скачать книгу бесплатно
– Дед Сергей, а русалки бывают?
– Ох, мужички, чего только в этом мире не бывает!
На прощание он завернул нам в газету два самых больших гриба.
– Для бабушки вашей. Белые грибы.
– Они же коричневые, – возразил Федька, но я пнул его по ноге.
От нашей лапши дед Сергей отказался, но взял пару карамелек. Мы помахали ему на прощание и поехали дальше. Планируя путешествие, я знал, что заряда самоката не хватит на весь путь, и надеялся успеть доехать хотя бы до дачной развилки. Но все случилось намного раньше, и наша карета, как в сказке, превратилась в тыкву. Мы как раз проезжали маленький посёлок Дружино, когда самокат медленно остановился и встал.
Дружино выглядело совсем не дружелюбно. Люди здесь были такие же хмурые, как в городе, только одеты хуже, и пахло почему-то навозом. Федька снова загундел и слез с самоката. Тут из калитки на нас шумно выбежала стая гусей. Мы хором заорали и бросились в кусты.
– Самокат свой хоть подберите, – басом сказала девчонка, проходящая мимо. На вид ей было лет десять, также как и мне. Она смело шикнула на гусей и те разбежались в стороны.
– Тоже мне, – лениво добавила она и пошла дальше.
Мне стало стыдно, и я показал фак ей в спину.
Дальше мы пытались ехать сами, но самокат был тяжеленный. Пришлось катить его рядом. Не знаю, как у Федьки, но у меня гудело все тело. Но невезение наше на этом не кончилось – уже на выходе из Дружино мы прокололи шину, а вокруг стало вечереть.
На часах было шесть двадцать. Куда делся весь день? Наверное, так бывает у взрослых, когда они ходят на работу. Но до дач во что бы то ни стало нужно было добраться до темноты, и я решил срезать путь через поле. Мы грызли карамельки и молча тащили самокат сквозь сухую траву. На разговоры уже не было сил. Обрыв случился неожиданно. Я успел ухватить Федьку за руку, но самокат полетел вниз. Я вспомнил, что тут была местная помойка, только с папой мы всегда подъезжали к ней с другой стороны. На дно ямы сваливали всякий мусор – разломанные стулья, коробки, теперь и ручка нашего самоката загадочно поблескивала в сумерках.
Федька полез было за ним, но я его остановил:
– Опасно!
– Но папа будет ругаться…
– Папа нас бросил! – заорал вдруг я. Я и сам до конца не осознавал это, пока не сказал вслух. Папа к нам больше не вернется. Не важно, куда он ушел – к русалкам или тете Наташе, важно то, что наша семья развалилась, как стул на этой помойке, и от нас больше ничего не зависит.
– Неправда! – закричал Федька в ответ и разревелся. Мне стало стыдно – я забрал у него шапку, заставил ехать куда-то целый день и чуть не свалил в яму. Но я не стал показывать ему фак, а обнял и прижал к себе. В первую очередь для того, чтобы он не увидел моих собственных слез. Кто-то из нас должен был оставаться сильным.
Дачи были совсем близко – я слышал лай собак вдалеке и видел дымок от труб. Дома в полутьме спальни на торты медленно сползала шоколадная глазурь. Во всем мире мы с Федькой были абсолютно одни. До дачи мы добрались уже затемно. В домике горел свет, и я подумал, что даже не заготовил для бабы Лены внятного объяснения.
– Грибы ей подарим, –напомнил Федька и взял меня за руку. Мы вошли в дом.
За столом рядом с бабой Леной сидела мама. Она была в домашней пижаме, тапках и старой кожаной куртке. Увидев нас, мама закрыла лицо руками и заплакала.
Федька, моментально забыв все обиды, бросился ей на шею.
– Мамочка, а мы видели гусей! – прокричал он ей в ухо, а мама начала его тискать и качать, как маленького. Потом она подняла глаза на меня и просяще протянула мне руку. При виде этой руки, пекари сразу показались мне лишь сном, и будто не было никогда ни темной спальни, ни тортов, ни сухой лапши. Я тоже обнял маму и начал рассказывать про деда Сергея, а она плакала и смеялась, и целовала нас в щеки.
Домой баба Лена нас не отпустила и постелила в комнате на первом этаже. Мама с Федькой вырубились моментально, словно у них, как у самоката, кончился заряд. А я попросил у бабы Лены телефон, чтобы загуглить про Кусто. Мне сразу высветилась картинка с морщинистым дедом в красной шапочке, чем-то напоминавшим деда Сергея.
Оказывается, Кусто не был черным певцом, но был еще круче – он погружался на дно океана и исследовал там всяких рыб и затонувшие корабли. Может быть, даже видел русалок, кто знает.
Я посмотрел пару видео про Подводную Одиссею и отдал телефон бабе Лене. Она неподвижно сидела за кухонным столом, глядя на грибы деда Сергея. Уютно потрескивала печка. От стола пахло засаленной клеенкой, но этот запах напоминал мне о времени, когда мы приезжали сюда всей семьей, и тоже был уютным.
– Грибной суп, что ли, сварить на завтрак? – спросила баба Лена, не поворачиваясь в мою сторону. – Ты любишь грибной суп?
– Не люблю.
– Вот и я не люблю…
Чуть позже я залез под одеяло к маме с Федькой. Они были теплые и пахли домом. Во сне мама обняла меня рукой и прижала к себе. Уже засыпая, я представил, что океан на всей планете вышел из берегов, и вода затопила и дорогу, и дачу, а мы втроем оказались в воздушном пузыре. Вокруг нас плавали рыбы, русалки, было холодно и тихо, а мы вращались потихоньку в нашем пузыре на самом дне. Когда-нибудь до нас доплывет отважный капитан Кусто в красной шапочке и вытащит нас наружу. Спасет.
Обязательно спасет.
Евгения Ломакина
«Червь в плоде»
– Вы готовы?
Я сглотнул пересохшим горлом. Вместо ответа неопределенный кивок. Нервничаю.
– Вы готовы, Билл? – повтор вопроса тем же мягким шелестящим голосом.
– Да, доктор М. – Бодро чеканю я, взяв себя в руки.
Сидящая напротив девушка, мой психотерапевт, дружелюбно улыбается матовыми карими глазами. Наверное, из-за круглого детского лица и рук с утопающими костяшками ее долго не принимали всерьёз.
– Я введу вас в транс, Билл. Все как мы обсуждали. Сначала может быть дискомфортно, но я надеюсь на значимый результат. Я дам вам минутку расслабиться, а потом начну.
Доверие к ней – моя последняя надежда. Я попал к доктору М. после долгих скитаний по частным практикам и клиникам, отчаявшийся и почти смирившийся. Мою "грушефобию" невозможно вылечить, ведь ее "не существует". Для других. Для меня это кошмарная реальность. За последние двадцать лет я сдал сотни анализов на аллергены, прошел тысячи тестов на вменяемость, бывал под гипнозом десятки раз, но никто мне так и не сказал, откуда эта паническая боязнь груш. Особенно жёлтых.
Я исключил из своей жизни груши и жёлтый цвет. Но запах мерзких плодов преследовал меня даже в этих каменных джунглях.
Доктор М. считала, что мне нужно столкнуться со своими фобиями лицом к лицу. Но при виде груш на ее столике я цепенел, а когда она пришла на сеанс в жёлтом жакете, потерял сознание. Тогда Доктор М. решила применить гипноз. Я особо не надеялся на результат, но необъяснимая симпатия к моему психотерапевту заставила меня подчиниться.
– Мы начинаем, Билл. Закройте глаза и сосредоточьтесь. Нужно мысленно перенестись в самое дискомфортное для вас место. Туда, где вы спрятали свои страхи и потеряли себя. Помните, мы ищем не груши, мы ищем вас.
Шоковая терапия. Клин клином. Фантомный вражеский запах заполняет мои ноздри. Слегка кружится голова и щиплет в носу.
– Доктор! Я снова слышу его! – широко открываю глаза, шумно втягивая воздух. Кажется, кислород в моих лёгких перебродил в грушевый сидр.
– Знаю, – сидящая напротив девушка выглядит знакомо, но непривычно. Никаких очков, на голове шапочка. Она поджимает под себя ноги в жёлтых махровых носочках.
– Что происходит? Где мы? – я мечусь по комнате, не узнавая кабинет моего психотерапевта.
– Мы там, где все началось, – шелестит доктор М., зябко потирая ладони.
Это какая-то злая шутка, фарс, манипуляция! В попытке скрыться от навязчивого запаха гнилых груш, бросаюсь к двери. Она поразительно тяжёлая. В нос ударяет влажный воздух. За порогом густой туман. Угнетающая грушевая вонь. Со стоном захлопываю дверь.
– Мы в моем подсознании, – выдыхаю обречённо. – Здесь от груш и жёлтого цвета никуда не деться.
– Абсолютно верно, – нараспев произносит доктор М.
Она разливает чай из заварника без ручки. Чтобы не обжечься, сняла носочки и обернула ими ладони. Ее взгляд прикован к льющейся из носика струе.
Почему-то этот незамысловатый ритуал вводит меня в ступор.
– Что вы видите, Билл? – доктор М. не смотрит на меня, ее глаза, направленные вниз, полуприкрыты розовыми веками. Но она будто в моей голове.
… – Билли! – кричит хорошенькая кудрявая девочка лет пяти.
– Билли, иди пить чай!
На маленьком колченогом столике расставлен тонкий фарфоровый сервиз.
– Нельзя брать бабушкин сервиз, Энни! Ма мне голову за него оторвёт!
Восьмилетний Билли в отчаянии грызет ноготь. Со своевольной кузиной Энн спорить бесполезно.
Дерзкая девчонка в жёлтых спущенных носочках, чавкая, жуёт грушу. Сок течет по подбородку. Энни держит огромный плод в правой ручонке, а левой пытается разлить чай из хрупкого заварника. Кипяток плещется мимо чашки.
– Ай! – взвизгивает Энни. Прыгая на одной ноге, опрокидывает столик. – Горячо!
Билли не слышит ни ее криков, ни звона разбившегося чайника. Он лишь видит осколки, огрызок и одинокий жёлтый носочек в дымящейся лужице. Где же второй?
– Где второй носок, Билл? – спрашивает доктор М.
– В горле у Энни, – мой голос звучит спокойно. Впервые за много лет запах груш не преследует меня.
– Это ты, Билл?
– Да, – отвечаю безразлично.
– И что ты сделал потом?
Хмурюсь вспоминая.
– Я вытащил носок изо рта Энни и засунул туда огрызок. Все подумали, что она подавилась грушей.
– И никто не узнал?
– Никто, – эта мысль согревает.
– Обернись, Билли, – в голосе доктора М. звучат незнакомые металлические нотки.
Мальчик, склонившийся над телом Энни, медленно поворачивает голову. В дверях стоит маленькая темноволосая девочка. Ей не больше трёх. Подружка кривляки Энн. Как же ее зовут? Девочка смотрит карими глазами, обрамленными розовыми веками.
– Эмили? – удивлённо произносит Билли.
Девочка хлопает в ладоши и произносит голосом доктора М.:
– Проснись, Билл!
Катя Афанасьева
«Мама»
Щемящее чувство в груди опоясало и сдавило легкие. Сердце, словно птица в тисках, затрепыхалось, поднимая кровь к вискам. Тук-тук-тук… слышишь, как бьется, мама?
– Мама, – протягиваю последнюю гласную, но вместо звука изо рта вырываются пузыри воздуха.
Темные воды озера обвивают шею и затягивают в омут. Страх пробирается внутрь вместе с жидкостью. Я пытаюсь открыть глаза, но озеро сильнее. А я маленький.
– Помоги, мама, – из последних сил поднимаю веки. Напротив, в такой же позе мальчик. Он замирает и вторит моим движениям. Это я?
Кто-то хватает за ворот и тащит вверх. Хочу увидеть того, другого меня. Спасите его. Меня!
– Сэм, – слышу знакомый голос, – Сэм, ты задремал.
Мама убрала волосы с моего лба шершавыми тёплыми пальцами и посмотрела в глаза. Сколько помню, у неё всегда был грустный взгляд. Она редко мне улыбалась и часто ругала. Потом извинялась и долго плакала в своей комнате.
Отец умер давно. В ту весну я закончил 3 класс и хотел порадовать родителей оценками. Но папа лежал неподвижно, а мама снова с ненавистью смотрела на меня. Никогда не понимал, чем я провинился.
– Мам, ты чего? – улыбаюсь и беру ее ладони в свои, но она одергивает руки, – собралась?
Неспешно накидывает кофту, приглаживает волосы, и мельком глянув в зеркало обувается.
Меня зовут Сэмуэль Джонс. Сорокалетний уборщик из городка Джозеф, что в штате Орегон. Год назад мне стал сниться один сон, где я тону. Каждую ночь или когда я просто закрываю глаза.
Моя мама, Лив Джонс, учитель начальных классов в прошлом, на мои расспросы пожимала плечами. Психолог разбирал образы и назначал антидепрессанты. Только картинка не уходила.
Однажды позвонила мама. Смена уже подходила к концу, и я собирался домой. Она сумбурно объяснила, что ей надо со мной поговорить и попросила заехать. Дома меня ждал все тот же грустный взгляд, тарелка супа и 15 минут отдыха.
И вот мы в машине. Направляемся к озеру Уоллоуа, что в полутора километрах от города. Мама смотрит в окно и вытирает глаза.
– Ты плачешь? – странное чувство нарастает внутри, – мам, почему ты плачешь?
Она молчит и мотает головой. Тревога и страх делают новый виток в районе сердца. Щемит так, что становится трудно дышать.
– Мам, знаешь, так хочется, чтобы ты меня обняла, – горло сдавило горечью обиды, – ты почти никогда не обнимала.
Она упирается лбом в боковое стекло и шумно всхлипывает.
– Ну–ну, мам, что на тебя нашло? – пытаюсь вытереть слезу с ее щеки, – обойдёмся без объятий. Что я маленький?!
Парковка у озера оказалась пустой, мало кто приезжает сюда среди недели днём. Горы на том берегу насупились, сердясь на нарушителей покоя. Вода, будто кленовый сироп в пиале, темная и вязкая лениво пошла рябью.
– Возьми плед, Сэм, – мама открыла дверь и разулась.
Мы сели почти у самой кромки. Глубокий вдох хвойного, сырого воздуха защекотал нос, и я закрыл глаза. Совсем рядом лодки ударяются друг о друга. На мгновение мне показалось, что я слышал этот звук уже. Пытаюсь выудить из памяти воспоминание, хмурюсь.
– Вас было двое.
