скачать книгу бесплатно
– А вы знакомы с тем человеком были? Ну, которого убили.
– Не знал я его, только знаю, что не хороший он был. Много в лесу зверья молодого побил. И все искал что-то, вопросов много задавал. За то смерть свою нашел, тайга таких людей метит.
– Степан, а вы верите в переселение душ?
– Эка, ты барин вопрос задал. Много в жизни людской есть не знамово. Есть дух, с ним человек живет, а вот что происходит с ним, когда он помират, неведомо. Ты же не про то хотел спросить.
– Не про то, прав ты. Мне в ту ночь в охотничьей избе привиделось так явно, будто я и вроде не я хожу по тайге. И место одно мне привиделось. Там черно все: и гора, и поляна, и камень большой. Там еще дерево было сухое, по форме крест напоминало. Так вот я и хотел спросить, знаешь ты про то место в тайге?
– А зачем тебе это?
– Привиделось мне, что спрятан там камень, чью силу мы не знали еще.
– Есть такое место в тайге, только туда дня три ходу, да и не по зиме туда ходить. Приезжай к лету, покажу и проведу тебя туда. Только шибко подумай, для чего оно тебе. Коли для забавы, то не пустят тебя туда.
– Кто не пустит?
– А ты сам подумай, кто. А теперь пора мне. И тебе пора, барин.
На том и разошлись Громов и Степан. Громов так и не показал ему ту тряпицу со странным рисунком, посчитав, что он и так понятно описал то место. Вскоре, Громов отправился в обратный путь в Петербург. И всю дорогу он не мог забыть разговора со Степаном и самого Степана. Какой-то странной силою обладал сей мужик из глухой сибирской тайги.
***
В записях отца про Громова было написано, что только в 1899 году, спустя целых четыре года, Громов собирался поехать в Сибирь, чтобы встретиться со Степаном. Все это время, он занимался родовым поместьем и делами своей фирмы. Поставки пушнины были редкими, но по качеству превосходили все остальные. Самоцветы приходили в большом количестве с сопровождающими и приносили большой доход делу Громова не только в Петербурге, но и в Москве. Хорошо шли дела у рода Громовых, подрастали двое сыновей, строились доходные дома. Но часто Александру Николаевичу Громову снилась тайга, Степан и место у горной реки. Не давало покоя и звало. Только не случилась тогда поездка в Сибирь. Заболел Громов, сильно заболел, и врачи запретили менять климат.
Рассказал отцу это все Громов уже, будучи больным. Они тогда сдружились сильно. Доверить такую тайну он не мог никому. Сыновьям передавать было еще рано, малы были, а отцу он доверял. И поручил передать дневник своим сыновьям, когда они станут взрослыми. Он надеялся, что сыновья смогут продолжить то, что не успел Громов.
А в России в начале ХХ века начались большие перемены. Семья Громовых уехала из города в свое имение. И потерялась связь двух семей, Громовых и Перекладниковых.
На веранде дома было тихо, только слышались птичьи трели. Лес вокруг стоял спокойно, и ничто не нарушало тишины вокруг. Все это время Сергей внимательно слушал Эммануила Никифоровича, а тот, видя интерес Сергея, продолжал рассказывать то, о чем прочитал в записях отца.
– В то время и вправду было все перепутано. Кто где было не понять. Народ был напуган войной. Не спокойно тогда было. Отец наш остался жить в Петербурге, занимался частным сыском, слава богу, была такая возможность и даже необходимость. Пока в стране устанавливался новый режим, в области правопорядка были некоторые прорехи. И отец говорил, что его опыт и знания были востребованы. Официально на работу его не устраивали, а держали, как внештатного сотрудника. Так отец смог продолжать свое любимое дело и хватало времени на написание мемуаров. Если честно, я удивляюсь, как умело он описывает разные дела. А когда мы стали взрослыми, отец позвал нас и преподнес нам по предмету. Мне досталась вот эта трость, которая переходила по наследству в нашей семье. А Владлену отец передал дневник того самого Громова. Он попросил Владлена разыскать родственников Громова, а меня всячески содействовать брату. Наверное, именно тогда отец предопределил направление для брата. Владлен поступил на исторический факультет, а я на филологический. Сейчас у брата своя антикварная лавка недалеко от центра в Петербурге. И я еще не спрашивал, как он поступил с тем дневником. Ну как, интересная история?
– Очень. Тут можно целую книгу написать, я знаю, вы собирались.
– Собирался, Сережа, только что-то меня останавливает. Думаю, я еще покопаюсь в записях отца. Пока есть еще время.
Французский журнал
Мари шла и думала про бабушку и ее историю. Мари была настолько поражена тому, что такое вообще возможно. Помнить одного человека всю свою жизнь. И не только помнить, но и продолжать его любить. Для нее это было на грани фантастики. Она подумала о Валентине и об их отношениях. Ведь ничего подобного она не испытывала к нему сама, но ждала такого чувства от Валентина. Она бродила по городу, внимательно глядя по сторонам. Она искала глазами мужчину, схожего по описанию, которое рассказала хозяйка цветочного магазина. Но всматриваясь в лица мужчин, она не видела ничего подходящего. Она видела их приветливые улыбки и ответное внимание. Настроение от такой прогулки улучшилось, а ведь совсем недавно она считала свой отпуск окончательно испорченным.
Она думала о своей работе, вот по ней она действительно соскучилась. Издательство журнала, в котором Мари трудилась уже несколько лет, она считала своим домом. С коллегами у нее были прекрасные отношения, все друг про друга все знали, справляли дни рождения и помогали, если была такая необходимость. Вместе они зачастую проводили ночи и дни, готовя к выпуску очередной журнал под названием «Alize». Название журналу дала создательница еще в 1965 году. В самом начале, это был журнал только для женщин, но годы шли, главные редакторы менялись. Журнал становился более крупным и имел отличную репутацию и весомость среди читателей. В нем писалось о жизни во Франции, о моде, о культуре, экономике, спорте и о многом интересном. Мари была хорошей журналисткой, такой ее признавали коллеги и шеф-редактор. Написав какую-нибудь статью, она представляла дальнейшее развитие событий, как поведут себя герои, что с ними случится хорошего. Ей нравилось описывать их, проводить анализ и рисовать психологический портрет. Когда она делилась своими мыслями с Клавдией, та всегда советовала ей написать книгу. Мари смеялась в ответ, произнося любимую фразу одной книжной героини – об этом я подумаю завтра. Каждый раз находились дела поважнее, частые разъезды по стране, а иногда поездки в другие страны. Знание русского и английского языков очень ей в этом помогало. Каждый день был не похож на другой, и это совершенно устраивало Мари. Глядя на Мари, можно было подумать, что это молодая и очень привлекательная девушка. Но у этой девушки в голове всегда было много и разного, и это разное не давало ей долго сидеть на одном месте.
– Мадемуазель, вы так чудесно выглядите! – мужской голос за спиной остановил ход ее мыслей.
Мари оглянулась на голос. В машине сидел мужчина и в открытое окно наблюдал за Мари.
– Я был бы счастлив вас куда-нибудь подвезти, милая мадемуазель, – мило улыбаясь, говорил он ей.
Мари улыбнулась мужчине и пошла дальше. Такие реплики она слышала часто и почему-то они ей не нравились. «Я разве похожа на женщину, с которой можно вот так запросто?» – думала Мари, глядя себе под ноги. Ей всегда казалось, что знакомство с мужчиной не должно проходить таким образом. Она ждала чего-то особенного, что это будет каким-то необыкновенным, знакомство с тем, с кем они будут счастливы всю жизнь. Она догадывалась, что хочет невозможного, но не хотела соглашаться на меньшее.
Придя домой, Мари застала Клавдию в гостиной. Она сидела с книгой в руках, но не читала, а мечтательно смотрела вдаль.
– Бабушка, никто не приходил?
– Нет. А ты как? Хорошо прогулялась? Погода радует, вам молодым только гулять, знакомиться, влюбляться.
– Бабушка, ну ты же знаешь.
– Знаю-знаю. Ты ждешь идеального человека, но пойми, такого в природе нет. Это литературный вымысел для таких наивных, как ты. А я все еще надеюсь понянчить своих правнуков.
Мари присела рядом с Клавдией и обняла ее. Клавдия сразу замолчала, она понимала, что ее внучка ждет любви, и у нее просто пока не получается ее встретить.
– Ой, Мари, совсем меня заговорила. Тебе звонили из редакции, просили перезвонить.
– Хорошо, я как раз думала, что уже соскучилась по работе.
– Ненормальная. Соскучилась по работе, садись и пиши. Ты же отлично пишешь, я это тебе точно говорю.
– Бабушка, ну о чем писать? Любовная лирика меня не впечатляет, детективы я писать не умею, как-то не сталкивалась с такими ситуациями. И вообще, этих писателей. Я хороший журналист, чего еще надо? Пойду, узнаю, что там случилось.
Мари позвонила в редакцию. Шеф долго говорил о том, что к ним поступил один заказ, который сможет выполнить только она. Привел массу аргументов, что это именно ее заказ. Самый весомый был тот, что Мари могла спокойно говорить по-русски. Интервью заказывал один знаменитый антиквар Парижа. Статья с интервью должна быть об антикваре из России. У него в этом году намечался юбилей, и отмечать это событие тот собирался с размахом. В общем, совсем неожиданно, Мари надо было выходить на работу. Но она совсем не расстроилась и пошла к Клавдии, чтобы сообщить эту новость.
– Бабушка, ну вот незаменимая я, понимаешь? Меня отправляют в другую страну, я должна взять интервью у одного антиквара в России. И лететь надо через два дня.
Клавдия глубоко вздохнула и посмотрела на Мари.
– В Россию? А это обязательно, лететь в Россию?
– Ну, да. Ты расстроилась? А кому еще лететь? На русском, благодаря тебе, в нашей редакции отлично говорю только я. И мне очень интересно. Там жили наши предки, там родилась ты. Неужели ты не рада?
– Рада. Только об этой стране, прости, я не могу спокойно говорить. Я хоть и не помню почти ничего, но мама рассказывала, сколько боли и бед принесла Россия нашей семье!
– Бабушка, а ты мне никогда об этом не рассказывала.
– Мне об этом говорить нелегко, но, видимо, пришла пора тебе узнать.
Убийство брата
В воскресенье вечером Сергею позвонил Эммануил Никифорович. Голос у него был взволнованный, даже немного расстроенный. На вопрос что случилось, Эммануил Никифорович сказал, что им необходимо встретиться, и что ему срочно нужна помощь Сергея. На следующее утро Сергей поехал к своему знакомому. Он был обеспокоен и потому вел машину быстро. Рано утром он позвонил Александре и попросил ее, чтобы она все встречи и дела переносила на завтра. Приятно было осознавать, что с тобой работает человек, на которого можно положиться. За окном шел дождь, дворники разгоняли по стеклу майский дождь. По радио сообщали новости. Уже который день говорили о грядущем юбилее какого-то знаменитого антиквара. О том, как планирует отпраздновать этот день именинник, кто приглашен. Еще говорили про скорое лунное затмение, про строительство новой линии метро. Сергей любил слушать новости, телевизор смотреть ему было некогда. А узнавать о новом было необходимо, чтобы была возможность поддержать беседу. Часто, приезжая к Эммануилу Никифоровичу, он рассказывал ему о событиях, которые происходят. И все потому, что тот не держал в доме телевизора. А вопросом о том, что нового в мире, он встречал Сергея каждый раз на протяжении года, что они были знакомы, Сергей очень привязался к этому пожилому отшельнику. Он видел, как Эммануил Никифорович радовался ему, всегда встречал возле ворот, как будто чувствовал его приближение.
Когда Сергей подъехал к дому, возле калитки никого не было. Пройдя через двор, он не встретил Эммануила Никифоровича. Он быстро открыл дверь в дом и влетел во внутрь, сразу наткнувшись на домработницу. Она по все видимости, шла его встречать. Молча, они переглянулись, и Сергей понял, где находится хозяин дома. В доме было тихо, и пахло успокоительными каплями. Эммануил Никифорович сидел на своем любимом кресле в кабинете, прикрыв глаза. Сергей тихонько подошел к нему и Эммануил Никифорович, открыв глаза, произнес:
– Ах, это ты, мой любезный друг. Я ждал. У меня беда. Моего брата нашли мертвым в его салоне. В медицинском заключении написали, что он умер от инфаркта. Но, Сергей, он не мог умереть от того, от чего не страдал. Владлен был моложе и здоровее меня, я даже ему завидовал. В таком возрасте он вел активную жизнь, встречался с людьми, летал в другие города. Я просто не могу в это поверить. Но меня убеждают, что это правда.
– Эммануил Никифорович, вы не волнуйтесь.
– Ну, как же не волноваться? Он был единственным близким мне человеком.
– Но у вашего брата есть сын, вы говорили о нем.
– Про Алексея я помню, но мы с ним практически не общаемся. Я его лет двадцать уже не видел. Правда, вчера он мне позвонил. Вот по этому поводу я и решил обратиться к тебе.
Сергей сел напротив Эммануила Никифоровича и стал внимательно слушать, записывая все в свой блокнот. О его брате, Владлене Никифоровиче, занимающимся антикварным делом, Сергей уже знал. Им не приходилось встречаться лично, и все, что Сергей знал о нем, он слышал от Эммануила Никифоровича. Его брат жил в Санкт-Петербурге всю жизнь. Он закончил исторический факультет и стал заниматься антикварным делом, когда оно еще только начинало развиваться в стране. Владлен Никифорович был вдовцом, его жена давно умерла, и у него остался сын Алексей. Сын жил отдельно, он, как и когда-то Эммануил Никифорович, преподавал в университете на историческом факультете. Алексей помогал своему отцу в антикварной лавке. Он не был женат, вел уединенный образ жизни и был замкнутым человеком.
– Помнишь, я тебе рассказывал про Алексея. Я его плохо знаю, Владлен не раз говорил, что он скрытный мальчик. Хотя, какой он мальчик, он старше тебя. Алексей позвонил мне вчера, и меня насторожил сам звонок. Он мне никогда не звонил, никогда, понимаешь? Он рассказал мне про Владлена, что его уже нет. Сказал, что нашли его в лавке прямо на полу с раной на голове. Про рану потом сказали, что она от падения произошла. Про сердце сказали, что инфаркт обширный. Сережа, он никогда не жаловался на сердце, он в больнице ни дня не был.
– Эммануил Никифорович, вы успокойтесь. Почему вы решили, что он умер не от сердечного приступа? Если было установлено, что причина именно в этом, почему вы засомневались?
– Вот об этом, Сережа, я и хочу тебе рассказать. Помнишь, я рассказывал про записки своего отца? Он там описывал, как ему доверил дневник Громов Александр Николаевич перед самой кончиной. Отец дал обещание отыскать родственников и отдать им этот дневник. Я говорил также, что этот дневник отец передал Владлену, чтобы он занялся поисками родных. Владлен полгода назад говорил мне про дневник, про то, что он пытается искать наследников, но у него пока не получается. Все сыновья Громова давно умерли, надо искать их детей. Мы еще долго обсуждали с ним эту тему. И я точно знаю, что дневник брат хранил в своем сейфе, в антикварной лавке. Я еще спрашивал, почему он у него не дома хранится. Он тогда ответил, что ему так удобнее. Так вот. Алексей после того, как сообщил о гибели Владлена, рассказал мне про этот дневник. Его не оказалось в сейфе.
– Так может ваш брат переложил его?
– Возможно. Алексей видел дневник месяц назад. Он лежал в сейфе у брата.
– Простите меня, Эммануил Никифорович, что такого ценного было в том дневнике? Я не в первый раз слышу о нем от вас. Если там действительно была важная информация, может быть, сам Алексей и взял?
– Я думаю, Сережа, если бы Алексей взял дневник, то он бы не сообщил об этом мне.
– Тут надо подумать. Так о чем вы хотели меня попросить?
– Если дневник пропал, его могли выкрасть, и мне бы хотелось обратиться к тебе, как к специалисту. Ты говорил, что расследовать – это одно из любимых занятий. Мне надо выяснить, на самом ли деле Владлен умер от инфаркта, куда исчез дневник, и кто может быть причастен к этому. Дело, как ты понимаешь, семейное, и мне бы не хотелось вмешивать сюда совсем посторонних. Ты меня понимаешь?
– Понимаю, и очень хочу вам помочь. Для этого мне надо больше информации. Чем занимался ваш брат и с кем общался в последнее время. Я могу получить доступ к его рабочему месту?
– Да, конечно. Я договорюсь с Алексеем, и он тебе все покажет.
– Хорошо. Я жду вашего звонка, а сейчас, извините, я должен ехать.
Они попрощались. Эммануил Никифорович остался сидеть в своем кресле. После минувших событий он чувствовал слабость, и потому не пошел провожать Сергея до ворот.
Сергей быстро сел в машину и задумался. Если Владлена убили, то кому это было выгодно? Пока вырисовывалась только одна кандидатура, его собственный сын. Думать об этом было страшно, убивать отца из-за чего бы то ни было? Сергей вспомнил про своего отца, ему очень не хватало его поддержки в детстве.
Понедельник еще не кончился, и оставалось время доехать до офиса, и решить текущие вопросы. Сергей завел машину и нажал на газ.
Рассказ Клавдии
Вечером Мари и Клавдия сидели в гостиной. Они разглядывали семейный альбом, и Мари напомнила Клавдии о том, что она собиралась рассказать. Клавдия посмотрела на Мари и, грустно улыбнулась:
– Да, моя девочка, видимо пришла пора рассказать это тебе. Мама рассказала мне это, когда мне исполнилось семнадцать лет.
В 1915 году мама вышла замуж за моего отца, офицера царской армии. Они обвенчались в церкви, которая была недалеко от их поселения. Они были счастливы, правда, одно огорчало их обоих, это частые разлуки, которые тогда были неизбежны. В России была очень непростая обстановка, и все военные были в постоянной боевой готовности. Отец уехал из дома и практически всегда жил в казармах с солдатами. Лишь два раза удалось увидеться моим родителям, и в 1918 году родилась я. А потом мама узнала, что отца арестовали.
Когда она узнала об аресте отца, она заболела, и долго не могла поправиться. Недоедание сделали ее слабой физически, но это не отразилось на ее духе. Она понимала, что, скорее всего, они с отцом не увидятся больше, а также понимала, что теперь она должна сама заботиться о своей семье. Потом погибла ее мать, моя бабушка, которую я конечно не помню. Она попала под лошадь прямо в центре города. А после этих несчастий, арестовали и маму. Ее пытали, думая, что она знает про дела отца.
Вырваться из плена ей помог случай, совершенно невероятный. Среди своих охранников она узнала одного человека, который долгое время работал у нас в доме. Во время своего караула, он открыл камеру, где была мама, и показал куда бежать. Мама не могла объяснить, почему он так сделал. Возможно потому, что помнил, с каким уважением относились к нему в нашем доме, или ему просто стало жаль ее.
А в России шла Гражданская война, и разобраться какой народ и с кем воюет было не просто. Мама тогда не могла понимать многих вещей. Она описывала то, что видела, а я с трудом представляла себе то, что слышала от нее. Чехи, поляки, германцы, французы и много еще какие национальности можно было встретить на улицах. Ощущение было такое, что они не успели выехать из страны после Первой мировой войны. Да и мира, которого все так ждали, еще не наступило.
Единственным спасением для нас было уехать к маминой тетушке во Францию. Тетушка давно жила недалеко от Парижа, в одной из провинций. Мама бывала у нее в гостях однажды летом. Мы ехали без предупреждения, и мама не могла знать, как примет нас тетушка, жива ли она. Сев на поезд, она старалась не думать о том, что было, и о том, что нас ждет впереди. Вагоны были переполнены, в них было много разного народа. Мы с мамой старались сидеть тихо, она прижимала меня к себе, а я, как она говорила, почти все время спала. Мама боялась каждого шороха и вздрагивала, когда через вагон проходили люди.
Я помню, как мама часто плакала, когда думала, что я сплю. Мне было всего года три или меньше, и я не могла ей ничем помочь. Я старалась быть всегда рядом и не плакать. Я тогда чего-то боялась, это я помню хорошо, хотя и была совсем крохой. В небольшой сумке у нас лежала буханка черного хлеба и несколько кусочков сахара. Дорога предстояла долгой, поезд часто останавливался на станциях и стоял долго. Говорили, что машинистам нечем топить паровоз, а добыть угля было большой проблемой. К тому же, на улице стоял декабрь, и мороз крепчал, особенно по ночам. В вагонах было холодно, и только благодаря тому, что они были переполнены, воздух чуточку нагревался.
Однажды, когда в вагоне все спали, это случилось. Мама укрыла меня своей шалью, и я в очередной раз заснула, утомленная постоянной тряской и монотонным звучанием речи. Сама мама иногда проваливалась в сон, но он был не спокойным и не продолжительным. Она боялась, что во сне у нас что-нибудь пропадет, и все-таки она уснула. Пробудившись от резкого толчка, мама не увидела сумки, которая до этого лежала между нами. От бессилия и усталости, она тихо застонала и заплакала, стараясь не напугать меня.
Вскоре нам пришлось сойти с поезда. Надо было искать пропитание и жилье. И однажды случилось страшное, и это я помню очень отчетливо. Когда мы с ней шли по улице, она упала без чувств на землю. Вот тогда я заплакала отчаянно и громко. Я сильно испугалась того, что мама умерла, и я осталась совсем одна.
Мимо проходящий мужчина быстро подошел к нам и помог маме подняться. Прохожий был уже почти старик. Он пригласил нас пожить к себе в дом, где жили еще женщины и дети. Именно этот человек спас нас от верной гибели, он помог нам пережить зиму, а весной, когда уже стало теплее, мама решила, что нам пора отправляться. Мама была еще слаба, но мы были вместе и в безопасности, и это ей помогало не падать духом. Этот человек посадил нас на нужный поезд, который довез нас до Франции.
Недалеко от Парижа, в провинции под названием Семюр, жила мамина тетушка. Не все было просто, когда мы добрались до места. Но это уже не было таким мучительным и страшным по сравнению с пережитыми потрясениями в России. Так шли годы. Мама вышла замуж за соседа тетушки. Он жил недалеко от тетушки, и сразу обратил внимание на красивую молодую женщину. А моя мама была очень красивой, на нее с восхищением смотрели все мужчины.
Она не любила его, но понимала, что поднять меня на ноги, и дать достойное воспитание она могла только с чьей-то помощью. Жорж Лангрэ, так звали его, был обеспечен. Он занимался торговлей продуктов, это приносило хороший доход. Его деятельность проходила в разных странах Европы, потому он часто был в разъездах. Он любил маму, это я хорошо помню. Его жена от первого брака умерла при родах, и ребенка спасти не удалось. И по счастливому стечению обстоятельств, судьба преподнесла ему такое приятное знакомство. Я всегда с любовью вспоминаю Жоржа, который всегда заботился обо мне и маме. Он дал мне свою фамилию, считал своей дочерью. Он играл со мной всегда, я помню, как мы бегали по поляне, играя в мяч. Он возил меня по пригороду Семюра, знакомя с местами и рассказывая об улицах и домах, о жителях, которые живут по соседству. Я полюбила Жоржа, как родного отца, ведь своего узнать мне не довелось.
Когда мама рассказывала мне об этом, она плакала. Ей было нелегко это вспоминать, и я тоже стараюсь не думать о том времени.
Мари летит в Петербург
Мари сидела в самолете и смотрела на соседа. Он уснул еще до взлета, и только тогда она вздохнула с облегчением. Он приставал к ней с вопросами всю дорогу до самолета, видимо сильно боялся летать, и Мари понимающе отвечала на все его вопросы. Она тоже боялась, но ей удавалось отвлечься с книжкой в руке или написанием статьи. Когда сосед уснул, в голову начали приходить неожиданные мысли. Она вспомнила рассказ бабушки и ее старания отговорить Мари от полета в Россию. Она представила, как нелегко было ее родным в те годы. Ее можно было понять, при упоминании о России у нее были только тяжелые воспоминания. Мари постаралась не думать об этом, она представила Россию, город Санкт-Петербург. Этот город был родиной ее прабабушки. От этой мысли у Мари замирало сердце.
Мари только сейчас поняла, что переживает за бабушку. Она вспомнила ее глаза в тот момент, когда сообщила о поездке в Россию. Почему бабушка так испугалась? Память прошлого оставила в ней такой неизгладимый след или тут было что-то еще? Воспоминания уносили Мари в далекое детство, которое было крепко связано с бабушкой, единственным родным человеком. Родители Мари погибли, когда ей было всего пять лет. Ее отец был сыном бабушки Клавдии. Она долго плакала и совсем не смеялась долгое время, и бабушка всеми силами старалась отвлечь Мари от печальных мыслей. Сама Мари никогда не видела, чтобы Клавдия плакала. Они всегда были вместе. Обнимая друг друга, много читали и говорили обо всем. После прочтения книги, Мари любила говорить о главных героях, и как бы она поступила на их месте. К своим пяти годам Мари умела говорить, писать и читать на двух языках – французском и русском. Клавдия читала ей русскую литературу в подлиннике. И разговаривали дома они в основном на русском.
От мыслей Мари отвлек сосед, которого разбудила стюардесса. И он снова стал без умолку говорить, теперь про свою девушку, которая живет в России. Мари практически не слушала, что он говорил. Она умела не слушать и улавливать самое важное. Этому она научилась, благодаря своей профессии журналиста. Одно слово, которое обронил сосед, заставило ее прислушаться. Он говорил о каком-то антикваре, к которому ходила его девушка, чтобы найти подарок для его мамы. Этого антиквара нашли мертвым в его лавке. С этого момента все внимание Мари переключилось на соседа. Антиквар, да еще и мертвый. Мари летела к одному из антикваров, и стала уточнять фамилию, но сосед не знал фамилию. Он продолжал рассказывать про свою девушку, показывал ее фото. Разговор опять стал для Мари не интересным, и она закрыла глаза и притворилась спящей. Она так хорошо старалась, что на самом деле уснула. Вскоре, приятный голос ласково объявил о том, что они приземлились в городе Санкт-Петербурге. Мари улыбнулась и быстро открыла глаза.
В аэропорту было шумно, люди шли каждый в свою сторону. Мари огляделась. Она знала, что ее должны были встречать, но она пока никого не видела. Перед глазами мелькали силуэты людей с чемоданами. Багажа у Мари не было, командировка предполагалась не долгой. Мари представляла, как будет гулять по улицам города, поговорит с людьми. Войдя в большой зал аэропорта, она увидела свое имя и фамилию, написанную на листке бумаги. Мари смотрела на эту вожделенную бумажку, как на спасение. Как хорошо, думалось ей, что ее все-таки встретили.
Подойдя к человеку, который держал ее имя в руках, она обратила внимание и на того, кто ее встречал. Лица практически не было видно. Кепка, намотанный вокруг шеи шарф, очки. Голос из-под кепки уточнил, она ли это, потом человек развернулся и пошел на выход из аэропорта. Он казался ей немного странным, но она пошла быстро следом, чтобы не потерять его из виду. Пока они шли до машины, Мари не смотрела по сторонам, она не успела обратить внимание на здание аэропорта, и на машину, в которую садилась.
– Как хорошо, что ваш рейс не задержали. У нас с утра шел сильный дождь. Мне поручили вас встретить в редакции. И мне надо успеть еще в несколько мест до обеда. Вы не обидитесь, если я вас довезу до гостиницы и уеду? Вы понимаете, что я вам говорю? – на одном дыхании проговорил молодой человек, когда они сели в машину. При последних словах он посмотрел на Мари.
– Да, мсье, я вас отлично поняла. Меня все устраивает.
– Меня Коля зовут. Я курьером в редакции работаю, сами понимаете. То туда, то сюда, так и мотаюсь по городу. В редакцию редко нахожусь. А вы отлично говорите по-русски. Вы русская?
– Нет, я родилась во Франции. У нас дома принято говорить на русском. Так бабушка хочет, она у меня русская.
– Классический случай, русская бабушка.
– Простите?
– Ну, во всех книжках у героев, живущих в Европе, есть русская бабушка.
Мари удивленно посмотрела на Колю. Она не совсем поняла, что он имел ввиду, говоря о русских бабушках, и стала смотреть в окно. А за окном проплывали мосты, красивые дома, и все это ей очень напоминала Венецию. Там тоже город стоял на воде, и было много мостов. У Мари складывалось впечатление, что она здесь уже была. Может, это потому, что она видела уже такое, или похожее на все это?
– Коля. Правильно? – решила спросить Мари. – Скажите, Коля, у вас в городе умер какой-то антиквар, вы не знаете его фамилии?
Коля, не глядя на Мари, ответил совсем неуверенно:
– У нас большой город, кто-нибудь всегда умирает. А про антикваров я вообще ничего не знаю.
