, кажется, малость, что про Алика вякнула… Если он узнает об этом, то голову еще оторвет!
– С чего это вдруг ты стала такой боязливой? – усмехнулась подруга. – Покудахтать тебя просто тянет сегодня и все! За что и где его станут искать? Сама говорила, что он в Татьяновске не прописан. Да и потом, Алик что ли обворовал… – попыталась успокоить она Наташку.
– Что-то подозрительно эта ментовка все выспрашивала, я только сейчас об этом подумала. Когда Ванька Нестеров токма освободился, они вместе с Аликом здорово набухались, и Алик блатовал его обчистить аптеку или контору на Некрасовской. Я, говорит, там работал и знаю, что и где можно взять. И что гарантия сто процентов.
– Дела… – задумчиво протянула Нинка после сказанного подругой.
– Дела в спецчасти, дура, а у нас только делишки! – попыталась за этой шуткой успокоить себя Костромская. – Ты не обижайся, Нинусик! – она хлопнула ее по спине. – Самой тошно. Правда, Ванька на это не подписался тогда. Судимых, говорит, в первую очередь начинают таскать, даже за мелочевку. Потом я ушла, но водки у них оставалось навалом, и они могли добазариться до чего хочешь.
– Вот, что… Поскакали прямо до Алика, – загорелась идеей Нинка. – Расскажем ему что и как, а то утром менты зашевелятся с новой силой. Видала, как эта следовательша мягко стелила! Прямо без хозяйственного мыла норовила влезть тебе в жопу.
* * *
Татьяна Владимировна с умилением посмотрела на дочь: разметав по подушке пышные волосы и подложив под щеку ладонь, Леночка безмятежно и сладко посапывала. Мать задержала руку около лица дочери – ей было приятно ощутить теплоту ее дыхания. Наверное, она проснулась все-таки от ее присутствия. Дочь перевернулась на спину, медленно открыла глаза и выпустила из-под одеяла розоватую пятку.
– Сколь времени, а мамуль? – Лена сладко потянулась и здесь же, не давая телу безвольно расслабиться, резким движением скинула с себя одеяло и, как была в ночной рубашке, вскочила на кровати. Обняв мать, она сверху уткнулась ей в волосы, а потом с силой потянула к себе. Падая на кровать вместе с ней, Лена попыталась завернуть мать в одеяло. Татьяна Владимировна не поддавалась, и они принялись хохотать и барахтаться на постели. На их смех и шум и появился из кухни глава семейства.
– Замуж тебя, Ленок, пора выдавать, а ты все с матерью воюешь! – с ласковой насмешливостью проговорил Владимир Сергеевич.
– Пап, ты бы лучше поставил чайничек, а? – никак не реагируя на его слова, пропела дочь. – Мама вон знает, что в девять мне надо быть на работе. Неудобно, если Виктор Павлович станет ждать, – она попыталась придать лицу озабоченность.
Владимир Семенович в ответ вздохнул, но вполне согласно побрел на кухню. Татьяна Владимировна, усаживаясь на кровать, поправила волосы.
– Кстати, я об этой краже… – заговорила она. – Вчера ты протарахтела-протараторила все с пятое на десятое… Ты, главное, не расстраивайся, у нас половина дел начинается с отработки фантастических версий. Нет прямых свидетелей – начинай с косвенных, расширяй круг их знакомых, только разумно, чтобы не влезть в непролазные дебри. И о бумагах… Как их переворошили: возможно, в какой-то последовательности, а то и вообще выборочно? Вариантов здесь уйма. Но если убедишься, что в бумагах рылись целенаправленно, значит это не фикция, и цепляйся за них мертвой хваткой. Правильно, сегодняшний осмотр вам многое может дать: вчера вы увидели одно, сегодня обнаружится что-то другое. Хотя я лично думаю, что там все проще. Свои же и поработали под пришельцев со стороны, прикарманили 260 тысяч и успокоились. Не исключено, если и руководство погрязло в аферах. Свяжись с Никишкиным, пусть даст ребят, без ОБЭП вам не обойтись.
Елена, зажавшись в уголке, слушала мать и вдруг неожиданно спросила:
– Мам, а почему ты ушла из облпрокуратуры, и мы снова переехали в Татьяновск?
Татьяна Владимировна удивленно взглянула на дочь:
– Почему столь внезапно? Вопрос сложный, а ответ долгий.
– Я думаю это было связано с делом Ромашинского, – не унималась дочь.
– Давай, в другой раз, – отмахнулась Обручева-старшая. Чтобы закончить на том разговор, она щелкнула Лену по носу, и та, легко клюнув на это, вновь забарахталась с матерью на кровати, пока сердитый голос Владимира Сергеевича не позвал их на завтрак.
Лена сразу забралась на стул с ногами, поджала их под себя и шумно потянула из чашки чай.
– Вчера опять Сережа звонил, тебя спрашивал, – сообщила Татьяна Владимировна.
– Ну понятно, что не папу, – сострила дочь.
– Лен, я не пойму, о чем ты думаешь? – рассердилась мать. – Тебе все-таки двадцать пять, а парень, по-моему, неплохой. Эгоисткой ты выросла. Родители беспокоятся, а ей хоть бы что! – Татьяна Владимировна отодвинула от себя розетку с джемом.
– Я и не говорила, что он плохой! Только разве обязательно бежать завтра в ЗАГС? – возмутилась Лена.
– Ладно, дочка, смотри сама. Ты уже взрослый человек, – мать не очень довольно поджала губы.
Владимир Сергеевич в это время молча и сосредоточенно жевал бутерброд с сыром, никак не выказывая своего отношения к их разговору.
– Все, мам, буду собираться. Спасибо папочке за чаек! – она проворно соскочила со стула и скрылась в своей комнате.
– Таня, ты чего к Лене пристала? Она и без нас разберется в своем деле. Нужно во всем оставаться современной! – закончил глава семейства назидательным тоном.
– Ой, насмешил! – Татьяна Владимировна и впрямь засмеялась. – Жена твоя и не ведала, что ты шагаешь в ногу со временем и перестраиваешься на современный лад. Оказывается, в нашей семье одна я консервативный элемент!
– Хватит, Танечка, хватит… Пусть решает сама, без толкача. Такая красивущая девка разве засидится одна? – Владимир Сергеевич поднялся из-за стола и обнял жену. Потом неожиданно и легко подхватил на руки и поцеловал в ухо.
Татьяна Владимировна усмехнулась довольная и обняла мужа за шею:
– Ладно, отпускай меня, и без этого убедил, а то надорвешься еще… Потолстела я, правда?..– она хитровато заглянула ему в лицо.
… Лена взялась уже за ручку наружной двери:
– Мама, если Сережа позвонит, скажи, что в десять вечера, самое позднее, я буду у него, как штык. Сегодня мы с ним обо всем поговорим! – многозначительно пригрозила она неизвестно кому. Затем добавила: – Машину я забираю, ага? Вы, если поедете на Улуйку, то автобусиком доберетесь, ага? Они в субботу хорошо ходят! – представила она родителям окончательный аргумент.
– Ага! – в тон ей отозвалась из комнаты Татьяна Владимировна.
* * *
Ленины «Жигули» миновали Хлебный переулок. Под желтый сигнал светофора, на скорости 80 км в час, она проскочила перекресток на улице Ленина (по-новому Большая Рыночная), потом немного сбросила скорость, под скрип резины свернула налево и затормозила свою вишневую восьмерку прямо у крыльца горотдела.
В здании сохранялась относительная субботняя тишина, и шум ее быстрых шагов здесь же взлетел под потолок вестибюля, отдаваясь там гулким эхом. Елена поздоровались с дежурным, взяла от кабинета ключи и бегом поднялась к себе на третий этаж.
Минут через пять в дверь стукнули для порядка, и вошел Яснов.
– Опередила подполковника! Здравствуйте, Елена! Как отдохнулось?
– Нормально, Виктор Павлович! Работоспособна, с вполне приличным КПД. Размышляю только, как его лучше сегодня использовать.
– Мне Барановский в семь утра домой позвонил, сказал, что бессонница его мучает, и похвалился, что обследовал те зеленые волосинки с дверного косяка… Химия, не шерсть – я записал у себя на календаре название материи. Предположительно так, что некто в свитере зеленого цвета из искусственного волокна, пролезая в дверь, нечаянно шаркнулся о косяк. При этом есть два интересных момента, это когда я подумал… Мы ведь с тобой замеряли расстояние, на которое раскрывалась дверь – 58 сантиметров, правильно? Нам такого прохода оказалось вполне достаточно, чтобы запросто проходить из кладовки на улицу и обратно, а вот неизвестному он пришелся не в пору, то есть мал. И я сделал вывод, что-либо взломщики были пьяны, да так, что теряли координацию движений, либо же умышленно потерлись о косяк, чтоб и нам продемонстрировать свой свитерок. Второе: под слоем сухой штукатурки оставлен след от обувки 42-го размера. Очень похоже, что со стеллажей что-то стаскивали… И если да, а это что-то могло быть громоздким, то в этом случае преступники и впрямь вполне естественно могли задеть о косяк. Нужно разузнать у Лескова, что ценного и солидных габаритов хранилось на стеллажах. И все-таки маловероятно, что они здесь прихватили что-то громоздкое, ведь собака привела кинолога прямо в гастроном! Теперь третье: канистра с олифой! Кто ее поставил в угол за дверью? Если не хозяева, тогда однозначно пришельцы, а поступить таким образом они могли по одной причине, чтобы выглядело естественным зацепиться в дверном проеме: канистра помешала отворить дверь до конца, и проход оказался недостаточным. Если поверить этому, что нас столь профессионально выводят на след, тогда разгадку лучше искать только в бумагах, – закончил говорить подполковник.
– Я такого же мнения, Виктор Палыч! Браться следует за бумаги, но вначале мы выясним, кто поставил в угол канистру. Про то, что хранилось на стеллажах – это само собой. Меня сбивает с толку бутылка спирта… Двести шестьдесят тысяч украли, так еще и из-за нее мелочиться! Зато за каких-то тридцать-сорок минут сумели взломать два сейфа и плюс металлический ящик, но при этом не оставили следов для дактилоскопии! Нет, Виктор Палыч, я двинусь методом от сложного к простому! Первая зацепка – что преступники хорошо знали внутреннюю структуру организации и в ней работающих. Их даже не смутило «глазастое» расположение окон в доме Сергеевых. Нам бы попробовать поискать улики среди завсегдатаев апартаментов Лученка. И за девчонок мы взялись не зря, они наверняка в курсе многих событий. Хотя трудно рассчитывать на их помощь, уж слишком испорчены девочки. А еще нужно просить помощь у Никишкина, без его вмешательства нет гарантии, что здесь не замешан кто-то из руководства.
– И это верно. Лученок мне вчера подарил реплику – он считает, что бумаги разбросаны потому, что в бухгалтерии «крутят».
– Вот-вот, Виктор Палыч, вы и позвоните Никишкину, вам-то поудобнее это сделать в субботу. Помните, как вам однажды говорил какой-то задержанный: позвоните, мол, сами, гражданин начальник, вы-то в паспортном в шоколадных отношениях со всеми.
Яснов засмеялся:
– И действительно, лучше малознакомый черт, чем совсем незнакомый ангел! – пошутил он, сразу снимая телефонную трубку.
Разговаривал он недолго, однако результат был положительным, и Елена обрадовалась.
– Мы сейчас заедем за ним, Виктор Палыч! – заявила она. – Я ведь сегодня у мамы ключи отняла от машины, – Лена лукаво и озорно сверкнула глазами. – Где живет подполковник?
– Рядом совсем, у «Фиалки», – отозвался Яснов. – Машина в руках – это уже половина проблемы! Только Татьяна Владимировна-то не обиделась на тебя? – для порядка поинтересовался он.
– Она, товарищ подполковник, прогрессивная женщина и понимает, раз я в выходной работаю, значит мне нужней. Татьяна Владимировна обижается на одно, что Яснов совсем перестал заходить в гости… как подполковника получил, – последнее, сделав паузу, Лена добавила уже от себя.
– Ну-ну… Таня наговорит… – усмехнулся Яснов. – Мы все в делах, – уже с иронией буркнул он, но тут же с подъемом заверил Лену: – В конце той недели обязательно соберусь, а уж если нагряну, то вы не вдруг меня выгоните!
– Посмотрим-посмотрим! – с нескрываемым оттенком кокетства отозвалась младшая Обручева.
… Елена плавно повернула жигуль на Большую рыночную и, хотя здесь движение автотранспорта оказалось довольно бодрым, смело даванула на акселератор.
– Ты, Лена, смотри! – поостерег ее Яснов. – Во время демократии и рядовой дорожный инспектор может не посмотреть на наши удостоверения и отчитает так, что уши завянут.
– А я ему глазки сострою, товарищ подполковник! Это ведь всегда действует на мужчин, а?.. – она озорно глянула на Яснова.
– М-да… – Виктор Павлович в смущении почесал затылок. – Много лет, как я знаю дочь Обручевой, а оказалось, что я ее и вовсе не знаю… ну вот хоть бы как автогонщицу, – поспешно добавил он.
– Это от того, что редко бываете у Обручевых, – с самым серьезным выражением на лице парировала Елена.
