Шесть дней Кондора. Тень Кондора. Последние дни Кондора (сборник)

скачать книгу бесплатно

Дверь подалась бесшумно. Отворив ее на дюйм, Малькольм разглядел в щель сияющую белизной комнату. Стену слева занимали зеркала. Он приоткрыл дверь на фут. Справа и слева от двери белели умывальники. На противоположной от зеркала стене виднелись четыре писсуара и угол кабинки. В нос ударил запах лимона: в туалете совсем недавно распылили освежитель воздуха. Малькольм толкнул дверь и вошел. Дверь мягко закрылась, и он привалился к ней спиной.

В помещении было светлее, чем на улице. Музыка здесь играла громче, чем в зале, а керамическая плитка на стенах и железные перегородки кабин придавали ей жесткое, дребезжащее звучание. Малькольм повернулся лицом к кабинам. Три кабины. Две пустые, а в щель под третьей, дальней дверью виднелись ботинки носками к Малькольму. Хорошо начищенные ботинки, такие же чистые, как все в этом помещении. В динамике под потолком флейта весело выдала вопросительный аккорд, на который тут же отозвался рояль. Малькольм медленно поднял пистолет. В диалог музыкальных инструментов вмешался звук разматывающегося рулона туалетной бумаги. Снова подала голос флейта, на этот раз довольно печально. Щелчок сдвинутого предохранителя слился со звуком отрываемой бумаги и негромким ответом рояля.

Пистолет в руке у Малькольма дернулся. В тонкой металлической двери кабины возникла маленькая дырочка. Ноги под дверью зашевелились. Мароник, легко раненный в шею, отчаянно пытался достать пистолет из заднего кармана спущенных ниже колен брюк. Обычно он носил пистолет в кобуре на поясе или под мышкой, но сейчас собирался выбросить его, прежде чем проходить контроль. На этом этапе задуманного им плана нужды в оружии не ожидалось, но предусмотрительный Мароник не спешил избавляться от пистолета до самого последнего момента – на всякий случай.

Малькольм выстрелил снова. Вторая пуля, с визгом пробив железный лист, вонзилась Маронику в грудь и отшвырнула его к стене. Стреляные гильзы со звоном падали на кафельный пол. К запаху лимона добавилась вонь бездымного пороха. Третья пуля продырявила Маронику живот. Он негромко всхлипнул и привалился к правой перегородке тесной кабины. Непроизвольным взмахом руки он задел рычаг, и шум спускаемой воды заглушил его всхлипы и негромкие хлопки выстрелов. Когда Малькольм нажал на курок в четвертый раз, проходящая мимо двери стюардесса, услышав приглушенный кашель, вспомнила, что до лета еще целый месяц, и пообещала себе принимать больше витаминов. Эта пуля не задела Мароника, но раздробила плитку на стене, осыпав все вокруг градом острых осколков. Несколько таких вонзились ему в спину, но это уже ничего не меняло. Пятая пуля Малькольма попала Маронику в левое бедро, дернув его обратно на стульчак. Теперь в щель под дверью были видны не только ноги, но и свесившиеся руки. На белом кафельном полу темнело несколько красных пятен. Тело Мароника стало медленно соскальзывать с унитаза. Малькольм не хотел рисковать и, прежде чем взглянуть в лицо умирающему, выпустил две последние пули. Обнаженное, странно безволосое колено неловко сползло по перегородке и уперлось в стальную стойку. Теперь Малькольм видел и лицо. Смерть лишила Мароника характерных, запоминающихся черт, превратив его лицо в обычную, застывшую маску.

Малькольм бросил пистолет на пол. Он проскользил по кафелю и замер рядом с неподвижным телом.

У Малькольма ушло несколько минут на то, чтобы найти телефон-автомат. В конце концов заблудивший морской офицер обратился за помощью к симпатичной стюардессе-азиатке. Ему даже пришлось занять у нее десять центов.

– Четыреста девяносто три тире семь два восемь два. – Голос Митчелла чуть дрогнул.

Малькольм не спешил с ответом.

– Это Малькольм, – устало произнес он. – Все кончено. Мароник мертв. Пришлите кого-нибудь в Национальный аэропорт забрать меня. Мароник тоже здесь. Я в терминале «Норт-Уэст», на мне военно-морская форма.

Три машины с оперативниками затормозили у входа в здание аэровокзала за две минуты до прибытия полиции, вызванной уборщиком, который обнаружил в туалете кое-что помимо грязных унитазов.

Среда, полдень

Целое равно сумме всех составляющих его частей.

    Правило арифметики

– Это все равно что охотиться на сидящих в клетке птиц. – Трое сидели за столом, потягивая горячий кофе. Пауэлл посмотрел на улыбавшегося пожилого джентльмена и доктора Лофтса. – Он не оставил Маронику ни единого шанса.

Пожилой джентльмен взглянул на доктора.

– У вас нет никакого объяснения поведению Малькольма?

Тот подумал, прежде чем ответить.

– До тех пор пока я не поговорю с ним, нет. Хотя… с учетом всего, что произошло за несколько последних дней, особенно смерти его друзей и девушки, которую он считал мертвой, его наклонностей, подготовки и всей ситуации, в которой он оказался, не говоря уж о возможном действии наркотика, думаю, его реакция вполне логична.

Пауэлл кивнул, потом спохватился и повернулся к своему начальнику:

– Как Этвуд?

– О, этот-то будет жить. По крайней мере некоторое время. Меня всегда смущало то, как он держался. Он слишком старался казаться идиотом. Обойдемся и без него. Что у нас со смертью Мароника?

Пауэлл ухмыльнулся.

– Справляемся. Полиция не в восторге, но мы убедили их, что убийца с Капитолийского холма покончил с собой в мужском туалете Национального аэропорта. Ну, конечно, пришлось подкупить для этого уборщика, зато теперь он забыл все, что видел. В общем, с этим все в порядке.

На столе перед пожилым джентльменом зазвонил телефон. Он снял трубку, несколько секунд слушал молча, потом положил трубку на рычаг и нажал на кнопку рядом с телефоном. Дверь открылась.

Малькольм отходил от действия наркотика. Последние три часа он провел на грани истерики, и все это время говорил, не закрывая рта. Пауэлл, доктор Лофтс и пожилой джентльмен выслушали историю шести дней, спрессованную в три часа. Когда он договорил, ему сообщили, что Венди жива, а когда Рональда повели посмотреть на нее, он уже едва держался на ногах от усталости. Он стоял, смотрел на мирно спящую в стерильной палате девушку и, казалось, не замечал находившейся рядом с ним медсестры.

– С ней все будет хорошо, – повторила она во второй раз, но так и не дождалась его реакции. Все, что он видел, – это сплошь забинтованную голову и угадывавшееся под простыней тело, от которого тянулись к каким-то хитрым медицинским аппаратам провода и пластиковые трубки.

– Господи, – прошептал Малькольм, испытывая разом облегчение и жалость. – Господи!

Ему дали постоять еще несколько минут, а потом повели приводить себя в порядок. Он переоделся в одежду, которую привезли из его квартиры, но она, казалось, сидела как-то странно.

– А, Малькольм! Садитесь, мой мальчик, садитесь. Мы вас надолго не задержим. – Пожилой джентльмен был само обаяние, но на Кондора это не произвело впечатления. – Мы просто хотели, чтобы вы больше не переживали из-за всего этого. Обо всем позаботились. Вы теперь отдохните как следует, а потом нам хотелось бы с вами еще потолковать. Вы ведь не против, мой мальчик, нет?

Малькольм медленно поднял взгляд на сидевших перед ним мужчин. Им его голос показался старым, усталым. Ему самому – совершенно новым.

– У меня ведь нет особого выбора, верно?

Пожилой джентльмен улыбнулся, потрепал его по плечу и, бормоча какие-то банальности, проводил до двери.

– Ну что, сэр, – произнес Пауэлл, когда он вернулся на свое место, – вот и конец нашему Кондору?

Пожилой джентльмен хитро сощурился.

– Как знать, Кевин, мой мальчик. Как знать.

Тень Кондора

Сенатору Ли Меткалфу, с искренней признательностью, а также надеждой на то, что ему нравится этот жанр и он найдет эту книгу забавной

Глава 1

Итак, в перерывах между шахматами, котятами и уроками, между зеркалом и апельсинами новая «Алиса» обретала хорошо всем известную теперь форму. Шахматные задачи были проработаны в сюжете довольно точно, однако фабула и ходы фигур настолько сплетены и перетекают друг в друга, что Тот, Кто Не Умеет Играть в Шахматы, даже не поймет, что его лишили большей части удовольствия.

    Элеонора Грэм, предисловие к «Алисе в Зазеркалье» Льюиса Кэрролла

Когда до круга света оставалось не больше пятидесяти ярдов, он споткнулся об остатки изгороди: его тяжелый башмак зацепился за нижний ряд колючей проволоки, которому каким-то образом удалось пережить двух своих верхних собратьев, устояв перед временем, погодой и шаставшими здесь туда-сюда дикими животными. Проклятая колючка словно нарочно ждала удобного момента, чтобы уцепить его. Он упал, покатился по земле и замер. Вставай, подумал он, вставай, чтоб тебя. К поту, заливавшему его лицо, добавилась новая жидкость, и на ощупь она оказалась более липкой. Впрочем, царапины его не волновали. Так он, во всяком случае, себя убеждал; то же самое относилось к ушибам. Шатаясь, он поднялся на ноги и медленно, но верно захромал по прерии дальше. Забудь свое чертово тело, плевать, что оно болит, – беги!

Как холодно, думал он, как чертовски холодно, даже для весны. Земля почти заледенела. Если бы я не бежал, я бы замерз без куртки. Хотя, если бы я не бежал, мне не нужна была бы куртка. Беги!

Добежав до границы светлого круга, он прыгнул. После всего пережитого он и не надеялся на то, что удастся прыгнуть так высоко, как раньше. Офигеть, подумал он, когда его тело врезалось в ограду из проволочной сетки, просто офигеть. Стальных шипов, впивавшихся ему в ладони, он не замечал. Он вообще не ощущал ничего, кроме надежды.

Он медленно подтянулся и сжался в тугой клубок. Рукам было непросто удержать тело на расстоянии от колючей проволоки, но он решил, что они справятся, и те справились. Помнится, на зачетном занятии, когда он был полон сил и ему не грозило ничего страшнее плохой отметки, он одолевал такую изгородь за девять секунд. По части преодоления препятствий он считался самым сильным в их группе. В эту ночь у него ушло не меньше двадцати секунд только на то, чтобы накопить силы для рывка, который позволил бы его рукам зацепиться за верхнюю перекладину. И хватило этого рывка только на то, чтобы схватиться за третий ряд колючей проволоки. Но все же ему удалось удержаться – несмотря на шипы, несмотря на скользкие от крови руки. Еще рывок – и он перебросил тело через верх изгороди и рухнул с высоты десяти футов на землю, приземлившись с изяществом старого бельевого мешка. Когда-то инструктор по физподготовке заставлял его снова и снова оттачивать приземление как в парашютном спорте: ноги вместе, чуть согнуты, касание носками – и перекатываться, перекатываться! Однако его инструкторы сейчас спали в уюте и безопасности, и от него их отделяло множество колючих изгородей.

Он не знал, как долго пролежал так. Кажется, прошло около пяти минут. На самом же деле – меньше одной, просто он утратил чувство времени. Осталось только два состояния: бег и то, что после бега. Сейчас было то, что после бега. Он пополз дальше.

Он приближался к центру ярко освещенного круга. Прожектора слепили глаза, в какую бы сторону он ни смотрел. Однако, прищурившись, он смог разглядеть четыре стальные туши, по одной на каждую сторону света. Он подполз к еще одному металлическому колпаку, торчавшему из земли в четырех футах от бетонной плиты, которая, в свою очередь, размещалась почти в центре ярко освещенного круга.

Тридцать секунд у него ушло на то, чтобы подняться на ноги у вентиляционной шахты, и еще тридцать секунд на то, чтобы восстановить равновесие после этого. Потом он начал медленно колотить окровавленными руками по прохладной алюминиевой обшивке шахты.

Пуля ударила в него, когда его рука коснулась алюминиевой поверхности в пятый раз. Она угодила ему прямо в грудь, разорвала аорту и разворотила несколько ребер, прежде чем вырваться из спины и унестись куда-то в темноту. Он умер прежде, чем его тело упало на вентиляционный колпак и соскользнуло с него на бетонную плиту. Звук выстрела долетел до освещенного круга еще на долю секунды позже.

В четверти мили от этого места снайпер опустил свою винтовку. Он осторожно передернул затвор, поймал рукой вылетевшую гильзу и сунул ее в карман. Его спутник облокотился на капот пикапа, подстраивая резкость бинокля.

– Готов? – спросил снайпер. В голосе его не слышалось никаких эмоций, кроме гордости – спокойной, уверенной гордости. Он знал, что мог и не задавать этого вопроса.

Его спутник, однако, не разделял этой уверенности.

– Возможно, возможно. Он не шевелится. Давай-ка еще раз, быстро.

На скрывавшемся в тени лице снайпера обозначилось некоторое удивление. Впрочем, его он позволил себе сам; происходи все на свету, лицо его оставалось бы бесстрастным.

Движения снайпера казались замедленными, но на все ушло не более пяти секунд: он вскинул винтовку, облокотился на пикап, прицелился и выпустил в тело, лежавшее в световом круге, еще одну пулю. Тело дернулось – не от боли, а от удара – и снова застыло.

– Отлично, – кивнул человек с биноклем. – Поехали.

– Может, стоит обыскать его? Ну, вдруг он нес какие-нибудь бумаги или еще чего!

– Нет, – ответил второй по-русски, залезая в кабину пикапа. – Некогда. Здесь скоро появится охрана, и тогда нас точно накроют. Возможно, он и забрал что-то важное, но на это придется махнуть рукой. Надо ехать, и быстро. И не включай фары.

Только через шесть минут после того, как пикап уехал, показались вертолеты. Они шли на бреющем полете, заходя с юга, без огней, если не считать неяркого свечения приборных панелей, бесшумно, если не брать в расчет рокот рубивших воздух лопастей. Несколько минут они описывали круги в темноте, шаря по земле локаторами и инфракрасными сенсорами. Потом один из вертолетов снизился над освещенной площадкой и высадил шестерых мужчин в синей форме, вооруженных М-16. Затем вертолет взмыл обратно в темноту и встал в круг за своим спутником, постепенно расширяя радиус вокруг площадки.

Двое в синей форме проверили вентиляционную шахту на предмет повреждений или заложенной взрывчатки. Еще один прикрывал их, держа автомат наготове. Остальные трое осмотрели труп. Старший осторожно обследовал карманы, потом так же осторожно ощупал еще не остывшее тело. Руки его застыли на мгновение, наткнувшись на небольшой бугорок на внутренней стороне правого бедра. Он аккуратно спустил брюки убитого, стараясь не двигать тело и не запачкаться кровью. К ноге убитого был примотан скотчем маленький, размером с записную книжку, бумажник. Старший открыл его, наскоро просмотрел в свете прожекторов листки бумаги и протянул руку за рацией, которую держал наготове его помощник.

Спустя два часа первая пара вертолетов улетела. Прожекторы отключили. До рассвета оставались считаные минуты. Предрассветные сумерки и так высветлили почти все, кроме самых глубоких теней. Все пространство внутри изгороди с колючей проволокой оставалось заполнено людьми в синей форме. На дороге, подходившей к огороженному участку, стояло несколько синих машин. Тело лежало там, где его обнаружили. Все необходимые фото уже отсняли, замеры сделали, информацию запросили. Люди, охранявшие территорию, уже начали скучать, хотя убийство и добавило разнообразия в их рутинную службу. Собственно, из радостей жизни им оставалось сейчас только наслаждение ароматом диких весенних цветов и свежевспаханной земли. Большинство, впрочем, предпочли бы лучше поспать у себя в казарме.

Внимание остававшихся на площадке привлек шум лопастей тяжелого транспортного вертолета. Тот прилетел все с той же южной стороны, снизился и завис над телом. Из отодвинутого люка спустили на лебедке сетку, и вскоре она медленно поднялась с тем, что еще недавно было человеком. Когда машина скрылась из виду, старший офицер собрал всех и в кратких, доступных выражениях описал им то, что с ними произойдет, если они хотя бы вскользь упомянут где-нибудь об увиденном. Когда офицер закончил свою лекцию, все покинули участок. А когда живущий недалеко от этого места фермер вышел в поле, то даже не обратил внимания на огороженный клочок земли, поскольку выглядел он так же, как всегда.